- Хорошо,- сказал Клим.- Сегодня вы смеялись над нами. Хотя, между прочим, мы совсем не собирались формировать дивизию, как натрепался Егоров. Не такие уж мы остолопы. Но почему обязательно должны думать про то, как помочь Яве, только мы с Гольцманом? Думай тоже!
Михеев заерзал.
- Так сразу не придумаешь,- сказал он через минуту.
- А когда ты придумаешь? Когда Яву снова захватят империалисты?- без усмешки сказал Клим.
Они сидели и думали. Потом Михеев сказал:
- Надо спросить у классного руководителя.
- Ты гений,- сказал Клим.- Думай дальше.
Они снова сидели и думали. Мишка угнетенно колупал ногтем парту и сопел. После неудачи с теоремой Ферма у него наступил шок.
Михеев сказал:
- Надо спросить в райкоме.
- А что... Ведь это идея...- задумчиво произнес Клим, и ему вдруг представилась заколоченная досками крест-накрест дверь, и на ней мелом: "Все ушли на фронт".- Идея! - закричал он, просияв, и вскочил.
- Конечно,- солидно подтвердил Михеев,- Там должны все знать.
- Давно бы так,- проворчал Мишка.- Как это мы раньше не догадались?..
Правда, им пришлось по дороге преодолеть настойчивое сопротивление Михеева, который считал, что на сегодня хватит заниматься мировыми проблемами, но его просто подхватили под руки, и через полчаса все трое уже были у райкома.
Их встретила молоденькая бледненькая девушка с утиным носиком и строгими глазами.
- Вы из седьмой школы? На семинар пионервожатых?..
- Нам к секретарю,- сурово заявил Клим.
- К первому,- добавил Мишка.
- А что у вас такое? Я - зав школьным отделом.
- Нет,- возразил Клим уклончиво.- У нас дело политическое.
- Международное,- уточнил Мишка.
Куцые бровки взметнулись кверху, но девушка тотчас опомнилась.
- Ну что ж,- с подчеркнутым безразличием сказала она.- Тогда ждите. Секретарь занят...
Деловито пошуршав бумагами, она сорвала с рычажка телефонную трубку.
Ребята уселись на стулья перед секретарским кабинетом. Из-за двери слышались неразборчивые голоса. Над шкафом с унылыми серыми папками тикали ходики. Было пятнадцать минут четвертого.
В комнату шумно влетел долговязый парень с веселыми, озорными глазами.
- Амба, Шурочка! Вчера, понимаешь, пошел к девчатам с кирзавода в общежитие, беседу проводить,- ну, баян, то-се... Только начал... Мать честная! Басы-то сдали!..- Он обескураженно захлопал светлыми ресницами.
Шурочка сказала:
- Нечего, Карпухин, ходить с баяном, когда серьезное мероприятие...- и неожиданно пронзительным голосом закричала в трубку:
- Пятая? Пятая? Мне директора... Ди-рек-то-ра...
- Эх, раздуй его горой,- сказал Карпухин. - Как же я теперь без баяна?..- он махнул рукой и повернулся к ребятам:
- А вы чего сидите, хлопцы?
- Нам первого секретаря,- сказал Мишка.
- Нет и нет, хоть ты тресни! - Шурочка бросила трубку.- Да у них международные дела,- недовольно сказала она, кивнув на ребят.
- Ишь ты!..- Карпухин скорчил изумленную рожу.- Так, может, вам сразу в министерство иностранных дел?
Его шутливая серьезность задела Клима.
- Нет,- сказал он сухо,- пока с нас и секретаря достаточно.
- А-а-а, ну тогда желаю успеха...- Карпухин подмигнул, сочно рассмеялся, сдернул с гвоздя пальто и, шлепая плохо надетыми калошами, умчался так же шумно, как и появился.
Он не понравился Климу - слишком уж легкомыслен для работника райкома. Другое дело - секретарь... Наверное, умный, волевой, с колодкой орденов на груди... Вот он слушает их, не перебивая, и сквозь дым папиросы улыбается от удовольствия. Потом выходит из-за стола и каждому жмет руку. Жмет молча, как товарищ товарищу. Зачем слова?.. Потом они все вместе подходят к большой карте, и между Индокитаем и Австралией - россыпь островов... "Ява,- говорит секретарь и щелкает пальцем по длинному желтому пятну.- Что ж, подумаем, братцы, что в наших с вами силах..."
