Следующие два дня они поочередно наблюдали из кустов вдоль аллей за прогулкой де Ниро с собакой. Ничего нового к рассказам Белки это не добавило, зато они лучше изучили местность и повадки животного. У хозяина же и повадок особых не было - некрупный жестокий хищник. Собранный и спокойный. Смотреть на него - одно удовольствие. Красиво шел, красиво закуривал, красиво спускал собаку с поводка. Ни одного лишнего движения. Все для него в этом мире было просто и понятно. Он окидывал окружающее снисходительным взглядом, и милостиво позволял ему существовать поблизости.
Кроме того, они обнаружили в кустах люк канализации, запорошенный листвой и палыми ветками, который вскоре всесторонне обследовали.
В день похищения был нанят мальчонка с верхнего этажа, когда-то не разрешавший им играть на пианино.
- Я могу поспорить, что ты не сможешь проехать на своем драндулете триста метров за три минуты, - сказала ему Белка, показывая на его велосипед, купленный, вероятно, в свое время еще маленькому царю Соломону.
Конопатый велосипедист подумал немного, наморщив чумазый нос.
- А триста метров это сколько?
Она показала ему на стоящие неподалеку дымящиеся мусорные контейнеры.
- Примерно как до помойки и обратно.
- До помойки и обратно я даже спиной вперед добегу за три минуты. Так-то! - выдал он с видом бесконечного превосходства над хорошей, но глуповатой девушкой.
- Не знаю, не знаю, я бы не смогла.
- Ты медленная, - подвел он черту под разговором.
Поспорили на арбуз.
В тот же день, вскоре после того, как на аллею парка вошел де Ниро, позади него появились Эльф с конопатым гонщиком. К велосипеду сзади была привязана консервная банка со множеством дырок и вложенной внутрь тряпкой, густо намоченной экстрактом собачьей течки. От банки действительно пованивало.
- А это еще зачем? - изумился мальчишка.
- Так эффектней.
- Отвяжи, чё она громыхать будет?
- Арбуз нужен? Тогда давай вперед. Серафима будет за поворотом. Время пошло.
Велосипед сорвался с места, дребезжа разболтанными частями и грохоча привязанной жестянкой. Вскоре он поравнялся с де Ниро, собака принюхалась и что есть мочи рванула следом.
- Танцор, стоять! - тут же раздался голос хозяина.
- Как бы не так, - пробормотал Эльф, наблюдая издали. - Физиология…
Неподалеку раздался радостный смех. Смеялись взахлеб, по-детски, с повизгиваниями. Эльф оглянулся. Неподалеку стоял тот самый сумасшедший, которого он спас от прыжка на рельсы. Сейчас в нем не было ни капли той тоски, что привела его к мосту над рельсами, напротив, он радовался, как ребенок, хлопал в ладоши и хохотал, зажимая рот руками и показывая на банку, нелепо скачущую по неровному асфальту вслед за велосипедом. Когда он радовался, все безумные черты его исчезали, оставляя просто странного ребенка-переростка, на которого по какой-то причине надели взрослый мешковатый костюм.
Продолжая радоваться, безумец пошел прочь от Эльфа, временами подпрыгивая и сбивая ладонью оставшиеся на ветвях желтые листья. Эльф смотрел ему вслед, пока тот не скрылся за деревьями.
А Танцор меж тем несся за банкой в соответствии со своей собачьей природой, уши развевались по ветру, запятая хвоста резво торчала вверх. Инстинкты вопили в его маленькой коричневой головенке, призывая плодиться и размножаться. Запах вцепился в нос, словно злой жук, и от этого было свежо и волнительно. Вскоре они скрылись за поворотом аллеи, по обеим сторонам которой густо росли кусты.
На обочине неожиданно появилась Белка. Она резво наступила на нитку, привязывавшую банку к заднему крылу, и та оборвалась. Песика занесло, он, загребая лапами, сделал несколько неуклюжих шагов, пытаясь затормозить и развернуться на полном ходу, шлепнулся на брюхо и, наконец, подошел к банке виляя хвостом и принюхиваясь. Серафима подхватила его поперек длинного туловища, забрала банку и нырнула в кусты. Такс зарычал и потянулся зубами к её руке, но она ловко зажала ему пасть. За кустами она бросила все, что принесла, в открытый канализационный люк, с усилием закрыла крышку, кинула сверху веток и листьев.
- Живо домой, саранча, я за арбузом, - крикнула она остановившемуся в недоумении велосипедисту.
Тот не заставил себя ждать, надул пузырь из жвачки и, весело надавив на педали, рванул к выходу из парка.
