Тексты, вошедшие в книгу известного русского прозаика, группируются по циклам и главам: "Рассказы не только о любви"; "Рассказы о гражданской войне"; "Русская повесть"; "Моменты RU" (главы нового романа". Завершает сборник "Поэтическое приложение".
"Есть фундаменты искусства, которые, так сказать, не зависят от качества, от живописания, но которые сообщают жизнь, необходимую вибрацию любому виду творчества и литературе. Понять, что происходит, - через собственную боль, через собственный эксперимент, как бы на своей собственной ткани. Это то, чего искусству недостает".
Добродеев, из выступление по радио "Свобода".
Содержание:
О себе 1
Путешествие в Тунис 1
II.Рассказы не только о любви 15
III. Рассказы о Гражданской войне 22
IV. Русская повесть 27
V. Моменты Ru - (главы из романа) 29
VI. Поэтическое приложение 33
Наталья Смирнова - Лабиринт всесилен 34
Дмитрий Добродеев
ПУТЕШЕСТВИЕ В ТУНИС
О себе
Я родился 20 марта 1950 г. в Батуми, но уже с трех месяцев и всю остальную жизнь с перерывами - вплоть до эмиграции - жил в столице.
Читать я начал рано, года в четыре, и главными увлечениями в детстве были русские народные сказки и былины, а также легенды и мифы древней Греции. Советская детская литература практически обошла меня стороной. Библия в СССР была запрещена, а когда я открыл ее в 1973 году, было уже поздно. Поэтому в моих текстах изначально нет влияния Библии и советской литературы. Но есть влияние экзистенциалистов, которых я открыл, учась во французской спецшколе, в середине 60-х годов. А также русского дворового языка.
До 23 лет я не хотел становиться писателем. Жизнь казалась мне более интересной в действии и географическом разнообразии, поэтому я и поступил на арабское отделение Института восточных языков при МГУ. В начале 70-х я провел как переводчик незабываемый год в Египте, который произвел переворот в моем сознании. Солнце, свобода и масса интересных книг - я отразил это время в своем романе "Каирский синдром".
Однако в 73-м году жизнь обернулась ко мне своей теневой стороной. На меня поступил донос в КГБ, я стал невыездным, и меня направили работать в военную контору МО СССР, где, вместе с разжалованными офицерами, я должен был переводить техническую литературу на арабский язык.
От отчаяния и духовной деградации в этой безнадежной брежневской Москве меня спасла литература. Я понял, что только слово и поиск самого себя способны дать направление в жизни. У меня был хороший друг, Володя Малявин, сейчас известный российский синолог и профессор Тамканского университета на Тайване. Он тогда только что вернулся из Сингапура, где много общался с французскими левыми. В его квартирке в Шелапутинском переулке я участвовал в беседах и брал книги из его уникальной библиотеки: Ницше, Арто, Эзру Паунда, Г.Миллера. Володя часто цитировал своих французских леваков: "Главное - троица "Селин - Батай - Жене". И, действительно, Л-Ф.Селин, которого я прочел тогда в оригинале, перевернул мое сознание. Я не очень любил поэзию вообще и русскую в частности, но меня потрясли стихотворения Гельдерлина, "Песни Мальдорора" Лотреамона и поэмы в прозе Рембо. Последнюю точку в моем литературном самообразовании поставили рассказы Борхеса, после которого, как мне показалось, начался процесс деградации в западной литературе.
В Воентехиниздате, где я провел четыре года, а с 1978 г. и в Институте Африки АН СССР я вел дневник в школьных тетрадях, и постепенно мысли и наблюдения перерастали в новые формы. Они привели к созданию первых, как я сейчас вижу, неудачных повестей и рассказов. Первый прорыв произошел в сентябре 1982-го - марте 1983-го, когда я был на полгода откомандирован в Лейпцигский Университет. Тема моей командировки была "Экономическая экспансия монополий ФРГ в Северной Африке". Для написания этой идиотской работы я каждый день ходил в спецхран местной "Ленинки"(Deutsche Buecherei), но работа не двигалась (она так и не была написана). Я возвращался, одинокий и подавленный, в убогую комнатку аспирантского общежития на Герберштрассе, что рядом с главным вокзалом, и тупо смотрел на унылый восточногерманский город, укутанный торфяной мглой. Казалось, что Вторая мировая здесь не закончилась. Вот тогда-то и родились "Лейпцигские рассказы". Я писал их шариковой ручкой, автоматически, как во сне. Как будто бы кто-то водил моей рукой. Увозил в Москву в толстой линованной тетради.
