Только подойдя совсем близко к телеге, я увидел сидящего под пальмой карлика. До того, как он обратил на меня внимание, я заметил, что у него на форме всего один ряд пуговиц - их было пять. В остальном его форма ничем не отличалась от формы его сородичей. Все карлики, которых я видел до сих пор, имели одну общую черту - их круглые головы были покрыты густыми каштановыми волосами.
- Добрый вечер, Пятёрка Треф! - сказал я.
Он бросил на меня равнодушный взгляд.
- Добрый ве…
Замолчав посреди фразы, он уставился на меня.
- Повернись ко мне спиной, - сказал он наконец.
Я повиновался, а когда я снова оглянулся на карлика, он чесал в затылке двумя пухлыми пальцами.
- Вот неприятность так неприятность! - вздохнул он и развёл руками.
Через мгновение с высокой пальмы упали два плода. Один - на колени Пятёрке Треф, другой чуть не угодил мне в голову.
Я порядком удивился, когда через несколько секунд с дерева спустились Семёрка и Девятка Треф. Кажется, я познакомился уже со всей честной компанией, подумал я.
- Мы хотели попасть в него, - сказал Семёрка.
- Но, когда мы уже прицелились, он отошёл в сторону, - сказал другой.
Они уселись под пальмой рядом с Пятёркой.
- Хорошо, хорошо, - сказал я. - Я вас прощаю. Но за это вы должны ответить на несколько простых вопросов. А не ответите, я вам всем сверну головы. Ясно?
Мне удалось испугать их настолько, что они онемели. Я по очереди посмотрел в глаза каждому. У всех были одинаковые тёмно-карие глаза.
- Итак, кто вы?
Они по очереди поднялись, и каждый произнёс свою бессмысленную фразу:
- Пекарь хранит сокровища, привезённые с загадочного острова, - сказал Пятёрка.
- Картам открыто будущее, - сказал Семёрка.
- Только Джокер во всей колоде понимает, что это мираж, - сказал наконец Девятка.
Я покачал головой.
- Благодарю вас за эти сведения, - сказал я. - Но всё-таки кто вы?
- Трефы, - тут же ответил Пятёрка. Очевидно, он серьёзно воспринял мою угрозу.
- Это-то мне ясно, - сказал я. - Но откуда вы взялись? Упали с неба или выросли из земли, как обычный клевер?
Они быстро переглянулись, и Девятка Треф сказал:
- Мы из этого селения.
- Вот как? И сколько же таких земледелов, как вы, живёт там?
- Нисколько, - ответил Семёрка Треф. - Я хотел сказать - только мы. У нас нет двух одинаковых.
- Понятно, этого нельзя было и ждать. Но сколько всего земледелов живёт на этом острове?
Они опять быстро переглянулись.
- Идём! - сказал Девятка Треф. - Он бит.
- Но разве нам разрешено его бить? - спросил Семёрка Треф.
- Я имел в виду, что мы уходим.
С этими словами они бросились в телегу. Один из них ударил белое животное по спине, и оно пустилось галопом, насколько ему позволяли его шесть ног.
Никогда в жизни я не испытывал подобного бессилия. Конечно, я мог бы их остановить. Я мог бы, если на то пошло, свернуть им головы. Но ни то, ни другое ничего бы мне не объяснило".
ДВОЙКА ТРЕФ
…он помахал двумя билетами…
Первым, о ком я подумал, проснувшись в маленьком номере венецианского отеля, был Ханс Пекарь, встретивший странных карликов на загадочном острове. Я вытащил из кармана штанов, лежавших у меня в ногах, лупу и книжку-коврижку. Но только я зажёг свет и приготовился читать, папашка издал львиный рык и тут же проснулся; он просыпался так же мгновенно, как засыпал.
- Мы пробудем в Венеции целый день, - зевнув, сказал он. И вскочил с кровати.
