Я знаю тайну, которую всякая дама хранит от чужого глаза. Вот почему у дам так таинственно мерцают глаза, когда они щелкают замком своей сумки? Это делается для отвода глаз. Слыхали про Жемчужину Нила? У дам такого добра сколько хотите. Одна засовывает свой секрет за щеку и мило смеется всякий раз, когда какой-нибудь молодой гусар, смеха ради, щекочет ее подбородок. У другой секрет укрыт в башмаке. Ходит, хромает, как маленькая Гретхен, – но тайну не выдает. Дамы, милые мои, достаточно упрямы, чтобы стерпеть и не такое. Иная для пущей важности напихает за рукав какой-то дряни; ну а потом сбрызнет все это одеколоном и идет себе, стуча ножками по мостовой. Я-то знаток дамских секретов. Если мне попадается дама, я первым делом хватаю ея поперек туловища и перекидываю через колено. А надо заметить, природа наделила меня мощным арсеналом. Тут едва ли сыщется соперник. Так вот: я перекидываю даму через колено, как мсье Печорин, и бросаюсь прочь от людской молвы. Затащив добычу в тихое место, я перво-наперво осматриваю, что за пленница оказалась в моих руках. Если это юная горянка, предпочитающая свободу, я ее без разговоров отпускаю. Но если это какая-нибудь моя знакомая, та же Генриетта Мироновна, я не церемонюсь. Даю ей указание расслабить все свои резинки и бросаюсь, как коршун, на милую подругу. Никто из женщин (между нами говоря) не в состоянии дать мне отпор. Еще бы! Ослепленные моей физической привлекательностью, они… Но стоп машина. Закончу я рассказ завтра, хотя название уже готово и сейчас: "Жемчужина Нила".
9
"Кто живет на Луне: люди или кошки? На Луне живут только мухи". На Луне – вот вам вся правда – живет писатель Владимир Владимирович Пу. Он залез туда для обзора, это человек с Луны. Имеется у Владимира Владимировича снаряжение: водолазный костюм и шлем танкиста. Человек отчаянной смелости, этот писатель почти совсем не пишет книжки, а сигает по Луне в своем шлеме. Луна изрыта кратерами, но ему все нипочем. Он храбр, как пожарник; это настоящий альпинист. В лунной пыли его рукой начертан план. Это хитроумный чертеж, там указано, как изловить последнего селенита. Пу, хотя и жил на Луне, ненавидел селенитов, и вот по какой причине. Те шлялись где им вздумается, да еще свистели вполсвиста. План Пу был бесподобен. Если селенит вылезет из своей норы, следовало тут же оторвать ему зеленую башку, вот и все. Об этом Пу написал книжку, она называлась "Майн кампф". В переводе это значило "Счастье и процветание".
10
Даниил Хармс засунул повестку в карман и пошел по адресу. По пути ему почти совсем не встречалось людей, а если кто попадался, то прикрывал лицо газетой. Что же написано в газете, мучился Хармс. Раз им всем так интересна газета, а я, наоборот, неинтересен. Несколько знакомых – булочница, два писателя, дворник и Кореандр Руфимович Зоков – встретились Хармсу. В руках каждого была газета, а булочница даже читала вслух: "Мама мыла раму". Так что Хармс мог убедиться: газета не подделка, не надувательство. В ней и точно что-то написано. Тут Даниил Хармс остановился и решил закурить папиросу. Он сунул руку в карман, но прохожие хором закричали: "Караул! Спасите!" Они решили, что Хармс не писатель, а вооруженный бандит, и в кармане у него не папиросы, а черный наган. К Хармсу подбежали два милиционера – повыше и пониже ростом. Низенький доставал писателю до талии, ну а высокий был совсем не плох, только имел непропорционально маленькую голову – не больше апельсина.
