Непонятное (или - вполне понятное?) раздражение овладело П**. Выпитое вино лихорадило мысли.
"Разбудить его? - думал П**. - Или сначала связать потихоньку?.. А может быть… может быть, бутылкой его?.. по голове?… Или нет, нет, нужно вызвать полицию. Пока он спит, нужно вызвать полицию… Но что я им скажу?.. И что они подумают обо мне!.. Нет, какой, все же, дурацкий сон!.. А со службы меня конечно уволят, обязательно уволят…"
П** застонал, пьяно мотая головой.
"Зря, однако, я так напился, - подумал он. - Конечно, в таком состоянии я не могу вызывать полицию… Что же делать?"
Он обессиленно опустился на пол, положил голову на колени П** и закрыл глаза. Мягкая волна тут же подхватила его, закружила, укачивая, и понесла куда-то вниз, в бездну.
Тошнота подкатила к горлу, и чтобы прогнать ее, П** открыл глаза и выпрямился.
"Нет, вы посмотрите на этого наглеца! - подумал П**. - Он еще смеет класть мне на колени свою мерзкую голову! Мало ему пить мое вино, спать в моей постели и портить мою карьеру…"
В порыве гнева, не задумываясь, он схватил со столика полупустую бутылку и со всего размаха опустил ее на голову П**.
Пролитое вино замочило ему брюки. Он отпихнул от себя поникшего П**, вскочил, взял со стола газету и стал сушить ею брюки, оборачивая лист вокруг ноги.
Только когда газета уже окончательно промокла и рвалась под пальцами как промокашка, П** спохватился - ведь это была свежая газета, из дневной почты, которую он, возвращаясь со службы, машинально достал из почтового ящика и о которой в ту же минуту забыл. Это был номер "Дагебладет". Дрожа от волнения, П** открыл первую страницу и прочитал: "вторник, 8 октября 1994 года".
"Значит, все-таки восьмое… - подумал он отрешенно. - Все-таки восьмое… Значит, Д** мне не снился…"
Он тупо уставился на мокрую и красную от вина газету…
Его внимание привлек броский заголовок, набранный крупным шрифтом: "Убийство в Больдесбю".
"Опять убийство! - подумал П**. - Жить становится невыносимо. Люди каждый день убивают друг друга…"
А глаза его уже неслись по строчкам со всей доступной для пьяных глаз скоростью.
"Сегодня утром в полицейский участок Больдесбю позвонил неизвестный и заявил, что он только что совершил убийство в доме N8-б по Хенриксгате. Жертвой, по словам убийцы, являлся некто П**, служащий фирмы "N&N". Дежурный сержант, принимавший это заявление, отметил, что звонивший вел себя странно, много и сбивчиво говорил, не к месту смеялся, в общем, как сказал сам сержант Ф**, "Он походил на самого обыкновенного чокнутого, из тех, что частенько звонят нам и признаются в совершенном кем-то другим убийстве".
Участковая служба связи зарегистрировала номер телефона, с которого поступил звонок. Как выяснилось, звонили из дома N8-б по Хенриксгате, т. е. с места совершения заявленного преступления.
Следственная бригада и полицейские из окружной патрульной службы, прибывшие по указанному адресу, обнаружили, что дверь закрыта изнутри, равно как и все окна. Так как на неоднократные звонки в дверь и звуки полицейской сирены дверь никто не открыл, ее решено было взломать.
Войдя внутрь, служащие обнаружили на полу, в одной из комнат, труп сорокалетнего мужчины, причиной смерти которого предположительно явился удар по голове, очевидно - бутылкой из-под вина "Эдембрарн", которая валялась здесь же.
Никаких видимых следов постороннего присутствия в доме обнаружить не удалось. На бутылке имелись отпечатки пальцев только самого убитого, которым действительно оказался господин П**…"
П** не стал дочитывать до конца. Он брезгливо отбросил газету и рассмеялся коротким довольным смешком.
"Здорово я провел этих тупиц, - пробормотал он весело. - Вот уж им задачка не дважды два!.."
