24
Что за придурок повесил цепь на замок?
Несчастный идиот, который мечтает остаться на второй год.
Итало крутил цепь в руках, не зная, что делать.
Его уже начали доставать эти дурацкие шутки.
Да что с этими детьми творится?
Ты им слово скажешь - они тебе десять и смеются прямо в лицо. Не уважают ни учителей, ни школу - никого. В тринадцать лет они уже встали на прямую дорожку к преступности и наркомании.
"Во всем виноваты родители".
Алима высунула голову в окошко:
- Итало, что случилось? Почему ты не открываешь? Холодно.
- Посиди тихонько. Я думаю.
"На этот раз, видит Бог, я им устрою".
Нужно остановить их и наказать, а иначе в следующий раз они подожгут школу.
"Но как мне теперь попасть внутрь?"
Он был взбешен не на шутку. Исходил желчью и испытывал зверское желание все крушить.
- Итало?!
- Ну что еще? Не мешай! Не видишь, я думаю? Сиди тихонеч…
- Да пошел ты! Отвези меня обрат…
Бум-м.
Взрыв.
В школе.
Глухой, но сильный.
- Что за чертовщина? Ты тоже слышала?
- Что?
- Как что? Взрыв!
Алима указала в сторону школы:
- Да. Вон там.
Итало Мьеле понял. Понял все.
Все стало ему абсолютно, полностью, совершенно ясно.
- САРДИНЦЫ! - запсиховал он. - ЧЕРТОВЫ САРДИНЦЫ!
Потом, осознав, что орет как дурак, он приложил палец к губам, доковылял, покачиваясь как орангутан, до Алимы и продолжил вполголоса:
- Мать моя женщина, сардинцы! Это не дети ее повесили, цепь-то. В школе сардинцы.
Алима ошеломленно поглядела на него:
- Сардинцы?
- Говори по-ти-ше! Сардинцы. Да, сардинцы. Цепь повесили они, ясно? Так они могут воровать спокойно.
- Не знаю… - Алима сидела в машине и доедала тирамису. - Итало, а кто такие сардинцы?
- Что за вопросы! Сардинцы - это сардинцы. Но они крепко ошиблись. Я им покажу. Ты жди здесь. Не уходи никуда.
- Итало?
- Тихо. Говорю тебе, молчи. Жди.
Итало поковылял вокруг школы, приволакивая больную ногу.
Ни в одном окне свет не горел.
"Я не ошибся. Взрыв Алима тоже слышала".
Он прошел еще.
Холод забирался под воротник, зубы стучали.
"Может, просто упало что-то? Был сквозняк, дверь хлопнула. Но как же цепь?"
Потом он заметил слабое свечение с задней стороны здания. Оно шло из-за решеток на окнах класса технических средств обучения.
- Вот о… ни где, сардинцы.
Что ему делать? Вызвать полицию?
Он прикинул, что ему понадобится по меньшей мере минут десять, чтобы доехать до комиссариата, еще десять, чтобы объяснить этим тупицам, что в школе воры, и еще десять, чтобы вернуться. Полчаса.
Слишком долго. За полчаса их уже и след простынет.
Нет!
Он должен сам поймать их. Взять их с поличным.
Наконец-то он сможет кое-что предъявить этим уродам из "Стейшн-бара", которые над ним насмехались.
"Итало Мьеле никого не боится".
Вопрос только в том, как перебраться через ворота.
Он побежал к машине, пыхтя, как насос для резиновых лодок. Схватил Алиму за руку и вытащил ее и наружу.
- Давай, ты мне должна помочь.
- Оставь меня в покое. Отвези меня на шоссе.
- Да что ты заладила: отвези, отвези. Ты мне должна помочь, и все тут. - Итало тащил ее к воротам. - Сейчас ты присядешь на корточки, а я заберусь тебе на спину. Потом ты встанешь. Так я смогу перелезть. Садись давай.
Алима отрицательно качала головой и упиралась ногами. Это была абсурдная идея. Как минимум она себе грыжу заработает.
- Садись! - Итало положил руки ей на плечи и пихал ее к земле, пытаясь заставить согнуть ноги.
- Нет-нет-нет, не хочу! - сопротивлялась Алима.
- Тихо! Тихо! Садись! - Итало не сдавался и пытался одновременно и вскарабкаться женщине на плечи, и заставить ее присесть. - Садись! - Убедившись, что это не действует, он принялся умолять: - Прошу тебя, Алима! Ты должна мне помочь. Иначе мне конец. Я должен следить за школой. Меня уволят. Меня выгонят. Пожалуйста, помоги мне…
Алима фыркнула и на мгновение расслабилась. Итало быстро этим воспользовался, толкнул ее вниз и одним махом, чего сложно было ожидать при его массе, влез ей на плечи.