– Ни с места! – закричали милиционеры и вдруг окоченели. Они сами выполнили (по привычке к военной дисциплине) свою команду и вот теперь стояли как покойники, обливаясь потом. "Мама мыла раму", – читала булочница. А Кореандр Руфимович Зоков с осуждением читал: "Мама! Мыла! Раму!" А дворник, не умея читать, разучил газетные сообщения и бубунил под нос: "Мыла… мыыыла… мыыыллла". Ну а два писателя спорили. Один говорил: "Мама?" А другой ему возражал, говорил: "Мыла! Мыла!" Тот, первый, спрашивал: "Раму? Раму?" А второй сомневался: "Раааму". А милиционеры все стояли, окаменев из-за чувства долга. Даниил Хармс, потрогав милиционеров рукой (а больше он ничего не мог для них сделать), пошел далее. В кармане лежала повестка, и тут Хармс кое-что придумал. Он решил избавиться от повестки. Зайду в почтовое отделение, потом переверну, будто по ошибке, чернильницу, за ней вторую, третью. Пока почтальонша побежит за тряпками, он ловко (а Хармс от природы сметлив) выхватит повестку из кармана и сунет ея в пустую чернильницу. Так что налицо будет именно ошибка, а не преступная неряшливость. План был чудо как хорош. Даниил Хармс ускорил шаги и через пять минут мчался по бульвару, пугая ленивых кошек. Бежал так, что два голубя (это истинная правда) столкнулись в полете грудь грудью и рухнули на головы гуляющим! Надо было торопиться, так что Хармс уж не церемонился. Дома проскакивали мимо (а среди них все были дома старинной постройки); мимо пролетали изогнутые, как лебеди, мосты; промчался и авиатор в круглых лакированных очках. Хармс почти совсем никогда не бегал взапуски, но уж если разгонялся, то кричи караул. Развивал скорость не хуже пожарника, привлеченного видом горящего здания. Вдруг писатель ощутил крепкий удар в плечо. Кто меня ударил, спросил Даниил Хармс. Но ответа не последовало. Кто-то же меня ударил, сомневался Ххоермс. Ну кто? Однако в пустом небе никого не было, и справа, и слева никого не было. Общественный сад был пуст. Неужели это Бог ударил меня в плечо? В таком случае, это должно что-то означать. Этот Божественный удар был предназначен единственному человеку на Земле – Даниилу Хармсу. И вот он получил удар в плечо.
И тут же, почти моментально, в голове сложился рассказ. "Веселая бойня".
Три пионера – Евстюгов, Карпукин Мишка и Заяц – шли веселою компанией по дороге. Первый свистел, второй свистел и притопывал ногой, а третий также свистел. Евстюгов говорит товарищам:
– Я Евстюгов, сейчас отвешу каждому крепкую плюху.
А Карпукин Мишка громко говорит:
– А я, Евстюгов, сейчас сделаю какое-нибудь доброе дело. Накормлю тебя зайчатиной.
Евстюгов весело засмеялся и пнул ногой камень, да так, что раздробил два пальца на ноге.
– Где же, – удивляется Евстюгов, – ты возьмешь зайчатину? Ты не народный герой, чтобы кормить всех зайчатиной.
– Так-то оно так, – соглашается Карпукин Мишка, – но ты, я вижу, палец раздробил, так что мало соображаешь. Ты, пионер Карпукин Мишка, дурак и чумазое рыло. Вот зайчатина.
И с этими словами дал тычка пионеру Зайцу. А пионер Заяц дал ответного тычка пионеру Карпукину Мишке. А Мишка, не будь дурак, дал тычка Евстюгову. А Евстюгов поднабрал в легкие воздуха и крикнул: – Танки! – чтобы рассмешить товарищей. Те и попадали на землю, чтобы не сдаться. А Евстюгов победно говорит Карпукину Мишке: – Ну вот видишь, накормил тебя зайчатиной, как обещал. (Басня для детей и школьников)
11
Я положил себе за правило: все документы, которые попадают мне в руку, подписывать на старинный манер – Гармониус. Я делаю это не из фатовства, а сообразуясь со здравым смыслом. Всякий, кто завладеет таким документом, может без труда убедиться: я не прячу за поясом черный наган, я даже совсем не ношу ремней, а довольствуюсь веревочкой, свитой лично милой Надеждой Ефремовной. Она свила мне эту веревочку на черный день и вручила Перваго Мая! Теперь смотрите: я обвит плетеной веревочкой, безоружен и ношу имя Гармониус. Поняли, к чему я клоню? Во мне нету никакой угрозы, всякий может в этом убедиться лично, если подойдет поближе и несильно потычет меня пальцем. Материал, из которого – благодаря вмешательству Ангела – вылеплено мое красивое тело, называется Гармониус. Поняли, связали? Мое тело Гармониус, и сам я Гармониус, и подпись на документе Гармониус. Никакая случайность не нарушит стройный ход моей удивительной судьбы.
