Теперь, присмотревшись, Лидия различила бледные следы отцовской подошвы и большую кляксу от паука. Она и Нэт были союзниками. Всегда вместе, даже в такой вот мелкой ерунде. Она и не думала, что однажды это закончится. Утренний свет плеснул на стену – получились тени и ослепительные лужи. Лидия сощурилась, пытаясь отличить белый от белесого.
– Лидия?
Все деловито разворачивали подарки; Нэт в углу вставлял пленку в новый фотоаппарат; на матери поверх халата поблескивал рубиновый кулон на золотой цепочке. Отец протягивал Лидии сверток – маленький, компактный, угловатый, как шкатулка для драгоценностей.
– Это от меня. Сам выбирал.
И просиял. Обычно Джеймс предоставлял рождественские покупки Мэрилин, и с его молчаливого согласия она подписывала карточки "С любовью от мамы и папы". Но это он купил сам и спешил одарить дочь.
Если сам, подумала та, значит, это что-то особенное. Она мигом простила отца за то, что не вмешивался. Тут под оберткой что-то изысканное, драгоценное. Лидия вообразила золотую цепочку – девочки в школе носили такие не снимая, с золотыми крестиками, полученными на конфирмацию, или с кулончиками, гнездившимися в ямке между ключицами. И отец подарил ей такую же. Эта цепочка перечеркнет книги, подаренные матерью, и все последние три дня. Это будет сувенир, говорящий: "Я тебя люблю. Ты прекрасна как есть".
Лидия сунула пальцы под обертку, и на колени ей выпала толстенькая черно-золотая книжка. "Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей". Обложку напополам разрезала ярко-желтая полоса. "Основные методы обращения с людьми. Шесть способов понравиться людям". А вверху темно-красные буквы: "Чем больше извлечете из этой книги, тем большего добьетесь в жизни!" Джеймс улыбался от уха до уха.
– Я подумал, тебе пригодится, – сказал он. – Это… ну, помогает завоевывать друзей. Стать популярной. – И он погладил заглавие на обложке.
Сердце у Лидии в груди застыло льдинкой и ускакало прочь.
– У меня есть друзья, пап, – сказала Лидия, вполне сознавая, что врет.
Отцовская улыбка дрогнула.
– Конечно. Я просто подумал – ну, ты взрослеешь, старшие классы, навыки общения очень важны. А это научит тебя со всеми ладить. – Глаза его метнулись к книжке. – Она с тридцатых годов выходит. Считается, что ничего лучше об этом не написали.
Лидия с усилием сглотнула.
– Замечательно, – сказала она. – Спасибо, пап.
На другие подарки, горкой лежавшие у нее на коленях, надежды не было, но Лидия все равно их открыла. Мохнатый акриловый шарф "Орлон" от Нэта. Альбом Саймона и Гарфанкела от Ханны. От матери, как обычно, книги: "Женщины-первопроходцы в науке", "Основы физиологии".
– Я подумала, тебе будет интересно, – сказала Мэрилин, – раз у тебя так хорошо с биологией.
Она отхлебнула чаю, и от ее хлюпа Лидию по спине подрал мороз. Когда под елкой не осталось ничего, кроме скомканной бумаги и обрывков ленточек, Лидия аккуратно составила в стопку свои дары; отцовская книжка легла сверху. На обложку упала тень – отец стоял у Лидии за спиной.
– Не понравилась книга?
– Конечно, понравилась.
– Я подумал, это полезно, – сказал он. – Хотя ты там, наверное, ничего нового не найдешь. – Он ущипнул ее за щеку. – Как завоевывать друзей. Жалко, что… – И осекся, сглотнул остаток фразы: "Жалко, что у меня ее не было в твои годы". Может, подумал он, все вышло бы иначе; умей он обращаться с людьми, знай он, как им понравиться, стал бы своим в Ллойде, очаровал бы мать Мэрилин, работал бы в Гарварде. Смог бы добиться в жизни большего. – Я подумал, тебе понравится, – вяло договорил он.
Отец никогда не рассказывал про детство, Лидия не знала историю брака родителей и их переезда в Миддлвуд, но уловила эту муку, глубокую и пронзительную, точно звук туманного горна. Больше всего отец переживал, всем ли нравится Лидия. Не чужая ли она. Лидия открыла книгу на первой главе. "Принцип 1: Не критикуйте, не осуждайте, не жалуйтесь".
– Восторг, – сказала она. – Спасибо, пап.
Резкость ее тона Джеймс уловил, но пропустил мимо ушей. Еще бы ей не раздражаться – на что ей сдался такой подарок? У Лидии и так полно друзей: чуть не каждый вечер, доделав уроки, она болтает по телефону. Что за глупость – дарить ей эту книгу. И он про себя поставил галочку: надо в следующий раз подарить что-нибудь получше.
