- Крепись, сынок, крепись.
С маминой работы выделили автобус - обшарпанный "Пазик", на нём и везли гроб на кладбище. Стояла жара, ни единого облачка на небе и ни единого дуновения ветра. Все нещадно потели.
Он нёс гроб на правом плече, впереди. Рядом шёл отец, а позади ещё два мужика. Мать была тяжёлой. Алексей не ожидал, что она будет тяжёлой настолько, что хотелось просто выскользнуть из-под гроба.
У ямы что-то вроде прощальной речи сказал отец. Речь состояла из одних лишь всхлипываний и хрюканий. Потом все прощались с мамой. Он, отец и тётя Света поцеловали её в лоб, остальные прощались недвижимо и молча. Стали забивать гвозди. Он забил целых два у своего угла. Один вошёл вроде бы нормально, а вот второй - неудачно. Поначалу он вовсе не хотел заходить в дерево, Алексей вколотил его всё же - гвоздь вошёл, но криво и наверняка вылез с обратной стороны. "А вдруг прямо ей в плечо", - подумал он с ужасом.
Гроб опускали на верёвках. Отец с мужиками опустили плавно, а вот Алексей - с лёгким гулом. Он смутился, поджал губы, окинул всех лихорадочным взглядом, но него никто не смотрел. Все тянулись к куче грунта, чтобы кинуть по горсти в могилу.
"Что за глупость", - думал Алексей, наклоняясь за своей горстью. "Как будто все рады, быстрей засыпать готовы".
Его собственная горсть глухо шмякнулась о крышку и разбросала земляные брызги во все стороны. Два кладбищенских могильщика принялись закидывать яму лопатами.
- Лёш, - спрашивал его по дороге к автобусу отец. - Тебе сейчас сколько лет?
- Догадайся, - глухо отозвался он.
- Двадцать шесть, нет?
- Двадцать шесть.
- Ё-моё, уже двадцать шесть!
Поминки были скромные. Все молча пережёвывали пищу и старались не смотреть друг на друга.
- Хорошая была женщина, - говорила одна из старух. - Проходит мимо тебя - всегда поздоровается.
- Старшая сестра - это же мать почти! - слышался голос тёти Светы. - Меня мать так не воспитывала, как она. Стирала всё с меня, следила за мной как могла…
- Ответственная, трудолюбивая, - добавлял какой-то мужик. - Мы вместе пять лет работали, всегда на неё положиться можно было!"
- И вот тут я застряла, - сказала она, опуская исписанные листы. - Не знаю, как закончить. Помоги.
Я задумался.
- Я бы закончил так, - сказал через пару минут. - Все напиваются, расходятся, и какой-нибудь мужик говорит - пусть тёте Свете: "Что ты понимаешь в смерти, дура!"
Она помолчала, а потом сказала задумчиво:
- Зря я тебе это читала.
Я и сам знал, что зря.
ПСИХОАНАЛИЗ КАК ОН ЕСТЬ
Секретарь доктора встретила меня дежурной, но весьма доброжелательной улыбкой. Мы поздоровались. Я нервничал, но старался держать себя в руках.
- Господин Ковальчук? - спросила она.
- Да, это я.
- Генрих Альбертович ждёт вас. Пройдёмте.
Я зашагал вслед за ней по небольшому коридору с морскими пейзажами, развешанными на стенах. Коридор упирался в красивую, покрытую чёрным лаком дверь. На стене над дверью была приделана фигурка ангела.
- Генрих Альбертович! - приоткрыла дверь секретарь. - К вам пациент.
- Да, да, пусть заходит, - донёсся густой, бархатный голос психоаналитика.
Я переступил порог заботливо приоткрытой секретарём двери и вошёл в кабинет.
- Валентин Тимофеевич, - приветствовал меня рукопожатием доктор.
- Генрих Альбертович, - ответил я на рукопожатие.
Он оказался серьёзным представительным мужчиной за пятьдесят в затемнённых очках и с окладистой седой бородой.
- Присаживайтесь, - предложил он мне. - Прежде чем начать, я сделаю некоторые записи для карточки пациента. Ваш возраст?