Когда он взгромоздился ей на плечи, они превратились в уродливого великана. С кривыми черными ножками. Туловищем, напоминавшим по форме бутылку кока-колы. Четырьмя руками и маленькой круглой, как шар для боулинга, головой.
Алима под тяжестью в сто с лишним килограммов не могла управлять своими движениями и шаталась то вправо, то влево, а Итало сверху качался вперед-назад, как ковбой на родео.
- Охххх! Оххххох! Куда ты? Так мы упадем. Ворота там. Иди прямо. Поворачивай! Поворачивай! - пытался направлять ее Итало.
- Я не… могу…
- Так мы упадем! Вперед! Вперед! ИДИ, ЧЕРТ ТЕБЯ ВОЗЬМИ!
- Не получа… Слезай. Сле…
Алима попала ногой в ямку и сломала каблук. На мгновение она замерла, пытаясь удержаться, сделала пару шагов, окончательно потеряла равновесие и рухнула. Итало полетел вперед и, чтобы не упасть, ухватился обеими руками за шевелюру Алимы, как за гриву разгоряченного жеребца.
Что оказалось весьма опрометчиво.
Итало плюхнулся лицом в грязь, разинув рот и сжимая в руках парик.
Алима прыгала, схватившись за голову: вместе с париком он выдрал у нее изрядное количество волос. Увидев наконец, что он лежит неподвижно, лицом в луже, подскочила к нему.
- Итало! Итало! - Она перевернула его на спину. - Что с тобой? Ты не умер?
Все лицо Итало было покрыто слоем грязи. Он открыл рот и начал отплевываться, потом открыл глаза и, проворно поднявшись на ноги, побежал к машине.
- Нет, я не умер. А вот сардинцы - покойники.
Он открыл дверцу, снял машину с ручного тормоза и стал толкать к воротам. Влез на капот, а потом на крышу. Схватился за верх решетки. И попытался перелезть.
Безуспешно. У него ничего не получалось. Руки оказались слабоваты, не хватало силы подтянуться.
Стиснув зубы, он сделал еще одну попытку.
Никак.
Он побагровел, сердце бешено бухало в ушах.
"Сейчас тебя хватит инфаркт и ты свалишься отсюда и помрешь, как последний кретин, погеройствовать решил".
И если рациональная, осторожная часть его сознания говорила ему, что надо бросить эту затею, сесть в машину и поехать в полицию, то другая, принадлежавшая упрямому ослу, требовала не сдаваться и попробовать снова.
На этот раз, вместо того чтобы подтягиваться на руках, Итало с трудом задрал повыше свою больную ногу и поставил ее на край стены. Теперь было полегче. Никто никогда бы не подумал, что он способен на такое усилие. Он подтянулся и вскоре переполз на крышу своего домика.
Полежал немного, распластавшись, приходя в себя, переводя дух и ожидая, когда сердце, колотившееся как сумасшедшее, сбавит обороты.
Спуститься было куда проще. Старая деревянная лестница, служившая для сбора черешни, стояла у стены дома.
По ту сторону ворот Алима сидела на капоте машины, скрестив руки на груди и пыхтя.
- Садись в машину. Я скоро.
Итало проник в дом, не зажигая света. Прошел через гостиную, вытянув руки вперед, и не заметил сундука, который использовал как стол, когда смотрел телевизор. И со всей силы влетел в угол здоровым коленом. В глазах потемнело. Он перетерпел боль, ругнулся сквозь зубы и мужественно направился к старому шкафу, открыл створки и как сумасшедший стал рыться в чистом белье, пока не ощутил под пальцами успокаивающий холод стали.
Закаленной стали его двуствольной беретты.
- Ну, теперь поглядим… Чертовы сардинцы. Поглядим. Я сейчас вас выпру на ваш остров. Выпру как миленьких.
И он заковылял, прихрамывая, в сторону школы.
25
ПАЛМЬЕРИ ЗАСУНЬ СВОИ КАСЕТЫ СЕБЕ В ЗАД
Огромные красные буквы занимали всю дальнюю стену класса технических средств обучения. Буквы, кривые, как артритные пальцы, наезжали одна на другую, одной и вовсе не хватало, но послание было понятным, совершенно недвусмысленным.
Пьерини написал эту фразу, теперь настала очередь остальных.
