* * *
Мы приземлились в Индии мягким туманным утром, и на какое-то мгновение мне показалось, что вокруг нас не настоящая жизнь, а некий фильм об Индии, который нам показывают в просмотровом зале фирмы "Техниколор". Я сидел, зажатый между супружеской четой Лазаров, рядом с багажом, состоявшим из мешка с медикаментами, их чемоданами и рюкзаком, которые выглядели здесь грубыми и даже ненужными в крошечном пространстве древней мотоколяски, изображавшей кэб, в мелькании живописной и многоцветной нищеты, атаковавшей нас со всех сторон. Лицо Лазара было прижато к моему плечу; он выглядел очень усталым и поникшим, и ему явно не помешало бы побриться; на этом фоне еще более удивительно свежим и благоухающим казалось лицо его жены, светившееся от прямо-таки детского восхищения. Каждые несколько минут из нее вырывался громкий восторженный возглас, призывавший нас - меня и ее мужа - взглянуть на мелькавших за окнами самых немыслимых и разнообразных представителей этой фантастической страны, заслуживавших, по ее мнению, особого внимания. Но Лазар не в силах был даже повернуть головы. Осунувшийся и усталый, он сидел, закрыв глаза, и ворчал, не переставая, умирающим голосом: "Нет, Дори… нет. Нет. Не сейчас. У меня ни на что нет сил. У нас еще впереди уйма времени, чтобы разглядеть все, что того заслуживает…" Я честно пробовал реагировать на ее восторженные вскрики, несмотря на несколько раздражавший меня чересчур шумный энтузиазм, поворачивая голову туда, куда жена Лазара призывала смотреть в этот момент, повторяя застрявшую в голове глупую фразу: "Это все не взаправду… это всего лишь еще один и очень правдоподобный фильм об Индии, которыми мы так восхищались, когда были малышами". А тут еще и она ласково улыбалась мне, как если бы я казался ей ребенком, который хочет показаться взрослым.
Но когда мы добрались наконец до гостиницы, рекомендованной нам туристическим агентством (она оказалась в пределах Старого города), ее энтузиазм внезапно испарился, что лишний раз подтвердило, насколько обоснованны были мои возражения против ее присоединения к нам в этом путешествии. Хотя гостиница и впрямь была древней, ни я, ни Лазар не увидели ничего, что помешало бы нам провести в ней ближайшую ночь. Но стоило нам приблизиться к гостиничной стойке, лицо Дори внезапно осунулось, и она громким шепотом потребовала от своего мужа, чтобы мы осмотрели предназначенные нам номера, прежде чем сдать паспорта. Лазар поначалу начал что-то бурчать, но в конце концов сдался, и они, оставив меня в холле стеречь багаж, отправились осматривать комнаты. Когда они вернулись, стало ясно, что разногласия между ними отнюдь не исчезли и не уменьшились. Скорее, наоборот. Ее лицо пламенело и было исполнено решимости, а он выглядел не на шутку рассерженным.
- Я не понимаю… - повторял он без конца, - нет, я на самом деле не понимаю. Речь идет об одной-единственной ночи… от силы о двух. Я не спал уже тридцать часов, я просто валюсь с ног, и все, о чем я мечтаю, это просто кровать. И все. Куда мы потащимся сейчас и где мы найдем лучшую гостиницу?
Но она стиснула его рукав с яростью человека, потерявшего рассудок, как если бы хотела навсегда заткнуть ему рот; при этом автоматически улыбнулась мне, заметив мой устремленный на нее взгляд, - взглянула, желая, похоже, чтобы я тоже заткнулся.
- Одна ночь тоже что-то да значит в этой жизни, - сказала она мужу с упреком, который относился, как я понял, и ко мне тоже, несмотря на то, что я не произнес ни слова.
Никакого другого выхода, кроме как отправиться на поиски другой гостиницы у нас не было: в ту же минуту, как мы очутились на улице, два местных подростка бросились к нам, завладев нашим багажом и вызвавшись довести нас до другой гостиницы. И поскольку мы чувствовали приятное чувство легкости и свободы после долгого пребывания в самолетной тесноте, при том что погода была теплой и мягкой, мы словно плыли в ночном воздухе… в результате посетив не одну, а целых пять гостиниц. Беспокойство нашего турагента, что мы прибудем в Индию на гребне туристического сезона, подтвердилось самым решительным образом. Те отели, которые казались миссис Лазар приемлемыми, были переполнены, а те, что предлагали нам свои услуги, с ходу отвергались этой бесподобной женщиной, которая прежде всего поднималась в номера, чтобы "понюхать, чем там пахнет", по грустному комментарию ее мужа, комментарию, сопровождаемому беспомощной улыбкой, в которой, к моему удивлению, я снова разглядел скрытое восхищение.