Под землей Сатир аккуратно поймал Танцора, погладил его по мордочке, включил фонарь и, низко сгибаясь, пошел по тоннелю. Потом, чертыхнувшись, вернулся назад, схватил вонючую банку, отчего пес нетерпеливо заскулил, и с силой швырнул её в боковой ход. Оттуда раздался плеск воды. Такс тут же успокоился и сидел, даже не делая попыток вырваться, словно знал Сатира бог знает сколько лет.
Серафима снова нырнула в кусты и, время от времени оглядываясь назад, легко и весело побежала меж деревьев. Она убежала уже довольно далеко, когда из-за поворота появился де Ниро. Он огляделся, пытаясь найти свою собаку.
- Танцор!
Никакого ответа.
- Танцор!
Он закурил, стараясь сохранять спокойствие, еще раз огляделся и стал продираться сквозь пожелтевшие заросли, по счастью, с другой стороны дорожки от уходящей Белки. Через полчаса метаний по парку, он остановился, со злостью швырнул об асфальт зажигалку и крикнул нечто на гортанном наречии своего племени. Вскоре от парка в сторону Скатертного переулка гораздо быстрее, чем обычно, пронеслась красная "Феррари".
Сатир благополучно добрался по тоннелю до неприметного канализационного люка в одном из глухих двориков-колодцев, окружённом домами с облупившимися сырыми стенами, из которых бесстыже и немощно торчали крошащиеся кирпичи в лишаях остатков штукатурки. Там он, осторожно прижимая к себе собаку, поднялся по шахте, цепляясь одной рукой за грязные ржавые скобы, и попытался приподнять люк. Тщетно. Он не поддавался. Накануне ночью они с Серафимой открывали его с помощью небольшого ломика, а затем он без особых трудностей поднимал его изнутри шахты. Сейчас сверху что-то мешало.
- Мать моя, машину, что ли, поставили? - покачал он головой. - Автомобилей развелось, как крыс. Душить некому. Собственнички…
Он спустился на дно. Под ногами были плотно прижатые друг к другу трубы. Сатир поставил собаку на ноги. Танцор испуганно принюхался, огляделся и прижался к ногам своего похитителя, изредка бросая взгляды на его лицо. Похититель не вызывал в нем приятных чувств, но это был единственный человек рядом. Воздух вокруг был довольно свежим, без зловония, разве что излишне сырой, что, впрочем, совершенно обычно для подземелий. Сатир выключил фонарь и принялся ждать, изредка оглаживая своего спутника. Сверху сквозь щели в люке лился голубоватый свет. До крышки было довольно близко, можно достать, если встать на цыпочки.
Над ними на крышке сидела Серафима. Она держала в руке только что открытую бутылку пива, и вид у нее был крайне довольный. Приподняв бутылку вверх, она словно бы чокнулась с солнцем и сделала первый глоток.
- Сатир, у тебя все хорошо?
- Вполне, - раздался снизу несколько удивленный гулкий голос.
- Как пес?
- Передает тебе привет. А ты не знаешь, почему люк не открывается?
- Знаю. Я на нем сижу.
- Забавно…
- Тут солнце, - сладко жмурясь, сказала она. - И у меня есть пиво.
- Бывает же счастье на свете…
- Завидуешь, дитя подземелий?
- Нет. Зависть портит характер.
Они помолчали.
- Скоро конец октября. Надо начинать заниматься делом, - напомнила Белка.
- Начнем, только вот с собакой разберемся.
- Его, кстати, Танцором зовут.
- Очень приятно. Сатир, - представился внизу похититель своей жертве.
Они снова замолчали. Со стороны Белка являла собой очень странное зрелище. С панковской развязностью и полным пренебрежением к окружающим она сидела на канализационном люке с бутылкой пива в руке и, как могли бы подумать прохожие, вслух разговаривала сама с собой. Так, вероятно, и подумал некий прилично одетый мужчина с сумкой, какие обычно используют для переноски документов. Мелкий бизнесмен или клерк. Заметив на его лице презрительную и одновременно боязливую гримасу, она заговорщицки подмигнула ему и громко прошептала: "Удачи в борьбе, брат!", отчего тот поспешно отвел глаза и прибавил шагу. Белка довольно улыбнулась.
- Сатир, ты веришь, что всё может быть лучше? - сказала она, отвернувшись от клерка.
- Нет. Мне кажется, что все и так хорошо. По крайней мере, у меня есть все, что нужно для счастья одного отдельно взятого фавна. Почти все.
Он сидел на ржавых трубах, опершись спиной о стенку из влажного красного кирпича, держал на коленях осторожно водящего мордочкой песика, и смотрел на игру пылинок в ясных и четких, как хрустальные призмы, лучах света. На темном металле крышки висели холодные капли, свет преломлялся в них, разбиваясь на крохотные радуги. Игра света привносила в подземелье нечто карнавально яркое и таинственное.