- Тридцать четыре.
- Образование?
- Высшее.
- Профессия?
- Менеджер.
- В какой сфере?
- Торговля автомобилями.
- Семейное положение?
- Холост. Точнее сказать в разводе.
- Как давно?
- Три месяца.
- Раньше обращались к психоаналитикам?
- Нет. Это первый раз.
Доктор удовлетворённо покивал головой и, закончив писать на бланке, откинулся на спинку кресла.
- Итак, Валентин Тимофеевич, на что жалуетесь?
В очередной раз на меня нахлынула волна скованности.
- Депрессия, - ответил я. - Тяжёлая депрессия. Плюс… некоторые проблемы в сексуальной сфере.
- Какие именно?
Я собрался с духом и выдохнул:
- Неприязнь к сексу. Не получаю от него никакого удовольствия, но при этом постоянно о нём думаю. Когда оказываюсь рядом с женщиной, испытываю тошнотворное чувство отторжения. Никаких явных причин к этому не вижу.
Генрих Альбертович покивал головой и, немного подумав, сказал:
- Мы поступим так. На сегодняшнем сеансе я постараюсь выявить причину вашего состояния и наметить пути для его преодоления. По окончании сеанса я сообщу вам, какие действия намерен предпринять по отношению к вам в дальнейшем, сколько времени займёт ваше лечение и некоторые особенности его осуществления. Если таковые особенности будут иметь место, - улыбнулся он.
Я постарался улыбнуться в ответ. Вышло это несколько коряво.
- Ну а теперь, - продолжил доктор, - я прошу ваш переместиться на кушетку, снять пиджак, расслабиться. И мы немного побеседуем.
- Почему вы развелись с женой? - задал доктор вопрос.
Вопрос этот я ждал. Именно в разводе, как мне казалось, психоаналитик и будет искать причины моего неадекватного состояния. Хотя развод… Что развод, он не имел ко всему этому никакого отношения. Депрессия и сексуальная неудовлетворённость преследовали меня и раньше. Задолго до того, как я познакомился с Оксаной.
- Мы не любили друг друга. Были совершенно разными. Даже трудно сказать, почему мы решили пожениться. К тому же у неё имелись лесбийские наклонности.
- Вот как! Опишите её.
- Она высокая черноволосая девушка. Симпатичная, но вряд ли её можно назвать красавицей. Спортивное телосложение, карие глаза, улыбчивая.
- Это был ваш первый брак?
- Официальный - да.
- Были неофициальные?
- Да, в студенческие годы я жил с одной девушкой. Это была в большей степени дружба, чем любовь и привязанность.
- Как звали ту девушку?
- Её звали Алёна.
- Как она выглядела?
- Она была рыженькой, веснушчатой девушкой. Хрупкого телосложения.
- Вы лишились девственности с ней?
- Нет, девственности я лишился в школе.
- Каким образом?
- Мы с двумя друзьями заплатили деньги одной женщине.
- Взрослой женщине?
- Да, ей было за тридцать.
- Вам понравился ваш первый секс?
- Нет, не очень. Я практически ничего не почувствовал.
- В каком возрасте это произошло?
- В пятнадцать.
- Вы, или кто-то из ваших друзей бил эту женщину?
- Нет, что вы! Она была гораздо старше нас, мы относились к ней с уважением.
- Вы встречались с ней один раз?
- Нет, раза четыре.
- И каждый раз платили?
- Да.
- Каждый раз вы были с друзьями?
- Да, с друзьями.
- Как её звали?
- Не помню.
- Опишите её.
- Я плохо помню, как она выглядела.
- И тем не менее, постарайтесь вспомнить.
Я попытался воссоздать в памяти те детские полузабытые сцены. Почему-то память не торопилась выдавать их мне в полном объёме и без искажений.
Женщина, виделось мне. Голая женщина стоит посреди комнаты на коленях.
"На коленях? Разве она стояла на коленях?"
