- А с кем? - деревянным голосом переспросил Толик. Ленино лицо снова неприятно поразило его своей необычностью, или непривычностью, или, может, уродливым излишеством в виде широченной блаженной улыбки, исказившей его до неузнаваемости. От растерянности он даже привстал на стуле и тут же сел обратно, снова обалдело уставился в ее лицо:
- Что это с тобой такое, а? Лен, что случилось?
- Да ничего особенного не случилось, Толь! Для тебя, по крайней мере…
- Как это - для меня? Ты что имеешь ввиду? Не понимаю… Дети здоровы? С ними все в порядке?
- Да, Толик, мы все здесь здоровы и счастливы! - снова растянула в своей необыкновенной улыбке губы Лена. - И тебе того же желаем!
- Не понял… Что случилось-то? - испуганно глядя на нее, пролепетал Толик. - У тебя что, крыша поехала от горя? Чему ты так радуешься? Ну? Говори! Я тебя спрашиваю!
Но объяснять Лене ничего не пришлось. Дверь из комнаты распахнулась вдруг с грохотом и на пороге, держа Тонечку на руках, нарисовался огромный бородатый детина с висящими на ногах близнецами - Сенька на правой, Венька на левой…
- Лен, а мы все уже есть хотим! Обедать когда будем? - не обращая на Толика никакого внимания, спросил детина. - Мы дружно требуем от тебя обеда, просто настоятельно настаиваем!
- Ой, да погодите вы! Сейчас Катя с Гришей придут из магазина…
- О-о-о…Так это не скоро… Эта парочка пока все свободные скамейки не обойдет, домой не вернется… - хохотнул огромный мужик, не отрывая от Лены своего блестящего взгляда.
- Марк, познакомься, кстати… Это Толик… А это вот Марк…
- Ой, извини, мужик… Я тебя и не заметил поначалу… - протягивая руку, двинулся к нему Марк.
- Я вам не мужик, между прочим. И вообще, я не понимаю, что здесь происходит? Вы что здесь делаете? Вы ей кто? Родственник?
- Я? Нет, я не родственник…
- А кто?
- Муж…
- Что?! Лена, ты слышала, что он сказал?
- Слышала…
Лена, как сомнамбула, зажав в кулачке ложку, которой только что помешивала молоко в кастрюльке, смотрела, не отрываясь, Марку в глаза и улыбалась, бесконечно улыбалась новой своей, отвратительно-глупейшей счастливой улыбкой.
- Ты ведь согласна быть моей женой, Лена? - глядя через голову Толика и прижимая к себе притихшую, будто вмиг понявшую всю значимость ситуации Тонечку, спросил Марк торжественно.
- Да… - не раздумывая ни секунды, тихо ответила Лена, сияя глазами и не замечая ничего вокруг - ни возмущенно-гневного лица Толика, ни сбежавшего давно уже из кастрюльки на плиту молока…
Запахло горелым. Толик встал, молча выключил газ, снял кастрюльку с плиты, понуро побрел в прихожую. А эти двое так и стояли, глядя друг другу в глаза, и не услышали даже, как за ним захлопнулась дверь. Бессердечные…
Толик был в гневе. Если, конечно, гневом можно назвать ту крайнюю растерянность от только что увиденного, которое никак, ну никак не должно было произойти, не вписывалось ни в один закон логики. Потому что не могло быть у его жены такого лица. И как она вообще, в принципе посмела иметь такое лицо… Нет у нее на него права, и все тут. Оно должно быть кротким, бледным, просящим, виноватым, глупым, забитым - да боже мой, каким угодно, но только не таким бессовестно, ну просто таки бесстыдно счастливым. Это же не правильно… Как она посмела… Все, все испортила, идиотка…
На душе у Толика стало так гадко, будто в нее плеснули чужими помоями. Или чужим счастьем…Да какая теперь, собственно, разница… Вытянув из кармана пиджака заверещавший некстати мобильник, он раздраженно буркнул в него, будто плюнул:
- Да! Слушаю!
- Милый, что случилось? Ты ушел, ничего не объяснил толком… У тебя все в порядке?
Я так волнуюсь…
От Адиного сладкого голоса стало еще противнее, показалось, даже через трубку повеяло на него приторным жасминным духом, и сразу представились ее пухлые бантиком губы, накрашенные яркой красной помадой, и толстый слой грима на лице, и пошлые черные локоны на жирных плечах…
- Да пошла ты! - громко, от всей матушки-злобы выкрикнул он в ей в трубку и, с силой нажав на кнопку отбоя, раздраженно сунул ее обратно в карман. - Сволочь старая… - пробормотал он себе под нос, медленно идя по тротуару и умудряясь налетать на редких прохожих. - Туда же, замуж ей захотелось…
- Толик! - услышал он вдруг слабый голос издалека и оглянулся. Странно, никого сзади… Показалось, что ли?