- Курить будешь?
- Откуда такая роскошь?
- В кармане завалялось. Еще с озера, наверное. Я тебе оставлю.
Она закурила, глубоко затягиваясь и стараясь подольше не выпускать дым травы из легких.
- Сатир, мир в преддверии глобальных катастроф. Люди сходят с ума целыми странами и материками. Всё отравлено. Нефтью и ложью. А ты говоришь, тебе хорошо…
- Я никогда не был социальным существом.
- Знаешь, когда судили Христа, толпа кричала: "Распни! Распни!" Причем, кричали, наверняка, единицы, остальные просто глазели и ждали, чем все закончится, чтобы было потом о чем потрепаться за кружкой кошерного вина… или что они там пили. Казнь преступников - действо, вроде бы, совершенно социальное, а в итоге распяли Бога. Понимаешь, насколько все просто и страшно?
- Скорее всего, ты права, но я все равно занимаюсь политикой только из-за тебя и остальных наших.
В темноте хода, откуда только что пришел Сатир, что-то мигнуло. Пес принюхался и тихо заворчал, человек напрягся. С одной стороны, было ясно, что это не де Ниро, иначе реакция пса была бы совершенно иной. Это успокаивало. А с другой, московские подземелья - довольно опасные места. Никогда не знаешь, с кем встретишься. Сатир медленно вытащил из кармана фонарь, но тут в беспросветности загорелись знакомые ярко зеленые огоньки, он опустил фонарь и стал смотреть на точки, сияющие спокойным и любящим светом. Ему стало грустно, он часто заморгал, чтобы не начать шептать смущенные детские глупости.
Серафима просунула в дырочку искуренную половинку самокрутки.
- Лови.
Сатир поймал на лету, глубоко затянулся. "Зачем же она пришла сюда? Что ей делать в городе?" - подумал он, пробуя дым на вкус.
- Вот так, мама, так и живем, - тихо пробормотал он, опуская глаза. Огоньки мигнули и исчезли. - Идите домой, мама. Не скучайте по мне, я скоро вернусь, - сказал он ей вслед.
Послышался легкий удаляющийся шорох.
Белка поднялась на затекшие ноги. Подошла к кучке песка поодаль, пошарила в ней рукой, вытянула металлическую трубку со сплющенным концом и, поддев крышку, выпустила "детей подземелья" на свет.
Упаковав Танцора в просторную спортивную сумку, они отправились домой. Когда Белка взяла пса, такс неожиданно зарычал, Серафиме пришлось передать его сообщнику.
- Все-таки не любят меня собаки, - с легкой грустью признала она.
Пленник в дороге поскуливал. Проходящая мимо маленькая девочка спросила: "Кто у вас там и почему пищит?". Сатир ответил, что это морская свинка, а пищит оттого, что у нее зубы режутся. По дороге купили "проигранный" арбуз.
- Неплохой он парень, этот мелкий, жалко, брошенный совсем. Такие редко выбираются со дна. И именно за них я готова драться. У всех должны быть равные возможности для развития. А у этого, когда вырастет, ни денег не будет на приличное образование, ни возможности подготовиться, ни книг нормальных он не почитает. Все оттого, что его родителям дали возможность быть "плохими", а они рады разлагаться и детей гноить. Плесень, - с болью и отвращением говорила Белка, ни к кому не обращаясь, сама с собой.
- Мы лучше?
- Лучше, - решительно и с вызовом сказала она. - Даже наше воровство происходит исключительно оттого, что у нас нет денег, а на революцию ни одна сволочь не даст ни копейки. Революционеры всегда добывали средства криминальными путями. В этом нет ничего нового. И вообще, ты занимаешься морализаторством в стиле Эльфа.
- Больше не буду.
- Ты забыл сказать "и не кидай меня в тот колючий куст".
- Нет, не забыл. И не кидай меня в тот колючий куст.
Услышав это, Серафима со всей силы толкнула его в растущий рядом невысокий кустарник, увешанный россыпью белых ягод, которые забавно хлопают, когда на них наступаешь. Падая, Сатир едва успел перекинуть ей сумку с собакой, которую Белка тут же подхватила на лету. Громкий хруст ветвей, и наступила тишина.
- Два ноль в пользу девочек, - раздался через некоторое время из глубины куста голос.
- Ты расслабился, - оправдывалась Белка, выглядывая его среди растительности. - Без обид?
- Без обид, - нехотя согласился тот, выдирая себя из цепких объятий московской флоры и, трогая царапину на щеке, добавил: - Спасибо, что не под машину.
Эльф был уже дома. Пса тут же выпустили из заточения, и он немедленно отправился изучать территорию.
- Все удачно? - осведомился Эльф.