Стрелки часов спрямились - без двенадцати четыре. Из кабинета, оживленно переговариваясь, вышло несколько человек.
- Вперед! - сказал Клим, и голос у него сорвался. Он открыл дверь...
Большая стрелка еще не успела доползти до цифры двенадцать, как они уже спускались по скрипучему райкомовскому крыльцу. Впереди шагал Михеев. Он тщательно обходил все лужи и скакал с камешка на камешек. Мишка и Клим брели напрямик.
Так они миновали двор и очутились на улице.
- Вот видите,- сказал Михеев с оттенком превосходства в голосе,- я же говорил - ни к чему ваши выдумки... Надо учиться - и все...- он снисходительно усмехнулся, глядя на Клима.- Или ты, может, и секретаря райкома в оппортунисты запишешь?
- Знаешь, что? - сказал Клим устало, не поднимая отяжелевшей головы.- Катись ты отсюда... Понял?
Вскоре Михеев свернул за угол. Дальше Клим и Мишка тащились вдвоем. "Советское правительство поддерживает индонезийский народ... Оно предложило установить дипломатические и торговые отношения с республикой..." Как будто они сами этого не знали! Как будто для того, чтобы услышать об этом, стоило идти в райком!
Чирикали воробьи. Быстро подсыхали тротуары, и под заборами уже зеленели свежие побеги травы. И кювете бурлил ручей, похожий на косматую гриву лошади. По нему беспечно, вперевалочку, скользил спичечный кораблик с бумажным парусом. Он задел на повороте за щепку, кувыркнулся и ушел на дно.
Жить не хотелось.
8
Помощь пришла неожиданно.
Это случилось в тот день, когда Мишка мастерил самокат.
Дело в том, что Мишка Гольцман был изобретателем. И как всем настоящим изобретателям, ему не везло. Начав с приемников, он построил замечательный аппарат, который почему-то принимал только одну станцию! И эта станция лопотала на каком-то тарабарском языке. Клим и Мишка изучали в школе немецкий, а из английского знали только "гут монинг" и "ай эм вери сорэ". Турецкий язык им был незнаком. Отчасти поэтому они решили, что Мишке удалось поймать Стамбул. Но Стамбул им был ни к чему. Приемник забросили.
Потом Гольцман изобрел кастрюлю для скоростной варки пищи. Проще говоря, крышка надевалась на кастрюлю только с помощью молотка и зубила, и к ней Мишка приспособил регулятор со свистком. Борщ кипел в ней под высоким давлением. Это была самая ответственная часть - регулятор,- и он исправно работал. До тех пор, пока однажды свисток не засорился и не подал сигнала тревоги. Мать не сняла кастрюлю вовремя - на кухне произошел взрыв. Кастрюлю разворотило, как будто ее начинили динамитом. В тот злополучный день Мишкин отец плавал где-то далеко в море. И вместе с ним плавал широкий кожаный ремень, пропахший рыбой и солью. Его заменило полено, которым тетя Соня встретила сына, когда тот вернулся из школы.
Ее, впрочем, можно было легко понять: ей больше всех доставалось от Мишкиных изобретений. Однажды ночью она переполошила всю семью: ей почудились привидения. Зажгли свет - никаких привидений. Но едва погасили лампочку и глаза успели привыкнуть к темноте, как она закричала снова. Оказалось, Мишка покрыл фосфоресцирующим составом портреты дедушки и бабушки, висевшие над кроватью, в которой спали его родители.
Со временем фантазия Мишки стала строже и прозаичней. Он смастерил самокат для своих маленьких братишек. Однако как и все что он делал, этот самокат был уникальным. На нем имелось два сидения и тормозное устройство. Самокат изумил весь двор, но при первом же испытании сломался и всю зиму провалялся в сарае.
И вот теперь, когда у обоих друзей настроение, по выражению Клима, опустилось до абсолютного нуля ( - 273,1°) и им не хотелось ни разговаривать, ни даже смотреть друг на друга, уникальную конструкцию извлекли на солнечный свет и, расположившись возле сарая, занялись ремонтом.