И подобным образом мы тащились вдоль стен Старого города в сопровождении двух мальчишек, которые с неподдельным энтузиазмом готовы были вести нас дальше и дальше, пока наконец, после часа с лишним блужданий, не нашли отель, который были признан в какой-то степени "приемлемым", и цены в котором оказались к тому же не выше, чем в уже отвергнутых нами. Наши две комнаты были рядом, обе были не слишком велики, но чистые или, во всяком случае, выглядели живописно. На окнах были занавески из бледно-зеленого шелка, напоминавшего о сари; повсюду висели гирлянды уже завядших ярко-желтых цветов.
За последние тридцать шесть часов я наконец-то был один, и я с благодарностью отдался ощущению одиночества, окутывавшего меня сладостным покрывалом. Было уже половина пятого пополудни, и я никак не мог решить, что делать дальше, - принять ли душ и залезть в постель, или, наоборот, выбраться наружу до окончательного наступления темноты и окунуться в новый для меня мир, начинавшийся сразу за дверями. В конечном итоге победил голод, и поскольку Лазар и его жена не посвятили меня в свои планы, касавшиеся очередного приема пищи (что было непохоже на них), мне ничего не оставалось, как выйти на улицу и решить вопрос с ужином по собственному усмотрению. Я совершенно не представлял, насколько я должен был экономить на расходах, поскольку наши финансовые отношения не были еще окончательно оговорены. Пока что это были неясные и общие слова, произнесенные женой Лазара в тот первый вечер, когда я появился у них дома. То, каким образом мы выбирали гостиницу, оказавшись в конечном итоге далеко не в самом фешенебельном квартале, позволяло догадаться, что, несмотря на негодующие протесты, миссис Лазар была фактором, игравшим далеко не последнюю роль, - озабоченность мистера Лазара ясно говорила об этом. Похоже, это путешествие предстояло в обстановке, далекой от роскоши. Но кто сказал, что оно должно быть таковым?
В самой гостинице ресторана не было - был лишь маленький и плохо освещенный бар, в котором немногие постояльцы в белых тюрбанах и старомодных европейских костюмах листали газеты, время от времени перебрасываясь короткими фразами по-английски, как если бы они и впрямь были коренными британцами, оставшимися здесь после распада Британской империи и превратившиеся за прошедшие годы в старых и потемневших от солнца индусов. Я поменял на рупии сто долларов у администратора и вновь оказался на узенькой улочке, пронизанной мягким и вместе с тем иссушающим солнечным светом, который ощущал всей поверхностью кожи, как и подобало истинному англичанину с той самой минуты, как мы приземлились в Индии. Не желая оказаться еще одним жадным туристом из Израиля, остолбеневшим при виде множества подносов с едой, громоздившихся на бесчисленных прилавках, я решил перекусить чем-нибудь непохожим ни на что, а посему вернуться в первый из отвергнутых нами отелей, где я засек сверкающую витрину большого ресторана. С удивившей меня легкостью я преуспел в своем намерении отыскать уже проделанный однажды путь и прошел в ресторан, где принялся обследовать блюда, выставленные на подносах, заполнивших столы. В итоге я выбрал кусок ростбифа, завернутого в тонкую черную лепешку - чапати, возлежавшего на огромном желтого цвета листе.
Этого оказалось вполне достаточно.
И тут же мне до смерти захотелось подняться наверх и взглянуть на один из номеров, понять, что показалось миссис Лазар неприемлемым. Дежурный администратор проводил меня на второй этаж, чтобы показать единственную свободную комнату, оставшуюся незабронированной; не исключено, ту же самую, что показывали ей. Номер оказался просторным, с видом на большую красноватую крепость в отдалении. Я стал приглядываться к деталям, пытаясь увидеть эту комнату ее глазами и понять, что же ее здесь не устраивало. Кровать была огромна и застелена серым покрывалом, чистым, но потрепанным по краям. Одна из стен была в длинных тонких потеках, словно кто-то выплеснул на нее выпивку. Я шагнул вовнутрь, принюхиваясь… индус-администратор смотрел на меня, улыбаясь. Я не смог уловить никакого запаха, кроме сладковатого аромата разложения. Что же в таком случае вызвало у нее такое отвращение? Я был удивлен, думая об этой полной женщине с какой-то новой и самому мне непонятной яростью.
