- Господи, нет. Я уже давно ее закончил. Я не очень хорошо учился, если ты понимаешь, о чем речь. - Он машет в сторону деревьев, мимо которых мы проходим. - Но мне нравится то, чем я занимаюсь, и у меня, благодаря Сэму, есть работа. - Он внимательно смотрит на меня. - Значит, любишь плавать?
- Откуда ты узнал? - удивляюсь я.
- Вижу сквозь твою футболку.
Какая же я дура! На мне же под футболкой купальник с надписью "СПАСАТЕЛЬ". Сегодня очень жарко.
- В Сан-Диего я работала спасателем. Не в океане, конечно, просто в бассейне.
Я поднимаю на него глаза, но смущаюсь и отворачиваюсь.
- Трудная работа, - замечает Хадли, - большая ответственность. - Он подносит руку к голове и взъерошивает волосы. Я чувствую запах клубники. - Знаешь, я бы мог поводить тебя по саду и показать, как тут все устроено. Это очень интересно, честно.
- С удовольствием. - А я еще сомневалась, чем мне заниматься на ферме, где все заняты своим делом! - Я могла бы помочь, если бы для меня нашлось дело по плечу.
Хадли улыбается.
- Слышал, Сэм? У нас появилась дешевая рабсила. Ребекка хочет поработать бесплатно.
Сэм, который время от времени перебрасывался с мамой парой фраз, поворачивается ко мне.
- Отлично. В следующий раз будешь стричь овец, - усмехается он. - Если только твоя мама не перехватит инициативу.
В это мгновение мама припускает через поле.
- Это же Джоли! - кричит она. - Джоли!
Дядя Джоли стоит на лестнице и обматывает зеленой лентой ветку яблони. Он видит маму, но не прекращает наматывать ленту. Он делает это медленно и осторожно, и я вижу, что Сэм улыбается, наблюдая за его работой. Потом он на секунду обхватывает ветку и закрывает глаза. Наконец он спускается с лестницы вниз, где его ждет мама, и обнимает ее.
- Похоже, ты пережила это путешествие, Ребекка, - обращается ко мне дядя Джоли, подходя ближе. Он целует меня в лоб. Он ни капли не изменился. Потом он поворачивается к Сэму и Хадли. - Я так понимаю, вы уже успели познакомиться?
- К несчастью, - бормочет мама, глядя на Сэма. Я уверена, что он слышит ее слова.
Джоли переводит взгляд с Сэма на маму.
- Так здорово, что вы приехали. Нам предстоит столько работы!
Сэм говорит:
- Может, возьмешь отгул до конца дня, Джоли? Ты же давно не видел сестру.
Джоли благодарит его и берет маму за руку.
- Ты как? - спрашивает он, пристально глядя ей в глаза, как будто остальные перестали для них существовать. Мы все испытываем неловкость. Сэм возвращается к загону с овцами. Хадли, видя, что Сэм уходит, спрашивает меня, хочу ли я остаться с Джоли или предпочитаю узнать побольше об обрезке деревьев. Я решаю остаться - уже давно не видела дядю, но потом, подумав, говорю Хадли, что хотела бы прогуляться в его компании.
Хадли ведет меня в ту часть сада, где выращиваются яблоки для розничной продажи, и показывает мне различные сорта. Некоторые названия мне знакомы: "голден делишез", "макинтош", "кортланд". Некоторые абсолютно неизвестны: "гравенштейн", "мильтон".
- Больше похожи на фамилии на почтовых ящиках на очень богатой улице, - говорю я.
Хадли смеется. Когда он идет, то выглядит очень высоким, и с высоты моего роста кажется, что он касается солнца.
Когда мы подходим к части сада, граничащей с озером, Хадли набирает в легкие побольше воздуха.
- Чувствуешь запах мяты? - спрашивает он. - Она растет здесь повсюду.
- Ты вырос в Стоу? Ты так много знаешь.
Хадли улыбается.
- Я вырос на ферме в Массачусетсе, в Хадсоне. Но мама продала ферму после смерти отца. Сейчас она живет в Нью-Гэмпшире. В горах. - Он поворачивается ко мне. - А ты выросла в Сан-Диего?
