- Тоже не очень, но раз нет другой, давайте уж этой.
Надя чуть быстрее, чем требовала полная лояльность к покупателю, обвязала коробку, хотя: лишь бы не говорила, что в ее сметану влили вчерашний кефир.
Даша толкнула неприятно тугую для дорогого магазина дверь и увидела подрагивающие кончики усов охранника Муллахметова.
- Новая дверь, механики слишком сильно пружину затянули - ничего, завтра они обещали исправить.
- Предлагаете зайти завтра?
- Нет, то есть да, в смысле мы всегда рады клиентам.
- Замечательно.
Даша уверенно и быстро, но совершенно без цели пошла вглубь магазина "Солярис", оставляя Муллахметова с приятными мыслями о своей коммуникабельности и, судя по вниманию блондинок и брюнеток, неотразимости, которой в сегодняшнем выгодном положении не мешало бы уже вовсю пользоваться.
Даша повертела в руках кое-какие товары, с достоинством поглядела на ценники, выпила в маленьком баре с пластмассовыми пальмами стакан апельсинового сока и хотела уже покинуть магазин "Солярис", когда, скользнув взглядом по прилавку и приветливо скучающей Наде Лифановой, увидела большое желтое махровое полотенце с серьезной, но осиливаемой ценой.
Надя Лифанова сразу поняла, что сейчас опять будут тискать полотенце, восхищаясь его мягкостью, упругостью, толщиной ворса и легкостью.
- Можно взглянуть на это полотенце?
- Можно.
- Прелесть, я его возьму.
- Хорошо, вот такое же в специальной сумочке - его никто не трогал.
- Еще я возьму вот это белье, вот эти носочки, вот это мыло, шампунь, зубную щетку, зубную пасту, массажную щетку - и пока хватит.
Надя Лифанова быстро складывала на калькуляторе и записывала на аккуратном листочке получаемые цифры, удовлетворенно замечая краем глаза строгое внимание старшего менеджера Кисилева Евгения Павловича.
- Может быть, еще пакет? У нас есть большие крепкие пакеты, очень хорошие.
- Не возражаю.
Санько Лаврентий Исаевич крутил ручку автомобильного приемника, вылавливая из потрескиваний и гудения какую- нибудь интересную песенку. Длинные и короткие электромагнитные волны несли Лаврентию Исаевичу сигналы точного времени, перестрелки новостей и нудную публицистику инженеров человеческих душ, а приятных песенок как-то не было, поэтому он щелкнул выключателем и, свесившись в окно своего такси, стал наблюдать за прохожими. Прохожие сосредоточенно и скучно шли мимо автомобиля Санько и никак не выказывали желания куда-нибудь прокатиться. Хорошенькая девушка с ярким пакетом остановилась около киоска и, купив три маленькие пузатенькие бутылочки с пивом, направилась к дверям Обских бань. Лаврентий Исаевич проглотил слюну в условном рефлексе: хорошо бабам - сейчас пиво попьет, попарится, а тут сиди за этой баранкой, да и вообще, к черту! Лаврентий Исаевич попытался представить, как будет раздеваться Даша Лозье, но зыбкие образы почему-то безобразно расплывались в жену начальника гаража Алевтину, и он закурил пятнадцатую беломорину за этот день.
- Вы одна будете в номере?
- Одна.
Подняв над очками брови, кассир Нина Ростиславовна дала Даше билет в виде кусочка серого картона в номер с бассейном.
Чистенькая, в белом халатике старушка тетя Валя проводила Дашу до двери в номер и сказала, что сегодня хороший жар, что она на пенсии и сейчас подрабатывает, потому что сами знаете, какие теперь цены, а раньше работала ведущим инженером на заводе "Геофизприбор".
Даша улыбнулась тете Вале:
- Я здесь уже была и дальше все знаю.
- Ну и хорошо, только воду закрывать не забывайте.
Гера Валеев и Миша Вислогузов сидели на откидных стульях и ждали своей очереди в общее отделение. Гера наклонился к Мише и, кивая в глубину коридора с отдельными номерами, туда, где Даша распахнула синюю дверь, что- то зашептал влажными губами в оттопыренное ухо товарища. Гера и Миша дружно, но с некоторым усилием загоготали.
