ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Один из моих друзей жил в Чикаго и был связан с фондом Мак-Артура – точно не знаю, кем он был, там у них все очень секретно. Он спросил меня, что, по моему мнению, сегодня самое интересное в архитектуре. Я сказал ему правду: дом Бернадетт Фокс. Черт ее знает, кто она такая – архитектор, маргинальный художник, любительница ручного труда или выдающаяся помоечница. Я знаю только, что в ее домах приятно находиться.
Шел 1992 год, о "зеленой архитектуре" уже говорили, но это было до появления Совета по "зеленому" строительству и системы добровольной сертификации зданий, лет за десять до выхода первого номера журнала по архитектуре и дизайну "Двелл". Конечно, экологическую архитектуру развивали уже не первое десятилетие, но о красоте при этом не заботились.
Мой чикагский друг приехал с большой группой специалистов. Несомненно, они ожидали увидеть уродливую юрту из автомобильных номеров и покрышек. Но, войдя в Двадцатимильный дом, расхохотались – настолько он был хорош. Сияющая стеклянная коробка, чистые линии, ни дюйма гипсокартона или штукатурки. Полы были бетонные, стены и потолок деревянные, барные стойки из бетона, смешанного с битым стеклом, что делало их полупрозрачными. Несмотря на эти материалы, внутри дом казался даже легче, чем снаружи.
В тот день Бернадетт строила гараж – заливала бетон в формы, сооружала наклонные стены. Парни из Мак-Артура скинули пиджаки, закатали рукава и стали помогать. Тогда-то я и понял, что награда у нее в кармане.
Получив признание своих заслуг, Фокс смогла расстаться с Двадцатимильным домом и выставила его на продажу.
ДЖУДИ ТОЛЛ: Бернадетт сказала, что хочет выставить дом на аукцион и найти другой земельный участок, без общей подъездной дорожки. Соседство Найджела Миллз-Мюррея повысило стоимость ее недвижимости. Я сделала несколько снимков и сказала, что сделаю продажу ее дома своим приоритетом.
Придя в офис, я обнаружила сообщение на автоответчике. Один бизнесмен, с которым я часто работала, услышал, что дом продается. Я ответила, что мы выставим дом не раньше, чем через пару месяцев, но он был архитектурным фанатиком и желал владеть домом, за который дали "Награду гениев".
Мы отправились в "Спаго", чтобы отметить сделку – я, Бернадетт и ее чудесный муж. Их надо было видеть вдвоем! Он так ею гордился. Она только что удостоилась большой награды и очень выгодно продала дом. Кто бы не гордился такой женой? За десертом он вынул маленькую коробочку и вручил Бернадетт. В ней был серебряный медальон, а внутри – желтая фотография суровой встревоженной девушки.
– Это святая Бернадетта, – пояснил Элджи. – Лурдская Дева. У нее было 18 видений. Ты уже видела свое первое видение – "Бибер Бифокал", и второе – Двадцатимильный дом. За следующие шестнадцать.
Бернадетт заплакала, я заплакала, и он заплакал тоже. Мы сидели втроем в луже слез, когда принесли счет.
Тогда же они решили поехать в Европу – хотели побывать в Лурде, где жила святая Бернадетта. Это было так прекрасно. Весь мир лежал у их ног.
Бернадетт еще нужно было отснять дом для портфолио. За месяц сад уже успел бы разрастись, так что она решила провести съемку после возвращения. Я позвонила покупателю и спросила его согласия. Он ответил: "Да, конечно".
ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Все думают, что мы с Бернадетт близко дружили, но на самом деле я с ней не так уж много общался. Наступила осень, ко мне пришли новые студенты. Я хотел показать им Двадцатимильный дом. Я знал, что Бернадетт в Европе, но все равно поступил как обычно: оставил сообщение, что приеду со студентами. У меня был ключ.
Я свернул с Малхолланд и увидел, что ворота Бернадетт открыты – это было странно. Я подъехал, вылез из машины, но не сразу поверил в то, что увидел: бульдозеры сносили дом! Три бульдозера ломали стены, били стекла, гнули балки, а мебель, лампы и окна крошили в мелкие осколки. Шум был такой, что голова шла кругом.
Я понятия не имел, что происходит. Я даже не знал, что она продала дом. Подбежал к одному из бульдозеров, буквально вытащил оттуда водителя и заорал: "Какого черта ты делаешь?" Но он не говорил по-английски.
Мобильников тогда не было. Я выстроил студентов в шеренгу перед бульдозерами, а сам помчался на Голливудский бульвар, к ближайшему телефону. Позвонил Бернадетт, но услышал только автоответчик. "Какого черта ты затеяла? – проорал я в трубку. – Почему ты мне не сказала? Нельзя просто уехать в Европу и снести свой дом!"