Во всем, что касалось техники, Бугров без рассуждений подчинялся Мишке. Поэтому Мишка поручил Климу обстругать дощечку вместо лопнувшей, а сам возился с тормозом. Оська и Борька посидели на корточках, посмотрели, как работают старшие, а потом отыскали за дровами старую шапку, и она превосходно заменила им футбольный мяч.
Клим старался. И то ли слишком уж припекало субботнее солнце, то ли рубанок не хотел подчиняться ему с первого раза, но волосы у него вскоре взмокли, и он дважды поранил руку. Клим уже остановился и хотел подозвать Мишку и заявить, что с рубанком что-то не ладно - дерешь-дерешь, а никакого толку,- но в этот момент в воротах показался Егоров.
Если и существовал на свете человек, которого со вчерашнего дня Клим презирал больше, чем Егорова, то тот человек, вероятно, мог быть только подданным английской или голландской короны, сражавшимся против защитников острова Явы. Клим поспешно опустил голову и заскреб рубанком.
Егоров же, как ни в чем не бывало, пересек двор не спеша, вразвалочку, и подошел к Мишке и Климу. Те нехотя ответили на приветствие. Смешливо щуря колючие глазки, Егоров постоял над Климом и предложил свои услуги.
- Да как-нибудь уж без тебя обойдемся,- отозвался Клим.
- Не хотите - как хотите,- пожал плечом Егоров.
Ом потоптался-потоптался и снова сказал:
- Слышь, Клим, дай, железко подправлю - вон оно как стоит!..
Клим не знал, что такое железко, но промолчал. Мишка тоже старался не смотреть на Егорова.
- Чудаки,- хрипловато засмеялся Егоров.- Обижаетесь?
Ему не ответили.
- Ну ладно,- сказал Егоров.- Шут с вами. Я по делу. Бросьте вы свой паровоз - надо поговорить...
И так как ни Клим, ни Мишка не обратили на его слова никакого внимания, сердито прибавил:
- По вашему делу, маракуете? По вашему! Только где бы это нам устроиться? Тут лишние уши не нужны...- Он осмотрелся, подошел к сараю и, уцепившись за толстый длинный шпигирь, ловко взбросил свое маленькое, гибкое тело на крышу.
- Нет, вы скажите сначала: да или нет? - глаза у Егорова вспыхнули горячим, сухим огнем.- Или это так - в бирюльки поиграть!.. То - Ферма, то - в райком... Разве так это делается, детки?.. Эх, вы, а еще Энгельса читаете!
- А как это делается? - с откровенной иронией спросил Клим.- Ты, может, научишь?..
- Научу! - сказал Егоров со странным торжеством.- Надо было знать, к кому обращаться!..
- К тебе?
- Ко мне! Чего вы тянете?
- Денег надо, чтобы до Явы добраться,- сказал Мишка,- на самокате туда не доедешь.
- На самокате! А вы зайцами ездить умеете?.. Ни черта вы не умеете!.. Ну, ладно, слушайте. Сколько вам надо?
- Много,- вздохнул Мишка.-Тысячи две.
- А если бы вам сейчас выложили эти две тысячи, поехали?
- Чего ты крутишь? - сказал Клим.- У тебя что, деньги есть?
- Нет, вы сначала скажите: если бы деньги были - поехали бы? Или это воображение одно?
- О чем разговор! - сказал Мишка.
Егоров прощупал обоих оценивающим взглядом.
- Тогда слушайте. Я достану денег. Три тысячи. Поняли? Сегодня - суббота. Завтра к вечеру они у меня будут. В понедельник утром едем. Согласны?
- Врешь! - изумился Мишка.- Откуда у тебя столько?
- Не ваша забота.
Клим сел, обхватил колени, разбуженно уставился на Егорова.
- Не валяй дурака. Ты скажи, откуда у тебя деньги?
Егоров перевернулся на спину. Глаза его, отражая небо, стали синими.
- Смешной вы народ, ребятишки... Ну, вот. Есть у меня один знакомый. Старый большевик. Ха-ароший старикан. Зимний брал... Значит, рассказал я ему про пиши планы, а он и говорит: правильно, говорит. Я, говорит, вам помогу. И достает он три пачки, а в каждой - по тысяче.