Даша поморщилась разболтанности шпингалета, разделась, повесила одежду на торчащие деревянные пипочки и, забрав с собой мыло и шампунь, вошла в зальчик с маленьким круглым бассейном.
Даша аккуратно опустила в бассейн бутылочки с пивом и, проследив, как они плавно встали на дно, открыла дверь в раскаленный воздух парной.
Соленые ручейки беззастенчиво скользили по телу Даши и легко впитывались горячими желтыми сосновыми досками. Даше было нестерпимо жарко, но она решила мужественно досчитать до ста и только тогда вырваться из огненных объятий. На сорока трех Даша выбежала из парной и, поджав ноги, прыгнула в бассейн.
Брызги окатывали кафельные стены, волны перехлестывались через края, Даша кувыркалась, плескалась, тихонечко повизгивала, а потом нырнула на дно, поиграла бутылочками и, взяв крайнюю, громко вынырнула.
Пиво было свежее, вкусное и достаточно крепкое. Даша расслабленно лежала на широкой, пахнущей березовыми вениками лавке с сомкнутыми ресницами и, мягко покачиваясь, уплывала в счастливую страну Беззаботность.
5
Грогин поразился необычно крупным шарнирам мужских кулачков Громовой и с удовольствием отметил, что выпил немного, чтобы попытаться лобызнуть белые выпирающие костяшки.
Громова, вгоняя разбухший фильтр сигареты в длинный мундштук, сломала ее пополам:
- Сафиулла, как у тебя идет работа?
- Вообще-то так сразу не ответишь, но что ты имеешь в виду?
- Проклятые сигареты!
Аметистов отвернулся от Жарикова к Грогину, Сафиулле и Громовой:
- Скоро вообще не останется курящих мужчин, будут курить одни женщины - вот увидите!
Громова сказала:
- Позвольте!
Жариков дернул Аметистова за фалду пиджака, и Аметистов тут же отвлекся от возможной дискуссии с Громовой:
- Так как?
- Вполне.
Грогин без удивления заметил, что пришли еще гости, из шумной многочисленности которых, он знал только Кудакаева Марселя, немного Игоря Чебыкина и мутно Бубнову Лиду.
- Сафа, а ну покажи чего-нибудь!
Кудакаев Марсель обстоятельно посжимал кисти присутствующим мужчинам, а Громову крепко поцеловал в губы и громко сказал равнодушной публике:
- Я абсолютно трезвый!
Александр Громов нехотя отложил глянцевый журнал мод:
- Тогда я тебе в морду дам.
Марсель бесстрашно откинул черные пряди назад:
- А если честно, то я вдребезги пьяный!
Александр Громов опять открыл журнал:
- А- а…
Бубнова Лида подошла к стоящим у фотографии Даши высокой Скороходовой и очень коротко остриженной Петруниной:
- Нет, она не любовница Сафиуллы, она моя подруга, хотя, возможно, у них было что-нибудь разовое, но не более.
- Не говори ерунды.
Лида с раздражением повернулась к Игорю Чебыкину:
- А тебя никто не спрашивает! И вообще, тебе, что, не с кем поговорить?!
Игорь опешил и не нашелся что ответить на неожиданную агрессию подруги весеннее-летнего сезона, недоуменно втиснул руки в карманы обтягивающих узкие бедра джинс и подошел к Грогину, которого только что оставил Ададуров с настойчивыми предложениями выпить сразу по полному стакану водки для более четких ощущений непростой реальности.
- Представляешь, моя баба на меня ни с того ни с сего наехала.
- Не переживай, с ними такое случается
- Да?
- Угу.
Игорь закурил и, прояснив никотином сознание, хлопнул Грогина по колену:
- Хороший ты парень, тебя как зовут?
- Да мы вроде бы уже знакомились.
- Да?
- Петр.
- А меня Игорь.
- Я знаю.
- Странно. А… Я тебя вспомнил, ты, кажется, книжки любишь читать?
