- Гад ты, Шурик, - беззлобно сказал Мишин и повесил трубку.
Через минуту телефон снова зазвонил. Но сейчас, прежде чем снять трубку, Шурик встал, вышел из кабинета и заглянул в замочную скважину соседнего. Мишин сидел там за столом, и весело улыбался, держа трубку возле уха.
Шурик вернулся в кабинет, поднял трубку и спросил:
- Чего еще?
- Ух как борзо ты отвечаешь! - изумился Мишин. - А если бы это был не я? А если бы это был хотя бы ваш рыжий мордобойца?
- Валера, короче, чего тебе надо?
- Давай чаю попьем, Шурик. Поставили бы вы чайничек…
- Ладно. Вова, поставь чайник.
Не успел Шурик положить трубку, как телефон опять зазвонил. Шурик, внутренне закипая, поднял трубку и спросил:
- Чего тебе еще надо?
В трубке раздался изумленный вздох и голос старшины:
- Ты что это, Велесов, по телефону до сих пор не научился отвечать?
- Виноват, товарищ старший прапорщик, исправимся. Весь внимание.
Папа помолчал чуть-чуть, но помня что учить Шурика уму-разуму дело пустое, спросил:
- Где замполит?
- Отсутствует, товарищ старший прапорщик. Звонил, о точном времени прибытия не сообщил. Сказал, что, может быть, и не приедет.
- А откуда звонил?
- Не могу знать, товарищ старший прапорщик.
- Ну-ну. Падай.
"Падай" - значит "клади трубку". Шурик положил и вяло поглядел на Вовку.
- Вот так, милый Вовка, каждый день. Смею предположить, что зачатки лысины на вашей макушке после такой жизни реализуются в роскошную лысую балду.
Вовка погладил себя по редким светлым волосам на макушке и пожал плечами.
Шурик набрал номер телефона главного инженера части. В соседнем кабинете раздался звонок. Мишин из-за стены громко крикнул:
- Шур, это ты звонишь?
Шурик усмехнулся:
- Я.
Мишин поднял трубку:
- Алло.
- Иди пить чай, Валера. Все готово.
- Это самое умное, что ты сказал за последние полгода. Наливай, я иду.
За чаем Шурик спросил у Валерия:
- Ну, и как же ваши заявочки? Все напечатал?
Валерий оторвался от чашки и посмотрел на Шурика как на идиота:
- Да ты что? Такая клевая работа, а ты хочешь чтоб я ее сделал за пол - дня? Я буду печатать эти заявки дня два-три. Сначала обложусь книгами и справочниками, потом настригу закладок и понапихаю их куда надо и куда не надо, потом напечатаю черновик, потом его три или четыре раза переделаю, ну а уж потом, так и быть, напечатаю начисто. Это непростая работа, Шура, очень непростая! Главное здесь - изображать кипучую и кропотливую деятельность. Я еще посмотрю, может еще и на недельку это дело затяну.
Шурик насмешливо посмотрел на Валерку:
- С тоски не умрешь в процессе работы?
Валерка успокаивающе поднял руку:
- Не умру. Я сегодня уже нашел себе занятие. Я на этой машинке занимаюсь творчеством. -?!
- Да-да. Я пишу стихи.
- Давно - ли?
- Часа два уже.
- Ну и как? Уже есть чем порадовать публику?
Валера хитро посмотрел на Шурика. Шурик сидел на стуле с видом явно выдававшим его намерение поразвлечься.
- Порадовать есть чем. Но я не рекомендовал бы тебе настраиваться на слишком ироничную ноту. Стихи очень специфичные, дубовые. Как, впрочем, и наше здесь пребывание.
Шурик кивнул с чувством глубокого удовлетворения:
- Блестяще. Прелюдия очень вдохновляет. Хотя сразу должен тебя предупредить и одновременно упрекнуть за предвзятое ко мне отношение: Я даже и не ожидал услышать от тебя нечто подобное "Слеза упала на ладонь, в зобу дыханье сперло". Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что передо мной не Саня Петренко а ты. Так что давай свои дубовые стихи, публика трепещет в нетерпении.
