* * *
…1930 г. сентября месяца пятого дня.
ОГПУ
Отдел… секретный к делу…
Фамилия – Лиходеев… имя, отчество – Степан Богданович. (Он же Гарася Педулаев, Степан Бомбеев.)
…это Лиходеев-то "богом данный"? Юморист все-таки этот Гаков…
Возраст (год рождения) – 1895, сын мещанина…
Должность – Московский Художественный театр, завхоз. Холост… Политику ЦК разделяю всей душой. Во время Октябрьской революции 17 г. всем сердцем поддерживал установление Советской власти… Член партии с 1920 г.
Судимостей не имею…
Показания по существу дела:
Следователь: Перед самым отлетом в Ялту…
Лиходеев: Прошу отметить в протоколе – "по независящим от меня обстоятельствам".
Следователь: Меньше пить надо. И предупреждаю – нельзя перебивать следователя, ведущего допрос…
Лиходеев: Помилуй Бог… это я так, к слову. Гражданин следователь, можно стаканчик воды?..
Следователь: Наливайте.
Лиходеев (жадно сглотнув воду): Я и не думал перебивать, но истины ради хочу заметить, что насчет перемещения в Ялту со мной никто не советовался, стало быть, этот произвол в отношении меня требую признать незаконным…
Следователь: Помолчите, Лиходеев. Больше предупреждать не буду…
Лиходеев: Можно еще стаканчик?..
Следователь: Что это на вас жажда напала? Опять небось мешали водку с портвейном?
Лиходеев (с той же стремительностью выпивает стакан): Да упаси Боже!! К слову пришлось, гражданин следователь. Не успел изжить… Не обращайте внимания…
Следователь: Короче, что вы можете показать по поводу разговора, который вы вели двадцать четвертого апреля сего года с председателем писательского союза, гражданином Берлиозом?
Лиходеев (насторожившись): Это с каким Берлиозом?
Следователь: С председателем Союза пролетарских писателей. С вашим соседом по квартире.
Лиходеев: Ах, с Михаилом Александровичем? Так он вроде… того.
Следователь: Что того?..
Лиходеев: Не того?.. Он вроде под трамвай угодил?
Следователь: Именно так. Вы не увиливайте! О чем вы с ним беседовали накануне сборища оппортунистов в Театре Варьете, на котором небезызвестный вам господин Воланд показывал разные контрреволюционные фокусы вплоть до отделения головы совгражданина Бенгальского от туловища. На чью голову он намекал? И денежки эти фальшивые, которые с потолка падали, на какие цели предназначались?
Лиходеев: О чем вы говорите, господин… извиняюсь, гражданин следователь?! Какие деньги. Меня же там не было!!!
Следователь: Правильно. Вы предусмотрительно устроили себе отлучку. Изрядно перебрали, и самолетом в Ялту! Мол, я не я и лошадь не моя. Не выйдет, гражданин Лиходеев. Вы как член партии, должны были бы помочь органам выявить преступников, которые на потеху мещанской публике позволяют себе резать совгражданам головы, а потом якобы приставлять их обратно. Думаете все шито-крыто? Повторяю вопрос – о чем вы совещались с Берлиозом накануне митинга оппозиции в театре Варьете?
Лиходеев: Теперь не упомню. Сколько лет прошло?!
Следователь: А ваша домработница Груня помнит. Она все помнит – и как вы ее в магазин за портвейном посылали – это после водки! – и как ругались матерно. Она ведь не сразу ушла, а как сознательная совгражданка поинтересовалась, что вы там о Булгакове говорили?
Лиходеев (вскипая): Врет она все!! Я давно уже водку с портвейном не мешаю! С того самого дня… А в адрес Булгакова говорили. Подтверждаю. В адрес Булгакова и матерились. Берлиоз настаивал, его пьеска, мол, это подкоп под идеалы революции, а ее постановка на сцене МХАТа – это провокация со стороны мещанства и контрреволюции. Я сам пьесы не смотрел, но осуждаю… Решительно осуждаю… Обеими руками… Можно еще стаканчик?