- Кой-какие можно и почитать.
- Я тоже люблю, ты что любишь, фантастику?
Грогин сморщился и мотнул головой.
- Эротику?
- Обычно это несильные вещи.
- Детективы, что ли?
Грогин сдунул чебыкинский дым в сторону размахивающего руками Аметистова.
- Нет, детективы я тоже не люблю.
- Так что же ты читаешь? А говоришь, книжки любишь.
Чебыкин взял стакан Грогина с пивом и залпом выпил:
- Как ты сказал тебя зовут?
- Федор Михайлович.
- Ты называл другое имя, что- то ты мне не нравишься.
- Ничего страшного.
Чебыкин сделал три глубокие затяжки, затушил сигарету и чуть не предложил Грогину выйти поговорить, но с облегчением заметил, что того за пуговицу схватил Марсель Кудакаев:
- Грогин, я заразился раком.
- Каким раком?
- Желудка, меня постоянно тошнит.
- Рак - это незаразная болезнь.
- Не скажи, я вчера ехал в лифте с соседкой, у которой муж умер от лейкемии, и она кашляла мне прямо в лицо, после этого я заболел.
- Ты просто пьян. Сходи в туалет, сунь два пальца в рот, и твое здоровье резко пойдет на поправку.
- Нет, я лучше умру.
Марсель с помощью плеча Грогина встал с дивана и перехватил руку Бубновой Лиды, тянувшуюся за апельсином:
- Лидка, я заразился раком!
- Марсель, надо пользоваться презервативами.
- Ха! Лидка, я тебя сейчас поцелую без презерватива, и ты тоже заразишься.
Аметистов крепко прижался к упругому бедру Петруниной и, нежно держа ее запястье, водил ногтем, покрытым бесцветным лаком, по длинной линии жизни:
- У вас потрясающая линия любви: столько страсти, необузданности, вы абсолютно не можете совладать со своими чувствами - они сильнее вас, в то же время вы свободный человек и вам наплевать на мнение окружающих.
Петрунина проглотила вишню вместе с косточкой:
- Да, что-то такое во мне есть.
- О, вы еще сами себя не знаете.
- Да, наверно.
Аметистов мял ладонь Петруниной, а Петрунина думала, достаточно ли этого для того, чтобы переночевать в его комнате с потолками два семьдесят, площадью восемнадцать и со всего одним хозяином по соседству.
- Костик, отпусти девушку и скажи мне вот что…
Аметистов растерялся и слишком быстро отложил в сторону ладонь Петруниной.
- Привет, Ляля, ты когда пришла?
- Представляешь Костик, я была у астролога, он составил на меня гороскоп, и самое страшное в том, что всем моим начинаниям препятствует Уран, - я не знаю, стоит ли мне жить дальше.
- Ты слишком категорична, астролог мог ошибиться, и потом - не все же надо понимать так буквально.
- Костик, ты меня успокоил. Грогин, здравствуй, родной!
Аметистов облегченно вернулся к податливой ладошке Петруниной.
- Здравствуй, родная.
- Что такой грустный?
- Да вот тебя не было, поэтому и грустный.
- Грогин, я тебя люблю - так и передай своей Романовой.
- Я тебя тоже, Ляля.
- Ванька, я тебя вижу, ты от меня не уйдешь!
Ляля, раздвигая переминающихся с ноги на ногу гостей Сафиуллы, стремительно рванулась к расплывшемуся в улыбке Ване Печко.
Грогин выпил маленькую рюмку коньяка, макнул желтый сочащийся кружок лимона в сахар и, открыв рот, уронил его на пол.
- А чем, скажите, президентская республика лучше парламентской?!
Грогин подмигнул Юрловой, Юрлова без очков видела на расстоянии больше одного метра только белые расплывчатые пятна, поэтому улыбнулась только тогда, когда Грогин развел руками и отвернулся влево:
- Нет, это эротика, а не порнография!
Грогин отвернулся вправо:
- С тобой, моя прелесть, я согласен даже на сендзю.
- Фу!
- Что ты фукаешь - это же двойное самоубийство.