Я покинул номер. Но вместо того чтобы вернуться в нашу гостиницу, хотя я чертовски устал и был липким от пота, я решил добраться до форта, который разглядел из окна. Мне не хотелось терять ни минуты оказавшись в таком изумительном месте. В аэропорту нас предупредили, что нам придется путешествовать дальше либо поездом, идущим от Нью-Дели до Гаи, либо автобусом, поскольку толпы путешественников в это время года за неделю вперед забронировали все билеты на авиарейсы; равным образом не следовало надеяться на то, что в железнодорожном вагоне нам достанется место с кондиционером. И я понимал все больше, что Лазар, который явно торопился как можно скорее вернуться в Израиль, где его ожидала какая-то очень для него важная встреча, не станет прогуливаться по улочкам Нью-Дели, несмотря на свои обещания, что мы познакомимся во время путешествия со всеми достопримечательностями. Более того, он, как мне стало ясно, будет настаивать на том, чтобы мы тронулись в путь прямо с завтрашнего утра… максимум, послезавтра, чтобы прибыть на нужное нам место как можно скорее. И поскольку что-то подсказывало мне, что мы найдем нашего страдающего от гепатита пациента в состоянии, увы, худшем, чем ожидали ее родители, не говоря уже о том, что с этого мгновения я оказываюсь полностью в их распоряжении (ибо люди, столь практичные, как чета Лазар, не потащат врача на край света за свой собственный счет просто так), - я поступлю в высшей степени разумно, если без промедления использую выдавшуюся возможность как можно более подробнее познакомиться с этим потрясающим местом, которое необъяснимым, но явным образом стало затягивать меня своей магией.
И тут было даже на руку мне, что я был грязным и липким от пота, - это облегчало мне первый контакт с настоящей, а не выдуманной Индией, которая струилась, разливаясь широким потоком вокруг меня, клокоча наподобие многоцветной раскаленной лавы, в то время как моя скрытая английская сущность предохраняла меня от неприятностей и возможных бед. А посему я записал название отеля на обрывке бумаги и отдался течению толпы, которое несло меня грязной, запруженной народом улицей прямо к розовеющим стенам крепости. Поворачивая то туда, то сюда, огибая углы и углубляясь в переулки, не обращаясь ни к кому за помощью, я достиг наконец моей цели, а достигнув, понял, что влекло меня туда не напрасно. Стены, выложенные все тем же красноватым кирпичом, цвет которого так поразил меня вначале, тянулись на сотни ярдов, являя в лучах заходящего солнца какое-то новое, непередаваемое очарование. Я поискал взглядом давешних английских туристов, примкнув к которым я мог бы слегка освежить язык моих предков. Но единственными посетителями, толпившимися в воротах, была небольшая кучка индусов, нерешительно топтавшихся на месте под недовольными взглядами охранников, напоминавших им, что близится время закрытия достопримечательностей этого места, которое с удивительной простотой так и называлось - Красный форт. Точно так же было поздно для солидной ознакомительной экскурсии, к которой я примкнул в последнюю минуту. Я прошелся вдоль россыпи магазинчиков, спрятавшихся под каменной аркадой и предлагавших ценителям все виды антиквариата и сувениров, а оттуда - к нескольким крохотным и элегантным павильонам, предлагавшим образцы живописи, увы, не привлекавшие толпы покупателей и печально темневшие среди общего сияния и многоцветности. В эти минуты я почувствовал себя неким роковым киногероем, участником заговора, который, в конечном итоге, и заключался в том, чтобы втянуть меня в это странное путешествие, долженствовавшее утешить меня за потерянные перспективы работы в отделении доктора Хишина в больнице.
Когда я вышел из ворот крепости с последними туристами, душа моя была взбудоражена даже тем немногим, что я ухитрился разглядеть. Солнце уже садилось, и темнота быстро окутывала землю. Вечерняя прохлада усугублялась мягким дождем, пришедшим со стороны близкой реки, которую я частично разглядел сквозь крепостные зубцы. Я полагал, что река эта - Ганг, пока гид не поправил меня, сообщив, что река эта называется Ямуна и что она впадает в Ганг примерно в шестистах милях отсюда. И хотя усталость накапливалась у меня внутри, словно в специально созданном для этого органе, я сказал самому себе, что если я уже забрался в такую даль и пришел в такое восхищение от увиденного, я должен пойти и увидеть еще и реку, пусть даже она и не оказалась знаменитым Гангом, - она должна была обладать несомненным духовным смыслом, способным открыть мне некую тайну. Ибо времени для моих независимых, как эта, вечерних прогулок осталось всего ничего - до завтра, когда все это закончится и я окажусь в автобусе или поезде, зажатым между Лазаром и его женой, с их заботой о больной дочери; заботой, возраставшей тем сильнее, чем ближе мы приближались к больнице. А пока что я продолжал двигаться на восток от реки, не обращая внимания на сгущающуюся темноту. Защищенный от холода и случайных порывов ветра старой, но еще крепкой отцовской водо- и ветронепроницаемой курткой, я начал свой путь среди жалких лачуг, чьи обитатели выглядели вполне дружелюбно или, по крайней мере, совсем не враждебно.