Мне пришлось под одеялом, незаметно, снова прятать книжку в карман штанов. Ведь я обещал, что всё, написанное в ней, останется тайной между мной и старым пекарем из Дорфа.
- Ты играешь в прятки? - спросил папашка, когда я, спрятав книжку, вынырнул из-под одеяла.
- Я смотрю, нет ли здесь тараканов, - ответил я.
- И для этого тебе понадобилась лупа?
- А может, они ещё дети, - объяснил я.
Признаю, это был глупый ответ, но ничего лучшего я с ходу не придумал. На всякий случай я прибавил:
- Кроме того, кто знает, возможно, здесь живут тараканы-карлики.
- Вот именно, кто знает, - согласился папашка и скрылся в ванной.
Отель, в котором мы остановились, был такой маленький, что в нём даже не подавали завтрака. Нас это вполне устраивало, потому что ещё накануне мы нашли уличный ресторан, где можно было позавтракать с восьми до одиннадцати.
На Большом канале и его широких набережных было очень тихо. В ресторане мы заказали апельсиновый сок, яичницу, гренки и апельсиновый джем. Этот завтрак за всю нашу поездку был единственным исключением, подтверждавшим правило, что завтракать всегда следует дома.
Во время еды папашке неожиданно пришла в голову замечательная мысль. Сперва он сидел с остановившимся взглядом, и я уж было подумал, что нас опять преследует карлик. Потом папашка сказал:
- Посиди здесь, Ханс Томас. Я вернусь через пять минут.
Я так и не понял, что именно ему нужно, но подобное с ним уже случалось. Если папашке что-то приходило в голову, остановить его было невозможно.
Он скрылся за большой стеклянной дверью. На другом конце площади. Вернувшись, он первым делом молча доел свою яичницу, потом показал на дверь, в которую только что заходил.
- Что там написано на вывеске? - спросил он у меня.
- Ыртап-Анокна, - прочитал я справа налево.
- Да, Анкона-Патры.
Папашка обмакнул гренку в кофе и сунул её в рот. Не знаю, как ему удалось удержать её во рту, потому что губы его растянулись в широкой улыбке.
- И что дальше? - спросил я. Оба эти слова казались мне одинаково греческими, независимо от того, как я их читал, справа налево или слева направо.
Он посмотрел мне в глаза.
- Ты никогда не был со мной в море, Ханг Томас. Ты никогда не ходил под парусами.
Он помахал в воздухе двумя билетами и продолжал:
- Негоже старому морскому волку объезжать Адриатическое море на автомобиле. Больше мы с тобой не будем сухопутными крабами. Мы погрузим свой "фиат" на борт большого судна и поплывём в Патры, которые находятся на западном побережье Пелопоннеса. А оттуда до Афин нам останется всего несколько миль.
- Это случайно получилось?
- Чёрт подери, конечно случайно, - ответил он.
Предчувствуя, что скоро снова окажется в море, папашка не стеснялся в выражениях. Из-за этих изменившихся обстоятельств мы пробыли в Венеции не целый день, потому что теплоход в Грецию уходил из Анконы в тот же вечер, а до Анконы было почти тридцать миль.
Единственное, с чем папашка пожелал познакомиться до отъезда из Венеции, так это со знаменитым венецианским стекольным искусством.
Чтобы расплавить стекло, требуются открытые печи. Опасаясь пожаров, венецианцы перенесли стекольную промышленность на один из островов за пределами города. Это было сделано ещё в Средние века. Сегодня этот остров называется Мурано. Папашка настоял, чтобы мы поехали на парковку на этом острове. Нам оставалось только забрать в отеле свои вещи.
В Мурано мы первым делом посетили музей, в котором были выставлены предметы из стекла всех цветов и фасонов, произведённые за несколько столетий. Потом увидели, как стеклодувы выдувают из стекла кружки и чаши прямо на глазах у туристов. Всё произведённое там после выставляется на продажу, но папашка счёл, что эту деловую часть нашего пребывания в Мурано мы предоставим богатым американцам.
