- Тамара Сергеевна, вы присмотрите за ней повнимательнее. А то, сами знаете, всякое может случиться. Воровать ещё, чего доброго, начнёт.
- Присмотрю, Георгий Семёнович, - заверила его главбух. - Эх, какая молодёжь пошла! - возмущалась она, покидая кабинет директора.
С этого времени для Кати началась тяжёлая пора.
- Глядите, глядите на неё! - шептались женщины в коридорах. - Идёт, гордячка наша!
- А голову-то как держит! Как на параде.
- Да уж, гонора хватает.
- Чего уж больно-то попросили её? Пизду показать. Трудно что ли?
Мужчины трудового коллектива были полностью солидарны с женщинами.
- Ты, Катерина, зря так с директором, - говорили ей некоторые, особенно сердобольные. - Он же уважаемый человек. Ветеран труда. Ну показала бы, что тут такого. Тем более, если есть что показать.
- Да как вы… - задыхалась от возмущения Катя. - Как вы можете говорить так об этом!?
- Он правильный мужик, - объясняли ей. - И помочь всегда готов. Я вот сына женил - он машины выделил. Сколько, говорю, Георгий Семёнович, я вам должен? Да ты что, отвечает, какие деньги. Сочтёмся. Вот какой…
Катя рассказала о случившемся своему другу, курсанту школы милиции Игорю.
- Представляешь! - горячилась она. - Так и предложил, прямым текстом.
Игорь почесал в затылке.
- Знаешь, Кать, - ответил нерешительно. - Работа - это такая вещь… На многое идти приходится.
- Игорь! - поразилась Катя. - Что ты говоришь такое? Что же, показать надо было?
- Ну, он же обещал руками не трогать… Хотя ты конечно, Кать, молодец, я полностью на твоей стороне, только… Гибче надо быть как-то. Жизнь - это же такая штука сложная.
Реакция мама тоже оказалась странной.
- Ой, Катька, Катька, - причитала она. - Чувствует моё сердце, без работы ты сидеть будешь. Без работы, без денег, без надежды.
- Да при чём здесь это, мама!? - Катя готова была выйти из себя. - Меня унизить хотели, а ты про деньги.
- А про что мне ещё, про что!? Ты думаешь, моя пенсия резиновая? Побробуй-ка, поживи на полторы тысячи в месяц! Ты ещё рубля в дом не принесла, а рассуждаешь как королева!
- Мама, ну это же так мерзко, так…
- Да брось ты, мерзко! Где только слов таких набралась. Надо цепиться за место, цепиться. Можно было и показать, раз надо так.
Видя реакцию окружающих, Катя задумалась. Работа была нужна ей позарез, жить на ножах с людьми она не умела.
- Георгий Семёнович, - пришла она как-то в кабинет директора. Была бледной как мел, смотрела в пол. - Я готова показать вам… промежность.
Директор окинул её презрительным взглядом.
- Готова, говоришь… - сказал он, задумчиво разглядывая пепельницу. - А вот готов ли я смотреть на твою пизду, а? Готов ли я смотреть на пизду девушки, которая накричала на директора, которая сломала дверь - плотник до сих пор ничего сделать не может - готов, как ты думаешь?
- Простите меня пожалуйста, - слёзы заблестели в Катиных глазах. - Я больше так не буду.
- Не будет она… Ты пойми, ты же не меня своим отказом обидела. Ты весь трудовой коллектив в моём лице обидела.
Катя не выдержала и разревелась.
- Ну что же мне делать, Георгий Семёнович? Как быть?
- Что делать, что делать!? - директор перекладывал папки с одного края стола на другой. - Придётся всему коллективу показывать…
Перед глазами Кати заплясали круги. Она почувствовала необычайную слабость и тошноту.
- А теперь, дорогие коллеги, - собрание вела главбух Тамара Сергеевна, - в конце нашей предпраздничной встречи разрешите предоставить слово человеку, который недавно у нас, который успел уже наломать дров, но вот сейчас, на этом самом собрании, готов извиниться перед всеми и исправить свои ошибки. Тебе слово, Катя.
Катя вышла на сцену.
