* * *
Четырнадцать шагов пройдены…
Я наклоняюсь, приседаю на корточки…
Это - кукла. Старая, старомодная, видавшая виды. Да, такие куклы были в моем недолгом детстве.
Тем более, что это она и есть…
Конечно, это она - моя… как ее звали?… Кажется, Ленута… или Луминита?.. Не помню… Четырнадцать лет прошло.
Но это она, та самая, которую я положила Милошу. Вместе с Милошем. Когда… Когда…
Я опускаюсь на колени, на холодный и мокрый асфальт, заглядываю кукле в лицо.
Ее глаза поворачиваются, сдвигаются в мою сторону. С легким деревянным механическим стуком.
- Ма-ма…
Разве моя Ленута была говорящей?.. Не помню… Нет, скорей всего.
- Ма-ма…
О, Господи, этот голос я узнала бы из миллиона!..
- Ма-ма…
Механический и безжизненный, но это - голос моего сыночка!
- Милош!
- Ма-ма…
- Милош, сынок!
- Ма-ма…
- Мама пришла, Милош. Мама пришла. Она здесь.
- Ма-ма…
- Тише, сыночка, тише, мой хороший… Мама с тобой…
- Ма-ма…
Я закрываю ладонями уши, но его голос проникает сквозь руки, сквозь череп, сквозь кожу, он произывает меня насквозь.
- О, Господи! Да что ж ты заладил-то!.. Я здесь, сынок.
- Ма-ма…
Он замерз, бедненький. Конечно же, он замерз!
Я подхватываю его на руки, начинаю укачивать, напевать, прижимаю его к груди. Он весь мокрый от дождя, холодный…
Целую его заледеневшие ручки.
- Ма-ма…
- Да, сына, да, мама здесь. Мама больше никогда не оставит тебя. Прости свою непутевую маму, сынок. Прости… Ведь ты понимаешь, что…
- Ма-ма…
- Ты же понимаешь… Маме тогда было всего четырнадцать… Ой, Милош! Да у тебя же сегодня день рождения! У тебя был бы сегодня четырнадцатый день рождения! Сыночка! Поздравляю тебя, мой хороший!
- Ма-ма…
- Тебе исполнилось… бы… четырнадцать. Если бы мамка не убила тебя…
- Ма-ма…
- Ты помнишь, сынок, помнишь?.. Мама положила тебе в ямку свою любимую куклу… Ленута ее звали, кажется… Или Любичка?.. Не помню…
- Ма-ма…
- Да что ж тебя, заело, что ли, проклятый?! Ой, прости, сыночка, прости!.. Только не зови больше маму, ладно, хорошо? А то мама с ума сойдет. Мама сойдет с ума, сыночка. Ты же не хочешь, чтобы…
- Ма-ма…
* * *
- Есть тонус!.. Началось…
- Марку, давление падает!.. И сердце у нее как… как деревянное… Что за черт!.. Мы не потеряем ее?
- Не каркай, балбес!.. Есть, есть! Пошла волна…
- Марку…
- Давай, милая, давай!
* * *
Она пришла.
У нее такие теплые руки. Не то, что этот холодный и мокрый асфальт.
Я слышу как стучит в груди ее сердце… Тук-тук… тук-тук… тук-тук… Смешно… Как-будто сторож ходит с деревянной колотушкой по темным аллеям…
Где ты была четырнадцать лет, мамочка?
Где?
* * *
Черный диск патефонной пластинки вращается как пространство у входа в черную дыру.
Иголка раз за разом, скрипнув, скатывается на одну и ту же дорожку. Труба исторгает резкие сиплые звуки времени, искажающие слащавый мужской тенор: "Что ж ты не бьешься, мое деревянное сердце…" Скрип… "Что же ты не бьешься, мое деревянное сердце…" Скрип… "Что ж ты…".
Все чаще и чаще. Все быстрее и быстрее вращается диск…
Да нет, это не диск…
Это вихрящийся вход в черную бездну.
В ад.
Я схожу с ума?..
Я умираю?..
"Господи, прими же ду..!"