Фокс ответила на это сообщение спустя две недели. Йеллинека тогда не было в офисе. У него до сих пор сохранилась запись на автоответчике, и он проигрывает ее для меня. "Пол, – говорит женский голос, – что происходит? О чем ты? Мы вернулись. Позвони мне". После этого Фокс позвонила своему риелтору.
ДЖУДИ ТОЛЛ: Она спросила, что с домом. Я ответила, что не знаю, сделал ли с ним что-то Найджел.
– Кто? – сказала она.
– Найджел.
– Кто?! – на этот раз она закричала.
– Джентльмен, купивший ваш дом. Ваш сосед, Найджел, у него еще телешоу, в котором роняют всякие дорогие вещи с лестницы, и кто их поймает, тому они достаются. Он англичанин.
– Минуточку. Мой дом купил ваш друг по имени Джон Сэйер.
Тут я, конечно, вспомнила, что она ничего не знает! Пока она была в Европе, этот бизнесмен обратился ко мне, чтобы передать право собственности Найджелу Миллз-Мюррею.
Я понятия не имела, но он купил его для своего клиента, Найджела Миллз-Мюррея. Так бывает сплошь и рядом – знаменитости покупают дома на имя своих агентов, а затем получают права собственности. Это делается для секретности.
– На самом деле покупателем был Найджел Миллз-Мюррей, – сказала я Бернадетт. Повисла тишина, затем она повесила трубку.
Двадцатимильный дом, на создание которого ушло три года, был уничтожен за один день. Сохранились лишь фотографии, которые риелтор Джуди Толл сделала своей "мыльницей", и до смешного неполные планы, которые Фокс подавала в департамент строительства.
ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Во всей этой истории она считается пострадавшей. Но в гибели Двадцатимильного дома не виноват никто, кроме Бернадетт.
Когда все узнали, что дом снесен, в архитектурных кругах воцарилась скорбь.
ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Бернадетт бесследно исчезла. Толпа архитекторов подписала мое письмо, которое опубликовали в газете. Известный искусствовед и архитектор Николай Урусофф написал отличную передовицу. Комиссия по достопримечательностям всерьез занялась охраной современной архитектуры. Так что кое-что хорошее из этого все же вышло.
Я пытался ей дозвониться, но они с Элджи продали "Бибер Бифокал" и уехали из города. Уму непостижимо.
Просто уму непостижимо. Меня тошнить начинает при одной мысли. Я до сих пор иногда приезжаю к тому месту. Но там ничего нет.
Бернадетт Фокс не построила больше ни одного дома. Она переехала в Сиэтл вместе с мужем, который получил работу в "Майкрософте". Когда АИА выбрал ее профессором, она не пришла на церемонию.
ПОЛ ЙЕЛЛИНЕК: Я в глупом положении. Когда заходит речь о Бернадетт, все смотрят на меня, я считаюсь ее близким другом. И я никогда не давал повода думать иначе. Но она построила всего два дома, и оба для себя самой. Это были великие творения – тут я не спорю. Но одно дело строить дом без клиента, без сметы и без сроков. А если бы ей пришлось строить офисное здание или дом для кого-то другого? Думаю, ей не хватило бы терпения. Она плохо сходилась с людьми. А какому архитектору это на пользу?
Ее канонизировали именно потому, что она сделала так мало. Святая Бернадетт! Хрупкая женщина в мужском мире! Занималась зеленым строительством раньше, чем возникли "зеленые"! Она была гениальным мебельщиком! Она была скульптором! Уличила Гетти в расточительстве! Основала движение "Сделай сам"! Говорите что хотите, все равно возражений не найдется.
Сдается мне, что исчезновение – и именно в тот момент – было лучшим подарком для ее репутации. Говорят, из-за того, что Найджел Миллз-Мюррей разрушил Двадцатимильный дом, Бернадетт сошла с ума. Мне кажется, она просто хочет, чтобы мы так думали.
Интернет-поиск не дает никаких сведений о том, чем занимается Фокс сегодня. В опубликованной пять лет назад брошюре школы на Галер-стрит (частной школы в Сиэтле) упоминался аукционный лот. Вот его описание: "ШАЛАШ НА ДЕРЕВЕ ПО ВАШЕМУ ЗАКАЗУ: Бернадетт Фокс, мама ученицы третьего класса, спроектирует и самостоятельно построит шалаш для вашего ребенка". Я связался с директором школы и спросил его об этом лоте. Она прислала ответ: "Согласно нашим записям, на этот аукционный лот не было подано заявок. Он остался непроданным".
Понедельник, 13 декабря
Письмо мамы Полу Йеллинеку
Здравствуй, Пол!
