- Минуточку! - воскликнул он с тревогой в голосе. - Куда вы собираетесь отправиться и где мы с вами встретимся?
- Где встретимся? В аэропорту, разумеется, - сказал я. - У меня с собой билет на самолет, и если вас не затруднит вернуть мне мой паспорт и посадочный талон, чтобы я мог получить свой рюкзак, я прибуду в аэропорт прямо к вылету.
Похоже, что Лазар был сражен столь неожиданной для него независимостью.
- Постойте… постойте. В аэропорту? Где именно в аэропорту? И почему именно там? Вы видели, какая там царит путаница? Может быть, нам лучше встретиться где-нибудь в городе, чтобы не потеряться как раз перед вылетом?
Но его жена, уловившая мое решительное намерение провести между нами определенную разделительную линию поспешила разуверить его:
- Все хорошо. Никаких проблем. Мы встретимся прямо в самолете, вот и все. И нечего создавать из этого проблему.
И он вынужден был вернуть мне мой паспорт вместе с посадочным талоном и квитанцией на рюкзак, не удержавшись все-таки, чтобы не спросить:
- Но куда вы собираетесь все-таки идти? В каком хотя бы направлении?
- Я еще не решил насчет направления, - ответил я, избегая называть какое-либо определенное место, с тем чтобы избежать всякой с их стороны попытки встретиться со мною.
Что-то похожее на обиду вспыхнуло в его глазах, но он немедленно подавил ее, заменив вопросом, есть ли у меня хоть какие-то деньги.
- Нет, - ответил я, - ни копейки, - и бросил при этом взгляд, полный немого упрека на его жену. - Девушка в офисе вчера получила валюту для меня в банке, но так и не передала ее мне.
Миссис Лазар покраснела. Лазар взял ее сумочку и достал из нее конверт с деньгами. Он пересчитал банкноты, задумался, а затем дал мне ровно половину - двести долларов. Затем, подумав, добавил еще сотню и сказал:
- Видите… очень хорошо, что я спросил об этом. Но, - продолжал он, поворачиваясь к жене, - я никак не пойму, почему наш друг не получил эти деньги вовремя, и почему ты до сих пор не заметила этого уже здесь. Похоже, что ты даже не заглянула в этот конверт вообще…
Но прежде чем его жена собралась с ответом, он закрыл эту тему, закончив нетерпеливо: "Ну, ладно, хватит об этом".
Затем он повернулся ко мне.
- Не стоит более терять времени. Заметьте лишь, что мое беспокойство в данном случае весьма уместно, ибо в противном случае вы отправились бы на прогулку по Риму без денег, и если бы вы по какой-либо причине потерялись, это была бы просто катастрофа. А посему я прошу вас с этой минуты - перестаньте смущаться и церемониться с нами, и если что-либо вас беспокоит, или вам что-то нужно, говорите об этом безо всяких экивоков. Итак, куда вы сейчас направляетесь?
Похоже было, что он решил узнать это во что бы то ни стало. И я, не раздумывая, сказал:
- С той минуты, что мы приземлились, я мечтаю хотя бы одним глазом увидеть Ватикан.
При этих словах мистер и миссис Лазар удовлетворенно перевели дух.
- Отличная идея, - сказал мистер Лазар с заметным облегчением. - Просто замечательная…
* * *
А посему я, связанный по рукам и ногам своим обещанием, отправился осматривать Ватикан, пусть даже я знал, что нам предстоит еще увидеть множество священных мест в Индии, - Лазар уже успел сообщить мне, что город Гая, цель нашего путешествия, сам по себе является именно таковым и полон старинных замков. Ну, а кроме того мне нужно было запастись чем-то, с чем я мог бы сравнивать грядущие впечатления; что-то, о чем я мог бы при случае поговорить с Лазарами. Как только я выбрался из автобуса, доставившего меня на площадь Святого Петра, я первым делом отыскал киоск, торговавший пиццей, и без долгих раздумий тут же съел два пышущих жаром куска, укрывшись от начинающегося дождя под полосатым тентом.