Со стеклодувной фабрили мы на моторной лодке, выполнявшей функции такси, вернулись на стоянку и в час дня были уже на шоссе и катили в Анкону, лежавшую в тридцати милях к югу от Венеции.
Дорога шла вдоль побережья, папашка сидел и насвистывал, наслаждаясь тем, что у него перед глазами всё время находится морская стихия.
Случалось, мы ехали по гребню холма, откуда открывался особенно красивый вид на море. Тогда папашка останавливал машину и начинал отпускать комментарии по адресу парусных и торговых судов, находящихся в поле зрения.
В машине он рассказал мне многое, чего я не знал о прошлом Арендала как портового города. Он без передышки сыпал датами и названиями больших парусных шхун. Так я узнал разницу между бригами, барками и другими парусными судами. Он рассказал мне о первых арендалских шхунах, ходивших в Америку и Мексиканский залив. Кроме того, я узнал, что первый пароход, посетивший Норвегию, пришёл именно в Арендал. Это была парусная шхуна, на которую были поставлены паровой котёл и колесо с лопастями. Он назывался "Саванна".
Сам папашка плавал на моторном танкере, построенном в Гамбурге и принадлежавшем пароходству Кунле в Бергене. Водоизмещение у танкера было восемь тысяч тонн, и команда состояла из сорока человек.
- Нынешние танкеры гораздо больше, - сказал папашка. - А команда сокращена до восьми или десяти человек. Всё за тебя делают машины, сплошная техника. Так что теперь, Ханс Томас, жизнь на море превратилась в сказку. А в следующем веке несколько идиотов будут управлять всем прямо с берега.
Если я правильно его понял, морская жизнь была чем-то, что частично свернулось уже тогда, когда однажды сто пятьдесят лет назад закончилась эпоха парусного флота.
Пока папашка рассказывал о морской жизни, я вытащил колоду карт. Из неё я вынул все трефы, от двойки до десятки, и положил их рядом с собой на заднем сиденье.
Почему карлики на том загадочном острове носили на спине знак треф? Кто они были и откуда взялись? Найдёт ли Ханс Пекарь кого-нибудь, с кем сможет нормально разговаривать о стране, в которую он случайно попал? Моя голова накалилась от вопросов, на которые я не знал ответа.
Между прочим. Двойка Треф сказал фразу, которую я не мог забыть: "Золотая рыбка не выдаст тайну острова, её выдаст коврижка".
Может, он говорил о золотой рыбке пекаря в Дорфе? А коврижка и была той самой, в которую он запёк свою книжку? Ведь сказал же Пятёрка Треф, что пекарь скрывает сокровища того загадочного острова. Но как могли карлики, которых Ханс Пекарь встретил в середине XIX века, узнать об этом?
Две мили папашка насвистывал песни, которые слышал, когда был моряком. Тогда я снова достал книжку-коврижку и стал читать дальше.
ТРОЙКА ТРЕФ
…пиковое положение…
♣ Я пошёл в том же направлении, в каком эта троица укатила на телеге. Дорога виляла между высокими деревьями. Яркое послеполуденное солнце как будто высекало из листьев искры.
На расчищенной в лесу лужайке стоял большой бревенчатый дом. Из двух труб валил чёрный дым. Ещё издалека я увидел, что в дом вошёл кто-то в красном.
Вскоре обнаружилось, что в доме не хватает одной стены, и моим глазам открылось нечто столь поразительное, что я невольно прислонился к дереву. Внутри не было перегородок, и там помещалось что-то вроде мастерской. Я очень быстро сообразил, что тут работают стеклодувы.