- Я была не права, - срывающимся голосом пробормотала она, - я многое не понимала. Я нагрубила директору, я оскорбила весь коллектив. Теперь я полностью осознаю все свои ошибки. Простите меня пожалуйста.
Она задрала юбку и спустила трусы. Чтобы лучше было видно коллегам, присела и раздвинула ноги. В зале сделали несколько снимков - видимо, для районной газеты, корреспондент её был приглашён на собрание.
- Всё? - смотрела Катя на Георгия Семёновича.
Тот молчал.
- Спасибо, Катя, - сказала главбух. - Я вижу, что ты поняла свои ошибки и находишься на правильном пути.
Не знаю, не знаю, - говорил на банкете по случаю международного женского дня Георгий Семёнович. - Пусть работает, претензий к ней особых нет. Только кажется мне почему-то, что не впишется она в наш коллектив. Гордая слишком. И злая.
БЕЗОБРАЗНЫЕ ДЕВОЧКИ СНОВА В МОДЕ
- Мария Сергеевна? - спросил я.
Дверь приоткрылась шире, и в проёме показалось обеспокоенное женское лицо.
- Да, - испуганно подтвердила она. - Чего хотели?
Я постарался всем своим видом изобразить добродушие и благие намерения.
- Вы на квартиру не пускаете?
Женщина была удивлена.
- На квартиру?.. - переспросила она.
Ей было лет тридцать пять, может больше. В глазах ещё читалась не до конца ушедшая молодость. Отголоски симпатичности значились на лице. Но в целом вид её был поношенным.
- Даже не знаю… - растерянно смотрела она на меня. - У нас и места-то особенно нет.
- Да мне много места и не надо. Я на работе всё время буду. Было бы где голову приложить.
Женщина пребывала в нерешительности.
- Да и дочери у меня… Беспокоить вас наверное будут.
- Я не привередливый, - улыбнулся я. - Угол найдётся - и хорошо. Да и вам дополнительные деньги.
Похоже, этот аргумент оказался решающим. По лицу Марии Сергеевны я понял, что она склоняется к положительному решению.
- Я ведь не знаю, сколько сейчас берут, - сказала она, пытаясь отыскать какие-то последние доводы для отказа.
Но я чувствовал, что инициатива на моей стороне.
- Пятьсот рублей нормально будет? - спросил я.
- Пятьсот… - повторила она.
Пятьсот было нормально, я это знал наверняка. Здесь брали и меньше.
- Ну ладно, - чуть подумав, кивнула она. - Человек вы вроде приличный, можно вас пустить.
Согласие своё она подтвердила корявой улыбкой.
Дом, в котором жила Мария Сергеевна, располагался на краю посёлка. Был он тёмным, ветхим и слегка покосившимся. Шифер на крыше отсутствовал как минимум наполовину, отчего казалось, будто её обстреляли картечью. Наличники на окнах прогнили, а вместо пары стёкол в окнах значились прямоугольные куски фанеры. Труба имела уклон градусов в тридцать.
Внутри дом оказался не лучше.
- Осторожнее вот здесь, - вела меня хозяйка. - Тут половица проваливается.
Я шёл за ней на ощупь. Было темно, вокруг висели верёвки с бельём, тяжёлый запах бил в ноздри.
- Вас как звать-то?
Мария Сергеевна открыла какую-то дверь, видимо в зал, потому что за ней моему взору открылась комната со столом, железной кроватью и старой радиолой в углу. Половину комнаты занимала печь.
- Алексеем, - отозвался я.
- Алёша, значит… Нравится мне имя Алёша. На заводе работать будете?
- Да, устраиваюсь вот.
- Берут?
- Берут. Медкомиссию только пройти. В течение недели выйду.
- Сейчас, вообще-то, всех берут. Дела на заводе идут неважно. Зарплаты маленькие.
- Ну, какие уж есть! - отозвался я. - Главное, чтоб платили.
Из вещей у меня была лишь небольшая сумка. Я поставил её у порога.
- Я вас в соседней комнате поселю, - сказала Мария Сергеевна. - Пойдёмте, посмотрим.
- Там дочери, - добавила она торопливо. - Вы не пугайтесь, они безобразные.