А правда была такова: в тринадцать лет по настоянию отца Лидия позвонила Пэм Сондерс. Даже не знала номера – пришлось смотреть в телефонной книге, которая разлеглась на коленях, пока Лидия крутила диск. Помимо телефона в кухне и в кабинете, аппарат был на площадке, у диванчика под окном, куда мать накидала подушек и поставила вялую сенполию. Кто ни пройдет внизу, может подслушать. Лидия подождала, пока отец уйдет в гостиную, и набрала последнюю цифру.
– Пэм? – сказала она. – Это Лидия.
Пауза. Она почти расслышала, как Пэм морщит лоб.
– Лидия?
– Лидия Ли. Из школы.
– А. – Снова пауза. – Привет.
Лидия вставила палец в завитки телефонного провода и поразмыслила, что бы такого сказать.
– Ну… как тебе сегодня контрольная по географии?
– Да ничего. – Пэм щелкнула жвачкой – получился тихий цок. – Ненавижу школу.
– Я тоже, – сказала Лидия. И впервые поняла, что это правда, и от своего признания расхрабрилась. – Слушай, пошли на роллердром в субботу? Мой папа нас отвезет.
В голове мелькнула картина: они с Пэм, смятенные и смешливые, кружат по роллердрому. И как счастлив отец на трибунах.
– В субботу? – Резкая, испуганная тишина. – Ой, слушай, я не могу. Может, как-нибудь в другой раз? – В трубке кто-то забормотал. – Мне пора. Сестре телефон понадобился. Пока. – И щелчок – трубка опустилась на рычаг.
Ошарашенная этим внезапным финалом, Лидия так и сидела с трубкой, и тут у подножия лестницы возник отец. Едва он увидел, что она на телефоне, лицо его просветлело, словно тучи сдуло сильным ветром. Лидия увидела, каким он, наверное, был в юности, задолго до ее рождения, – мальчишка, оптимист, мечты о будущем сияют в глазах звездами. Отец улыбнулся ей и подчеркнуто на цыпочках возвратился в гостиную.
А Лидия так и сидела с трубкой у щеки, сама не веря, до чего легко, оказывается, разбудить в нем эту радость. Вроде бы такая мелочь. Об этом Лидия думала в следующий раз, когда взяла трубку, прижала к уху и шептала: "Мм-м, ага – что-что она сделала?" – пока отец не вышел в коридор, не остановился под лестницей, не улыбнулся и не удалился. Время шло, Лидия воображала девочек, за которыми наблюдала издали, придумывала, что сказала бы, если б и впрямь с ними дружила. "Шелли, смотрела вчера "Старски и Хатч"? Ой, Пэм, это сочинение по английскому – десять страниц, с ума сойти! Миссис Грегсон думает, нам заняться больше нечем? Стейси, ты с этой прической – вылитая Фэрра Фосетт. Вот бы мне такие волосы". Поначалу это была мелочь, и гудок дружески напевал ей в ухо. А теперь эта книжка – и какие уж тут мелочи.
После завтрака Лидия по-турецки села в уголке под елкой и снова открыла книгу. Умейте слушать. Пусть люди говорят с вами о себе. Полистала еще. Помните: вашим собеседникам в сто раз интереснее они сами, их собственные проблемы и желания, чем вы с вашими проблемами.
Нэт в другом углу уткнулся глазом в видоискатель нового фотоаппарата, навел объектив на Лидию и теперь менял фокус, приближая ее и отдаляя. Так он извинялся за то, что не разговаривал с ней, захлопнул дверь у нее перед носом, когда ей совсем не хотелось оставаться одной. Лидия это понимала, но была не в настроении мириться. Через несколько месяцев он уедет, а она останется тут одна завоевывать друзей, влиять на людей и первопроходить в науке. Не успел Нэт ее щелкнуть, Лидия опустила глаза, волосами занавесив лицо. Улыбка говорит: "Вы мне нравитесь. С вами я счастлив. Я вам рад". Вот почему все обожают собак. При встрече они от радости готовы выпрыгнуть из собственной шкуры. Собаки, подумала Лидия. Вообразила себя собакой, покорной и дружелюбной, золотистым рет ривером с черной улыбкой и бахромчатым хвостом, но не складывалось: она не дружелюбна, не чистокровна, не блондинка. Она замкнута и подозрительна, как псина Вулффов – дворняга, вечно готовая к вражескому нападению.
– Лидс, – окликнул Нэт. (Вот прицепился, а?) – Лидия. Ли-иди-и-я.
Сквозь завесь волос Лидия увидела, как в нее гигантским микроскопом целится объектив.