- Ну! Чего ждете? Пока день настанет? Пишите! - Он принялся подначивать Баччи: - Чего стоишь столбом, толстяк? Мозги растерял или, может, боишься?
На лице Баччи было то же безнадежное выражение, какое появлялось всякий раз, когда мать вела его к стоматологу.
- Да что на вас на всех нашло?! Пишите что-нибудь! Отупели что ли? - Пьерини подтолкнул Баччи к стене.
Баччи встрепенулся, словно хотел что-то сказать, но потом нарисовал жирную свастику.
- Хорошо! Прекрасно. А ты, Ронка, чего ждешь?
Ронка не заставил себя упрашивать, тут же взял баллончик и принялся за работу:
ДИРЕКТОР СОСЕТ У ЗАМДИРЕКТОРА
Пьерини одобрил.
- Классно, Ронка. Теперь твоя очередь. - Он подошел к Пьетро.
Пьетро опустил глаза и уставился на носки своих тапок, ком в горле вырос до размеров батона. Баллончик с краской он перекладывал из руки в руку, словно тот был горячим.
Пьерини ударил его по затылку:
- Ну что, Говнюк?
Пьетро не шевельнулся.
Он ударил его еще раз:
- Ну?
"Не хочу".
- Ну?
Этот удар был уже посильнее.
- Не… не хочу… - выдавил наконец Пьетро.
- Это еще что такое? - Пьерини, казалось, не удивился.
- Не…
- С чего вдруг?
- Не хочу и все. Не буду…
Что ему может сделать Пьерини? Самое серьезное - сломать ногу, или нос, или руку. Но не убьет же.
"А ты уверен?"
Это не страшнее, чем тогда, когда он, еще маленьким, упал с крыши трактора и сломал ногу в двух местах. Или когда отец поколотил его за то, что он сломал его отвертку. "Кто тебе разрешил, а? Кто тебе разрешил? Сейчас я тебе покажу, как брать чужое". Он отлупил Пьетро выбивалкой для одежды. И Пьетро целую неделю не мог сидеть. Но все прошло…
"Ну, избейте меня уже и отстаньте".
Ему хотелось упасть на пол. И свернуться, как еж. "Я готов". Пусть вздуют его, пусть пинают ногами, но он ни единой буквы не напишет на этой стене.
Пьерини отошел и сел на учительский стол:
- А спорим, дорогой Говнючок, что сейчас ты все напишешь… На что спорим?
- Я… не… буду… ничего писать. Сказал - не буду. Бей меня, если хочешь.
Пьерини с баллончиком в руке подошел к стене:
- А если я, вот тут вот, сейчас напишу твою фамилию? - он указал на свою фразу. - Напишу Пьетро Морони огромными буквами? А? А? Что ты сделаешь?
"Это слишком…"
Как можно быть таким злым? Как? У кого он научился? Такой обязательно тебя проведет. Ты пробуешь отбиваться, но он все равно тебя проведет.
- Ну? И что же мне делать? - спросил Пьерини.
- Пиши, мне все равно. А я тем более ничего писать не буду.
- Ладно. И всё свалят на тебя. Скажут, что это все ты написал. Тебя выгонят из школы. Скажут, что это ты все поломал.
Атмосфера в классе стала нестерпимой. Словно там работала разогретая до предела печь. Пьетро чувствовал, что руки у него заледенели, а щеки пылали.
Он оглянулся.
Злость Пьерини, казалось, струилась из всего вокруг. Из стен, измалеванных краской. Из желтых неоновых ламп. Из обломков разбитого телевизора.
Пьетро подошел к стене.
"Что мне написать?"
Он попробовал представить себе какую-нибудь ужасную картинку или фразу, но ничего не получалось, перед глазами у него стоял один и тот же образ.
Рыба.
Рыба, которую он видел на рынке в Орбано.
Она лежала на прилавке, среди ящиков с кальмарами и сардинами, еще живая, разевающая рот, вся в колючках, с огромным ртом и ярко-красными жабрами. Какая-то женщина хотела купить эту рыбу и попросила продавца почистить ее. Пьетро подошел поближе к металлическим лоханкам. Он хотел посмотреть, как это делают. Работник рыбной лавки взял рыбу, большим ножом сделал длинный надрез у нее на животе и ушел.
Пьетро остался смотреть, как умирает рыба.
Из разреза высунулась клешня, потом вторая, потом весь краб, красивый, живой, бодрый краб, и он убежал.