Чья-то нога вытягивается к ней и прикасается подошвой к щеке. Женщина ластится к ней, целует её и пытается лизать. Я понимаю, что нога моя. Потом я почему-то сижу на ней верхом и отчаянно смеюсь. Женщина бегает по залу - по огромному залу - он постоянно увеличивается и вдруг я понимаю, что это вовсе не зал, а какое-то поле, мы скачем по нему, у женщины длинные ноги и копыта, я подковал её на днях. В моих руках плётка, я хлещу её по бокам и улюлюкаю. Вокруг всадники, у них в руках сабли, они машут ими, а женщины под ними рычат. Я отрубаю головы, и кровь, густая тяжёлая кровь хлещет фонтанами из ран. Уставшая женщина хрипит подо мной и бормочет: "Как я хотела бы сестрёнку…"
"Что со мной происходит? Почему заболела голова?"
Я чувствовал отчаянное головокружение. Потолок и стены плясали. Меня тошнило.
- Вы занимались с Алёной анальным сексом? - слышал я голос доктора.
- С Алёной? С какой Алёной?
- Алёна - это девушка, с которой вы жили, будучи студентом.
- Ах, с Алёной… А разве я уже рассказал вам о той женщине из детства?
- Да, не волнуйтесь. Вы всё рассказали. Итак, Алёна…
- Алёна… - я пытался сосредоточиться. - Да, кажется, мы занимались с ней анальным сексом.
- Вы не уверены?
- Просто я плохо помню. В любом случае мы не особенно увлекались этим. Ей не нравился анальный секс.
- Ей было больно, неприятно?
- Да. Кажется, да. Ей было неприятно.
- А Оксана? Она любила анальный секс?
- Оксана? - я напряжённо вспоминал это имя.
- Да, Оксана. Ваша жена. Вы развелись с ней три месяца назад.
- Оксана, да, да, Оксана… Да, мы занимались анальным сексом.
- Как часто?
- Нечасто. Всего несколько раз.
- Она встречалась при вас с девушками?
- Да, к ней приходили подруги. Но если вы имеете в виду…
- Именно это я и имею в виду. Вы видели, как она занималась сексом с девушками?
- Нет, секса я не видел. Я видел, как она целовалась с ними.
- Как часто Алёна занималась сексом с девушками?
- Алёна? Разве она была лесбиянкой?
- Я спрашиваю у вас.
- Я не помню. Неужели и она была лесбиянкой?
- Вспомните хорошенько. Она обнималась с подругами, целовалась?
Две девушки. Сидят в беседке, вдали море. Поцелуи, ласки. Поворачиваются в мою сторону и, заразительно смеясь, манят меня к себе. Но я не там, меня нет там. И тем не менее я вижу.
"Это не моё. Ничего подобного я не помню!"
Бежим. Ветер и дождь. Звери сзади, их целая стая. Я слышу вой, но ноги скользят. Девушка поддерживает меня и шепчет: "Скорей, любимая, скорей!.." Глина, месиво. Ноги вязнут, я кричу, она впереди и не может дотянуться. Я оглядываюсь - волчьи пасти. Вот они, вот. Меня сбивают с ног и зубы вгрызаются в горло.
"Потерянность и покой. Мне отдохнуть бы, забыться".
- Ваша мать кормила вас грудью?
- Не помню.
- В каком возрасте она вас родила?
- В двадцать один… кажется.
- Она мастурбировала вам?
- Мастурбировала?!
- Да, некоторые матери мастурбируют своим сыновьям. Так советуют делать многие сексологи. Для снятия у ребёнка напряжения.
- Нет.
- Нет или вы не помните?
- В моей памяти нет таких воспоминаний.
- Вы видите ползущую по дереву змею. Ваши действия.
- Змею?.. - голова была тяжёлой и не желала мне подчиняться. Не удалось даже приподнять её. - Какую змею?
- Ядовитую змею. Она шипит и высовывает язык. Что вы будете делать?
- Не знаю… Понятия не имею.
- Вы должны ответить.
- Я отрываю ей голову.
Голос доктора был глухим и отдалённым. Я едва слышал его.
- Два ребёнка. Мальчик и девочка. Девочка отнимает у мальчика игрушечный пароход. Кто из них ваш ребёнок?
- Отнимает девочка?.. Забавно. У меня нет детей.
- Один из них - ваш ребёнок.