Приветствую тебя из солнечного Сиэтла, где женщины – это "деушки", люди – "народ", немножко – "скош", если ты устал – ты "дохлый", если что-то испорчено – оно "шалит". Здесь нельзя сидеть по-турецки, зато можно "сложить ножки кренделем"; когда выходит солнце, его никто не называет солнцем, а только "солнышком", бойфрендов зовут "партнерами", никто не матерится, но иногда случается "сказать слово на букву Х", кашлять можно только в сгиб локтя, а на любую просьбу, неважно, выполнимую или нет, ответ один: "нет вопросов".
Я уже сказала, как я тут все ненавижу?
Сиэтл – столица мировой технократии, и у нас есть такая штука, как интернет, в котором можно гуглить, так что если мы столкнемся на пороге публичной библиотеки с каким-то парнем, который вдруг начинает рассказывать про архитектурный конкурс, посвященный, скажем так, нам, мы можем, как упоминалось выше, погуглить и узнать больше.
Ты ж мой поганец, Пол. На этом втором пришествии Двадцатимильного дома сплошь твои отпечатки пальцев. За что ты меня так любишь? Никогда не могла понять, что ты во мне нашел, болван ты этакий.
Полагаю, я должна быть польщена или рассержена, но на самом деле точное слово – ошеломлена. (Я только что посмотрела в словаре слово "ошеломить", и, знаешь, что интересно? Первое его значение – "привести в состояние замешательства, растерянности своей неожиданностью", второе – "произвести очень сильное впечатление". Немудрено, что я никогда не знаю, как его употреблять. В этом случае я, пожалуй, использую его в первом значении.)
Пол Йеллинек, как ты там, черт тебя дери? Злишься на меня? Скучаешь, потому что жизнь без меня не та? Ошеломлен в любом из двух значений этого слова?
Кажется, я тебе так и не перезвонила.
Ты, должно быть, хочешь узнать, что я делала в последние двадцать лет. Так вот: я решала конфликт между общественным и личным пространством в отдельно взятом семейном доме.
Шучу! Я заказывала всякое говно по интернету!
Теперь ты уже, конечно, понял, что мы переехали в Сиэтл. Элджи пошел работать в "Майкрософт" – МС, как они сами себя называют. Нет на свете другой компании, где так обожают аббревиатуры.
Чего я точно не собиралась делать – так это стариться в левом верхнем углу карты Соединенных Штатов. Я просто хотела убраться из Лос-Анджелеса, зализать израненное самолюбие, подождать, пока все меня как следует оплачут, а затем распахнуть свой плащ, разразиться вторым актом и показать этим ублюдкам, кто тут на самом деле богиня архитектуры.
Но Элджи неожиданно здесь понравилось. Кто бы мог подумать, что у нашего Элджина есть второе я, которое водит "субару", ездит на велике и ходит в трекинговых сандалиях. И что оно только и ждало благоприятного момента, чтобы расцвести пышным цветом. "Майкрософт" для этого идеально подошел – это дивная утопия для людей с ненормально высоким IQ. Стоп, я сказала, что "Майкрософт" дивный и утопический? Я имела в виду зловещий и порочный.
Там везде переговорные комнаты – их больше, чем кабинетов, а сами кабинеты крошечные. Когда я впервые вошла в кабинет Элджи, я рот открыла – там едва стол помещался. Теперь Элджи стал у них большой шишкой, а кабинет у него все равно малюсенький. Туда едва можно впихнуть диван, чтобы подремать – куда это годится? Еще странно то, что у них нет секретарей. У Элджи в команде 250 человек, и на всех одна секретарша. Или админ, как они говорят, с ударением на "и". В Лос-Анджелесе в два раза менее крутой чувак будет иметь двух секретарей, у которых будут свои секретари и так далее, пока не трудоустроится все мужское и женское население к западу от 405-й автострады. Но "Майкрософт" не такой. Они все делают сами через специальные кодированные порталы.
Ладно, ладно, успокойся, я расскажу тебе про переговорные. На каждой стене там по карте. Для компании совершенно нормально иметь карты, на которых показаны ее территории и направления распространения продукции, правда? А вот в "Майкрософте" на стенах висят карты мира, и если вы еще не в курсе границ их владений, там внизу подписано: ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ. Я помню день, когда осознала, что "Майкрософт" стремится к мировому господству: я была в Редмонде, мы с Элджи обедали.
– Так чего добивается "Майкрософт"? – спросила я, пожирая торт от "Костко". В кампусе был День "Костко", во время которого народ угощали бесплатными тортами. Неудивительно, что иногда я путаюсь и принимаю это место за дивную утопию. Элджи торт не ел, потому что у него сильная воля.
– Когда-то мы добивались того, чтобы персональный компьютер появился в каждом доме. Но эта цель уже давно достигнута.
– А теперь чего вы хотите?
Он посмотрел на меня с тревогой. Оглянулся по сторонам и начал:
– Мы… Ну, мы об этом не говорим вслух.