Он протянул, было, руку за номером "Вейкпост", но только покряхтел и схватил первую попавшуюся под руку папку, заметив вопросительный взгляд господина Д**.
Д** погладил указательным пальцем верхнюю губу, задумчиво покачал головой и произнес: "Какой вы сегодня странный…"
П** ничего не ответил, а только виновато улыбнулся, склоняясь над бумагами.
"Уволят! - застучало в голове. - Как пить дать уволят!.."
Радиус перекрестка
Он попал в перекресток, как в прицел, вырваться из которого было невозможно. Куда бы они не делал шаг, в какую бы сторону не пытался бежать, перекресток реагировал немедленно - непостижимым образом всякая попытка выйти за его пределы оканчивалась тем, что несчастный пленник снова оказывался в центре, там, где светилась желтизной пожухлая трава на маленькой клумбе перед стоящими столбом электрическими часами. Часы неизменно показывали 00:00.
Может быть, прошел уже день, месяц, год или столетие - он не знал. Во всяком случае, ему казалось, что жизнь его недалека от закономерного конца всякой жизни. А часы, эти чертовы часы, с зелеными точками матрицы вместо добропорядочных стрелок, глумясь над ним, показывали все одно и то же дурацкое 00:00.
На каком-то отрезке замершего времени он почувствовал себя мухой, попавшей в центр паутины. Ну да, точно в самый центр паутины, туда, где четыре клейкие нити образуют перекрестие прицела. Где-то там, дальше, есть другие улицы-нити, но ему, маленькой мошке, не дано их увидеть. Он мечется, мечется, бьется в этой сети, растрачивая свои силы только на то, чтобы подать хозяину ловушки сигнал: кушать подано!
00:00.
Это - то время, которое ему осталось или… или нет? Что значат эти магические цифры-ничто? Конец?.. Начало?.. А если начало, то - чего?..
Набрав побольше воздуха в грудь и закричав что было сил, он сделал гигантский (как ему показалось) прыжок вперед - туда, за столб. И… приземлился на клумбу перед зеленой матрицей опостылевших часов. 00:00.
"О-о-о-о!" - прочитал он это послание вечности.
Потом ему в голову пришла шальная мысль: а что, если…
Воплощая идею, он медленно, чтобы не спугнуть перекресток, опустился на клумбу и пополз - почти незаметно, как часовая стрелка незримо крадущая микроны расстояния у циферблата, - едва передвигая руки и ноги, по миллиметру отвоевывая у вечности расстояние. Да-да, вечность может владеть не только временем; расстоянием - тоже. Пространством, во всех его трех измерениях. Самой душой человеческой овладеет, если захочет. А она - хочет…
Медленно-медленно, едва дыша, на миллиметр к столбу… Приблизился?.. Неважно. Еще миллиметр… Еще… Еще… Приблизился?.. Нет! Столб все так же далек, как и десять минут назад.
Но что такое десять минут по сравнению с вечностью! Что больше: 00:10 или 00:00?.. Правильно, второе больше.
Мир вокруг превратился в ничто. Вселенной не стало. Может быть, она и осталась, но центром ее стал вот этой перекресток, вокруг которого теперь вращалось все.
А как найти выход из центра? Каков радиус этой вселенной? Где та точка, до которой нужно провести прямую? И возможно ли хоть на йоту приблизиться к краю?
Он устало сел в центре клумбы, подобрав ноги, подтянув колени к подбородку, и стал смотреть на часы.
Он гипнотизировал их долго, бесконечно долго. Но или они не поддавались гипнозу, или он утратил способность ко внушению.
Время шло…
Да шло ли? Если верить столбу, оно - остановилось.
Что произошло с миром? Какая катастрофа его постигла? Куда делись все люди? Дома, машины, светофоры - куда они исчезли? Какое гигантское чудовище их пожрало?.. А были ли они вообще когда-нибудь? Да какая теперь разница! Жизнь вдруг, в одно мгновение, в 00:00, потеряла всякий смысл. Если он, этот смысл, когда-нибудь и был, то теперь не стало ни его, ни самой жизни. А что осталось? Перекресток, в прицеле которого билась и мучилась душа последнего из могикан, последнего выжившего… Выжившего?.. Скорее - наоборот.