- Мой ребёнок - внутри! Он внутри меня!
- Он один из них.
- Он ещё не родился!
- Вы держите в руке мужской член. Вы хотели бы его погладить?
- Мужской член? Да, конечно!
- Вы гладите его. Что ещё?
- Я плачу.
- Вы плачете?
- Я плачу неистово. Я ласкаю его и плачу.
- Хорошо. Вы бреете волосы.
- Волосы? На спине?
- Разве я сказал на спине? Вы бреете их на спине? Это спина?
- Спина? О, чёрт, неужели он вернулся!
- Кто он?
- Мой мужчина. Мой бывший мужчина.
- Сколько лет вы встречались?
- Три года. Три ужасных года. Знали бы вы, как он неприятен мне!
- Вы венчались в церкви?
- Мне трудно вспомнить. Церковь…
- Вспомните церковь. Нечто очень важное связано с церковью.
- Церковь…
Я в белой фате, я венчаюсь. Над моей головой держат венец, я смеюсь и жду мужа. Подъезжает машина, он выходит из неё - в чёрном костюме, с розой на лацкане. С огромным букетом роз.
"А ещё он уложил лаком волосы. Первый раз в жизни. Они были такие гладкие, твёрдые и совершенно не колыхались на ветру".
Два бокала, в обоих - вино. Руки смыкаются, слышен звон хрусталя. По течению и в кратности - завлекаемы, видимы. Солнце? Да, почти что. Плотность разрывается и сквозь густые покровы пробивается первый луч. Ласка, нега, расслабленность. Меня трогают руки, скользят по груди, по животу, потом спускаются ниже… Ориентир вдали, курс прочерчен, колонны движутся. Влагой, влагой, влагой - идём и движения яростны. Прочерки, воздействия. Что-то не так? Всё так, дорогая, всё так. За приходом искры и разносятся сонмами во всю безбрежность. Сеют, жнут. Люди со сжатыми кулаками, за ними правда и ответственность. Порой в забытьи, порой отчаянием. Рухни, сойди! Отведут в конечность начертанного, объяснят позывные. Ответишь двумя длинными и коротким. Жертвенные, и топтать, топтать. Отчётлив, разумен, скор. Приходит тишина, девушки молчат и жалостливо смотрят вдаль. Вечер. Ты возьмёшь меня с собой? Ну, конечно. Конечно. И сквозь покровы, сквозь тьму - будет нестись и звать. Где же ты? Где?
- В каком возрасте вы в первый раз поцеловались с мальчиком? - доктор внимательно смотрел на меня и делал какие-то записи в блокнот.
- В семь лет, - ответила я. - Это был соседский мальчик, я плохо помню его.
- Это были только поцелуи или что-то большее?
- Только поцелуи. Я бы просто не позволила тогда что-то большее. У меня были очень строгие родители, они постоянно напоминали мне о правилах хорошего поведения.
- А с девочкой?
- С девочкой позже. Лет в двенадцать.
- Какой поцелуй понравился вам больше?
- Конечно с девочкой. Девочки нежнее.
- Ваш бывший муж часто оказывался не способен выполнить супружеский долг?
- Да, частенько. И всегда он винил в этом меня.
- Каковы были его доводы?
- "Ты холодная, равнодушная. Ты не возбуждаешь меня". Наверное, он был прав.
- Он не мог быть прав. Та девушка, с которой вы сейчас встречаетесь - она дорога вам?
- Трудно сказать. Она милая, но вряд ли я люблю её по-настоящему. К тому же мне ужасно хочется построить наконец-то нормальные гетеросексуальные отношения. Тяга к мужчинам ещё не угасла во мне.
Генрих Альбертович посмотрел на часы.
- Ну что же, Валентина Тимофеевна, - сказал он. - На сегодня закончим.
Я поднялась с кушетки, поправила юбку и причёску.
- Какие ваши заключения? - спросила у психиатра.
- Заключения позитивные. Случай ваш интересный, но вполне поддаётся лечению. Половая дезориентация - это весьма распространённое явление. Думаю, что смогу помочь вам. Цикл из десяти сеансов должен снять все противоречия в вашей психике. Вы согласны на лечение?