Мрак…
* * *
- Марку!.. Сердца нет!.. Я же говорил… говорил!.. Она уходит!
- Да черт с ней… Сейчас, сейчас, вот он… Достаю…
- Она уходит, Марку!
- Иди сюда, голубчик!.. Ух ты!.. Нику, посмотри, какой здоровяк!.. Пацан…
- Она уходит, Марку!.. Мы потеряли ее…
* * *
Мне холодно…
Мне страшно…
Меня зовут Милош…
Я хочу к маме!..
Отпусти меня, я боюсь. У тебя только половина лица… Одни глаза…
Мама!.. Мне холодно!..
* * *
Аллея уходит в дрожащий туман.
Нет, это не тот туман - густой, молочно-белый, тяжелый; это не дымка - легкая, полупрозрачная, тонкая. Это - дрожащая субстанция, совершенно особенная, холодная, липкая и обволакивающая. Со странным запахом прошлогодней осени. Прошлых надежд. Недавних радостей. Сегодняшней смерти…
Я лежу на мокром холодном асфальте. Возле черной трещины, пролегающей через дорожку, по которой давно уже никто не ходил. Я вижу эту трещину очень отчетливо, потому что она - вот она, совсем рядом с моим лицом. Она - как черта, отделяющая мое "сейчас" от "вчера". Граница, пролегшая между верой и безысходностью. Бездна, разделяющая жизнь и смерть.
Нет, нет, не надо о смерти!
Ведь… Ведь я еще не умерла?..
А из трещины пробивается какой-то чахлый, но веселый сиреневый цветок. Или он не знает, что уже наступила осень?
Мне холодно…
"Что ж ты не бьешься, мое деревянное сердце?.."
Еще одно утро рядом с тобой
Действующие лица:
О н
О н а
С ы щ и к
Для пьесы необходимы также зрители. Зрители принимают непосредственное и активное участие в сюжете пьесы.
Декорации:
В начале действия сцена представляет собой комнату. Это самая обычная спальная комната с кроватью, зеркалом, туалетным столиком, перед которым стоит пуф, с парой тумбочек по сторонам кровати. На стене висит двуствольное охотничье ружье. Свет приглушен. На кровати сидят он и она. Они только что проснулись и еще полуодеты.
О н а (жизнерадостно): Неужели опять утро?!
О н (скорбно): Еще одно утро рядом с тобой!
О н а (ласково проводит ладонью по его щеке): Милый! Ты рад?
О н: О да!
Из-за кулис появляется лицо сыщика. Он оглядывает комнату, потом ненадолго задерживает взгляд на ружье, висящем на стене. Многозначительно кашлянув, прячется. Через мгновение его голова снова появляется между кулис.
С ы щ и к (зловеще): Если в первом акте на стене висит ружье, то в последнем оно обязательно выстрелит.
Голова сыщика снова прячется за кулисами.
О н а: Хочешь яичницу, любимый?
О н (криво поморщась): Да, черт ее побери.
О н а: Тогда, может быть, поджаришь на двоих?
О н: Конечно.
Он встает с кровати. Насвистывая траурный марш, натягивает на себя черно-красный халат. Красный цвет в халате близок цвету крови и как бы дает зрителям намек на дальнейшее развитие сюжета.
О н а: Не свисти, дорогой, денег не будет.
О н: Конечно.
О н а: Я так люблю тебя! А ты меня?
О н: Конечно.
О н а: Ты больше не сердишься на меня за вчерашнее?
О н: Конечно.
О н а: Милый, милый! Поцелуй меня?
О н: На прощанье? Конечно.
Он наклоняется к ней и запечетлевает на ее губах долгий поцелуй. В конце поцелуя, когда он отрывается от ее губ, видно, что она с трудом переводит дыхание и готова потерять сознание от удушья.
О н а (переводя дыхание): В холодильнике ты найдешь два яйца, дорогой.
О н: Конечно.
Затянув пояс халата, он направляется к стене, на которой висит ружье. Сняв ружье, проверяет, заряжено ли оно. Потом тщательно прицеливается в нее.