Следователь: Пейте. Вы и так уже весь графин выхлебали.
Лиходеев: Стараюсь привести нервы в чувство. (Пьет.) А так осуждаю. Всей душой… Как член партии и вообще…
Следователь: Что вообще?..
Лиходеев: Ну, вообще… Одним словом, Михаил Александрович настаивал, будто эти "Турбины" кое-кому просто так не пройдут. Есть люди, которые готовы положить конец этому апофеозу белогвардейщины и гимну контрреволюции.
Следователь: Кого имел в виду Берлиоз? Называл какие-нибудь фамилии?
Лиходеев задумался, потом решительно рубанул воздух ребром ладони.
Лиходеев: Да, гражданин следователь.
Следователь: Что да?
Лиходеев: Я от всей души…
Следователь: Долго вы мне будете голову морочить?
Лиходеев: Готов исполнить долг честного партийца. Он назвал Зиновьева, Каменева…
Следователь: Кого еще?
Лиходеев: Троцкого. Правда, Троцкого только упрекал. По словам Берлиоза, Зиновьев и Каменев тоже очень упрекали Льва Давыдыча. Мол, зря ты, Лев Давыдыч, с нами ругался. Только время тратил. Тебе надо было сразу лупить по Сталину, а уж мы бы подсобили. Мол, как же ты сразу не разглядел, что вся загвоздка в Сталине. Вот кому следует голову отрезать… Это не я, это Берлиоз так говорил. Этот грузин якобы всех зажал, а балаболка Бухарин так и поет под его дудку. Зря поет. Наступит момент, он и Бухарина в бараний рог скрутит. Я подчеркиваю – это слова Берлиоза, я только слушал, но изредка поддакивал. Чтобы вызвать его на откровенность.
Следователь: Вызвали?
Лиходеев: А как же!! Он столько всего наговорил, что если бы не трамвай, то можно сразу в Соловки. Я мо-о-олчать не собираюсь. Я всем сердцем… Не на такого напали. Я бы сразу сообщил куда следует. Обеими руками…
Следователь: Что ж не сообщили?
Лиходеев: Не успел, гражданин следователь. Был перенесен нечистой силой аж за тысячу верст от Москвы в приморский город Ялту, а оттуда не докричишься.
Следователь: Что еще Берлиоз рассказывал о замыслах оппозиционеров.
Лиходеев (схватившись за голову): Он такое рассказывал! Он такое рассказывал!! Он сказал: "Необходимо ударить и крепко ударить по "Турбиным". Он сказал – "…это самое реакционное произведение сегодняшнего момента. Это демагогическое заигрывание с несознательными элементами. Это подкоп под революцию! Этого никак нельзя допустить".
Следователь: Вы смотрели спектакль?
Лиходеев: Ни в коем случае!!!
Следователь: Как же вы не смотрели, когда работаете завхозом во МХАТе?!
Лиходеев: Вот так и не смотрел! Контрамарки доставал, этого не отрицаю, а смотреть не смотрел.
Следователь: Какие произведения Булгакова вы читали?
Лиходеев: Никаких не читал, гражданин следователь. Не считаю возможным пачкать руки об эту реакционную стряпню.
Следователь: В чем заключается их реакционность?
Лиходеев: Основной идеей Булгакова является неверие в сознательные силы пролетариата.
Следователь: Какие силы?
Лиходеев: Сознательные.
Следователь: Вероятно, вы имели в виду "созидательные"… Ладно. Скажите, Лиходеев, о своем мнении вы как директор театра "Варьете" сообщали в соответствующие органы?
Лиходеев: О реакционном содержании произведений Булгакова никуда не сообщал, потому что считал это не мое дело.
Следователь: Но вы обсуждали пьесу Булгакова при встречах с друзьями, на партсобраниях?
Лиходеев: Я сейчас точно не помню, но отношение товарищей по партии к Булгакову, особенно к его пьеске, было резко отрицательным.
Следователь: Не могли бы вы назвать имена этих товарищей?
Лиходеев: Ах, я сейчас не помню!