– Улыбочку.
Вам неохота улыбаться? Что делать тогда? Заставьте себя улыбнуться. Ведите себя так, будто вы уже счастливы, и от этого непременно станете счастливее.
Лидия перебросила через плечо медленно раскручивающийся хвост. И в упор уставилась в черный глаз фотоаппарата, не улыбнувшись, не изогнув губы ни чуточки, даже когда услышала, как щелкнул затвор.
В школе после каникул Лидии первым делом предстояла физика, но из дома она сбежала с облегчением. На стол мистеру Келли оценкой вниз положила контрольную с подписью матери. Мистер Келли уже рисовал график на доске. "Раздел II: Электричество и магнетизм", – написал он поверху. Лидия села на свое место и легла на парту щекой. Кто-то канцелярской кнопкой протыкал в столешнице слово ХЕР размером с десятицентовик. Лидия прижала к нему палец, а когда отняла, на коже рубцом осталось зеркальное ХЕР.
– Хорошие были каникулы?
Джек. Рухнул за соседнюю парту, одну руку закинул на спинку, точно на девичьи плечи. Лидия почти не была знакома с Джеком, хотя он жил на углу, и много лет с ним даже не разговаривала. Волосы у него потемнели до оттенка песочного пляжа, детские веснушки побледнели, но не исчезли. Однако Лидия знала, что Нэту Джек совсем не нравится, никогда не нравился, и хотя бы поэтому обрадовалась.
– А ты что тут забыл?
Джек глянул на доску:
– Электричество и магнетизм.
Лидия покраснела.
– В смысле, – сказала она, – это же одиннадцатый класс.
Джек выудил из рюкзака шариковую ручку без колпачка и закинул ногу на ногу, щиколоткой на колено.
– А вам неизвестно, мисс Ли, что для успешного окончания школы необходима физика? Я в том году завалил второй триместр, а посему вернулся вновь. Последний шанс.
И он принялся синими чернилами обводить рисунок на подошве кроссовки. Лидия подскочила:
– Завалил?
– Завалил, – подтвердил он. – Пятьдесят два процента. Ниже, чем ниже среднего. Я понимаю, мисс Ли, вам эту концепцию постичь трудно. Вы никогда ничего не заваливали.
Лидия вся подобралась.
– Вообще-то, – сказала она, – я сама вот-вот физику завалю.
Джек не повернул головы, но Лидия увидела, как он задрал одну бровь. А потом он ее удивил: наклонился через проход и нарисовал ей на коленке джинсов крошечный нолик.
– Тайный знак нашего общества, – пояснил он под трель звонка. Взглянул в упор – глаза темные, серо-голубые. – Добро пожаловать, мисс Ли.
Весь урок Лидия пальцем обводила нолик и краем глаза наблюдала за Джеком. Его занимало что-то незримое, и он будто не слышал ни гундежа мистера Келли, ни шороха карандашей, ни жужжания потолочной флуоресцентной лампы. Большим пальцем барабанил по парте. "Может, он захочет дружить? – размышляла Лидия. – Нэт его убьет. Или меня". Но дни шли, а Джек больше ни слова ей не говорил. Иногда опаздывал, а потом весь урок лежал головой на парте; иногда прогуливал. Нолик стерся после стирки. Лидия не поднимала головы от тетрадей. Списывала с доски все, что писал мистер Келли, туда-сюда листала учебник – так часто, что истрепались края.
В конце января за ужином мать поставила на стол салат и блюдо коробочной пасты с фаршем и выжидательно посмотрела на Лидию, так и эдак наклоняя голову – точно ушастый кролик пытается расслышать сигнал. Наконец спросила:
– Лидия, как у тебя с физикой?
– Нормально. – Лидия вилкой проткнула морковный кружок. – Лучше. Уже лучше.
– Насколько лучше? – спросила мать уже резче.
Лидия разжевала морковку.
– Контрольной пока не было. Но с домашкой нормально.
Соврала она лишь отчасти. Первая контрольная триместра – на следующей неделе, а пока Лидия продиралась через задания: задачи с нечетными номерами списывала из ответов в конце учебника, а в четных мухлевала как могла.
Мать нахмурилась, но зачерпнула себе пасты.
– Спроси учителя – может, он задаст тебе дополнительно, будут лишние оценки, – сказала она. – Ты же не хочешь, чтоб из-за физики у тебя все просело. С твоими способностями…
Лидия пырнула вилкой клинышек помидора. Заорала бы, если б не эта тоска в материном голосе.
– Я знаю, мам, – сказала Лидия. Глянула на Нэта, надеясь, что он сменит тему беседы, однако Нэт не заметил – ему было о чем подумать.
– А как делишки у Шелли? – спросил Джеймс.