Она лежит на кровати спиной к нему, ничего не замечая, охорашивается, поправляя прическу.
О н (прицелясь и взведя курок): Ты ничего не хочешь больше мне сказать?
О н а: Хотела. Но не помню, что именно, хоть убей (смеется).
О н: Ну ты хотя бы простишь меня за все?
О н а: За что именно, любимый?
О н: Ну хотя бы за то, что я тебя убил?
О н а: За это - да.
О н: А за что - нет?
Она хочет ответить, но он, не слушая, нажимает на спусковой крючок. Звучит выстрел. Картечь пробивает ее насквозь, видно, как разрывается халат на ее груди, выпуская снаряд из тела наружу.
О н: Картечь?.. Кто же это зарядил ружье? Ведь оно висело тут семь лет незаряженное. Дядя Альберт подарил мне его на свадьбу. Оно тогда точно было не заряжено. Я сразу повесил его на стену, и никто никогда им не пользовался. Странно…
Между кулис появляется голова сыщика.
С ы щ и к: Странно, странно…
О н (не видя и не слыша сыщика, рассуждая сам с собой): Ну что ж, знать, судьба у нее была такая…
Вешает ружье обратно на стену и уходит на кухню. Зрителям слышно, как он ставит на плиту сковородку, разбивает яйца, насвистывая траурный марш. Через минуту доносится шкворчание яичницы.
С ы щ и к (выходя из-за кулис на сцену): Убийство… Я всегда чую преступление заранее…
Он направляется к телу, лежащему на кровати. Под ней уже видно большое пятно крови на покрывале. Сыщик трогает ее за руку, нащупывая пульс.
С ы щ и к: Мертва, конечно… Как и следовало ожидать… Ну что ж… Нужны свидетели преступления.
Он подходит к краю сцены, пытаясь разглядеть в полумраке лица зрителей.
С ы щ и к: Кто-нибудь видел, как свершилось преступление? Есть очевидцы?
Зрительный зал отвечает ему гробовым молчанием.
С ы щ и к: Я спрашиваю, есть ли очевидцы преступления?
З р и т е л ь (из первого ряда): Есть!
Зритель встает и поднимается на сцену. Это пожилой пузатый мужчина в дорогом костюме.
З р и т е л ь: Я очевидец.
С ы щ и к: Прекрасно! Расскажите, что вы видели.
Зритель открывает рот и успевает произнести "Я…". В тот же момент звучит выстрел. Пуля попадает зрителю прямо в лицо, отчего задняя часть его головы отламывается, и куски черепа падают куда-то за сцену. Слышно как взвизгивает женский голос в первом ряду. Зритель, покачнувшись, падает столбом вперед (вопреки направлению полета пули), под ноги сыщику.
С ы щ и к (сначала удивленно, потом многозначительно): Ого! Да дело-то нешуточное!.. (начинает размышлять) Преступник убирает свидетелей?.. А кому было выгодно это преступление?.. Уж не мафии ли это работа?.. Хм-хм… Необходимы свидетели преступления!
Он снова поворачивается от трупа к зрительному залу.
С ы щ и к: Кто-нибудь видел, как погиб этот гражданин?
Зрительный зал безмолствует.
С ы щ и к: Повторяю: есть ли среди вас очевидцы преступления?
З р и т е л ь н и ц а (та самая, которая давеча взвизгнула): Да, да!
Она поднимается на сцену. Зрителям видно, что ее платье окровавлено - на него попала кровь из головы предыдущего свидетеля.
С ы щ и к: Расскажите, мадам, что вы видели.
З р и т е л ь н и ц а (с сомнением): А это не опасно?
С ы щ и к: Нет-нет, что вы. Жить вообще опасно, но не в наше замечательное время. Рассказывайте, мадам.
З р и т е л ь н и ц а: Я видела как…
Сыщик не дает ей договорить. Откуда-то то ли из-за пояса, то ли из сапога, он выхватывает огромный японский кухонный нож и вонзает лезвие в горло зрительницы. Та осекается на полуслове, хрипит и медленно валится на сцену. Из ее шеи толчками бьет кровь.