Крыша лежала на толстых стропилах. На трёх или четырёх плитах стояли несколько больших чанов из белого камня. В чанах булькала красноватая жидкость, от которой шёл жирный пар. От чана к чану бегали три женщины в красном, они были не выше давешних карликов. Женщины опускали длинные трубки в кипящую стеклянную массу и выдували из стекла всевозможные предметы. В одном углу дома была насыпана куча песка, в другом - на полках вдоль стен стояли готовые изделия. Кроме того, там высилась гора разбитых бутылок, бокалов и мисок.
И снова я задал себе вопрос: в какую же страну я попал? Если забыть о странной форме, первые карлики, которых я встретил, вполне могли бы жить в каменном веке. Но вдруг оказывается, что на острове имеется сложная стекольная промышленность.
На женщинах, работавших в стеклодувной мастерской, были светло-красные платья. Кожа у женщин была почти белая, и у всех трёх были длинные, растрёпанные серебристые волосы.
Мне не нужно было долго их разглядывать, чтобы убедиться, что у них на груди на платьях изображён символ бубён. Точно такой, какой изображается на всех игральных картах. У одной было три знака, у другой - семь, у третьей - девять. Эти знаки отличались от карточных только цветом - они были не красные, а серебристые.
Женщины были так поглощены своей работой, что прошло много времени, прежде чем они заметили меня в проёме стены. Они семенили по большой мастерской во всех направлениях и делали руками такие плавные и лёгкие движения, что казалось, будто они парят в воздухе. Воспари одна из них сейчас к потолку, я и то, не удивился бы больше.
Но вот одна женщина заметила меня, у неё на платье был знак семёрки бубён. Я чуть не убежал оттуда, но заметившая меня Семёрка так растерялась, что уронила на пол стеклянный шар. Шар разбился и бежать было уже поздно, потому что теперь на меня уставились все трое.
Я вошёл, отвесил им низкий поклон и заговорил по-немецки. Женщины переглянулись и улыбнулись так широко, что их белоснежные зубы засверкали в огне, падавшем из печей. Я подошёл к ним, и они окружили меня.
- Надеюсь, я не нарушил ваши правила, нанеся вам этот визит? - спросил я.
Они опять переглянулись и улыбнулись ещё шире, чем раньше. У всех были тёмно-голубые глаза. Они были так похожи друг на друга, что, должно быть, родились в одной семье. Наверное, это были сёстры.
- Вы понимаете всё, что я вам говорю? - спросил я.
- Да, каждое слово! - ответила Тройка Бубён высоким кукольным голоском.
И они заговорили, перебивая друг друга. Две даже сделали книксен. Девятка Бубён подошла и взяла меня за руку. Я обратил внимание, что её маленькая, хрупкая ручка была ледяной, хотя в мастерской, где горели печи, было отнюдь не холодно.
- Какие красивые вещи вы выдуваете, - сказал я, и они засмеялись переливчатым смехом.
Наверное, эти женщины-стеклодувы были более радушны, чем давешние карлики, хотя и такие же недоступные.
- Кто же научил вас искусству выдувать стекло? - продолжал я исходя из того, что самостоятельно овладеть этим мастерством они не могли.
Мне и теперь никто не ответил, но Семёрка Бубён тотчас преподнесла мне стеклянную чашу.
- Прошу! - сказала она, и они все снова засмеялись.
Мне было трудно нарушить их радушие и спросить о том, что интересовало меня больше всего. Однако я чувствовал, что спячу, если сейчас же не узнаю тайну этих странных карликов.
- Я только что прибыл на ваш остров, - снова заговорил я, - но не имею ни малейшего представления, в какой части света он находится. Может быть, вы расскажете мне немного об этом месте?
- Мы не можем говорить, - сказала Семёрка Бубён.
- Вам это запрещено?
Все три так энергично замотали головами, что их серебристые волосы взметнулись в свете, падавшем из печей.
- Мы хорошо выдуваем стекло, но плохо думаем, - Сказала Девятка Бубён. - Поэтому и разговариваем мы тоже неважно.
