Канары, Канары,
Опять лечу без пары.
Странники пошли на эти звуки и вскоре обнаружили, что попали в подземный город. Самих троглодитов на поверхности видно не было, но торчали и тут и там белые телевизионные тарелки, висел черный репродуктор, из которого и неслись звуки песни, стояли резервуары для сбора дождевой воды. Решили ждать. Наконец над поверхностью, как суслик, встал низенького роста питекантроп и спросил: Вам чего?
- Мазепа, - произнесли путники заветное имя, - он нас ждет.
Имя произвело на доисторического человека удивительное впечатление. Он стал меньше ростом, скорчил рожу и исчез. А через мгновение возник опять и пригласил путников жестом за ним в пещеру.
Здесь было опрятно. Земляной пол чисто выметен. Мочой почти не пахло. Горело негромкое керосиновое освещение. Лежанки по бокам комнаты были тоже насыпаны землею, на них лежали чистенькие коврики. На земляной тумбе стоял радиоприемник Грюндиг модели пятидесятых годов прошлого века. Посреди был стол, единственная деревянная деталь меблировки. За столом сидел Мазепа в той же сизой щетине, что была на нем в околотке, где друзья с ним познакомились, на голове - та же засаленная тюбетейка. Но вместо драного ватника - длинная и чистая замашная, в красную полоску льняная рубаха. И рот, казалось, был теперь менее впал.
- Поджидаю вас, голуби вы мои, - медово сказал он и пригласил жестом присесть на скамью напротив него. - Виски какого желаете? Я, признаюсь, в это время дня пью кукурузный бурбон. Эй, Мавра, взгляни, у нас, в наших помойных кулуарах, со вчера паюсной икры не осталось? Коли съели, давай зернистую. Помойка наша перспективная, развивающаяся, неподалеку коттеджи олигархов, - пояснил между делом хозяин. - И подай, Мавра, каждому кухоль для кваса. Она у меня, ненаглядная моя, немая, - добавил он с нежностью, - но видит и слышит хорошо.
- Бурбон сойдет, - сказал Семен, не скрывая восхищения спутницей жизни Мазепы. Это была малороссийская, судя по расшитой свежей рубахе, сдобная и вкусная женщина с такими широко открытыми глазами, что в них помещался весь Божий мир, полный цветов и листьев, неизъяснимой божественной благодати и отблесков грядущего рая на земле.
Князь же не нашел ничего сказать, но поднялся и почтительно поцеловал женщине руку.
- Всё, значит, странствуете, голуби, в поисках абсолюта, - благосклонно сказал Мазепа.
- Мы не в странствии, - сказал Семен, насупившись, - мы в хождении.
- Ну, вот и пришли. Сказывайте, что там наверху на белом свете?
- Состоялся перенос праха Тутанхамона на родину в Рязань. Внедрены новые технологии хамства и коррупции в учреждениях по методу одна жалоба - одно окно. Подорожала баранина, сказывается пришедшая на смену времени пельменей пора шашлыков. И продолжаются споры вокруг происхождения видов. Дарвинизм подвергается ревизии, и те, кто привык происходить от обезьяны, теперь в растерянности и не знают, как жить дальше, - доложил Семен. И добавил: - А в остальном сердца с молоком матери для чести живы.
- Это все для нас пустяки. Не вижу в этом никакого панталыку. Мы ж здесь не свинствуем в эти безначальные времена, а живем не по лжи. Ходим тропами горними, самобытствуем и райствуем! А ты, голубь, отчего ж в простоте слова не скажешь? Помни, самая жидкая субстанция мирового эфира не моча и не шампанское, но ум человеческий. Просто живи себе гением, и все приложится. И скажи самому себе однажды коротко, по-нашему, по-екклезиастовски, суета, мол, сует там, наверху, и всяческая суета. Это у мусульман сплошной загробный гедонизм, - добавил Мазепа, - а у нас в раю труд души.
- Так ведь стеб для нашего поколения был важнейшим из искусств, - слегка сконфузившись, оправдался Семен.
- Ну, ты уж взрослый, отвыкай, голубь. Впрочем, и я был таким, когда смолоду служил краснодеревщиком в прошлой жизни.
- Смени, Сема, опцию, - неожиданно сказал Князь, найдя вдруг подходящее слово.
- Вообще-то, с тех пор как мы с Шишом утратили оседлость, - сказал Семен, - мы все меньше говорим.
- И верно. И правильно. А шиш - это по-нашему дуля. Дуля, - повторил Мазепа, ласково гладя на Князя.
Засиделись так, что и времени как бы не стало. И дело было не в виски. А в том, какие слова проливал на измученные долгими поисками идеала души наших путников удивительный Мазепа.