Я поднимаю на него глаза.
- А что, похоже?
Он поднимает тростинку у кромки воды и зажимает ее между передними зубами.
- Не знаю. А как выглядят жительницы Сан-Диего?
- Ну, обычно это тощие блондинки, совершенно пустоголовые.
Я рассчитываю, что он воспримет это как шутку, но Хадли так внимательно смотрит на меня, что кажется, будто его взгляд прожигает дыру у меня на рубашке. Он начинает с моих ног, а заканчивает пристальным взглядом в глаза.
- Два признака из трех совпадают, и я не могу сказать, какие именно.
Какое-то время мы прогуливаемся по берегу озера, по нашим коленям хлещет камыш. Один раз Хадли нагибается и очень буднично убирает у меня с бедра клеща. Он рассказывает мне о дяде Джоли, о Сэме.
- Джоли однажды просто приехал сюда, и, должен признаться, я немного ревную - я работаю у Сэма уже семь лет, а этот городской парень с напыщенным видом появляется в саду и начинает творить чудеса. Что правда, то правда, даже не сомневайся. Твой дядя может - господи, как же смешно это звучит! - исцелять деревья. Он один спас больше погибающих деревьев, чем все мы вместе взятые.
Я удивлена и хочу сама прикоснуться к дереву, посмотреть, не передается ли такой дар по наследству. Хадли продолжает говорить. У него необычный акцент - по всей видимости, его и называют бостонским - с причудливо растянутыми "а" и проглоченными "р".
- Сэм стал управлять садом, когда у его отца случился сердечный приступ. Сейчас его родители живут в Форт-Лодердейле во Флориде. Но Сэм уже давно вынашивал эти планы. В тот же день, как его отец покинул Большой дом, он начал выкапывать и пересаживать деревья. - Он обводит взглядом вершину холма. - Я к тому, что сейчас сад выглядит отлично, шаг оказался правильным, но я бы на такое никогда не решился. А Сэм - он такой.
- Какой?
- В чем-то азартный, наверное. Очень рискованно пересаживать хорошо укоренившиеся деревья, и он это знал: когда речь заходит о сельском хозяйстве, он намного умнее меня. Но то, как все здесь было, не соответствовало тому, что он рисовал у себя в воображении. И он решил сделать так, чтобы все пазлы совпали. Чтобы каждый фрагмент мозаики оказался на своем месте.
Хадли садится на гору камней у озера и указывает на растущие вверху деревья.
- Слышала, как кричит кардинал?
Раздается звук, похожий на писклявую игрушку, - высокий и низкий, высокий и низкий, высокий и низкий. Потом из зарослей вылетает ярко-красная птица. "В таких вещах парни разбираются лучше", - думаю я.
- Очень любезно со стороны Сэма разрешить нам остаться здесь, - завязываю я светскую беседу.
- Не хочу обидеть ни тебя, ни твою маму, но он делает это ради Джоли. Сэм не очень-то жалует гостей, особенно женщин из Калифорнии. Если честно, он всю неделю сокрушался по этому поводу. - Хадли смотрит на меня. - Наверное, не стоило тебе этого говорить.
- Ничего, все в порядке. Похоже, он уже выместил недовольство на моей маме. Она упала на кучу навоза, а он даже пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей.
Хадли смеется.
- А чем же можно помочь человеку, упавшему в кучу навоза? - спрашивает он. - Разве твоя мама родом не из этих мест?
- Она из Ньютона. Это рядом?
Хадли присвистывает сквозь зубы.
- Фактически близко, но в действительности - совершенно иной мир. У Сэма на плече шрам, который он получил в окрестностях Бостона. Жители Ньютона из тех богачей, которые всегда голосуют за поддержку местных фермерских хозяйств, но на самом деле понятия не имеют, как мы здесь работаем. Девочки из Ньютона, когда мы учились в школе, всегда хихикали, завидев нас, - пытались закадрить, но близко к себе не подпускали. Как будто мы всегда грязные, потому что трудимся, а не водим ручкой по бумаге. Некоторые из них были по-настоящему горячие штучки. И сводили Сэма с ума.