Лидия помолчала. Прошлым летом по настоянию отца она пригласила Шелли в гости. Шелли в основном кокетничала с Нэтом – подбивала его играть в мяч во дворе, спрашивала, кто, по его мнению, красивее – Линда Картер или Линдзи Ваг нер. Шелли с Лидией не разговаривали с тех самых пор.
– Хорошо, – ответила она. – Занята. Секретарь школьного комитета.
– Может, и тебе поучаствовать? – сказал Джеймс. Помахал ей вилкой – типа, мудрец, сейчас выдаст афоризм. – Наверняка они от помощи не откажутся. А у Пэм и Карен как?
Лидия посмотрела в тарелку, на едва тронутый салат, на печальный ком фарша с сыром. С Карен она в последний раз общалась год назад, Джеймс подвозил их домой с дневного сеанса "Пролетая над гнездом кукушки". Поначалу Лидия гордилась: в кои-то веки ее планы – не вранье. Карен только переехала в Миддлвуд, Лидия, от ее новизны осмелев, предложила сходить в кино, и Карен ответила: "Давай, конечно, чего бы нет?" А потом всю дорогу отец Лидии выставлялся клевым: "Пять братьев и сестер, Карен? Прямо как в "Семейке Брейди"!
Смотришь по телику?" "Пап, – говорила Лидия. – Пап". Но он не затыкался, расспрашивал Карен, какие пластинки нынче модно слушать, спел пару строк с "Ватерлоо", хотя альбому уже два года. Карен отвечала "да", "нет" и "не знаю", теребила нижнюю бусину на сережке. Лидии хотелось растаять и утечь в подушки сиденья, глубоко-глубоко в поролон, где ничегошеньки не слышно. Она хотела сказать что-нибудь про фильм, но ничего не придумала. Вспоминала только пустые глаза Джека Николсона, когда ему на лицо опускается подушка. Тишина в машине разбухала, пока они не подъехали к дому Карен. В понедельник за обедом Лидия подошла к столу Карен и выдавила улыбку.
– Извини, что отец тебе по ушам ездил, – сказала она. – Господи, ужас как за него неловко.
Карен отколупала крышечку с пластиковой баночки, слизала йогурт и пожала плечами.
– Да ничего, – сказала она. – Даже трогательно. В смысле, понятно же, что он просто хочет помочь тебе вписаться.
Теперь же Лидия пронзила отца взглядом, а тот жизнерадостно улыбнулся, будто горд, что много знает про ее друзей, помнит их имена. Собака, подумала Лидия, собака, которая ждет подачки.
– У них все отлично, – ответила она. – Просто отлично.
Мэрилин через стол тихо произнесла:
– Перестань ее изводить, Джеймс. Пусть поужинает спокойно.
А Джеймс сказал не так тихо:
– Это же не я ее из-за уроков пилю.
Ханна гоняла по тарелке комок фарша, точно камешек. Лидия поймала взгляд Нэта. "Умоляю, – подумала она. – Скажи что-нибудь".
Нэт набрал в грудь побольше воздуху. Он собирался с духом весь вечер.
– Пап? Я хотел тебя попросить кое-что подписать.
– Подписать? – переспросил Джеймс. – Что подписать?
– Для Гарварда. – Нэт отложил вилку. – Заявка на общежитие и на поездку в кампус. Я могу съездить в апреле на выходные. Там меня один студент готов принять. – Едва он заговорил, слова вылились сплошным потоком на одном дыхании: – Я откладывал деньги, хватит на автобусный билет, и в школе я пропущу всего несколько дней. Но мне нужно разрешение.
"Пропущу несколько дней", – подумала Лидия. Родители его ни в жизнь не отпустят.
Но оба, как ни странно, кивнули.
– Разумно, – сказала Мэрилин. – Сначала попробуешь, каково жить на кампусе, а осенью все уже будет по-настоящему.
Джеймс сказал:
– На автобусе ужасно долго. Я думаю, по такому случаю мы можем позволить себе самолет.
Нэт ухмыльнулся сестре, двояко торжествуя: "Они от тебя отстали. И они согласились". Лидия, кончиком ножа рисуя дорожки в сырном соусе, думала лишь об одном: "Вот не терпится ему уехать".
– А знаете, кто со мной на физике? – внезапно сказала она. – Джек Вулфф, который на углу живет.
Она погрызла кусок капусты и присмотрелась к реакции. Имя влетело родителям в одно ухо и вылетело из другого, будто и не было произнесено. Мать сказала:
– Лидди, кстати, я могу тебе помочь готовиться в субботу, если хочешь.
Отец сказал:
– Давненько я не видел Карен. Может, вы в кино сходите? Я отвезу.