Дальнейшие этапы моего жизненного пути - командировка в Будапешт (1987–1989), попытка найти работу в Вене (1989–1990) и эмиграция в Германию, где я стал работать на Радио "Свобода". С 1995 г. постоянно живу в Праге. Все эти годы я продолжал писать рассказы с упором на минималистский жанр "шорт-шорт", который теперь все чаще называется Flash Fiction - "блиц-проза".
В основе этого метода - контрапункт, монтаж в духе русского авангарда, смешение планов - высокого и низкого.
Из более крупных своих текстов я бы выделил повести "Возвращение в Союз" (финалист русского "Букера" 1987 г.), "Путешествие в Тунис", романы "Моменты Ру", "Большая Svoboda Ивана Д." и "Каирский синдром".
Время:
7–12 мая 1996 года.
Места:
Сусс - Монастир - Хаммамет - Порт-эль-Кантауи - Сиди бу Саид
Карфаген.
А также:
Пустыня Сахара, пещеры троглодитов в Матмате, Сфакс, Габес.
Отели:
"Риад Палмс", "Рамада", "Ориент Палас", "Алисса", "Хаздрубал", "Мархаба", "Тадж Мархаба", "Мархаба Бич", "Эмир палас", "Фестиваль", "Хеопс", "Сканес Бич" и пр.
Дискотека:
"Марокана".
Ещё моменты:
Прогулка на верблюдах, ночевка в Эль-Фауаре (последний пункт
перед алжирской границей), соляное озеро Шатт-эль-Джарид, городок Тузер (пещера Али-Бабы), оазис (пальмовая роща) в Гафсе, Кейруан, Сусс.
Развлечения:
Виски "Джей-Би", коньяк "Хин", морские мотоциклы "джет-ски", езда на конях и верблюдах, мавританское кофе с кальяном (шишей), финиковая водка "буха", чай с мятой, низкопробный квартал "Карти" в старом городе, медина и базар, свежедавленые апельсиновый и клубничный соки, конкурс красавиц "Мисс Парадайз-96", "новые русские", а также русские красавицы из Петербурга, местные путаны Сара и Басма.
Международный аккомпанемент:
Бои в Чечне, гражданская война в Либерии, предвыборная активность коммунистов в России, процесс над Асахарой в Японии и, главное, скандал вокруг британской бешеной коровы. Запрет на вывоз из Англии не только говядины, но даже желатина и костей (однако они умудрялись продавать говядину через подставных лиц).
Тогда же известный офтальмолог Святослав Федоров опубликовал свой буклет о спасении судеб России (написал на отдыхе в Италии). Рядом с его подмосковным офтальмологическим центром - конное хозяйство и комбинаты питания. Конское стойло было и в Суссе, рядом с гостиницей "Алисса". Хитрый арабчонок Баркукш возил меня под уздечку на грациозном и уже немолодом жеребце Каммусе. Редкие седые волосы пробивались на гриве жеребца. Неторопливые немецкие туристы выражали восхищение моей посадкой. Однако - 110 кило, 46 лет, сомнительные жизненные перспективы…
Все это - присказка. Дорожно-транспортный рассказ - впереди.
Начало путешествия. Рассуждения на тему того самого момента
6 мая 1996 года я вступил на борт "Боинга-737" тунисской авиакомпании "Тунис-Эр". Вообще-то я должен был ехать на отдых в Карловы Вары (Карлсбад), но несоразмерная с набором услуг дороговизна путевок отпугнула меня. Плюс память о недавнем советском прошлом этих мест. За те же, блин, полторы тысячи баксов, что обошлись бы мне две недели в Карлсбаде, в лечебнице советского типа с богатой холестерином чешской пищей (шпикачки с кнедликами), я получал в Тунисе белоснежный отель-люкс на берегу моря, перелет и массу новых впечатлений. Я слышал, конечно, что в Карлсбаде лечились Гете, Карл Маркс, Мицкевич и др. классики XIX века. Известно было и то, что все советские начальники и военачальники 40-х-80-х годов XX века промывали в Карловых Варах печенку, надорванную жирной пищей и армянским коньяком (и это был аргумент весомый). Однако возможность оторваться от привычного пейзажа среднеевропейской полосы перетянула. Я понаслышке и не понаслышке знал, что энергетика моря и пустыни в сто раз сильнее, чем тихий шарм равнин и лесов. Недаром рвались все, в ком тлела искра жизни, из европейских закоулков - к далеким кочевьям Азии, Африки и Латинской Америки.