Хадли поворачивается ко мне. Он улыбается и хочет еще что-то добавить, но его улыбка угасает, и он продолжает только глупо пялиться на меня.
- У тебя очень красивые глаза.
- Да, мутация, - отвечаю я. - На уроке биологии учительница ходила по классу, а мы говорили ей свои генетические комбинации. Ну, знаешь: большая "Б", маленькая "б" и так далее. Все голубоглазые дети говорили маленькая "б" и маленькая "б", все кареглазые говорили - большая "Б", маленькая "б", или большая "Б", большая "Б". Когда учительница подошла ко мне, я сказала: "У меня зеленые глаза", и она ответила, что зеленые глаза - это мутация голубых. Как какое-то отклонение под воздействием радиации.
- В таком случае, это очень красивая мутация.
Хадли улыбается, а я думаю, что еще никогда не встречала такой открытой улыбки. Он как будто говорит: "Пойдем со мной, вместе у нас целая вечность".
Мы еще немного гуляем по берегу озера (Хадли уверяет, что, благодаря им с Сэмом, там полно речного окуня), а потом обсуждаем северную часть сада. Наконец вдалеке от дома я начинаю замечать яблони с висящими на них яблоками. Хадли говорит, что это сорт "пуритан" и "квинтес" - кисловатые и терпкие на вкус, но отлично подходящие для приготовления некоторых блюд. Мы подходим ближе, я вижу Сэма, дядю Джоли и маму.
- Где вы бродили, ребята? - интересуется дядя Джоли. - Мы уже хотим обедать.
Хадли легонько подталкивает меня, и я делаю шаг вперед.
- Ходили к озеру. Ребекка рассказывала мне о глупостях, которые вы творите на семейных праздниках по случаю Рождества, - отвечает Хадли, и все смеются.
- Сэм, - интересуется мама, - Джоли говорит, что у вас здесь почти пятьдесят гектаров?
Сэм кивает, но по его лицу я вижу, что он не хочет говорить на эту тему. Интересно, он не хочет обсуждать именно это или просто не хочет разговаривать с мамой?
- Вы разбираетесь в яблоках? - спрашивает он, а когда мама отрицательно качает головой, добавляет: - В таком случае это не будет вам интересно.
- Еще как будет! Так какие сорта вы выращиваете?
Сэм игнорирует ее вопрос, поэтому Джоли и Хадли поочередно называют сорта яблонь, растущих в саду.
- А это что за сорт?
Мама протягивает руки к дереву, мимо которого мы проходим, и срывает одно из ранних яблок - "пуритан", как назвал этот сорт Хадли. Все происходит невероятно быстро. Вот она держит его на солнце, чтобы получше рассмотреть, потом подносит ко рту, чтобы откусить. Неожиданно идущий следом Сэм через мамино плечо выбивает у нее из руки яблоко. Оно катится по подстриженной траве и останавливается у другой яблони.
- В чем, черт возьми, дело? - шипит мама.
Глаза Сэма темнеют, пока не становятся грозового цвета.
- Их сегодня опрыскали, - в конце концов произносит он, обходит маму и направляется к Большому дому. Проходя мимо упавшего яблока, Сэм наступает на него сапогом. Мама хватается за горло. Несколько секунд мы смотрим на мякоть раздавленного яблока.
27
Оливер
Я никогда раньше не был в Солт-Лейк-Сити, поэтому нервничаю. А что, если причиной этого путешествия экспромтом послужили мои собственные подсознательные желания, а не попытка влезть в шкуру Джейн? А что, если Джейн с Ребеккой уже давно в Колорадо или даже уже проехали его? Если я не догоню их в Колорадо, догоню в Кентукки. Или в Индиане - где-нибудь. Если я успею перехватить их до того, как они добрались до Массачусетса, у меня остается шанс изложить свое видение происшедшего, пока Джоли не начал промывать Дженни мозги.