Несмотря на пасмурную погоду, мне захотелось сфотографироваться на фоне знаменитого купола. И здесь я обратил внимание на группу пожилых туристов, стоявших неподалеку от меня под прикрытием зонтиков и внимавших объяснениям гида, плотно запахнувшегося в свой дождевик. Судя по невозмутимому отношению к непрекращающемуся дождю, равно как и по фасону мятых фетровых шляп - вроде тех, что носит мой отец (на одном из туристов была точно такая же), - я решил, что это англичане, и направился к ним. Дождавшись, пока гид на мгновение прервет свой рассказ, я обратился к одной седоволосой даме, чью прическу венчал большой шерстяной шарф, и попросил ее сфотографировать меня на фоне собора два раза. После того, как она вернула мне камеру, она пояснила, что путешествует вместе с группой пенсионеров из Англии; все вместе они, как я и предполагал, купили тур по Европе, и для большинства из них это пребывание за границей является первым. Когда я в качестве ответной любезности, рассказал ей, что этой же ночью я лечу в Индию, в заброшенный богом городишко где-то на востоке страны, чтобы отвезти заболевшую девушку домой в Израиль, глаза пожилой дамы загорелись от любопытства, и она буквально вцепилась в меня. Поначалу мне показалось, что дело было в приближающемся вылете в Индию, однако еще через мгновение я уразумел, что ее восхищение было вызвано самим фактом того, что молодой врач проявил готовность лететь на край света, чтобы оказать необходимую помощь заболевшему человеку. Тут же она собрала своих друзей и рассказала им обо мне и моей небезопасной миссии, и один из пожилых джентльменов выступил вперед и сообщил нам, что он лично некогда служил в Индии и готов рассказать все, что ему было об этой стране известно. Молодой гид-итальянец в свою очередь дружески покивал мне и пригласил присоединиться к группе на все время посещения Ватикана. Я согласился, хотя меня несколько беспокоила мысль о том, что, присоединившись к этой гериатрической группе, я потеряю все оставшиеся до вылета часы - ибо об этом же говорила и медлительность, с которой перемещалась эта группа. Что, в свою очередь, навело меня на мысль о том, чтобы реализовать совет, данный мне профессором Хишиным, а именно - отделиться от четы Лазаров на обратном пути из Индии и посвятить день-другой обзорным экскурсиям по Риму. А пока что я завершил день, обозревая достопримечательности Ватикана. И этого мне вполне хватило на сегодня - так, по крайней мере, мне казалось в тот момент, когда я расстался с группой английских пенсионеров на большой полупустой площади в половине шестого вечером, в наступившей темноте и под дождем, будучи переполнен историческими пояснениями и подробными комментариями.
Но прежде всего я решил двинуться прямо в аэропорт и наконец поесть чего-либо существенного. Следовало принять во внимание, что несмотря на договоренность с Лазарами встретиться между семью и восьмью, он явится заблаговременно и тут же начнет беспокоиться обо мне. Но подумав еще, я решил, что для большего успеха путешествия, я должен - чем скорее, тем лучше, - приучить его к мысли о моей надежности; кроме того мне хотелось, расслабившись, оказаться в последние часы подальше от этой пары, с которой, хочу я того или нет, мне предстояло провести не один день бок о бок.
А раз так - я занял место за столиком приятного на взгляд ресторана, расположившегося на углу одной из улиц, ведущих в город из Ватикана, где проглотил полный обед, что тем не менее не помешало мне вместе с моей поклажей прибыть к месту нашей регистрации в аэропорту за две минуты до времени, оговоренного с мистером Лазаром.