Видишь ли, когда беседуешь с кем угодно из "Майкрософта", разговор может закончиться двумя способами. Это был первый: подозрительность, переходящая в паранойю. Они даже собственных жен боятся! Потому что, как они любят повторять, их компания стоит на идеях, а у идей могут вырасти ноги.
А вот второй вариант разговора с сотрудником МС. МС – Господи, неужели я это написала! Допустим, я пришла с дочкой на детскую площадку. С непроницаемым взглядом качаю ее на качелях, а соседние качели толкает спортивный папа, потому что папы тут бывают только одного типа: спортивного. Он заметил у меня сумку для памперсов, которая вовсе не сумка для памперсов, а один из бесконечных корпоративных подарков с логотипом "Майкрософта", которые Элджи притаскивает домой.
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Вы работаете в "Майкрософте"?
Я: Я – нет. Муж работает. (Предупреждая следующий вопрос.)
В отделе робототехники.
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Я тоже из "Майкрософта".
Я: (симулируя интерес, потому что на самом деле мне насрать, но парень попался болтливый.) Да? А что вы делаете?
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Я работаю в Messenger.
Я: А что это?
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Знаете Windows Live?
Я: Э-э-э…
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Знаете стартовую страницу MSN?
Я: Вроде бы…
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: (теряя терпение) Когда вы включаете компьютер, что вы видите?
Я: "Нью-Йорк таймс".
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Но у Windows есть стартовая страница, обычно она появляется.
Я: Вы про то, что предустановлено при покупке? Простите, но у меня "Мак".
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: (начинает обороняться, потому что там у них все мечтают об айфоне, но ходит слух, что если Балмер застукает кого-то с айфоном – окунет в унитаз. Положим, этот слух не подтвержден, но ведь и не опровергнут!) Я про Windows Live. Это самая посещаемая стартовая страница в мире.
Я: Верю вам на слово.
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Вы каким поисковиком пользуетесь?
Я: Гуглом.
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Бинг лучше.
Я: Никто не говорит, что хуже.
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Если вы хоть раз заходили на Hotmail, Windows Live, Бинг или Microsoft Network, вы видели табличку вверху страницы. Там написано Messenger. Это моя команда.
Я: Круто! А чем именно вы занимаетесь в Messenger?
СПОРТИВНЫЙ ПАПА: Моя команда работает над пользовательским интерфейсом для HTML5 на языке С#…
А потом они постепенно умолкают, потому что в любом разговоре наступает стадия, когда даже самый умный человек на свете не сможет растолковать того, о чем идет речь, тупице вроде меня.
Выходит, все эти годы в Лос-Анджелесе Элджи в душе мечтал о коридоре с флуоресцентными лампами на потолке и ковролином на полу, чтобы бродить по нему все ночи напролет в одних носках. В "Майкрософте" он нашел идеальную среду обитания. Словно он снова в Массачусетском технологическом: сидит ночами, швыряет карандаши в потолочные плитки и играет в "Космических захватчиков". Когда в "Майкрософте" расширили кампус, команду Элджи перевели в новое здание. Там во дворе стоит ларек с сэндвичами. На нем вывеска: "ГОЛОВА КАБАНА. ЛУЧШИЕ МЯСНЫЕ ДЕЛИКАТЕСЫ ПРОДАЮТСЯ ЗДЕСЬ". При первом взгляде на него я поняла, что Элджи мне больше не видать.
Так что мы живем в Сиэтле.
Тот, кто проектировал этот город, не пропустил ни одного перекрестка – он их все превратил в перекрестки на пять улиц. Не оставил в покое ни одной улицы с двусторонним движением – они все односторонние, просто так, безо всякой причины. В центре каждого красивого вида вляпан двадцатиэтажный дом престарелых без признаков архитектурного замысла. Стоп, стоп. Кажется, слова "архитектурный" и "замысел" только что были впервые употреблены вместе в контексте Сиэтла.
Водители тут кошмарные. Под "кошмарными" я имею в виду, что они не задумываются о том, что я тоже существую. Это самые тормозные водители на свете. Вот ты стоишь на пятерном перекрестке, стареешь себе потихоньку, дожидаясь зеленого света, и вот наконец можно ехать – знаешь что они делают? Трогаются, а потом дают по тормозам в центре перекрестка. Ты надеешься, что они уронили бутерброд и шарят под сиденьем, но нет. Они тормозят просто потому, что это перекресток.
Иногда встречаются машины с номерами штата Айдахо. Я думаю – какого черта тут делает машина из Айдахо? А потом вспоминаю – ах да, мы же граничим с Айдахо. Я переехала в штат, который граничит с Айдахо. И желание жить, которое, может быть, еще оставалась во мне, постепенно испаряется со звуком "пуфф".