С ы щ и к (с сожалением): Увы, свидетели часто погибают. Неужели это и есть совершенное преступление, которое никогда не будет раскрыто?!
В зрительном зале начинается движение. Слышно, как зрители встают со своих мест. Хлопают откидные сиденья. Сначала тихий и неуверенный ропот становится все громче. Слышны отдельные голоса: "Какая дурацкая пьеса!", "Да этот сыщик просто болван. Ведь с самого начала было ясно, кто убирает свидетелей", "Я знал, что этим кончится", "Мама, а кровь была настоящая?", "Да, доченька, настоящая" и тому подобное.
Занавес закрывается, но сыщик остается на краю сцены, он еще не верит, что пьеса уже окончена.
С ы щ и к: Эй, куда вы?! Не расходитесь! Еще не выстрелило ружье, а оно всегда должно стрелять в последнем акте - таков закон жанра… Стойте!.. Стойте!..
Зрители не слушают его и продолжают расходиться. Тогда сыщик бежит за кулисы и возвращается со снятым со стены ружьем. Он наугад стреляет в зал из второго ствола. Слышится вскрик раненого мужчины, стоны и проклятья.
Зрители продолжают расходиться, не обращая внимания на скорбные вопли сыщика.
К о н е ц
Однажды П** не проснулся
Однажды П** не проснулся.
Он встал, как обычно, умылся, выпил крепкого кофе с корицей и съел два бутерброда. Он оделся, перекинул через руку плащ и отправился на службу. Но при всем при этом он точно знал, что еще не проснулся. И самым скверным в его положении было то, что он не мог понять, лежит ли он в постели и видит сон, или же он действительно встал и отправился на службу, но продолжает спать. Ведь второе было бы очень неприятно.
В автобусе П** присматривался к людям, пытаясь по их лицам угадать, чтО они думают о нем, но они, похоже, вовсе о нем не думали.
На службе П** вел себя преувеличенно бодро и деловито, чтобы - не дай бог! - начальство и сослуживцы не заметили его состояния. Но они все же заметили. Господин Д**, его непосредственный начальник, проходя мимо, внимательно посмотрел в лицо П** и сказал: "Какой вы сегодня странный!" Это ужасно испугало П** и он удвоил свою энергию.
"Ах как было бы хорошо, - думал он, - проснуться сейчас в своей постели!" Но он не просыпался. Если все это было сном, то - очень навязчивым и крепким.
П** работал энергично, много двигался по отделу, чтобы сослуживцы не могли ни в чем его заподозрить. Однако в середине дня его вдруг посетила мысль: "А что это я так стараюсь? Ведь мне же это все только снится!"
И едва он подумал так, им сразу овладела какая-то легкость; спокойствие посетило его душу, и он понял, что ему совершенно незачем бояться того, какое мнение о нем сложится у начальства и сослуживцев. Он умерил пыл, поудобнее устроился на своем стуле и даже стал что-то насвистывать, смотря по сторонам, на множество людей, торопливо и старательно делающих свою работу.
Господин Д** прошел мимо, внимательно посмотрел на П**, но ничего не сказал.
"Да если бы и сказал! - подумал П**. - Плевать мне на него, он - мой сон".
До самого конца службы П** занимался тем, что перелистывал спортивный журнал и решал кроссворд в газете "Даген". Господин Д** еще несколько раз проходил мимо, останавливался каждый раз и подолгу смотрел на П**, но ничего не говорил. А П** просто наслаждался! Он специально выставлял напоказ свое ничегонеделание и один раз даже спросил у господина Д** название болотной птицы из пяти букв. Господин Д** удивленно поднял брови, дернул головой, но ничего не сказал. "Тупица! - пробормотал П**, вписывая в клетки кроссворда слово "кулик" - А какой, все же, замечательный сон!"
Лишь к концу дня он заметил, что газета помечена восьмым октября…
"Странно! - подумал П**, холодея. - Сегодня же только еще седьмое…"
"Нет! - спохватился он. - Седьмое было вчера!.. То есть сегодня… то есть… Седьмого я лег спать… Или - восьмого?.."