Но это было еще не все, из рыбьего брюха вылез еще один краб, такой же, как первый, потом еще один и еще один. Их было много. Они бежали наискосок через металлическую поверхность и искали, где бы спрятаться, и падали на землю, и Пьетро хотел сказать работнику лавки: "В рыбе много живых крабов, и они убегают!" - но тот был за прилавком, продавал мидии, и тогда он протянул руку и закрыл рану, чтобы не дать крабам выйти. И в раздутом животе рыбы копошилась жизнь, двигались бесчисленные зеленые лапки.
- Если через десять секунд ты не напишешь что-нибудь, тогда я сам напишу. Десять, девять…
Пьетро попытался прогнать образ из головы.
- Семь, шесть…
Он сделал глубокий вдох, направил баллончик на стену, нажал на него и написал:
У ИТАЛО НОГИ ВОНЯЮТ РЫБОЙ
Вот такую фразу породил его мозг.
И Пьетро, ни секунды не раздумывая, перенес ее на стену.
26
Если бы кто-нибудь в оптический прибор ночного видения заметил Итало Мьеле, бредущего в темноте, он принял бы его за терминатора.
Ружье, зажатое в руке, пустой взгляд и не сгибающаяся нога придавали сторожу вид шагающего андроида.
Итало прошел через приемную и учительскую.
Сознание его заволокло туманом ярости и ненависти.
Ненависти к сардинцам.
Что он собирался делать с ними? Убить, прогнать, запереть на ключ в одном из классов, что?
Он сам точно не знал.
Но это было не важно.
В тот момент у него была единственная цель: поймать их с поличным.
Остальное станет ясно потом.
Опытные охотники говорят, что африканские буйволы выглядят устрашающе. Нужно крутой характер иметь, чтобы сразиться с разъяренным буйволом. Попасть в него несложно, это и ребенок может. Буйвол огромный, и стоит себе спокойненько, жует траву в саванне, но если ты выстрелишь в него и не убьешь сразу, лучше, если рядом найдется нора, куда можно спрятаться, или дерево, на которое можно залезть, или бункер, где укрыться, или, в конце концов, могила, где тебя похоронят.
Раненый буйвол может рогами смести джип. Он слеп и разъярен, его единственное желание - уничтожить тебя.
Итало был разъярен, как африканский буйвол.
От ярости мозг сторожа деградировал до более низкой эволюционной ступени (как раз до уровня быка), и теперь Итало мог сосредоточиться только на одной цели. Все прочее - детали, окружающая обстановка - отошло на задний план, а потому он, естественно, не вспомнил о том, что Грациелла, уборщица третьего этажа, перед уходом обычно закрывала на ключ стеклянную дверь, ведущую с лестницы в коридор.
Итало врезался в нее на всем ходу, отлетел в сторону, как баскский мяч, и упал на спину.
Любой другой после такого лобового столкновения потерял бы сознание, умер или хотя бы взревел от боли. Но не Итало. Итало заорал в темноту:
- Где вы? Выходите! Выходите!
Кому он это кричал?
Столкновение с дверью было таким сильным, что он решил, будто какой-то сардинец, прятавшийся в темноте, ударил его с размаху в лицо.
Потом Итало с ужасом осознал, что сражается с дверью. Выругался и, расстроенный, поднялся на ноги. Он ничего не понимал. Где его двустволка? И очень, очень болел нос. Он потрогал его и почувствовал, что нос распух, как кусок теста в кипящем масле. Все лицо было в крови.
- Черт, я сломал нос…
Ощупью он искал в темноте ружье. Оно лежало в углу. Он схватил его и двинулся дальше; ярость его только усилилась. "Дурак я, дурак! - упрекал он себя. - Они могли меня услышать".
27
Конечно, они его услышали.
Все четверо подскочили на месте как ужаленные.
- Что это? - воскликнул Ронка.
- Вы слышали? Что это было? - спросил Баччи.
Даже Пьерини растерялся.
- Что бы это могло быть? - пробормотал он.
Ронка, первым пришедший в себя, отшвырнул баллончик с краской.
- Не знаю. Бежим.
Толкаясь, они сорвались с места и ринулись из класса.
В темном коридоре остановились, прислушиваясь.
Ругань доносилась с верхнего этажа.
- Это Итало. Итало наверху. Значит, он не пошел домой? - захныкал Баччи, глядя на Пьерини.
Никто не удостоил его ответом.
Нужно было бежать. Выбираться из школы. Немедленно. Но как? Через какой выход? В классе технических средств обучения было только маленькое окошко под потолком. Слева спортзал. Справа - лестница и Итало.
"В спортзал", - подумал Пьетро.
Но там был тупик. Дверь, выходившая во двор, запиралась на ключ, а на окнах стояли металлические решетки.