- Толик! Ну господи, кричу, кричу… Иди сюда быстрее…
Он разглядел, наконец, в окне красивой красной машины, остановившейся на обочине, Светино лицо, помахал ей рукой и пошел к ней прямо через газон, стараясь улыбаться совершенно беззаботно и снисходительно - ничего ведь страшного не случилось, по сути…
- Привет, Светик! Это что, твоя? Откуда у тебя такая тачка взялась? Купила, что ли? Или хахаль новый подарил?
- Нет, Толик, не угадал! Ни то, ни другое… Это не хахаль. Это Пашка так вернулся. Ты ж его знаешь, он и возвращение свое блудное сумел обставить как величайший праздник, машину вот мне подарил… Так что и тебе пора за подарком Ленке бежать, судя по всему. А то что ж это получается? Отстаешь, парень! Пришло время опять судьбу менять, а ты мышей не ловишь… Обскакал тебя опять Пашка на повороте, а? Ветер в другую сторону подул, а ты все в старых эмоциях плюхаешься!
Света засмеялась звонко, откинув назад пышные белокурые волосы. Потом, до конца опустив стекло и взглянув на Толика снизу вверх из-под стильных черных очков, спросила вдруг озабоченно:
- А как она там, кстати? Я уже сто лет к ней не заезжала… Жива-здорова?
- Да пошла ты… - резко отпрянул от нее Толик и со всей злобно-отчаянной дури пнул ногой в колесо машины, и тут же взвыл от боли, и пошел, хромая, обратно через газон, приговаривая обиженно: - Сволочи… Все сволочи… И ты, и Пашка твой тоже…
* * *
Провожать Катю на вокзал поехали все. И Лена с Марком, и дети, и Анастасия Васильевна с Гришей. Стояли дружной маленькой кучкой у вагонных дверей, улыбались грустно. Даже Тонечка на руках Марка притихла, сложила пухлые ручки под подбородком совсем по-бабьи - смешно…
- Ну давай, Катерина, следующим летом ждем, - ободряюще пробасил-прохрипел Марк. - В институт поступишь, жить будешь с нами…
- Ну да! С вами… - встрепенулась вдруг Анастасия Васильевна. - Чего это с вами-то? Тут же ведь из нее няньку сделаете… Вон как вас друг к другу тянет - оторвать невозможно, а она девка добрая - только и будет рваться от детских хлопот вас освободить… Нет, Катерина, жить будешь у нас, места хватит! Я тебе отдельную комнатку выделю…
- Спасибо, Анастасия Васильевна… - засмеялась сквозь слезы Катя. - И вообще, спасибо вам всем…
- Кать, так я на зимние каникулы приеду? - обнимая за плечи, прошептал ей в ухо Гриша. - Ага? Ты не грусти… У нас с тобой все еще лучше, чем у них, будет… - мотнул он головой в сторону Лены и Марка. - И детей мы себе еще больше родим…
- Да ну тебя… - засмеялась тихо Катя, коротко взглянув ему в глаза и тут же отчаянно покраснев. - Какие дети… А зимой приезжай, конечно! Мы с Мамасоней очень рады будем…
- А давай твою Мамасоню тоже замуж выдадим, Катерина! А? Смотри, как у нас с тобой это хорошо получается.
- И начнем этот процесс с ремонта квартиры? - весело засмеялась Катя. - Ну что ж, я не против, давай…
- Отъезжающие, пройдите в вагон! Поезд отправляется! - почему-то обращаясь именно к Кате, громко прокричала противным железнодорожным голосом полная проводница. - Заходите, заходите, девушка!
Быстро перецеловав всех и все-таки расплакавшись напоследок, Катя, подгоняемая проводницей, заскочила в вагон, помахала рукой, высунувшись из-за ее необъятной спины. Исполняя привычную свою работу, проводница ловко закрыла вагонную дверь, повернулась лицом к Кате:
- Что, в гости ездила, что ль? - спросила, улыбнувшись.
- Ага…
- А кто это провожал-то тебя, родня, что ли?
- Ага…
- Такая большая?
- Ага, большая…
- Ну, что ж тут скажешь…Счастливая ты, выходит, девка…