- Ты же сказал, у тебя только завтра деньги будут? - уличил Егорова Мишка.
- Да кто же говорит, что сегодня? Завтра, конечно. Он мне только показал три пачки, а в руки не дал. Ты, говорит, узнай точно: если те двое согласны не только языком чесать, а вполне, говорит, надежные люди, тогда, говорит, получайте эти деньги и езжайте помогать революции.
- Сказки ты рассказываешь,- сказал Клим.
- Чтоб мне сдохнуть - правда!.. Если бы, говорит, я помоложе был, я бы тоже с вами поехал. Но потому как я старый уже, и когда вместе с Буденным в Первой конной против Деникина сражался, и с тех пор у меня раны по всему телу, потому, говорит, я никуда двинуться не могу, а вы - молодежь, комсомольцы... Вот. Мировой он дядька,- с мечтательным восхищением закончил Егоров.- Добрый. И коммунист, все понимает... Да.
- Что же ты нам раньше про него ничего не рассказывал? - нахмурился Клим.- Говоришь, с Деникиным дрался?
- Дрался, И с Колчаком тоже. И с Махно.
- А ты не загибаешь?...- еще раз усомнился Мишка.
- А деньги? - Может, это не он вам деньги даст, а за теорему Ферма пришлют? - победно хохотнул Егоров.
Наконец даже великий скептик Мишка не выдержал.
- Тогда вот что,- деловито заявил он, - Мы должны его увидеть. То есть он нас. Он то ведь совсем нас не знает.
- Я ему про вас рассказывал. Он мне верит. Не то что некоторые.
И Мишке и Климу стало стыдно за то, что они раньше так плохо думали о Егорове. Нет, Егоров - славный парень, он молодец, он лучше, чем они сами, раз у него такой замечательный друг. Его забросали вопросами, но Егоров отвечал скупо. Где живет? За городом, на Трех Протоках, далеко. А познакомился с ним давно, и вы познакомитесь, только после... А сейчас надо собираться. Некогда по гостям ходить. Вполне достаточно, что старик знает самого Егорова.
Чуду верилось и не верилось. Уж слишком неожиданно все получилось. И ехать - не когда-нибудь, даже не через месяц, а послезавтра.
Но Егоров уже выговаривал условия: шмоток с собой брать поменьше, наступает лето, а на Яве зимы нет. Ночевать завтра он заявится к Мишке, утром надо встать пораньше, дома предупредить, что сегодня в школе... В общем, что-нибудь такое, и чтоб рано не ждали, а потом с Дальнего Востока можно будет уже написать...
9
Этот чердак с виду был самым обыкновенным захламленным чердаком. На веревках сушилось белье, по углам громоздились груды всякой дребедени- прелое тряпье, битое стекло, ржавые самоварные трубы, кирпичи, книги в плотных дореволюционных переплетах, изувеченные временем и мышами. Но то, что таилось под одной из таких куч, делало чердак единственным среди всех чердаков города.
...Клим ухватился за спинку колченогого стула и дернул на себя - куча шевельнулась, дохнула густым облаком пыли. Снизу выкатились несколько серых комочков и шарахнулись по сторонам.
- Мыши,- брезгливо сплюнув, сказал Клим. Вдвоем с Мишкой они принялись ворошить кучу.
Их полосы покрылись седым налетом, у Мишки на ресницах повисла паутина. Он чихал и ругался...
Наконец, поддев одну из досок, Клим извлек сверток. Бумага истлела и расползлась в липкие клочья. Под бумагой был слой тряпок, потом - снова бумага. По вот в руках у Клима оказался весь покрытый ржаными пятнами пистолет.
Н-да...- проворчал Мишка,- разве так хранят оружие?
Он бережно взял пистолет у Клима и принялся внимательно осматривать.
У пистолета была узкая изогнутая рукоятка и тонкий, необычайной длины ствол. Пистолет когда-то попал к ним от Егорова, который нашел его неведомо где. Он утверждал, что такими пистолетами в прошлом веке стрелялись на дуэлях.
Но на Яве любое оружие ценилось на вес золота.