Издалека я мог уже видеть его седоватую гриву, мелькавшую среди цветастых сари. Две такие пестро одетые индуски сидели рядом с ним, его чемоданами и вновь приобретенными покупками, среди разномастной толпы пассажиров, уже заполонившей пространство возле нашего билетного контролера, который, впрочем, еще не приступил к работе. Лазар, похоже, был весьма обрадован моей пунктуальностью, даже если это и оказалось довольно бессмысленным, поскольку тут же прозвучало сообщение, что наш рейс откладывается на два часа. Лазар освободил место рядом с собой и попросил меня поставить мой багаж как можно ближе к их собственному.
- Отныне мы будем неразлучны, - провозгласил он, по-видимому подозревая меня в вынашивании каких-то новых авантюр. Его жена осведомилась о моем посещении Ватикана. Сами они не сподобились увидеть ничего, заслуживающего упоминания, успев лишь прогуляться по красивым улицам и приобрести необходимые подарки.
- Вы считаете обязательным везти подарки даже из подобного путешествия? - спросил я с неподдельным изумлением.
- Что ж тут такого? - в свою очередь удивилась миссис Лазар, с улыбкой, обращенной к мужу, который тут же объяснил, что его жена прямо-таки страдает, если вернувшись из дорогостоящей заграничной поездки она не одарит тех, кто не в состоянии сделать то же, достойными и отнюдь не дешевыми дарами, как если бы этим она искупала перед ними свою вину.
- Вину? - поразился я. - Вину? За что? Вот за такую поездку?
- За любую поездку, - быстро ответила его жена. И, обернувшись к мужу, добавила: - Может быть, стоит купить какую-либо еду… сэндвичи или закуски, к примеру. Кто знает, что за еду нам предложат в этом замечательном рейсе… если вообще предложат хоть что-нибудь?
Доктор Лазар тут же вскочил на ноги, но то же сделала и его жена, сказав: "Я пойду с тобой". "Эта женщина и на самом деле не может оставаться одна", - подумал я, подавляя улыбку.
- Мы, к сожалению, уже не в том возрасте, чтобы летать чартерами, - извиняющимся тоном произнес Лазар, имея в виду, скорее всего, наше решительное отличие от окружавшей нас публики, состоявшей, в основном, из тинейджеров с большими рюкзаками за спиной. Его жена предложила захватить из буфета что-нибудь и на мою долю, но я вежливо отказался.
- Я уже пообедал, - сказал я. - Надеюсь, этого мне хватит до самой Индии.
Я предложил им отправиться в кафетерий и занять там один из столиков, в то время как сам я буду сторожить наш багаж. Я уже заметил, что их постоянно тревожит возможность остаться без еды и что они постоянно сосали карамельки или жевали резинку. И само собой, обоим не мешало бы сбросить вес. Хотя миссис Лазар, похоже, была более внимательна к этой проблеме, равно как и к объему ее талии. Они быстро исчезли, а я тут же бросил пару пакетов с покупками на те места, где они сидели. Тем временем волнение, вызванное отсрочкой времени вылета заметно возросло; в связи с этим некое официальное лицо из авиакомпании возникло рядом с контролером и вступило в переговоры с наиболее нервными пассажирами.
Внезапно через небольшую витрину крошечного обувного бутика прямо напротив меня я увидел ее силуэт. Сидя в низеньком кресле в своей юбке и кофте и вытянув ногу перед продавцом, бережно поддерживающим ее за лодыжку, словно желая продемонстрировать ее достоинства мистеру Лазару, который стоял тут же, держа вторую туфлю в руке, и внимательно разглядывал ее. Зеленоватый свет, отдаленно напоминавший освещение в рабочей комнате дома, лившийся сквозь стеклянный экран витрины, наполнял воздух загадочным ароматом открывающейся взору проходящих пассажиров картины, изображавшей полную женщину, демонстрирующую свои стройные длинные ноги двум мужчинам; зрелище это заставляло очевидцев невольно замедлить шаги. Поистине, они смотрелись необычно, эти двое, женщина и мужчина, испытывавшие нескрываемое удовольствие, в эту секунду меньше всего могло прийти в голову, что их мысли заняты непростым путешествием, которое им предстояло, и еще меньше - тем состоянием, в котором они найдут свою дочь. Когда вылет был наконец объявлен, они встрепенулись, прижимая к себе две обувные коробки и завернутые в пергамент сэндвичи, которые они втиснули в сумку.