Двести пятьдесят лет назад (продолжение истории Гармониуса) некий молодой человек, выказывая поистине детскую радость, поднял бокал благороднейшего рейнского вина и вскричал:
– Милый, дражайший друг! Ты спрашиваешь, как живется мне здесь? Пестрый мир! Чересчур шумный, сумасбродный, нелепый! Лето принесло с собой лавину дел и домашних забот. Жена родила мне в июле дочь.
Стоп машина
Приступаю к делу вторично, чтобы объяснить – с помощью аллегории, – насколько я безопасен для окружающих, даже и для собрания старух.
В Денежном переулке проживала королевская дочь. Она жила на третьем этаже направо, а налево жил немец со своей подругой. Королевская дочь скучала, а немец всякий день чистил ваксой свои сапоги. Вдруг мимо проскакали охотники в красных фраках, трубя в рог. Немец посмотрел да и говорит:
– Ну, этот рог надобно почистить, чтобы лучше трубил.
А немцева подруга тоже посмотрела на охотников и говорит:
– Вот, милый Ганс, какие времена настали.
А королевская дочь молча легла в гроб хрустальный и смежила очи сроком на сто лет.
А Денежный переулок, где жила вся эта компания, по совести говоря, не существует и избран автором притчи исключительно ради аллегории.
12
Некоторые обвиняют меня, что я страсть люблю поучать других. Это точно. Мне нравится учить других людей, хотя бы и с помощью плетки. О, плетка – мой верный товарищ! Ежели кто сомневается в истинности моих уроков, я преподам ему такой урок! Я, если хотите знать, вообще научил людей всему (всем необходимым для жизни навыкам). Я научил их засовывать в землю зерно, да еще сверху притопывать ногой. Оснастил их разнообразными знаниями. Теперь уж ни для кого не секрет, что Луна выше, а не ниже Земли. Что люди не должны употреблять в пищу других людей, ибо от этого у них может развиться желтуха. Я сам однажды видел человека, покрытого желтухой; это было в июле месяце в трамвае. Пассажиры махали на этого желтушного попутчика руками, удивляясь, отчего он так желт. Но я-то знал отчего. Он позавтракал чьей-то ногой, как котлетой, вот и желтизна. Я внушаю людям, как могу, что так, а что этак. Иногда я говорю с ними только взглядами. Говорю: вот над вами взошла звезда по имени Михаил Юрьевич. К поэту Лермонтову она не имеет никакого отношения, это просто звезда из каталога. Но люди ничего не примечают, смысл моих намеков для них темен, точно речи царя Бориса пред кончиною.
13
Даниил Хармс зашел выпить чаю в кофейню имени Союза писателей. Но чай в кофейне оказался с опилками, из-за усердия хозяина. И вот Хармс, чувствуя острую тоску, вылавливал опилки, время от времени бросая на хозяина сердитые, осуждающие, удивленные, гневные, иронические, беспечные взгляды. Тут хозяин не удержался и крикнул:
– Лучше бы вы, ваша милость, поели семечки, чем бросать на меня взгляды.
– Да где же я возьму?