- Глупо жаловаться.
- Ужас… Все хорошо, как и следовало ожидать, - болезненно поморщился тот.
- Стоило бы отметить это дело, но с деньгами полная яма, - сказал Сатир, валясь на диван.
- Милое животное, ты когда-нибудь научишься снимать ботинки, прежде чем ложиться? - поинтересовалась Белка.
- Я же не кладу их на диван, - пробурчал он, свешивая подошвы с края.
Собака задрала ножку, и около одного угла образовалась лужица. Сатир заметил.
- Все на борьбу с паводком. Лучше работайте, чем к другим приставать, - с удовольствием разглагольствовал он, отворачиваясь к стенке.
Проснувшись через час он долго наблюдал за поведением Танцора.
- А чего он головой трясет? Так и должно быть?
- Вряд ли… - усомнился Эльф.
- Вот и я думаю.
В тот же день вызвали Истомина, который был страстным собачником и что-то понимал в ветеринарии. Предварительно ему было рассказано о причинах появления Танцора, поскольку его помощь в этом деле была предусмотрена заранее. Осмотрев такса, Истомин заявил:
- Отит, впрочем, не очень еще запущенный, поэтому лечится довольно быстро.
Он сам сходил в зоомагазин, принес пластмассовый пузырек с желтоватой жидкостью. Взял вату, спички и долго возился с ушами собаки. Пес поскуливал, но Истомин был неумолим. Ласково бормоча что-то, он ловко орудовал спичками. После окончания экзекуции отпустил радостно отбежавшего от него пса.
- Мажьте ему уши этой пакостью, глядишь, все и пройдет, если я что-то понимаю в четвероногих.
На прощанье Белка повторила ему:
- Ну, так ты помнишь: бинокли, мобильник и квартира. Остальное на нашей совести.
Истомин озабоченно покачал головой с редкими рыженькими волосенками. Его сморщенный лоб покрылся озабоченными морщинами.
Через два дня в почтовый ящик де Ниро была брошена записка.
"Папа, я у хороших людей. Они называют себя "Ожидающие Таксу". Мы курим анашу и танцуем регги. Мои друзья говорят, что вскоре на землю сойдет Бог в облике таксы. Они целыми днями готовятся к его встрече. Мне здесь нравится, вот только у моих друзей совсем нет денег. Папа, помоги им. Дай тысяч десять зелени, у тебя все равно много.
Они подойдут к тебе в эту пятницу в четыре часа у памятника на Площади Царя-Освободителя и спросят, веришь ли ты в Бога-Таксу? Скажи им, что веришь, и отдай деньги. На них будет построен первый в мире храм Первосвященной Таксы.
Привет болонкам. Танцор.
P.S. Папа, в среду выставь в окно нашей квартиры листок бумаги с номером своего мобильника.
P.P.S. Я люблю тебя. Когда я вернусь, мы будем каждый день курить анашу и танцевать регги".
В записке намеренно упоминалась трава и было полно разного бреда, чтобы де Ниро подумал, что имеет дело с обыкновенными нарками, и не относился к ним серьезно. Плюс к тому издевательский тон записки должен был заставить кавказца действовать опрометчиво и необдуманно.
Записку написали Эльф с Белкой, пока Сатир спал. Он вкратце рассказал им об идее получения денег и завалился спать. Когда проснулся и прочитал, то перевернулся на другой бок со словами: "Что ж вы врали, что никогда не воровали собак… Записки пишете, как талантливая прожженная сволочь" - и снова уснул.
В тот же день сонная Белка вышла в три часа ночи на кухню попить воды. Там она застала Эльфа, глядящего пустыми, как питерские "колодцы"-дворы, глазами в стену перед собой, на которой извивалась, словно от боли, трещина. Он, не замечая появления Серафимы, горько и бессвязно шептал:
- …вот он и наступил, хрустальный мир. Жизнь все красивей день ото дня, как разлагающаяся бабочка… Тоже мне, страдания провинциального поэта… Поступки, как наколки лагерной шлюхи… Должна же быть другая жизнь. Хоть где-нибудь…
Белка, фыркая, попила воды, остатки вылила в стареющую герань на подоконнике.
- Вертер, ваши страдания на фоне вселенской чаши мук человеческих - такая поза и самолюбование, что лучше идите спать. Не мучьте себя и лампочку.
Эльф не повернулся. Она сменила тон.
- Просто подумай, на какие унижения приходится подчас идти людям, чтобы хотя бы не умереть с голоду. Так что твои сытые стенания здесь выглядят кое-как… Подумаешь, собаку украли… Хватит индульгировать в мнимых горестях, Аника-воин. Мир везде одинаков. Это наши отношения с ним разные.
И вытолкала его с кухни.