- Обувь здесь продается по таким ценам… - объяснил Лазар, хотя никто не ожидал от него объяснений, - цены такие низкие, а качество такое отменное, что удержаться от покупки просто невозможно.
И он в несколько приемов продолжал развивать эту мысль, в то время как его жена, выглядевшая совершенно удовлетворенной, не произнесла ни слова. Вместо этого она открыла оба чемодана, содержимое которых я вполне уже изучил, и приступила к активным попыткам разместить в них покупки, сделанные в Риме; при этом туфли оставила в фирменных (и довольно красивых) коробках. Но Лазар немедленно запротестовал.
- Ты порвешь сейчас сумку своими идиотскими коробками! - закричал он на жену.
Но та и не подумала отступать. И нам не оставалось ничего, как неприязненно наблюдать за тем, как она упрямо пытается втиснуть обувные коробки в чемодан. В итоге одна из них исчезла в глубинах, в то время как другая решительно отказалась это сделать. Все шло к тому, что его жене придется смириться и, отказавшись от коробок, спрятать туфли среди прочих вещей… И здесь, сам не знаю почему, я внезапно почувствовал странное чувство сострадания к этой женщине средних лет, с детским выражением разочарования на лице, результатом чего было предложение использовать - в качестве временной меры - мой собственный чемодан для перевозки ее новых туфель. Лазар тут же отверг эту возможность и стал укорять жену за ее упрямство.
- Какого черта мы должны тащить эти проклятые обувные коробки в Индию и обратно?
Но жена не удостоила его даже взглядом. Она подняла голову, поправила прическу, норовившую спуститься ей на глаза, и сказала, повернувшись ко мне пылающим лицом, на котором в этот раз отсутствовала ее дружеская улыбка:
- Вы уверены, что не пожалеете об этом?
Во время нашего полета до Нью-Дели, начавшегося в одиннадцать часов вечера, я прочитал несколько страниц из книги Стивена Хокинга "Краткая история времени", которую мой отец купил в аэропорту Бен-Гурион, когда обнаружил, что я не захватил ничего пригодного для чтения, а затем погрузился в глубокий сон, о котором мечтал с самого утра и на протяжении всего долгого дня. Он, овладев мною быстрее, чем я думал, продлился короче, чем мне бы того хотелось. Проснувшись через три часа и не успев отстегнуть ремни, я не сразу понял, где я: на какое-то мгновение мне показалось, что на ночном дежурстве в больнице. В самолете было очень темно, и все пассажиры спали, развалившись в своих креслах и даже заполнив проходы между рядами, как если бы их внезапно скосила чума. Где-то впереди, за контуром подрагивающих крыльев, я попытался сквозь сплошную тьму разглядеть на небе первые проблески утренней зари, которая, по моим расчетам, должна была появиться уже давно, - если только самолет не сбился с курса. Здесь я заметил, что Лазар и его жена навещали меня в то время как я спал - об этом свидетельствовали один из купленных в аэропорту сэндвичей вдобавок к огромной плитке итальянского шоколада, засунутые в пакет, лежавший рядом со мной. Они, должно быть, заметили, что я проворонил свой ужин, погрузившись в беспробудный и сладкий сон. Я завернулся поплотнее в шерстяное одеяло и с жадностью умял сэндвич, равно как и целую плитку шоколада, мысленно благодаря их за знаки внимания, оказавшиеся на редкость кстати. Внезапно мне захотелось увидеть их обоих или, по крайней мере, узнать, где они сидят, но я решил дождаться рассвета, который должен был вот-вот наступить.