- А-а…
Грогин подошел к широкому подоконнику и, потрогав шершавый лист высохшей герани в глиняном горшке, влил в ее серую землю остатки своего пива.
Людмила Сазонова усмехнулась Грогину и уперлась кулачком в грудь Данилы Степановича.
- Людмила, у нас так много общего.
- Данила Степанович, я не люблю общее - я люблю частное.
Грогин с сожалением стал смотреть на окруженный фантиками, крошками и косточками ломтик лимона, пока гостеприимный Сафиулла протертой пяткой шерстяного носка не раздавил солнечный цитрус.
- Тьфу! Черт! Накидали продуктов на пол!
- Сафиулла, я пойду.
- Грогин, ты вечно сматываешься в середине веселья.
- Дядю надо в больнице навестить.
- Это тот, который съехал?
- Он самый.
6
Ибатуллин Ринат Газизович положил ногу на ногу, сдвинул шляпу на затылок и спел куплет из башкирской песни, об озорной девушке, которой попался еще более озорной парень. Даше казалось, что от неровного движения троллейбуса шляпа Рината Газизовича обязательно сорвется с макушки в шелуху семечек на ступеньках.
- Нет, девушка, я совсем не пьяный.
- Я разве что-то вам говорила?
- Мне не надо говорить, я умею читать мысли.
Зульфия Альбертовна, ожидая свою остановку, спустилась к дверям на одну ступеньку вниз:
- Рассказывай! - не пьяный! А что тогда песни орешь?!
Ринату Газизовичу интереснее было поговорить с симпатичной девушкой, но не отреагировать на несправедливую реплику он не мог, поэтому, развернувшись на сиденьке, дыхнул в сразу же испугавшееся лицо Зульфии Альбертовны:
- Нюхай! Ничем, кроме пива, не пахнет! Потому что я пью только пиво, с пива мне весело, а вот с водки я нервничаю.
Двери открылись, и Зульфия Альбертовна, тихо ругаясь, поспешно сошла. Ринат Газизович повернулся назад к хорошенькой девушке, но Даша уже исчезла в задних дверях.
- Мам, налей мне, пожалуйста, еще полкружки чая.
Татьяна Игнатьевна налила полную кружку крепкого чая и положила три кусочка сахара.
- Зачем так много? И сахара не надо было.
- Ничего, ничего.
Даша отхлебнула чай и надкусила овсяную печеньку.
- Как Гера живет?
- Потихонечку, Толик его в новой школе учится, сначала пятерки, четверки получал, а сейчас стал и тройки, и двойки приносить, учительница жалуется.
- Адаптировался, выходит.
- Выходит.
Татьяна Игнатьевна включила маленький телевизор, стоящий на холодильнике, и стала следить за извилистым сюжетом двухгодичного сериала, тихонечко вздыхая в самых проникновенных местах. Даша задумалась о прошедшем дне и о том, что если заплакать, то тушь не потечет, как в смешные школьные годы, потому что прогресс не стоит на месте, хотя какое это имеет значение, ведь мама постарела и папа, открывающий своим ключом дверь, постарел.
- Дашка, опять с мужем подралась?
- Здравствуй, папа.
Василий Васильевич завернул в ванну, чтобы смыть с рук бензин, масло и въедливую автомобильную грязь.
- Пап, ты все ремонтируешь свой "Москвич"?
Василий Васильевич сильно открыл воду и, намыливая руки, стал кричать Даше об изношенных сальниках, скрипящих подшипниках, ненадежных шестеренках и коварном угле зажигания.
Татьяна Игнатьевна рассердилась шуму и крику близких родственников, сделала звук телевизора погромче и захлопнула дверь на кухню. Василий Васильевич не заметил, что остался в отрезанном звуковом пространстве, и продолжал радостно делиться с дочкой впечатлениями, накопленными за две недели с последней встречи.
Даша подарила Татьяне Игнатьевне душистое мыло в черной блестящей коробочке с позолоченными вензелями, а Василию Васильевичу затейливо изогнутую зубную щетку и тонко ароматизированную зубную пасту.
- Сколько теперь это добро стоит?