00:00.
Смотреть на это больше не было сил. Он, не меняя позы, отвернулся от часов, спрятал лицо в колени, закрыл глаза.
Страх медленно отступал.
Он уснул, и ему снился огромный бегемот, который хотел его пожрать. К счастью, бегемот был слеп, он не мог видеть свою жертву, а только окликал ее по имени. Однако, у человека хватило ума не отозваться. Бегемот ходил вокруг, его пасть беспрестанно открывалась и, хлопнув, закрывалась, как огромный капкан. Пару раз человек едва успевал увернуться от саблевидных клыков в тесноте лифта. Возможно, бегемоту в конце концов удалось бы растерзать его, но тут что-то холодное и влажное коснулось его шеи. Он вздрогнул и оглянулся.
Рыжий веселый сеттер, обнюхивавший его, отпрянул и застыл в метре от человека. С минуту человек и собака смотрели друг на друга, улыбаясь.
- Робин! Робин! - донесся откуда-то голос девочки.
Пес рванулся на зов, на несколько секунд замер у столба, чтобы задрать лапу и - исчез, как-будто растворился в тумане. Или вышел за окружность прицела.
Глаза человека немедленно и с надеждой поднялись на часы.
00:00.
Но раз он, этот пес, сумел выбраться за пределы этой обратившейся в точку галактики, значит, может и он.
Человек встал и бросился к столбу, точно по маршруту собаки, как он его запомнил.
Он бежал долго, петлял и прыгал, возвращался и начинал сначала, пытаясь точно определить ту ниточку тропы, по которой вышло из замкнутого круга животное.
Он бежал, он точно бежал! Он чувствовал, как его ноги отталкивают землю, раскручивая ее вокруг оси сильнее и сильнее. Мелькала под ногами трава, давая понять, что он взял неплохую скорость.
Он бежал так, пока не рухнул на клумбу совсем обессиленный.
00:00.
Но жизнь не кончилась! По крайней мере, - для других. Где-то там, вне этого перекрестка, она продолжалась. Двигался по улицам поток машин. Из модных магазинов выходили женщины. Девочка выгуливала собаку.
И только его жизнь вдруг отделилась от остального мира, его пространство маленьким куском отломилось от общей массы, он перенесся в какое-то иное измерение, которое, оставаясь, видимо, доступным извне для кого угодно, перестало быть преодолимым для него.
Он вернулся в прежнюю позу, подтянув колени и положив на них голову, принялся вспоминать начало этого дня, пытаясь поймать, понять, осознать хотя бы, тот момент, когда произошел этот разлом в пространстве и во времени.
Обычный, ничем не примечательный был день. Чашка утреннего кофе под Сен-Санса. Гараж. Машина долго не хотела заводиться, и он чуть не опоздал в офис. Его маленький кабинет, заставленный стеллажами, которые до самого потолка плотно забиты папками. Извещение об увольнении. Час безнадюги. Возвращение домой. Гараж. Поход в бар за выпивкой.
Все.
Вот где-то на этом промежутке вселенский механизм скрипнул, щелкнул и дал сбой.
Ничего особенного не произошло. Если не считать того, что его уволили. Удар, безусловно, тяжелый, но к помешательству он привести не мог.
Так… В какой момент все случилось?..
Он шел по улице. Потом ему понадобилось перейти дорогу. Он переходил ее как раз напротив вот этого столба с часами…
И что?
Да ничего. Остановился на этом островке, чтобы переждать поток машин.
А может быть, его сбила машина?..
На всякий случай он тут же осмотрел и ощупал себя с ног до головы. Но нет, конечно, никаких следов наезда не было, не было боли, не было ни одной царапины или синяка.
Ничего.
00:00.
Таков был объем его пространства. Таков был радиус его перекрестка, ужавшегося в ничто, в точку, в пустоту.