- Вот, голуби мои, реденький у нас народ для такого-то пространства. И серо на нашей земле: серые птицы и в реках серая рыба. Самое теплое наше море и то - Черное, но и в нем нет кораллов, один сероводород, и рыба в нем плавает тоже без цвета. А все, что окрашено в один и тот же цвет, не может ни о чем поведать, Мавра одними своими глазами умеет больше сказать. - И становилось все яснее слушателям, что хозяин не так прост, как могло показаться. - Потому мы, присланные в эту серую землю, так жадно ждем чуда, алкаем яркостей и стремимся сюда, в райские кущи. Вот как толкует Василий Великий стих из псалма двадцать восьмого о гласе Господа, пресекающего пламень огня. Псалом, говорит Василий, напоминает о чуде, которое произошло с тремя отроками в пылающей печи. Тогда пламя разделилось на две части и, с одной стороны, пожигало всех стоящих вокруг, а с другой - приняло в себя Дух и доставило отрокам самое приятное дуновение и прохладу, так что они находились в спокойном состоянии, как бы под древесною тенью. То есть, голуби, хотя это пламя опаляло тех, кто находился вне печи, в то же самое время оно орошало отроков так, как будто они находились в тени дерева. Глас Господа, говорит Василий замечательные слова, нужен для того, чтобы огнем наказания стало непросвещающее, а светом упокоения осталось несожигающее.
- Понятное дело, - пробормотал Семен.
- А вот, чтоб вы лучше уяснили себе о природе рая, слова Ардапета Айреванского. В начале Бог сотворил огненное небо и в нем создал ангелов, разделенных на десять чинов и почестей и размножившихся до бесчисленного множества. Так как они созданы из несгораемого огня, прозрачного света и недвижного воздуха, то природа, число, слава и мера мудрости их остаются для нас недосягаемыми. Он сотворил также свет, отделив часть огненного эфира; также - огонь, воздух, воду и землю.
- И это ясно, дело полезное, - пригорюнился Семен, чувствуя, что не вмещает.
- И чтоб покончить с этим, приведу слова преподобного Иоанна Синаита. Он говорит, что тот же самый огонь называется и огнем потребляющим, и светом просвещающим. Имеется в виду святой пренебесный огонь благодати Божией. Благодать Божия, которую люди получают в этой жизни, одних опаляет ради недостаточности очищения, других просвещает в меру совершенства. Конечно, благодать Божия, голуби мои, не будет очищать нераскаянных грешников в вечной жизни. То, о чем говорит преподобный Иоанн Синаит, происходит в настоящее время. Подвижнический опыт святых подтверждает, что в начале своего пути они ощущают благодать Божию как огонь, опаляющий страсти, а впоследствии, по мере очищения сердца, начинают ощущать ее как свет. Вот Мавра не даст соврать.
Мавра склонила голову в знак согласия и смирения.
- Я ощущал ее как свет, - прошептал пораженный Семен.
А Князь ничего не сказал.
- И современные боговидцы подтверждают, что чем в большей мере человек кается и в процессе своего подвига получает по благодати опыт ада, тем в большей мере эта нетварная благодать может неожиданно для самого подвижника преобразоваться в свет. Та же самая благодать Божия, которая сначала очищает человека как огонь, начинает созерцаться как свет, когда он достигнет великой степени покаяния и очищения. То есть здесь мы имеем дело не с какими-то тварными реальностями или субъективными человеческими ощущениями, но с опытом переживания нетварной благодати Божией. С раем, голуби мои! - закончил Мазепа и поднял кухоль…
Так и сидели вчетвером, и переживали благодать, причащались виски и бурбоном и квасом освежающим, и закусывали, чем Бог послал олигархам, и знали, что все они одной крови. А цель достигнута.
Дачу они сняли. Под соснами. С веранды виднелось болото, они называли его озеро, этот вид рождал в чутких душах предчувствие моря. Вкопали грибок средней между мухомором и божьей коровкой раскраски, присыпали яму битым кирпичом и строительным мусором. Утрамбовали, залили раствором. Наладили гамак и устроили качели на дубе. Перевезли жен и детей. Завели старинный тульский самовар, найденный Семеном на чердаке родительского дома и начищенный им мелом до блеска и гуда, приступили топить его шишками. Пили чай с дымком, читали детям на ночь вслух книжку "Юность Мартына"; читали и про рай и предельную беззаботность в благоденствии. И про густое летнее тепло, когда всё стало почти так, как должно быть, и ничто никогда не изменится, и никто никогда не умрет. Под это дело принялись зазывать гостей на шашлыки с шампанским. Бывал на даче и коллега Князя по расписыванию храмов Додик со слабовидящей красавицей женой Ириной, конферансье со специальным актерским образованием, ведущей некогда концертов заслуженных артистов эстрады, теперь на пенсии, спиритически настроенной дамой, серьезно занявшейся в последние годы душеведением. Меня тоже приглашали, но я все никак не мог собраться. А там и лето кончилось.