Оговорюсь, что Латамерика меня не привлекала - не хватало там "культурных памятников", временной перспективы, а удручающая схожесть пляжей, баров и проституток всех этих курортов просто отпугивала. Поэтому, купив в тэкс-фри-шопе пражского аэропорта Рузине три литровые бутылки "Джей-Би" (новые русские уже потребляли цельномальтовые виски старой выдержки, но это была бы непозволительная роскошь), одну бутылку коньяка "Хин" (дорогой, с оленем на наклейке) и блок сигарет "Кэмел лайт" (о, почему я не взял "Марлборо"!), я ступил, как уже имел честь вам доложить, на борт самолета "Тунис-Эр".
Смуглый красавец тунисец, представитель "Тунис-Эр" в Праге, ввел нас в салон самолета. Сам в двубортном итальянском костюме и лакированных штиблетах. По его бараньим глазам было видно, каково ему в разрегулированной столице посткоммунистической Чехии. Наверняка - две гарсоньерки, пара белокурых наложниц (клянутся ему по утрам в любви - за 500 долларов в месяц каждая), постоянное место в ночном баре "Красная шапочка" и масса других оттяжек, немыслимых в мусульманском Тунисе. А деньги - вестимо - от наркобизнеса.
То была - особая жизнь конца XX века, когда распались коммунистические царства, когда могучий Запад неукротимо шел к закату, утверждая обратное, а ближневосточные тирании терзались выбором - между комфортом и традицией… Мы (независимые наблюдатели) были тогда свидетелями явлений странных и неповторимых. Конечно, в центре всех этих нехороших турбуленций была Россия - моя историческая родина, свирепая и бредовая, но волны от нее шли на весь мир и относили крепкий "Титаник" западной буржуазной демократии от некогда избранного им курса. Sic transit!
Что было важно "тем людям"? Как и всегда, перед концом эпохи - раскрепощенный секс (би-, гетеро- и гомо) стоял в центре их интересов. А также - алкоголь. Желательно, качественный. А также - деньги, одежда, автомобили. Тогда еще - на двигателе внутреннего сгорания, хотя неоднократно объявлялся переход к бездымному топливу. Для молодежи - поп-музыка. Детей рожать не хотелось - на Западе и в бывших коммунистических. На Востоке их рожали слишком много. А до пророков типа Солженицына и Хомейни давно уже никому не было дела. Настал момент, когда надо было наслаждаться моментом. И это святое слово - enjoyment, Genuss, оттяг - было корневым, сущностным знаком. Нашего, блин, времени. Поехали!
Самолет оторвался, и сдвинутая вбок плоскость богемских полей поплыла под нами. Стремительно забирая вверх и влево, мы полетели - на юг! Путешествие в Тунис началось. В страну, где некогда - великий Карфаген, а также Пунические войны, где Халифат и Фатимиды, и турки, и французы… Где золотые пляжи, где мать-Сахара и предгорья Атласа.
Весна и лето 96-го были непривычно прохладными во всем Средиземноморье. Об этом нас предупредили. И все же мы надеялись на лучшее (надеялись, бляха-муха!).
Хотелось - горячего песка, прогулок на верблюде, ныряния в соленую стихию, бодрящего напитка. Немножечко экзотики, немного транса, а главное - так, ничего не делать, лежать. Забыть все.
Хотелось забыть все это - сталинизм, войны, Советский Союз, а также - интеллигентские хобби - Ахматову и Пастернака, "серебряный век" и наболевший крымский вопрос, стенания по былому величию. А также - новую, размеренную жизнь на Западе, подчиненную лишь одному - экономическому выживанию.
Настанет ли время, когда можно будет забыть весь этот набор понятий?
Время-время-время… Качнув крылом, малютка-Боинг пошел на дозаправку в Будапешт. "Ферихедь-2" значилось на щитке. Здравствуй, столица гуннской империи! Отсюда началось мое путешествие на Запад.
Пересечение границы
…Октябрь 89-ro. Трещит Ост-блок. Пока обезумевший мир внимает харизматическому Горбачеву, пока хватаются за голову чиновники ЦК КПСС и Лубянки - надо жать на все педали. Ведь неизвестно - что завтра. А может - они замуруют границу навсегда, а может - они придумают чего еще, и я останусь здесь заложником… 17 лет я был невыездным, и это мой последний шанс… мне почти сорок. В потоке десятков тысяч восточных немцев я покидаю пределы резервации. Великой и страшной империи. Там, позади, остались химерические иллюзии, несбывшиеся надежды, попойки на дачах, ночные кошмары особой силы… А впереди? Мой друг, немецкий анархист Франц Т., везет меня как ценный контрабандный товар. Вывозит меня, завернутого в плед, в багажнике своего допотопного микроавтобуса.