Я не успел открыть рот для вопроса. Мария Сергеевна толкнула дверь, и мы вошли внутрь.
На полу, в центре комнаты, сидели две девочки лет семи-восьми в одинаковых, застиранных чуть ли не до дыр синеватых сарафанчиках. Тут же валялись несколько кукол с отсутствующими конечностями. Девочки расчёсывали им оставшиеся волосы.
Предупреждённый хозяйкой, я ожидал увидеть в них что-то вопиющее, ужасное, но в первое мгновение не заметил ничего странного. Лишь когда девочки повернулись и испуганно-удивлённо посмотрели на меня, я заметил на их лицах пятна.
Я, однако, сумел не подать вида.
- Привет, девчонки! - кивнул я им весело. - Как дела?
Девочки дико засмущались, опустили головы и, не издав ни звука, продолжили теребить своих инвалидных кукол.
- Это дядя Алёша, - сказала им Мария Сергеевна. - Он будет жить у нас.
Девочки безмолвствовали.
- Это Лена, - показала хозяйка на одну из них. - А это Марина, - на другую. - Погодки они у меня. Лена во втором классе, а Марина в первом.
Я стал устраиваться. Девочек хозяйка из комнаты выпроводила и объясняла мне теперь нехитрые тонкости здешнего быта.
- Туалет во дворе, покажу ещё. Умывальник на кухне, возле печи. Отдельной комнаты я тебе предоставить не могу, - она перешла со мной на "ты", - здесь и девчонки ночевать будут. Ты здесь, а они на той кровати. Они вместе спят.
- А откуда это у них? - поинтересовался я, имея в виду пятна на лицах. - Болезнь какая?
- Нет, ожоги, - ответила Мария Сергеевна. - Мы горели два года назад. Жили тогда не здесь, на другом конце, дом хороший был. И сгорел как-то за ночь. Муж погиб у меня, а девчонок вытащили. Я тогда обходчицей работала, в ночную смену была.
- Короткое замыкание?
- Да какое замыкание! Заснул с сигаретой муженёк мой, да и всё. Пьяный был наверное.
Я пытался выражением лица изобразить сочувствие. Но хозяйка в нём не нуждалась.
- Ну и хрен с ним! - весело сказала она мне. - Я его всё равно не любила.
Весёлость, однако, была тягостной.
- Девчонок вот только жалко, - добавила она. - Вся жизнь у них насмарку. На улицу боятся выйти. В школу еле-еле ходят. Каждый день - в слезах. Дразнят их там. Я уж позволяю через день ходить. Ты на них внимания не обращай, они у меня забитые. Да глупые конечно. Младшая - совсем дура. Ссытся до сих пор.
Я лишь безмолвно кивал.
Дело шло к ночи. Хотелось есть. Попроситься на ужин к хозяйке я не рискнул - да они, похоже, поели до меня. У меня в сумке оставалось пол пачки печений, купленных ещё на вокзале в Самаре. Я быстренько умял их, разделся и лёг.
Спустя какое-то время в комнату пришла Мария Сергеевна.
- Здесь буду спать, - сказала она, застилая вторую кровать, что стояла в противоположном углу. - Боятся тебя девчонки. Как ни уговаривала, не хотят сюда идти. Ладно, пусть в зале.
Я отвернулся к стене, чтобы не смущать хозяйку. Она, открыв дверцу платяного шкафа, повозилась за ней, видимо переодеваясь, а потом улеглась.
- Не привыкла я на этой кровати… - бормотнула она, ворочаясь.
Я же был привыкшим ко всему. Вся жизнь прошла на квартирах и в переездах. Условия, в которых я оказался здесь, были далеко не самые худшие.
Через десять минут я уже спал безмятежным и крепким сном.
Следующим днём была суббота. Я на всякий случай сходил в поликлинику, но медкомиссию не прошёл. Выходной.
Объявление о наборе людей на местный завод я прочёл в бюро по трудоустройству одного из городков соседней области. Я тогда два месяца шабашил на одного сельского предпринимателя. Строили магазин. Деньги хозяин платил хорошие, но бригада наша оказалась состоящей сплошь из синяков-бухариков. Я этим делом никогда особо не увлекался, но оказавшись в соответствующей среде, как-то размяк, поддался влиянию и потихоньку пропил почти весь свой заработок. Способствовало этому и то, что хозяин щедро давал авансы. Мы тогда его за это хвалили, а сейчас я понимал, что делал он это зря.