Несмотря на холод и мелкий дождь, оживленные голоса женщин, стирающих белье и даже умывающихся, становились все громче по мере приближения к реке; время от времени качающийся свет фонарей позволял разглядеть эти оживленные монументы. Я стоял так долго, омываемый пропитанным ароматом цветов дождем, прислушиваясь к этим протяжным крикам; потом их перекрыл паровозный гудок, и длинный, ярко освещенный поезд прополз от расположенной неподалеку железнодорожной станции, пересекая реку по невидимому мосту, словно плывя между небом и землей перед тем, как потонуть в темной пучине за горизонтом. В это мгновение я смирился с вынужденным путешествием и перестал в душе проклинать профессора Хишина за то, что тот поддался давлению Лазара. Я вдруг опустил руки и, почувствовав, как я устал, начал обратный путь - туда, где ожидала меня кровать, украшенная гирляндами желтых, уже начавших увядать ноготков.
Но кто мог бы предположить, что непроглядная темь падет не только на реку и ее окрестности, но и на большую часть всего Старого города, несмотря на редкие фонари разбросанные то здесь, то там - фонари, чей тусклый свет размывал неясными пятнами те немногие приметы, которые должны были помочь мне отыскать дорогу обратно? У меня не было выбора кроме как без конца повторять название того, первого, отвергнутого нами отеля случайным прохожим, которые были полны доброжелательства и готовности помочь, но не могли этого сделать. К моему смущению и испугу, я вдруг стал узнавать лавки и ларьки, мимо которых уже однажды проходил, и понял, что хожу по кругу, поскольку никто не удосужился объяснить мне, что все улицы здесь просто окружают площадь и, таким образом, не ведут никуда. Я тут же утратил всю уверенность в том, что знаю направление, в котором я двигаюсь, и начал обращаться к людям, лежавшим на тротуаре, с просьбой о помощи; для этого некоторых из этих людей мне пришлось разбудить.
Кое-как я нашел дорогу к отвергнутому нами отелю, который, к большому моему изумлению, был ярко освещен и наполнен звуками музыки и пения. Там совершалась брачная церемония, на которую я смотрел, словно зачарованный. Отсюда до нашей гостиницы дорога мне была уже известна.
Гостиница тонула во мраке и тишине. Я поспешил на второй этаж, уверенный, что Лазары очень сердятся на меня за столь долгое отсутствие безо всякого предупреждения, если только они уже не примирились с тем, что с их стороны я не подлежу контролю и не стоит даже ожидать от меня чего-либо, кроме профессиональной медицинской помощи, когда для этого наступит надлежащий момент. Но если меня ожидает мягкий выговор, то, решил я, приму его, безмолвно склонив голову.
И я вошел с этим в свою комнату, в которой единственным источником света была масляная лампа, появившаяся в мое отсутствие и поставленная у изголовья кровати. Выйдя в коридор, я тихонько постучал в соседнюю дверь, чтобы доложить о своем возвращении; кроме всего прочего мне хотелось узнать, чем они занимались и что успели увидеть без меня.
На стук дверь открыл Лазар. Вид у него был взъерошенный и заспанный, и он показался мне коротышкой в своей старомодной фланелевой пижаме и босиком. Их комната была меньше моей, повсюду были видны разбросанная одежда и различные предметы туалета и другие явно принадлежавшие им вещи, различимые в мягком слабом свете, исходящем от такой же, как у меня, масляной лампы, спрятанной под их кроватью, размерами больше моей, на которой обрисовывались очертания миссис Лазар, завернувшейся в простыню целиком, за исключением маленькой ступни, выглядывавшей наружу. Судя по всему, подумал я снова с непонятной для себя горячностью, сон есть такая же неотъемлемая ее черта, как и ее улыбка. И я ничуть не сомневался, что не успеет за мною захлопнуться дверь, как они снова погрузятся в беспробудный сон, забыв о великом индийском городе вокруг них и уж тем более ничуть не беспокоясь о моем отсутствии.
Не в силах сдержаться, я, словно взволнованное дитя, говорил Лазару о Красном форте, о маленьком дворце и о реке. Он слушал, чуть склонив голову; его покачивало. Великий и грозный, по словам профессора Хишина, руководитель нашей огромной больницы, сейчас стоял передо мной, и похож был на слабого, сбитого с толку старика. Несмотря на это, я продолжил свое бормотание, ощущая на себе посмеивающийся взгляд, направленный на меня со стороны кровати.
- Я вижу, что вы довольны, - резюмировал Лазар. - Это хорошо, это правильно, что вы не стали дожидаться нас. Я не могу понять, что нас так подкосило, - продолжал он извиняющимся тоном, - но это оказалось сильнее нас. Не забывайте, что мы провели уже несколько бессонных ночей непосредственно перед поездкой. С той самой минуты, когда девушка принесла нам известие от нашей дочери, мы не сомкнули глаз… даже если это не бросалось в глаза.