Часть 2. Хвала железу
14
Москва стоит в самом центре Московского Кремля. А в центре Москвы стоит Кремль, так что даже возникает путаница: где? что? Кремль выполнен из чистого золота старинными мастерами, которых призвали русские цари и приставили к делу. Они велели этим землепашцам маленько отвлечься от скудного куска земли и явиться ко двору. Те, почесывая ухо, пришли и молча стали полукругом. А в ту пору во дворце дежурил царь с кротким, но свирепым нравом. Он положил себе за правило, завидя человека либо зверя, перво-наперво лишить его жизни, чтобы тот не смердел. А уж после царь припадал устами к какой-нибудь Святыне, чтобы получить одобрение. Таким образом, от первой гильдии землепашцев совсем ничего не осталось. А строить-то было надо, так что царь, помолясь, призвал вторую группу. Те явились без разговоров, ибо в ту пору простой народ еще почти совсем не умел говорить, это потом пришла пора грамотности и люди взялись читать по складам газету. А до того даже не пикали, только мычали. Явившись к царю, умельцы заскучали. Почесали молча ухо да стали, образовав полукруг. Тут царь с кротостию потряс перстом, да попал по ошибке себе в ноздрю. Но, будучи силен, как Горыня, так и вспорол железную ноздрю царским перстом. С той поры на Руси цари все об одной ноздре, в угоду исторической памяти.
Ныне Кремль не таков. Там все прибрали, почистили так, что любо-дорого. Там имеются спальные залы для Правительства. В полночный час все Правительство входит в спальную залу да молча ложится на матрас. Специальные помощники прикрывают Правительство пуховым одеялом – из лебяжьего пуха! – да включают радио. Перед сном Правительство слушает радио, оттуда льется Гимн и сверкают молньи. А под утро хвать – одного члена Правительства нету. Это происходит каждый день, иначе никаких пуховых подушек не напастись. Потерявшегося члена Правительства для виду маленько ищут, шарят вкруг себя руками. Но нет, так нет, идут далее слушать Гимн и любоваться свершениями. Вот ледокол пробил ледяное ограждение и утвердился в Ледовитом океане. Теперь, помимо льда, там имеется ледокол. На этот счет даже сложена песня, она любима домохозяйками. Это "Песня о Буревестнике", вот что за песня. На ледоколе снуют проворные матросы. Это не простые матросы, а полярники, они наблюдают, как бы не повредить лед. Короче, дела хватает; в чайнике кипятят воду, чтобы поливать мертвецов. В этом смысла-то нету, это делается единственно из дружбы.
Даниил Хармс призадумался. Увы, от главного, наиважнейшего дела его отвлекала всякая шелуха. Но он не роптал, а добросовестно записывал, называл себя копиистом, то есть художником, который копирует реальность. А чего еще?
Гинеколог Николай Иоганнович
С дамским врачом Николаем Иоганновичем вышел смешной случай. Как-то, вооружась по обыкновению подзорной трубой, Николай Иоганнович в интересах дела заглянул даме в п…зду. Вначале ничего примечательного не увидел, только темные дебри и глухой лабиринт. Затосковав от этой неясности, Николай Иоганнович начал насвистывать "Кони, кони мои". Но все же чутье вело его, подсказывало, что надо, не робея, идти темной дорогой, как исследователь Африки Давид Ливингстон. Конечно, рассуждал Николай Иоганнович, п…зда не Африка. Это другой континент. Это, догадался дамский врач, внутренний континент. В голове Николая Иоганновича затарахтело. Там кто-то пел песню композитора Дунаевского, которого друзья называли Джульбарс (за красоту и умение стоять навытяжку). Так прошло несколько времени, и исследуемая дама вдруг спрашивает:
– Николай Иоганнович, не пойму, что вы ищете в моей п…зде? Это ведь не рынок на Малаховской улице.
Дамский врач засуетился, подбирая подходящий ответ, но смолчал. И вот почему. В глаз его ударил сноп света, сильный, как космический луч. Это и был космический луч, это был свет далекой звезды. Внезапно Николай Иоганнович приметил россыпь сияющих звезд. Некоторые созвездия были знакомы (Большая Медведица), другие сияли гордо и нетронуто. Это были звезды, не освоенные телескопами. На них не ступала нога человека. Николай Иоганнович свесил голову на грудь. Потом говорит:
– У вас в п…зде (я извиняюсь) звезды.