Я позвонил на завод, поговорил с кем-то из отдела кадров, мне сказали приезжай, возьмём. Обещали устроить токарем. Причём их не смутило то, что соответствующей специальностью я не владел. Обучение на месте, заверили меня.
В дороге я сильно сомневался - не обломаться бы. К счастью никаких обломов не произошло. Видимо дела на заводе шли так плохо, что руководство было радо любому желающему. Заявление моё тут же подписали, трудовую книжку - с единственной записью "сторож", которым я был в течение двух месяцев в каком-то детском саду - забрали. Оставалось пройти медкомиссию.
Пройти я её мог не раньше понедельника.
Целых два дня делать было совершенно нечего. Я прошёлся по посёлку. Был он небольшим и грязным. В основном состоял из частных домов. Лишь несколько кирпичных зданий, почему-то четырёхэтажных, скучились с краю.
Бесцельно побродив по посёлку пару часов и исходив его вдоль и поперёк, я решил возвращаться на хату. Внутренний голос подсказывал, что с пустыми руками возвращаться нельзя.
Я зашёл в магазин и купил бутылку водки, коробку конфет и два мороженых. У дверей дома встретилась хозяйка. Она тоже возвращалась откуда-то.
- В магазин ходили? - спросил я её, помогая внести объёмистую сумку.
- Да, зашла, - кивнула она. - А так-то с работы иду.
- Вы где работаете?
- Торгую. На вокзале.
- На хозяина? Или сами?
- Сама, сама. Дай бог, сама пока. Мелочь всякая: тапки, трико, носки.
- Хорошо идут?
- Так себе. Еле-еле на жизнь хватает.
Мы вошли в дом.
- Мария Сергеевна! - сказал я, доставая бутылку. - Я вот тут подумал, что нам как-то отметить надо наше знакомство.
Реакция хозяйки оказалась в высшей степени положительной.
- А-а-а! - широко улыбнулась она. - Бутылочку заныкал… Ну правильно, надо отметить.
Она загремела на кухне посудой, собирая стол. Я зашёл в соседнюю комнату.
Лена с Мариной, сидя на кровати, играли в какую-то малопонятную игру, хватая друг друга за руки.
- Привет! - кивнул я им.
Увидев меня, они тут же стушевались. Я заметил, что они боятся смотреть мне в глаза и отводят лица в сторону.
- Какие оценки сегодня получили? - спросил я, заметив валявшиеся у стены портфели.
- Никакие, - ответила после долгой паузы старшая, Лена. Она на мгновение взглянула на меня, но тут же опустила глаза. - Сегодня меня не спрашивали.
- А Марину? - посмотрел я на младшую.
От моего вопроса девочка так засмущалась, что покраснела и заёрзала на месте. Не сказав ни слова, она лишь отрицательно затрясла головой.
- Ну и замечательно, - сказал я. - Я тоже не любил, когда меня к доске вызывали. Вот, угощайтесь, - я протянул им скрываемые за спиной упаковки с мороженым.
Упаковки были яркие, да и мороженое хорошее - эскимо. Девчонки, в каком-то странном остолбенении смотрели на них и не решались взять.
- Берите, берите, - приободрил я их. - Это вам.
Стремительно, словно воры, они выхватили мороженое из моих рук.
- Коричневое! - выдохнула удивлённо Марина. - Я такое никогда не ела.
- Надо же когда-то начинать, - улыбнулся я.
- Зря ты их балуешь, - донёсся до меня голос хозяйки. - Они этого не заслужили.
Очень странно чувствовал я себя рядом с ними. Смотреть на их лица было тяжело - безобразные пятна отталкивали, смущали, но ещё больше смущала их реакция. Я словно пытался подружиться с лесными волчатами. Всё так же не глядя на меня, молча, они ели мороженое и ждали, когда я уйду.
- Ну ладно, - сказал я и неожиданно для себя потрепал их по головам. - Не скучайте.