Валера вытащил из кармана сложенный вчетверо листок:
- Слушайте. Стих номер один. Он называется "Хочу".
Валера кашлянул и вполголоса добавил:
- Подражание Агние Барто.
"Папа" спит. Ведь он устал.
В карты я играть не стал.
Тихо дремлет замполит.
Командир спокойно спит.
Спят в Ионове подружки,
Тихо в комнате пустой.
А по "Папиной" подушке
Луч крадется золотой.
Я сказал тогда лучу:
"Я тоже многого хочу.
Я к подружкам бы поехал,
Ел, курил, вино бы пил,
Я б смеялся звонким смехом,
А про "Папу" бы забыл.
Да мало ль я чего хочу,
Но "Папа" спит, и я молчу.
- Вот такой стих, - закончил Валера. - Если вы желаете наградить скромного стихотворца аплодисментами, то время пришло. Не помешал бы, между прочим, и букет каких - бы там нибудь роз…
- Браво! - воскликнул Вовка.
- Благодарю Вас, молодой человек, - поклонился ему Валера. - А на вас, Шура, какое положительное впечатление произвел мой стих номер один?
- Я с трудом сдерживаю свой восторг, - деликатно сказал Шурик. - Но, как я полагаю, если есть стих номер один, то должен быть и стих номер два?
- Да, ты прав, - кивнул Валера. - Такой стих есть. И чтобы не испытывать более ваше терпение я его тут же прочту. Слушайте стих номер два. Он называется "КА - КА". Это - поиск новых форм.
Он кашлянул и,водя рукой, отрывисто начал читать:
КлюшКА - КА,
И шапКА - КА,
МисКА - КА,
И чашКА - КА.
Политбюро,
И то ЦЕ - КА,
Вся жизнь КА - КА,
КА - КА,
КА - КА.
Валера сияющим взглядом обвел притихших Шурика и Вовку:
- Что, заколдобило?
- Ты - диссидентствующий стихоплетчик, чье творчество не лишено оригинальности, - подвел резюме Шурик. - Если это все, то надо просто тебя поздравить с первым творческим успехом, и задать вопрос, когда нам следует ожидать появления новых творений. Мне понравилось. Давай еще.
- Увы, мой любитель поэзии, на этом вдохновение мое себя исчерпало.
Надеюсь, к вечеру смогу еще порадовать вас.
Валера ушел в кабинет главного инженера.
Вечером, когда офицеры уже уехали, в кабинете замполита собралась вся неразлучная кампания. Мишин с большим успехом прочитал свои вирши.
Ионов предложил:
- Надо написать какое-то очень колоритное, очень местное стихотворение.
Такое, знаете, по плужнее. Чтобы оно, так сказать, отражало сущность всех крестов и плугов нашей части.
Мишин поднял бровь:
- А кого же у нас в части можно выделить персонально как квинтэссенцию плугизма?
Ионов пожал плечами:
- Ну, кого же… Штраух -плуг? Плуг. Частухин - плуг? Да. Да много их…
Вдруг у него ярко загорелись глаза:
- О! Юра Кобаш! Точно! Он, сын Якутии свободный, проведший свое детство в горе. Он на виду у всех оленей, мужал и рос, и пил и ел. Вот уж точно - квинтэссенция плугизма.
Юра Кобаш, малозаметный инфантильный якут, действительно не блистал ни умом, ни интеллигентностью. Но Шурик за него вдруг вступился:
- Какая же это квинтэссенция? Он тихий и незаметный плуг, ни кому ничего никогда не сделал, ни хорошего ни плохого. Есть же у нас в части плуги атакующего типа, этакие примеры агрессивного плугизма.
Ионов возразил:
- Нет, Шура, ты не прав. Те - не колоритны. А Кобаш - это же просто класс.
Ты только глянь на него - ему все по фиг. Будут у него на глазах тебя убивать, он пальцем не пошевельнет, только добродушно проводит взглядом, как потащат на помойку твой труп. Нет, Кобаш - это совершенный плуг!