П** почувствовал себя сбитым с толку. Страх снова прокрался в его душу.
"Сплю я или нет, в конце концов? - пытал он себя. - Лежу я в постели у себя дома или сижу на своем рабочем стуле?"
Он изо всех сил ущипнул себя за щеку и зашипел от боли. "Не сплю! - пронеслось в голове, и холодный липкий страх сдавил сердце. - Что-то теперь будет!.. Вот почему Д** так смотрел на меня!.. Уволят!.. Как пить дать уволят…"
Оставшийся до конца службы час он усердно работал и каждый раз, когда господин Д** проходил мимо, П** заглядывал ему в глаза, желая увидеть в них одобрение. Но господин Д** теперь словно и не замечал его.
Когда прозвенел звонок, извещающий о конце службы, П** последним покинул контору.
Придя домой, он без удовольствия поужинал, а потом налил стакан вина и уселся в кресло перед телевизором. Однако, он ничего не видел и не слышал. Одна и та же мысль сверлила его мозг: "Что-то теперь будет!.. Уволят, наверняка уволят…"
Вскоре он обратил внимание на странный звук, доносящийся из спальни. В общем-то, не было в этом звуке ничего странного - это был самый заурядный храп. Но кто бы мог храпеть в спальне П**? Ведь он жил один.
Дрожа, П** неуверенно подкрался к двери в спальню, приоткрыл ее на несколько дюймов и робко заглянул в комнату. От того, чтО он увидел, озноб пробежал по его спине…
Он, П**, лежал в кровати и спал самым глубоким сном, приоткрыв рот и громко храпя.
"Я сошел с ума!" - подумал П**.
"Да нет же, нет! Я сплю!" - спохватился он в следующий момент.
И тут П** проснулся.
Он повернулся со спины на бок, приоткрыл один глаз, чтобы взглянуть на часы и увидел… увидел чью-то голову, просунувшуюся в щель между приоткрытой дверью и косяком. П** жил один, поэтому первой мыслью было "Грабители!" Но присмотревшись внимательнее, он узнал собственное лицо.
"Ах да, я же сплю… - пронеслась спасительная мысль. - Мне это снится!"
Он снова закрыл глаза и продолжал спать…
"Странный все же сон!" - подумал П**, осторожно прикрывая дверь. Он привалился к стене, постоял так несколько минут, потом вернулся в гостиную и там, один за другим, выпил два полных бокала вина. Это немного взбодрило его, но - увы! - не дало ясности мысли.
"Однако, где же мне теперь спать? - подумал он сердито. - Где мне спать, если этот господин устроился в моей кровати?.. Впрочем, я и так сплю…"
Около получаса П** ходил по гостиной из угла в угол и с каждым новым переходом походка его становилась все более неуверенной из-за выпитого вина.
"Нет, - думал он, - положительно это становится невыносимо! Почему я должен уступать свою кровать какому-то П**? Кто он такой, в конце концов, чтобы спать в моей кровати! Если я - это я, а он - мой сон, то в кровати должен лежать я, а он пусть бродит здесь из угла в угол, если ему хочется… Ну а если он - это я, а я - его сон?.. Однако, как такое может быть?.."
Побродив от стены до стены еще полчаса и окончательно обессилев, П** упал в кресло и моментально уснул…
Через десять минут он поднялся, сел в кровати и устало потер глаза. "Снятся же всякие глупости!" - огорченно подумал он, обводя рассеянным взглядом спальню. Голову томила какая-то непонятная мутная тяжесть. Хотелось пить.
П** свесил ноги с кровати, на ощупь обул шлепанцы, встал и, заметно шатаясь, будто пьяный, почесывая грудь и кряхтя, направился в гостиную…
Только на обратном пути из столовой он заметил П**, задремавшего в кресле. Он подошел к спящему, пошатываясь, остановился рядом и стал рассматривать его.
"Странно, однако, - думал он, - до чего этот господин похож на меня. Впрочем, то, что он похож на меня, еще не дает ему права пить мое вино и спать в моем кресле… Мерзавец!.. Нализался и дрыхнет!.."