Как мы познакомились в Будапеште, как договорились в ночной пивнушке - особая статья. Он пошел на это из идейных соображений, не взяв с меня ни пфеннига. Наверное, нас сблизили песни "Роллинг Стоунз", поэзия Гельдерлина и жалость к морским котикам, которых безжалостно уничтожали тогда браконьеры Чукотки, Аляски и Лабрадора. Короче, нас объединила ненависть к мировому злу и тяга к неосуществимому идеалу…
Мы движемся почти что шагом - среди плачущих, смеющихся братьев из ГДР - они скопились в Венгрии, хотят на Запад, и вот - им разрешили пересечь границу. Колонна движется час, два - мимо Татабаньи, Дьера, под музыку транзисторов и перекличку клаксонов.
- О-кей! - венгерский пограничник не смотрит на документ, австрийский отдает под козырек, и в общем потоке мы проникаем в Австрию.
Последовали: полгода прозябания в Вене, переход ночными тропами в Германию, лагеря для беженцев, и затем - работа на радиостанции "Свобода" в Мюнхене, подарок эмигрантской судьбы.
Будапештский аэропорт, 6 мая 1996
В транзитном зале меня окликнул Густав. - Димитрий! - он появился, массивный, с бритой головой, кабаньей щетиной заместо бороды. Его раскосые глазки сверкали пещерным огнем.
- Давай выпьем, - сказал он и повлек меня к стойке бара. Там мы раздавили по рюмке "Уникума", и он поведал, что с бедным другом Яном плохо - наехали у Дьера. На маленький спортивный Яна наехал грузовик у Дьера - и Ян не выдержал. Хрустнули ребра, закатились глаза. Так закончилась для него поездка, сулившая большие прибыли и массу удовольствий.
- А вот и он! - дюжие санитары толкали каталку с другом Яном. Капельница колыхалась над меловым лицом. Теперь он навсегда прикован к креслу и будет проводить дни в своем фламандском доме, созерцая тюльпаны.
Ян и Густав устремились в Восточную Европу лет двадцать назад, когда жил и процветал великий Советский Союз. Густав сделал свои миллионы на детском питании: в Вене он вышел на связь с советскими торговыми представителями. Ему хватило смекалки с ними поделиться, и деньги потекли рекой. Так он, бедный выходец из Югославии, бежавший студентом от Тито, поселившийся на окраине Брюсселя и подрабатывавший чем Бог на душу положит, так он стал солидным бельгийским бизнесменом, женился на фламандке и оброс всеми атрибутами благосостояния: его выручило знание таинственной славянской души.
Впрочем, сейчас оно стало ни к чему - тысячи носителей этой самой души хлынули в Западную Европу и проявили здесь чудеса смекалки. - А как твоя дочь? - Он замер, вздохнул: "У нее лейкемия, последняя стадия. Я сделал все, что мог, ей больше не помочь". Мы выпили еще по "Уникуму", и он снова повеселел. - Фройляйн, хотите приехать ко мне в Брюссель? - обратился он к голубоглазой куколке-венгерке, ожидавшей своего рейса на Тунис.
- Найн, данке, - сказала та.
- Xypa! - прошептал Густав и выпил третью рюмку.
Я познакомился с ним на корабле год тому назад. Он возвышался над Босфором с новейшей японской видеокамерой и ловил в объектив виллы турецких нуворишей, мосты через пролив и те самые османские крепости, которые дружными залпами встречали рвавшиеся сюда эскадры русских кораблей. Он также брал в объектив - Санторин, Корфу, Лесбос, Ялту, Одессу и другие точки по пути нашего следования.
Любовь его к видеокамерам была неуемной и свойственной большинству двуногих в том конце 20 века. Он менял модели каждые полгода, чтобы идти в ногу с техническим прогрессом.
К сожалению, этот прогресс был, как принято говорить, однобоким. Он нес лишь внешнее улучшение, и западное человечество стало тревожиться за будущее.
Дело в том, что с 1973 года их уровень жизни, прежде всего в США и Европе, более не повышался. Несмотря на прогресс высоких технологий, что-то там поломалось. Они работали все больше, больше изобретали, однако уровень жизни топтался и даже пятился назад.