- Да, конечно. Я доверяю вам.
- В таком случае жду вас в пятницу в это же время.
Я взяла свою сумочку и направилась к двери.
- До свидания, Генрих Альбертович, - сказала на прощание доктору.
- До свидания, - отозвался он. - Всего хорошего.
В коридоре я встретила секретаря. Она тоже собиралась уходить.
- Закончили? - улыбнулась она мне. - Значит, можно сходить на обед.
- Вы ходите в ресторан? - спросила я.
- Нет, поблизости нет приличного ресторана. Я хожу в кафе. Оно немного пролетарское, но питаться там можно.
В лифте мы спускались вместе. Я смотрела на попку этой девушки и чувствовала, как во мне просыпается желание.
"Вот бы залезть ей под юбку", - мелькнуло в голове.
Вы не будете против, если я пообедаю с вами? - спросила я её.
ЖЕНЩИНА С ВОЛОСАТОЙ ГРУДЬЮ
Когда я учился в медицинском институте, нам показывали женщину с волосатой грудью. Это называлось атавизмом и поначалу женщина вызвала в нас только неприятные эмоции. Девочки морщились, парни поёживались, но все исправно записывали слова профессора Сотникова, который рассказывал нам о сущности этого явления - всё-таки мы были будущими докторами. Со второй лекции, однако, стали происходить странные изменения: я и два моих друга - Егор и Костя - почувствовали странное к ней влечение. Через неделю мы безумно в неё влюбились.
- Ты смотри, ты смотри! - шептал Егор, когда она обнажала грудь. - У меня прямо-таки эрекция.
- И у меня, - говорил я.
Застенчивый Костя думал какое-то время, но решался наконец вставить слово и от себя:
- У меня тоже.
Он дико при этом краснел. Мы на него внимания не обращали.
Профессор Сотников помогал женщине снять лифчик, брал указку и, поставив её в центр аудитории, показывал нам области оволосения. Потом мы по очереди подходили к ней и разглядывали волосы вблизи. Они были не слишком густые, но зато вьющиеся. Покрывали всю область между полушарий, спускаясь по животу чуть ниже линии сосков, а также сами груди, заметно редея к бокам. Цвет их тоже менялся: между грудей росли чёрные, а на грудях светлее и рыжее. Я не сдержался и потрогал их - профессор Сотников кивком одобрил мой интерес - волосы были жёсткие и колючие.
- Вы бреете их? - спросил я у женщины.
- Сейчас нет, - ответила она, мило улыбнувшись. - Но раньше брила.
Женщине было чуть за тридцать. Была она приятной, хоть и грубоватой наружности, и формы её тела весьма впечатляли.
- Когда это началось у вас? - снова задал я вопрос.
- В четырнадцать лет.
- Они просто начали расти?
- Ну да.
- Или происходило что-то ещё?
- Например?
- У вас был зуд, чесотка, возможно лишай на груди?
- Вы знаете, - ответила она после паузы, - что-то подобное было.
- Да? - удивился Сотников. - Вы ничего не говорили мне.
- Я думала, что это не относится к делу.
- Так что же это было? - продолжал Сотников. - Зуд, чесотка?
- Грудь действительно чесалась и весьма сильно, - вспоминала женщина. - А ещё на ней были маленькие красные пупырышки.
- Угу, угу, - кивал Сотников. - Это очень интересно.
- Потом всё прошло и стали расти волосы…
- Появлялись ли у вас области чесотки после этого? - спросил я.
- Нет. Кроме груди у меня совсем нет волос. Только на лобке немного, да на голове, - улыбнулась она. - А на ногах - ни одного.
- Вы комплексовали по этому поводу? - продолжал задавать я вопросы.
- Сначала - да, но потом смирилась. По крайней мере, это никак не отразилось на моей личной жизни. Я вышла замуж, у меня двое детей, неплохая работа.
Она совсем не казалась несчастной. Может оттого, что за демонстрацию своей груди она получала деньги.
- Молодец, студент! - похлопал меня по плечу профессор Сотников. - Профессионально подошли к делу. Из вас может выйти толк.