Джоли Липтон - бич моей жизни. Мы никогда по-настоящему не понимали друг друга. Даже после того, как я расположил к себе родителей Джейн - двадцатилетний юноша встречается с их дочерью-подростком, - я так и не добился симпатии ее брата. Ни тогда, ни много лет спустя. Он категорически отказывался присутствовать на свадьбе, пока не увидел, что от его упрямства Джейн в буквальном смысле увядает. Он все-таки пришел, но всю церемонию бракосочетания и весь прием просидел в углу. Он громко отрыгнул (я думаю, это был именно он), когда нас объявили мужем и женой. Он так меня и не поздравил и никогда не поздравлял. Он пустил слушок, что мусс из семги прогорклый. И рано ушел.
На мой взгляд, он безумно влюблен в свою сестру, любит ее намного сильнее, чем позволяют обычные рамки братско-сестринской любви. Он всегда был никчемным человеком, но Джейн к нему чертовски снисходительна. Я не считаю, что он чем-то заслуживает такую поддержку; я слышал об их детстве, и, как по мне, именно он сорвался с пресловутого крючка. С другой стороны, что-то в нем есть. Может быть, именно поэтому он меня и раздражает: не могу описать свое к нему отношение. Он провоцирует. Он забивает голову Джейн смешными представлениями об институте брака - и это человек, которого я никогда не видел с женщиной. Он звонит не вовремя, появляется нежданно. Если я не успею перехватить Джейн до того, как она доберется до Джоли, она может никогда не вернуться. Потому что ее накрутят. Почти наверняка она не станет меня слушать.
Неожиданно в глаза ударила слепящая белизна - соляная пустыня. Я чувствовал себя букашкой в сравнении с этими просторами. Но я-то знал, что она не бесцветная. Белый - это все цвета радуги, отраженные в одном.
Я притормозил у обочины дороги, где остановилось еще несколько туристов, чтобы пофотографировать. Местность плоская и широкая. Если бы не удушающая жара, я бы легко поверил, что вижу перед собой снег. Какая-то женщина трогает меня за плечо.
- Сэр, не поможете?
Она тычет мне в лицо фотоаппаратом и показывает, на какую кнопку нажимать. Потом бежит к заграждению, где уже сидит ее спутник - пожилой мужчина в зеленом комбинезоне.
- Раз, два, три, - считаю я, и срабатывает вспышка. У старика нет зубов, я вижу это, когда он улыбается.
Я всегда мечтал увидеть Большое Соленое озеро именно из-за его несоответствия. Неправильность была в самом факте его существования: соленая вода среди внутриконтинентального штата, океан вдали от океана. Я слышал, что оно настолько огромное, что его можно принять за море (по крайней мере, небольшое). Смотрю на часы: двадцать минут шестого. Сегодня я уже мало что успею. Можно проехаться к озеру, осмотреться, а на ночь остановиться в мотеле. Если уж довелось путешествовать по Америке, можно получать от этого и удовольствие.
Я пытаюсь объехать город - сейчас, наверное, час пик, если у мормонов вообще бывают часы пик. По обе стороны дороги земля белая. Временами легкий ветерок или проезжающий грузовик задувает соль на асфальт, и она кружится перед машиной подобно привидению. Никаких указателей к озеру, а я не хочу тратить время и спрашивать на заправке, поэтому следую за едущими впереди машинами. Уж точно одна из них, а может быть и не одна, направляется к Большому Соленому озеру. Я решительно обгоняю машины, пытаясь разглядеть в окнах детей или плавательные круги либо блестящие трубки для подводного плавания - наглядные доказательства.