Шурик махнул рукой:
- Ну, я не знаю…
- Зато я знаю. Он плуг! Плуг с большой буквы! И мы должны посвятить ему стих.
- О чем же будет этот стих?
- О чем? О чем нибудь, что было бы ему близко и знакомо. Он якут? Значит надо написать оду про оленей.
Ода про оленей получилась длинной и заумной, исполненная пятистопным ямбом. В начале оды трогательно и скромно перечислялись хорошие черты характера Юры, безвыездно проживавшем в чуме, в середину оды проникли олени и постепенно заняли там главенствующее положение. Финал оды был скомкан, пятистопный ямб уступил место более простому стилю, и последние строфы оды были насыщены большим гражданским пафосом и полны великой любви ко всему оленьему роду. Все присутствующие покатывались со смеху, когда Ионов зачитывал последние строки окончательного варианта оды:
Пусть нерпы сдохнут и тюлени,
А ты давай, паси оленей.
Забудь про юбки и колени,
Иди в тайгу, паси оленей.
Из поколенья в поколенье,
Пусть вдаль бегут стада оленьи.
Нам завещал великий Ленин:
Лелей и холь своих оленей.
Пусть негры встанут на колени,
А ты не дрейфь, паси оленей.
Не поддавайся сладкой лени,
Вставай, не спи, паси оленей.
Тенета, сети и плетени,
Не сдержат бега стад оленьих.
Под ярким солнцем, легкой тенью,
Несутся вдаль стада оленьи.
Ты сознавай свое значенье,
Иди, паси стада оленьи.
Главнейшей целью населенья,
Была и есть пастьба оленья.
- Все, - вытирая слезы, сказал Вовка, - теперь я понял, как я ошибался, думая что выбрав профессию архитектора я был прав. Кровь оленевода стучит в моих жилах, и сегодня, это великое искусство окончательно убедило меня в правоте этого предположения. Приведите меня к Юре Кобашу, я стоя на коленях попрошу у него чтобы он научил меня кушать ягель и бросать аркан.
- Искусство - великая сила, подтвердил Валерий. - И надо же было так случиться, что я и не знал до сих пор, что я такой хороший поэт? И всему-то виной - вот эта маленькая пишущая машинка…
***
Совершенно неожиданно у Шурика вдруг появилось огромное количество свободного времени, и Шурик болезненно переживал, что оно проходит впустую. Выручило его то, что у Оскара, собиравшегося после службы восстанавливаться в Рижском техническом институте имелись учебники, в том числе и по английскому языку. Шурик выпросил их у Оскара, и принялся штудировать.
Тяга к английскому языку была у Шурика с давних пор. Еще когда он учился в школе, он явно чувствовал, что знаний, которые дают ему на уроке, ему явно не хватает. Но уровень преподавания иностранных языков в сельской школе, где учился Шурик оставлял желать лучшего. В институте, усвоив необходимый минимум, Шурик был в числе лучших студентов, на занятиях занимаясь тем, что слушал как преподаватель бьется с остальными, которым этот минимум давался с явным трудом.
И вот сейчас Шурик имел в своем распоряжении два прекрасных учебника и массу свободного времени. Шурик немедленно углубился в изучение своего любимого языка.
Прежде всего, Шурик начал ругаться по английски, заменив в своем лексиконе матерные слова. Многие из молодого пополнения долгое время из-за этого считали Шурика не русским, и терялись в догадках, какой же национальности он принадлежит.
Оскар, на которого Шурик рассчитывал как на спарринг-партнера в изучении языка, английский знал хуже, чем предполагал Шурик. Это обстоятельство определило тот факт, что английский язык Шурику приходилось изучать в одиночестве.
Правда, Ионов, так же знавший английский достаточно хорошо, иногда устраивал Шурику что-то вроде праздника, пробегая с ним по словарю, или обсуждая тексты песен английских рок - групп, которые Шурик или Ионов знали наизусть.