Мишка велел Климу принести золы и керосина и принялся очищать пистолет от ржавчины. Клим с уважением следил за Мишкой и покорно выполнял все, что тот считал возможным ему доверить: до блеска натер мелом три патрона - весь их боезапас.
Когда пистолет был приведен в порядок, они подошли к окошку, за которым синел клочок неба, и по очереди заглянули в ствол. В нем виднелись какие-то бугорки и выбоинки. Мишка называл их раковинами.
- Надо попробовать выстрелить,- сказал он.- Выстрел сразу все прочистит.
- А если пуля застрянет?
- Что ж, тогда пистолет разлетится ко всем чертим.
Клим помедлил. Ему представилось, как они оба, истекая кровью, валяются на чердаке. Тогда прощай Ява!
- Что ж, давай попробуем,- сказал он.
Они поспорили, кому стрелять первому, но так как ни один не хотел показаться трусом, подбросили гривенник.
Стрелять выпало Климу.
Были приняты все меры предосторожности. Выйдя на лестничную площадку, Клим притворил дверь и просунул, в щель руку. Над его ухом горячо дышал Мишка.
- Внимание! - сказал Клим. Рука у него слегка дрожала.
- Огонь!..- прошептал Мишка.
Едва слышно щелкнул курок.
- Не стреляет,- с досадой и некоторым облегчением сказал Клим.
Попробовали еще раз - и снова осечка. Даже патрон не удалось вытянуть из гнезда.
- Я же говорю, эту музейную редкость надо передать в театр!- Мишка повертел в руках пистолет, не зная, что с ним делать дальше.
Однако подумав, они все-таки решили захватить его с собой, а чтобы он снова не заржавел в дороге, смазать его хотя бы постным маслом - ничего более подходящего в своем распоряжении сейчас они не имели. Перед тем, как спуститься за маслом, Клим заметил, что белье, сохшее на чердаке, как бы покрылось серой плесенью от пыли, которую они тут подняли. Кое-где четко проступали отпечатки пальцев,
- Вот история! - Клим поморщился. Белье Высоцких. Узнают - разразится грандиозный скандал.
Они спустились вниз вместе - оставлять Мишку на чердаке одного, если каждую минуту сюда могла явиться старуха Высоцкая, было небезопасно.
На их счастье, Николая Николаевича с женой дома не оказалось - они ушли на прогулку, потому что человеку, страдающему язвой желудка, нужен чистый воздух. Без всяких помех Клим раздобыл подсолнечное масло, и они смазали пистолет. И тут Климу взбрела в голову странная мысль.
- А ну, прицелься,- сказал он.- Представь, будто перед тобой враг. А я представлю, что меня привели на расстрел.
- С ума ты спятил,- сказал Мишка.- Нашел игрушку...
- Ради тренировки воли! Ну что тебе стоит!
Они стояли посреди гостиной. Мишка шутя вскинул руку и взвёл курок.
- Ну, стреляй,- сказал Клим, побледнев.
О чем думал он сейчас, быковато нагнув голову, стиснув кулаки и глядя прямо в жуткий черный зрачок ствола? Может быть, о голландцах, которые взяли ого в плен?
- Стреляй, трус! - крикнул он.
- Молчать, изменник! - сказал Мишка, входя в роль.- На колени!.. Проси пощады!
- Коммунисты не падают на колени! - крикнул Клим.- Коммунисты не просят пощады!
Вдруг что-то жестокое проглянуло в очертаниях Мишкиных губ - Клим стоял спиной к буфету, и Мишка видел в зеркале, вделанном в буфетную нишу, свое отражение.
- По предателю именем революции...- медленно, растягивая слова, проговорил Мишка...
- Да здравствует революция! - крикнул Клим.
И раньше, чем Мишка успел сказать "огонь" - отрывисто грохнул выстрел.
- Кли-и-им!..
Вытаращив глаза, Мишка бросился к Климу. На Мишке не было лица. Он зачем-то щупал грудь Клима, как будто не верил, что тот остался целым и невредимым. Из пистолета жиденькой струйкой выползал серый дымок.
- Я же... Я не нажал даже... Как же он вдруг?..- бессвязно бормотал Мишка.
- Все в порядке,- сказал Клим улыбаясь, - Значит, он все-таки стреляет!