– Да ну? – всполошилась дама. – А не врете ли, голубчик?
– Да зачем мне?
Дама говорит:
– Ну не знаю. Может, из врачебной этики?
– Большая Медведица, – начал перечислять Николай Иоганнович, – и другие (уж незнакомые) созвездия.
Дама опять спрашивает:
– Да зачем? Что эти звезды там делают?
Тут Николай Иоганнович затрепетал и говорит:
– Льют свет.
15
Даниил Хармс попался на заметку. Его имя записали и прислали повестку. Следователь Каган хотел помочь Хармсу, чуя, что у того муки творчества. Он решил застрелить поэта, чтобы тот не мучился, такое принял решение. Тем более, понимал Каган, Даниил Хармс – марсианский шпион. Это доказывают его выражения, например: "Поднесите к очкам мотылька"; "Пирожок с капустой и лучком" и другие. Даниил Хармс – марсианский шпион, вне всяких сомнений. У него глаза смотрят на север, тогда как у всех граждан в другую сторону. И у него имеется странная привычка. У других людей нету никаких привычек, а Даниил Хармс обзавелся привычкой. Над столом Кагана висел портрет черного младенца в колыбели. В зубах сметливый младенец держал небольшой железный брусок, такова была причуда художника. Каган с трепетом смотрел на удивительного черного младенца – вон он как черен, а ведь еще мал. Ну а дальше, дальше-то? Каган надеялся, что дальше будет еще лучше. Каган любил этого младенца, это был, можно сказать, главный младенец страны. Об нем расскажем особо.
Черный младенец
Нянька нашла в колыбели черного младенца. Глупая старуха подняла крик, словно обнаружила дитя с двумя головами. Ну что за глупая старуха! Младенец молча смотрел на нее, а потом поднял палец и ткнул няньку в лоб. И во лбу (слушайте, слушайте!) образовалась дыра с небольшую монету. Старуха, получив дыру в лоб, закачалась и молвила: "Оооо…" Потом уж ученые выяснили, что она пыталась сказать: "От счастье-то", – но у нее недостало сил.
Полежав в своей колыбели, черный младенец молча встал, поманил пальцем домашних, и те гуськом подошли. И тут же заметили, что младенец обут в черные сапоги. Дядя младенца, который служил сапожником, оглядев сапоги, одобрительно пощелкал языком. Хороши были сапоги! Ежели таким сапогом для примера пнуть человека по зубам, то, считай, зубов нет. Выскочили, как орехи. Ничего не говоря, черный младенец, скрыпя своими сапогами, прошелся по комнате и, прищурившись, оглядел родственников. Следовало каждого хорошенько запомнить, чтобы потом не забыть. Чтобы у каждого была могила не хуже, чем у людей, ибо это закон. Далее история черного младенца немного путается. Кто-то верит, что страшный черный юноша сделался разбойником с добрыми намерениями. Он грабил богатых, зарывал их в землю, а деньги раздавал бедным на память. Девушки даже прибавляли, что на шее прекрасного незнакомца был повязан красный шелковый платок, который прелестно оттенял совершенно черное лицо. Другая легенда указывает, что никаким разбойником черный младенец не стал, а сделался фокусником, но для общего дела. Научился шевелить усами и ловить ими зазевавшихся мух. Сей анекдот якобы показывался на шумных ярмарках, где народ падок на чудеса. Но судить в точности невозможно. Имеется, однако, и третья легенда. Черный младенец жив-живехонек. Он глядит, сощурившись, на парады и прочие достижения и шевелит усами, как в романтической молодости. И теперь в усах его может запутаться беспечная муха, но попадается и дичь покрупнее. Вот попался директор магазина "Обувь". И поделом, между нами говоря, попался… Этот тип сознательно путал правый и левый туфель! Чтобы народ не испытывал при ходьбе удовольствия, а терпел неудобство. "В таких башмаках, – учил, шевеля усами, черный вождь, – Северный полюс не откроешь. Нечего делать в таких башмаках на Севере. В них, – шутя прибавлял он, – только и можно, что мух ловить".