Ноль-ноль. Как счет в матче. Ничья…
Почему его уволили? Он что, плохо работал? Нет. Никогда не опаздывал (смешно даже говорить об этом при его-то пунктуальности), не высовывался, когда не надо, не курил, делал все, что от него требовалось, всегда тщательно и в срок. Что их в нем не устраивало? Что?
Только то, что он был вечно молчалив и нелюдим? Ну так его работа требовала полного сосредоточения; да, ему просто некогда было проводить часы в курилке за пустой болтовней и глотанием дыма…
То, что он избегал всех этих дурацких корпоративных посиделок? Да, он не считал себя глупым или неинтересным собеседником, но предпочитал отмалчиваться и не отсвечивать в шумных нетрезвых компаниях веселящихся коллег. Они, его сотрудники, были попросту неинтересны ему со своими вечными разговорами на одни и те же никчемные темы: обсуждение длины юбки новой секретарши, текущего настроения шефа, цен на новую BMW, последствий кризиса…
Так чего им не хватало?
Или чем он им помешал?
И где та трещина во вселенной, в которую он провалился?
И главный вопрос: как из нее выбраться?..
Выбраться?..
А зачем, собственно?..
Он даже улыбнулся при этой мысли.
Действительно, так ли уж все плохо? Время остановилось - да и черт с ним; время - это та стихия, которой он, не смотря на всю его педантичность, никогда не придавал особого значения. Порой он даже не мог вот так сразу ответить, сколько ему сейчас лет - сорок два или сорок три года…
Никого нет рядом?..
Так ведь еще спорный вопрос, огорчаться этим или этому радоваться. Хотя да, конечно, вот такой пес как Робин был бы не плох в качестве живой души рядом. Уж он-то не приставал бы с дурацкими разговорами…
Ну, какие еще недостатки можно отыскать в его нынешнем положении?..
Да, имеет место быть один момент - ему нужно что-то есть и пить. Он, в общем-то, никогда не был гурманом и даже просто особого пристрастия к еде не испытывал. Но тем не менее. И выпивка тоже не помешала бы…
Какой-то звук позади заставил его вздрогнуть от неожиданности и оглянуться…
Нет, ничего и никого не было…
Хотя все же что-то неуловимо изменилось в ландшафте его мира, и он не сразу понял, что именно. Лишь через минуту, не меньше, он заметил, что чуть в стороне, на расстоянии вытянутой руки, стоит небольшой бумажный пакет. Да, обычный пакет из серой оберточной бумаги.
Еще были чьи-то слова, растворившиеся где-то на границе двух миров:
- Храни тебя Господь!
И чьи-то удаляющиеся шаги.
Он протянул руку и слегка, боясь, что видение сейчас растает, коснулся свертка кончиками пальцев. Тот был абсолютно реален на ощупь. От него исходило странное тепло. Какой-то символ и надпись виднелись на бумаге, но его слабое зрение не позволяло ему разобрать их.
Так же медленно и осторожно он потянулся еще, обхватывая пальцами и осторожно подвигая к себе эту посылку из другого мира.
"Как быстро я привык считать тот мир другим!" - мелькнула мысль.
Наконец, он, уже уверенно, взял пакет и положил его себе на колени. Да, сверток был очень теплым, почти горячим. От него пахло чем-то вкусным. Теперь он мог рассмотреть и рисунок (это был крест) и надпись, которая гласила: "Миссия церкви Святого Петра. Славьте Господа!".
Ясно. Это те люди из миссии, которые разъезжают по городу и раздают бездомным еду и лекарства. Выпивки тут, конечно, быть не может, но вот… Ага, вот - две еще горячие сосиски, булка, какое-то салатообразное месиво в прозрачной пластиковой коробочке, яблоко и маленькая, пластиковая же, бутылочка с минеральной водой…
Ну что ж… Не лукуллов пир, конечно, но голодной смертью он в ближайшие часы не умрет.
Одна только мысль теперь тревожила: его видят оттуда.
Если он не видит ничего, если его островок словно отделен от мира какой-то завесой, каким-то колпаком, прозрачным, но в то же время совершенно не дающим представления о том, что происходит снаружи, то они, те, кто находится вне его мира, могут видеть его…
А интересно, каким они его видят?