Мне не пришлось томиться ожиданием слишком долго, и в слабом золотистом сиянии рождающегося дня я поднялся и побрел, надеясь отыскать их. Но это оказалось вовсе не просто. Индийские дети, свернувшись калачиком, лежали в проходах, тесно прижавшись друг к другу, как если бы хотели проявить солидарность со своими братьями и сестрами, спящими прямо на тротуарах. Похоже было, что количество пассажиров намного превышало количество имевшихся в самолете мест Мне не удавалось обнаружить местонахождение четы Лазаров, как если бы я во время своего глубокого сна каким-то образом потерял ощущение реальности.
Самолет стало раскачивать порывами ветра, и самолетная обслуга индийской авиакомпании по радио призвала пассажиров вернуться на свои места и застегнуть ремни, в результате чего проходы между рядами постепенно освободились, и шерстяные одеяла, то здесь, то там образовавшие укромные уголки, были убраны, обнаруживая сокрытые убежища для любителей более удобного сна.
А я вернулся на свое место, размышляя над тем, что должно было произойти, чтобы Лазары решили занять места врозь друг от друга, что вполне объяснило мою ошибку, так как я искал их сидящими вместе; но едва эта мысль промелькнула у меня в голове, я тут же отверг ее. Мои родители, если не представлялось возможности занять места рядом - просто садились на любые свободные места без малейших раздумий или колебаний. Но не эти двое.
Когда ветер стих и пассажирам разрешили освободиться от ремней, я внезапно обнаружил седую шевелюру Лазара, отстегивающегося впереди, неподалеку от кабины пилотов, припомнив при этом, что за последний год я несколько раз сталкивался с ним в больнице, совершенно не представляя себе, кто он такой. Он начал двигаться по проходу и, поравнявшись со мною, нагнулся и произнес с необыкновенной любезностью:
- Вы спали, и спали, и спали… - Звучало это так, как если бы мой сон каким-то образом задевал лично их.
- А вы? - спросил я.
Он пробежался пальцами по своим кудрявым волосам, устало закрыл глаза и ответил непривычно доверительным тоном:
- Я? Закрыл глаза от силы на десять минут. Я уже говорил об этом. Ничего не могу с собою сделать. Не могу уснуть по-настоящему. Должен контролировать ситуацию… В любую минуту.
- А Дори? - спросил я, слегка покраснев оттого, что назвал ее так фамильярно, однако постарался разуверить себя в этом мыслью, что еще более неестественно в данной ситуации было бы сказать "ваша жена" после столь интенсивного двадцатичетырехчасового пребывания в их обществе.
Он рассмеялся.
- О, все, что ей нужно, - это чтобы было что-то мягкое под головой и кто-то, кто следил бы за временем. И тогда она спит, как божий агнец.
Здесь он внезапно перегнулся через меня и посмотрел в иллюминатор.
- Где мы сейчас? - спросил я.
- Не спрашивайте. Вполне возможно, что пролетаем над одной из этих чертовых стран вроде Ирана. - Последовала пауза, в конце которой он не смог удержаться, чтобы не напомнить мне: - Надеюсь, вы нашли сэндвич и шоколад, которые мы вам оставили. Мы увидели, что вы пропустили свой ужин…
- Да, да, спасибо… Это было просто здорово. Я сразу собрался поблагодарить вас, но только не нашел.
- Послушайте, - внезапно став серьезным, сказал он. - Ничего страшного не случилось, если вы не смогли отыскать нас в самолете. Но что будет, если вы потеряете нас в Индии? Мы должны на этот случай договориться о некоторых правилах. На первый случай вы должны прислушиваться к моему свисту… я свищу особым образом… я употребляю его еще со времен нашего с Дори медового месяца. Это всегда выручало, безотказно. Вот послушайте…
И он в течение некоторого времени насвистывал мне мелодию, пока я не убедил его, что она застряла в моей голове навсегда.