Как-то раз, в бане, Ионов и Шурик отдыхая после парилки, болтали о песне поп - группы "Куин" - "Радио - га - га". Шурик, которому эта песня нравилась, знал ее текст наизусть. Макс, присутствовавший при разговоре, вдруг оживился и предложил:
- Алле! Давайте устроим фестиваль английской поп - музыки!
Шурик и Ионов уставились на Макса с непониманием:
- Крыша едет? - с издевкой спросил Ионов.
- Едет. С явным скрипом, - подтвердил Шурик.
- Ай, какие же вы дураки! - загорячился Макс, - ни капли фантазии и ничего не понимаете! Давайте, сделаем так: Шурик выставляет кого-нибудь из молодых из своего взвода с английской песней, Серега - кого-нибудь из своих молодых, я, естественно, - из своих кого-нибудь. И посмотрим, что из этого получится. А?
Ионов и Шурик молча переваривали предложение Макса.
- А что, можно, - согласился Шурик, - Все равно, делать нечего. Только давай, для интереса, возьмем экземпляры поплужнее. Таких уж явных плугов.
- Да? А сам ты кого возьмешь, к примеру? - спросил Шурика Ионов.
- Я? Ну хотя бы вот Миронова. Годится?
- Это которого? Ах, это вон того плужину с совиными глазами и носом, похожим на член Макса? Годится, это классный плуг.
- На мой член? - взвыл Макс. Не обращая на него внимания Шурик спросил Ионова:
- А ты, Серый, кого возьмешь?
- Да кого предложите, того и возьму.
- Да ну?! Ну-ка, кто там у тебя поколоритней? О, давай-ка Африкановича.
- Африканыча? Ладно, пусть будет Африканыч.
- А я возьму Пилюгина, - вставил Макс.
- Ты че, Макс, его ж загребли со второго курса какого-то там университета.
Договаривались же, чтоб поплужнее были экземпляры.
- Да вы представьте, в том-то самый и смак! Ваши два плуга и мой университетец! Это же будет великолепный фестиваль! И еще, сделайте скидку на то, что я знаю английский совсем не так как вы. Тут уж университетцу самому придется подбирать репертуар.
- Макс! Какие могут быть тебе скидки?! Тебя ж самого призвали из мореходного училища имени Макарова! Ты, ты ж почти капитан! Моряк! А моряки, по моему, должны знать гораздо больше, чем просто один язык.
Макс подавил стон:
- Я же просил, не бередить мои раны!
Макс был вынужден уйти в академический отпуск по причине своей неуспеваемости. Бдительные сотрудники военкомата тут же не замедлили загрести его в армию. Макс был полон надежд на то, что восстановится в училище на второй курс, справедливо полагая, что к нему, после того как он отслужит срочную, отношение у преподавательского состава будет другим. Тем не менее, любое упоминание об училище и о морской теме Макс переживал болезненно.
- Ну ладно, Макс, - согласился Ионов, - давай, выставляй своего университетца. Как, кстати, правильно называть тех, кто учится в университете?
- Девушек - университетки, а молодых людей - универсидядьки, - быстро вставил Шурик.
- Остряк, - кисло улыбнулся Ионов, - Ну, ладно, значит: Миронов, Африканыч, и этот Максов универсидядька. Какой назначаем срок?
- А давай тут же, в бане, через неделю.
- Заметано.
Вечером Шурик, проходя мимо курящих молодых, хлопнул Миронова по плечу:
- Миронов, за мной.
Миронов торопливо сунув недокуренную сигарету другому солдату, заспешил за Шуриком, теряясь в догадках, зачем же он мог ему понадобиться.
В кабинете замполита Шурик кивнул Миронову на стул:[Image: Миронов.jpg (28398 bytes)] - Садись.
Миронов сел, с опаской поглядывая на пристально рассматривающего его Шурика.
- Ты откуда, Миронов?
- Из под Кирова. Вятский.
- Из Кирова?
- Нет, из деревни. Из района.
- Ну ладно. Какой язык изучал в школе?
- Чтой - то?
- Какой язык иностранный знаешь, спрашиваю?
- А! Я много знаю.
- Много? Как же это понимать?