- Пиковое положение, - заметил я, и это замечание заставило женщин расхохотаться.
- Мы не пики, - сказала Семёрка Бубён, она показала на своё платье и объяснила: - Разве ты не видишь, что мы бубны?
- Идиотки! - вырвалось у меня, и все трое вздрогнули.
- Пожалуйста, не сердись, - сказала Тройка Бубён. - Мы очень легко обижаемся и плачем.
Мне трудно было ей поверить. Она улыбалась так лучезарно, что пришлось бы обидеть их куда сильнее, чтобы погасить их улыбки. Однако я запомнил это предупреждение.
- Неужели у вас действительно такие пустые головы, как вы говорите?
Они торжественно закивали.
- Мне бы очень хотелось… - начала Девятка Бубён, но тут же прикрыла рот рукой и замолчала.
- Чего? - спросил я как можно дружелюбнее.
- Хотелось бы додумать до конца одну мысль, которая так трудна, что я при всём желании никак не могу её додумать.
Её слова навели меня на мысль, что все здесь присутствующие одинаково плохо владели искусством думать.
Неожиданно заплакала Тройка Бубён.
- Мне бы так хотелось… - всхлипнула она.
Девятка Бубён обняла её, и Тройка Бубён закончила фразу:
- Мне бы так хотелось проснуться… но ведь я не сплю!
Она точно выразила и моё собственное ощущение.
Семёрка Бубён посмотрела на меня невидящими глазами. Потом многозначительно и серьёзно сказала:
- Истина в том, что сын стеклодува потешается над собственными фантазиями.
И тут же все три принялись всхлипывать. Одна из них схватила большой стеклянный кувшин и со всей силы швырнула его на пол. Другая стала рвать на себе серебристые волосы. Я решил, что время моего визита подошло к концу.
- Извините за беспокойство, - сказал я им. - Прощайте!
♣ Теперь я уже не сомневался, что попал в резервацию для душевнобольных. Кроме того, я был уверен, что в любую минуту тут могут появиться несколько братьев милосердия в белых халатах, которые обвинят меня в том, что я вторгся на остров, вызвав страх и тревогу у его обитателей.
И вместе с тем было нечто, чего я не мог постичь. Во-первых, я никак не мог понять, почему жители этого острова такие маленькие. Я был моряком, побывал во многих странах и знал, что ни в одной стране мира нет таких карликов. К тому же у карликов-земледелов и у женщин-стеклодувов кожа была разного цвета. Значит, они не могли находиться в близком родстве друг с другом.
Неужели когда-то мир поразила эпидемия, в результате которой люди стали глупее и меньше ростом? И всех, перенёсших эту болезнь, поместили на этот остров, чтобы они не заразили других? Если так, то в скором времени я и сам стану таким же маленьким и глупым.
И ещё, я не мог понять, почему они разделены на масти, как игральные карты? Может, для того, чтобы врачам и санитарам было легче поддерживать порядок среди своих пациентов?
Так я думал, идя по проезжей дороге. Теперь она проходила под тенью высоких деревьев. Почва под деревьями была покрыта светло-зелёным мхом, повсюду росли голубые цветы, напоминавшие незабудки. Солнце не пробивалось сюда сквозь густую листву. Казалось, что на весь лес накинут золотистый балдахин.
Вскоре среди стволов я заметил светлую фигуру. Это была стройная женщина с длинными светлыми волосами. На ней было жёлтое платье, и она была нисколько не выше остальных жителей этого таинственного острова. Время от времени она наклонялась и срывала цветок. Тогда-то я и увидел у неё на спине один большой ярко-красный знак червей.
Я направился к ней и услыхал, что она напевает какую-то грустную мелодию.
- Привет! - прошептал я, остановившись в нескольких метрах от неё.
- Привет! - ответила женщина и выпрямилась. Она произнесла это так естественно, как будто мы с нею были старые знакомые.