От моего движения они сжались и застыли, словно приготовились к побоям. Я убрал руки и вышел из комнаты.
За двадцать минут хозяйка умудрилась собрать весьма обильный стол. И первое, и второе, и салаты какие-то стояли на нём. Мы сели наконец. Я разлил по рюмкам водку.
- Может девчонок позовём? - предложил я. - Тоже наверное кушать хотят.
- Не надо, - отмахнулась Мария Сергеевна. - Они уже ели. И нечего им со взрослыми за одним столом сидеть.
С каждой новой рюмкой мы проникались друг к другу всё большей симпатией. Я рассказывал какие-то анекдоты, хозяйка от души смеялась. Разговаривали и о грустном - она рассказала о своём неудачном замужестве, я - о бесчисленных работах и населённых пунктах, в которых доводилось побывать.
- Музыки не хватает, да? - спросила она.
По-моему, и без музыки всё было неплохо, но я ответил утвердительно:
- Да, хорошо бы музыку.
- Да у меня ведь магнитофон есть! - встала она со стула. - Раздолбанный немного, но работает.
Она покопалась в ящиках шкафа и извлекла на свет божий древний магнитофон "Романтик". Крышка на кассетной деке отсутствовала, был он весь в царапинах и сколах. Но действительно оказался работающим. Мария Сергеевна зарядила в него не менее зачуханную кассету и снова уселась за стол. Из магнитофона донёсся голос Валерия Ободзинского. Как ни странно, он оказался очень даже под настроение.
- Мария Сергеевна! - осмелев, обратился я. - Может, потанцуем?
Хозяйка была польщена таким предложением. Мы вышли на середину комнаты, обнялись - причём весьма интимно - и неторопливыми шажками закружились вокруг своей оси. По окончании танца я поцеловал ей руку. Такая галантность окончательно развеяла в ней последние тени сомнения насчёт меня. За столом она сидела уже у меня на коленях. Я неторопливо поглаживал её мускулистую ногу.
Как и водится, пришлось бежать за второй. К этому времени стемнело и мне пришлось поплутать в поисках магазина. Он был успешно обнаружен, и пирушка наша продолжилась.
Кассета с Ободзинским крутилась в четвёртый раз. Танец сменялся танцем, я лапал хозяйку за грудь и ягодицы, она не сопротивлялась. Мы стали целоваться.
- Сегодня с тобой спать лягу! - с туманной улыбкой глядя мне в глаза, сказала Мария Сергеевна.
- Ложись! - бодро отозвался я, переходя на "ты". - Вдвоём-то веселее.
Гулянка закончилась поздней ночью. Маша - как я звал её теперь - прогнала дочерей в зал. Сонные, ничего не понимающие, они перебрались в соседнюю комнату и плюхнулись на кровать.
Весёлые и разнузданные, мы разделись догола и легли в постель.
Я был с женщиной в третий раз. Предыдущий, второй, состоялся почти четыре года назад. Я сильно сомневался, получится ли у меня что-нибудь, но водка заглушила рефлексию, и поэтому я действовал весьма уверенно и нахраписто. В общем и целом я показал себя молодцом. По крайней мере Маша осталась довольна.
На следующий день торговать она не пошла. С утра до вечера мы провалялись в постели. Девчонки заглядывали в комнату, спрашивая у матери про еду.
- Что найдёте, то и ешьте! - отмахнулась она от них.
Я встретился глазами с Леной. Мне стало неловко: мы, голые, лежим с её матерью в постели. Но к моему удивлению взгляд девочки оказался гораздо более тёплым, чем раньше. Даже мимолётную тень робкой улыбки увидел я на её губах.
В понедельник я успешно прошёл медкомиссию. Во вторник вышел на работу. Меня определили помощником токаря к мужичку пенсионного возраста, который откликался на имя Сеня. Сеня был положительным бабаем - общий язык мы с ним нашли быстро. В помощниках мне предстояло ходить месяц. Я опасался, что это слишком короткий срок, чтобы освоить специальность, но на второй день работы понял, что срок непомерно раздут. Через два дня я уже вполне качественно вытачивал все детали, положенные для производства токарю.
- Нормально! - кивал Сеня, наблюдая за моей работой.