- Два класса учил французский язык. Один год - английский. Остальное - немецкий.
- Да? Это почему же так?
- Да уж так вышло. Пришлют в деревню на отработку кого из молодых учителок, они отмотают свой срок, и сразу уезжают.
- А почему ж тогда англичанка только год у вас продержалась? Ведь им, кажется, по три года нужно было бы оттрубить.
- В декрет ушла. Огуляли ее.
"Хреново, - подумал Шурик, - не вовремя огуляли." - А ты что-нибудь по английски помнишь?
- Ага.
- Что?
- ЙЭС. И еще это - ОФ КОС.
- Хм. А почему именно это?
Миронов улыбнулся:
- Да это у нас такая программа была. Она нас что-нибудь спросит по английски, а мы ей -"ЙЕС, ОФ КОС!" Она нам всем за это четверки и ставит.
- Так значит, ты - четверошник?
- Нет, - вздохнул Миронов, - я - троешник.
- То есть - не знаешь -… -…ничего, - заключил Миронов. И жалобно посмотрел на Шурика.
Шурик погрыз конец ручки и задал следующий вопрос:
- Записная книжка есть?
- Есть. У кого - ж ее нету?
- Доставай. Бери свою книжку, открывай свободную страницу, пиши печатными буквами.
Миронов беспрекословно подчинился.
Шурик с отвращением диктовал Мирону текст песни. Произношение английских слов с вятским акцентом его угнетало и веселило одновременно. В конце концов это нелегкое дело было завершено и вспотевший Миронов с облегчением выдохнул:
- Все!
- Да нет, не все, - холодно поправил его Шурик.
- А что еще? - испуганно вскинул на Шурика глаза Миронов.
- Учить теперь все это будем, - безжалостно вымолвил Шурик, внимательно наблюдая за реакцией Миронова.
Миронов напугался еще больше. Он сглотнул, ошарашенно шаря глазами по написанным непонятным словам, и искоса взглянул на Шурика.
- Вот это все - учить?!
- Учить.
- Наизусть?!
- Точно.
- Зачем?! - этот вопрос вырвался у Миронова из самой глубины его вятской души.
- А хочется так, - спокойно сказал Шурик, увлеченно вертя в руках ручку, - А не выучишь - заморю. Кроме шуток.
Миронов кивнул. Упрямство и настырность Шурика давно уже стали на Кроне ходячим анекдотом, а его эпопея ругани с Замполитом и самим Папой сделали его попросту легендарной личностью.
- Я тебя проверять буду, - ядовито сказал Шурик, - Перед сном. Как ляжем в постель, так и буду проверять. Ты, давай, ложись теперь на соседнюю койку. Голова к голове. Я тебе честно говорю: Я с тебя не слезу. Учи лучше сам по себе. К вечеру, чтобы первые восемь строк знал. Или если что не по моему - будешь полночи отжиматься. Все, никуда до отбоя не уходи - сиди учи.
В тот вечер Миронов конечно же не выучил восьми строк, и добрых полчаса отжимался от пола возле постели. Но самым страшным для него оказалось другое. Получив наказание по физической части, он упал в постель, и Шурик, лежавший, как и было сказано, голова к голове, заставил его долго и упорно повторять за ним слова песни. В конце концов сон сморил обоих.
Подобная картинка теперь стала повторяться из вечера в вечер, и к исходу уже первой недели Миронов выучил всю песню наизусть. Следующая неделя была посвящена отработке произношения и попыткам придать речитативу Миронова хоть мало - мальски музыкальное звучание. Миронов, пообуркавшись в общении с Шуриком, ни в чем тому не перечил, но и не стеснялся высказывать свое мнение вслух.
- Ненавижу английский, - откровенно сказал он Шурику в четверг первой недели.
- Имеешь право.
- И тебе, Шура, тоже.
- Ха! А я и не рассчитываю на твою любовь.
- Толку взять не могу, Шур. Ну на хрена тебе это?
Шурик без утайки рассказал Мирону об идее фестиваля английской музыки.
Миронов покачал головой.
- Ну-у, Шура. Делать вам нечего…