Как это происходит?
Хотя… Какое ему дело до этого. Главное, что он не видит их.
И что?
Что теперь?
Сейчас он съест эти упавшие с неба сосиски и салат с булкой, запьет все минералкой, похрустит яблоком. И?..
"И лягу спать", - блаженно подумал он.
"И плевать на все", - было следующей мыслью.
"Вот только бы выпить еще рому, что ли!" - пришло в голову напоследок.
Потом он откинулся назад, ложась спиной на колючую траву клумбы, поставил на грудь пакет, достал из него сосиску, откусил…
"Жизнь продолжается!"
Что-то там, позади и выше его головы привлекло его внимание. Что-то изменилось. Он не сразу понял, что именно…
Ах да, часы!
Они показывали 23:59.
Птичка Сирин
Однажды толстая тетя Зина выпала из окна, с восьмого этажа. Неизвестно, как это случилось, но дядя Степан тут точно ни при чем.
Толстая тетя Зина безвольно долетела до третьего этажа, пообрывав кучу бельевых веревок и потеряв тапочек. Но потом в ней проснулись воля и разум, и она решила, что падать дальше просто не имеет смысла, ибо закончится падение разбитием головы об асфальт.
- Хочу стать воздушным шариком! - громко подумала толстая тетя Зина. - Или… Или нет… Птичкой!
И она тут же стала воздушным шариком, на долю секунды, а потом - птичкой Сирин.
Она еле успела совладать с рулем высоты, уже перед самой землей, и резко взмыла вверх, при этом нагадив на шляпу проходящему в это время по тротуару пенсионеру Шлакову. У толстой тети Зины-Сирин было как минимум три причины для этого. Во-первых, все птицы гадят. Во-вторых, толстая тетя Зина всегда боялась высоты. В-третьих, пенсионер Шлаков еще три месяца назад занял у нее двести рублей до пенсии, но так пока и не вернул.
Долетев до восьмого этажа, тетя Сирин нашла свое окно, уселась на перила балкона и запела.
Раньше, когда толстая тетя Зина пела, дядя Степан сходил с ума и говорил, что последний раз он испытывал подобные чувства под немецкой бомбежкой, слыша вой юнкерсов. На самом деле неизвестно, бывал ли когда-нибудь дядя Степан под бомбежкой и знакОм ли ему вой юнкерсов.
Теперь же, когда тетя Сирин запела, дядя Степан моментально превратился в зомби. Он, сам не свой, вышел на балкон, сел на порожек и заплакал.
- Ну что, сволочь, - сказала ему тетя Сирин, - дождался? Радуешься?
- Скажи, куда фунфырик заныкала, Зинушка? - вопросил дядя Степан, приходя в себя, едва прервалось тетино пенье.
- Шиш тебе, заяц рогатый, - ответила тетя Сирин.
- Скажи, рыбонька! - взмолился дядя. - Ведь ты ж все равно не сегодня-завтра на юг улетишь, - осень на дворе.
- Вот тебе! - воскликнула тетя и попробовала показать дяде Степану хороший кукиш. Но хорошего кукиша у нее не получилось, потому что рук-то у нее теперь не было - крылья были.
А соседский мальчишка, Ванька, высунулся из окна и пульнул в тетю Сирин из рогатки. Он вообще был хулиган, этот Ванька, и всегда стрелял из рогатки в голубей. И хотя тетя Сирин голубем не являлась, но Ванька тоже не являлся орнитологом; ему что голубь, что тетя Сирин - все было едино.
- Ах ты гадский гад! - крикнула хулигану тетя Сирин, падая с перил балкона.
Она суматошно замахала крыльями, пытаясь выровнять кривую полета и устранить тангаж, но за отсутствием навыка у нее это слабо получалось. В итоге она завязла крыльями в бельевых веревках шестого этажа, застыв в глупой распластанной позе японского летчика-неудачника, запутавшегося в стропах парашюта.
Для пенсионера Шлакова это был просто подарок. Он немедленно выбежал на балкон с берданкой и стал целиться в тетю Сирин.