В седьмой машине я замечаю купальник. Со своего места я могу только разглядеть, что пассажирка - молодая женщина в красном купальнике, на спине лямки перекрещены, как и у костюма Ребекки "СПАСАТЕЛЬ". Машина с кузовом универсал - таким, как у Джейн, - того же цвета, такая же вмятина на крыле. Я пытаюсь поравняться с машиной, и кровь стучит у меня в висках. Кто за рулем? Мне не видно, но когда я обгоняю машину, то вижу, что у девушки длинные белокурые волосы, собранные в хвост на затылке. Ребекка! Я прибавляю газу, нога вдавливает педаль в пол автомобиля, и я объезжаю едущую впереди машину. Обгоняю, перестраиваюсь в их ряд и бросаю взгляд в зеркало заднего вида. Я поднимаю глаза, ожидаю увидеть Джейн, ее пальцы, барабанящие по рулевому колесу, солнцезащитные очки - узкие и зеркальные. Но вместо жены вижу дородного мужика с черной бородой и татуировкой на груди "Иди к мамочке". Девушка совершенно не похожа на Ребекку. Водитель возмущенно сигналит из-за того, что я его подрезал.
Тем не менее они направляются к Большому Соленому озеру. Я еду за ними, пока не замечаю его из машины. Я проезжаю еще километр вдоль берега, чтобы не встретиться с ними лицом к лицу. Оставляю машину на стоянке и иду к воде.
Куда ни кинь взгляд - всюду вода. Глубокая и спокойная, мраморно-голубая с небольшой рябью, какую можно увидеть только в Великих озерах. Что ж, это можно назвать океаном. Я сажусь на берег, снимаю туфли и носки. Откинувшись назад, пытаюсь представить, как в центре этого озера появляется на поверхности кит - белый с черным, как в кино. Потом я прислушиваюсь к ветру и представляю, что это не ветер, а неистовый всплеск, с которым киты разрывают водную гладь, а затем глухой, хорошо различимый стон через дыхало. Солнце на своем пути к горизонту отбивает четкий ритм. "Какой день!" - думаю я. Какой день!
Хорошенько подумав, я подворачиваю штаны и снимаю рубашку, туфли и носки оставляю на берегу. Вхожу в воду, намокшие штаны липнут к бедрам. Я ныряю и изо всех сил плыву к тому месту, где представлял себе кита.
Удивительно, но вода в этом озере соленая. Она соленая на вкус, как в океане, по ощущениям такая, как в океане, и держит на поверхности, как в океане. Есть места, где, наверное, очень глубоко. Дети играют на берегу, но я останавливаюсь и иду по воде туда, где почти никого нет. Убираю волосы с лица и окидываю взглядом берег. Отдыхающие уже расходятся; время к ужину. Мне тоже пора уходить, где-то снять номер, чтобы завтра выехать пораньше. Куда бы ни пришлось ехать.
Я плыл по течению лицом вниз, а потом изогнулся и нырнул головой вперед ко дну озера. Хотелось посмотреть, что там: жгучие кораллы, или актинии, или даже белобрюхие акулы и континентальные рифы. Я неистово работаю ногами, пока из-за давления барабанные перепонки не угрожают лопнуть. На этой глубине единственное, что я вижу, - это мутная чернота. Я разворачиваюсь, плыву наверх, с силой кита разрываю водную гладь и судорожно вдыхаю воздух.
Биплан опускается слишком низко к поверхности воды, а потом летит в сторону солнца. Я с облегчением понимаю, что солнце, на которое смотрят Джейн с Ребеккой, где бы они ни находились, и солнце, на которое смотрю я, - одно и то же. На мгновение самолет зависает в небе подобно железному орлу. Что ж, думаю я, по крайней мере, не нужно волноваться о том, что они могут выехать из страны. Что бы ни случилось, Джейн никогда бы не посадила Ребекку в самолет.
После авиакатастрофы мы какое-то время возили Ребекку на местный военный аэродром, где организовывали программы для тех, кто боится летать. По сути, они были направлены на коррекцию поведения: участники сначала совершали какие-то простые предваряющие действия, а потом доходили и до самого полета. Первый шаг - приехать в аэропорт, просто осмотреться. На следующей неделе отдаешь свой билет на регистрацию. Затем сидишь в терминале, потом выходишь посмотреть на самолет. Дальнейшие успехи достигались мало-помалу: взойти по трапу самолета (две недели), войти на борт (две недели), час просидеть в стоящем самолете (четыре недели). В конечном счете самолет взлетал и совершал пятнадцатиминутный полет вокруг залива.