Даша произвольно уменьшила стоимость в несколько раз и добавила, чтобы их это не беспокоило.
- Как это не беспокоиться?! За такую ерунду так дерут! И когда же это все кончится!
- Скоро, старая. Нормальная, божеская цена, я вот недавно распредвал приглядел - так он стоит так стоит!
- Это на свой вал ты у меня полпенсии увел?! Как ты мне надоел со своим драндулетом!
- Драндулет! На чем будешь в сад-огород добираться?! Драндулет, елки-палки!
Даша попросила родителей успокоиться, в противном случае долго у них не появляться. Татьяна Игнатьевна молча загремела посудой, а Василий Васильевич стал ломать в крепких руках нежную скорлупу грецких орехов.
Татьяна Игнатьевна выдвинула пахнущий нафталином ящик комода и среди аккуратно сложенных тряпочек выбрала большие пушистые белые шерстяные носки.
- Возьми Валерке своему, чтобы не ходил зимой с карманами, набитыми носовыми платками.
- Обойдется. Если хочешь, сама ему дари.
- Что ж вы все ссоритесь? И Герка с Маринкой все ссорятся. И что не живется?
Даша махнула рукой, взяла с полки несколько прочитанных еще в детстве не по одному разу книжек и села в свое любимое старое кресло, грустно вспомнив, как дралась с братом Геркой за то, чтобы посидеть в нем у телевизора с мультфильмами, продолжения которых снились потом всю ночь.
Даша шепотом, чтобы не разбудить Василия Васильевича, задремавшего с газеткой на диване, сказала Татьяне Игнатьевне:
- Мам, я пойду схожу к Алке.
Татьяна Игнатьевна остановила мелькающие спицы с будущей кофточкой Даше на день рождения:
- Ночевать-то у нас будешь или домой пойдешь?
- У вас, наверное.
- Эх…
Алла Кротова шла под ручку с Юрловой навстречу Даше и улыбалась:
- Привет.
- Привет, вы куда-то уходите, а я к тебе, Алл, шла.
Юрлова сощурила глаза и по голосу узнала Дашу, после этого немного растерялась: стоит ли говорить запоздалое: "привет" или не стоит.
- Слушай, пойдем с нами, на сеанс гипнотического снимания стресса и аутогенную тренировку, здесь недалеко, пойдем!
Даша покачала головой.
- Пойдем, тебе понравится!
- Это, наверно, дорого, да и неудобно - пришла откуда- то ни с того ни с сего.
- Копейки, это здесь в клубе при ЖЭУ, все приходят так, пойдем!
- Ну, хорошо.
Алла, Юрлова и Даша расписались в бухгалтерском журнале, отмахнулись от квитанций за уплату и прошли в небольшой зал, завешенный большими бархатными скатертями.
Дмитрий Осипович поздоровался с вошедшими, предложил занять удобные места и широко улыбнулся Даше, абсолютно не комплексуя от отсутствия двух нижних зубов.
- Вы в первый раз? Надеюсь, у нас вам понравится, сюда проходите, пожалуйста.
Мизин встрепенулся:
- Дмитрий Осипович, здесь хорошее место.
- Ничего, тут слышно лучше.
Когда не очень большая паства расселась по пыльным креслам, Дмитрий Осипович сказал краткое вступительное слово о душевном здоровье нации и включил потрескивающий старый проигрыватель, из динамиков которого захрипела "Лунная соната" Бетховена.
Дмитрий Осипович опустил голову, потом поднял ее и торжественно набрал в легкие воздух. В это время робко открылась скрипучая дверь, и запыхавшийся, бормочущий себе под нос слова о плохой работе общественного транспорта и большой учебной нагрузке в институте бытового приборостроения Петров Борис проскользнул на свободное кресло.
Дмитрий Осипович свел и развел ноздри, но ничего не сказал. Мизин покачал головой и прошептал:
- Черт-те что!
Дмитрий Осипович вдохновенно внушал всем слушателям тепло, тяжесть и покой.
Даша, почувствовав, как потяжелели ее руки и ноги, быстро уснула.