Следователь: Я могу напомнить. Это были известные оппозиционеры: Мамонов, Шпигельгрыз, Хлудов, братья Кальсонеры…
Лиходеев (вскипая): Гражданин следователь, столько лет прошло, я уже давно порвал с этим троцкистским отребьем и не за страх, а за совесть всей душой служу советской власти!..
Следователь: Нам известно, как вы служите. Кто соблазнил артистку Демичеву? Кто устраивал кутежи в Мытищах? На чьи деньги вы устраивали эти попойки?
Лиходеев: Исключительно на свои, всем сердцем клянусь… Все ревизии не выявили у меня никаких недостач, а если кто-то решил оклеветать меня, вы ему не верьте.
Следователь: А как быть с признанием билетерши Фроськиной, что "скоро все переменится". Мол, у вас есть могущественные друзья, и не пройдет месяца, как вы станете директором МХАТа, "а ты, Лиза, выйдешь на сцену в спектакле "Дни Турбиных" в главной роли".
Лиходеев: Мало ли чего не брякнешь сгоряча. Эта Фроськина такая упрямая, все грезила о сцене. Ну, вы сами понимаете…
Следователь: Я понимаю, но вы при этом назвали именно "Дни Турбиных" в то время, как в репертуаре были и другие спектакли. Например, "Дядюшкин сон" Достоевского, "Закат" Бабеля или "Унтиловск" Леонова. Здесь явное противоречие: либо "Дни Турбиных" – подкоп под идеалы революции, либо вы не искренни с партией.
Лиходеев: Мало ли что может наболтать какая-то билетерша!
Следователь: Разве только билетерша, гражданин Лиходеев! У меня есть показания других свидетельниц, которым вы обещали роли и в присутствии которых подтвердили высокую оценку пьесы Булгакова. Я могу их зачитать?
Лиходеев (перепугавшись): Не надо!
Следователь: Отчего же. Я зачитаю…
На этом месте страница была аккуратно, по сгибу оторвана…
Делать было нечего.
Я позвонил Рылееву.
Глава 4
– Спрашиваешь, как Булгакову удалось выжить? Вопрос, конечно, интересный.
Ветеран некоторое время громко сопел в трубку, затем с обычной вкрадчивой любезностью пригласил.
– Ты подъезжай, дружище. Чайку попьем, посудачим…
* * *
– Нестыковок, дружище, в работе государственных органах всегда хватало. Особенно в те смутные времена, когда надзор за искусством был распылен по всякого рода Наркомпросам, Главлитам, Главполитпросветам, Главреперткомам. Инстанции соперничали, писали друг на друга доносы, мешали друг другу. Этим, кстати, очень ловко пользовались театры, вкладывая в постановки деньги и силы, а потом смиренно объясняя властям, что отменять уже подготовленный спектакль значило бы подорвать свое экономическое положение, – в ту пору это был аргумент, с которым еще считались, ведь за окном торжествовал НЭП. С другой стороны, в отношении "Дней Турбиных" схлестнулись такие силы, что только держись…
"…и Сталин в те годы был далеко не так всемогущ, как теперь уверяют продажные писаки".
"…обрати внимание, как буквально у всех на глазах рождается очередной миф, вокруг которого выстраивается Большая ложь. Теперь всей прогрессивной общественности наконец-то доступно объяснили, что страдающий приступами неутолимой злобы и всепожирающей жажды мести Петробыч, оказывается, еще в утробе матери мечтал пускать кровь и держать всех в кулаке".
"…Скорее, наоборот. Конечно, не берусь утверждать, что он висел на волоске, но к середине 1926 года перспектива потерять власть была для него реальна как никогда. Он сидел на бомбе. Этой бомбой было письмо Ленина XII съезду РКП(б). Там есть интереснейшая глава "О Генеральном секретаре", а также "Добавление к письму", в котором Ильич ставил вопрос о перемещении Сталина с поста Генсека, на который тот же Ленин выдвинул его…"
– Можешь не записывать, в переданных тебе папках есть материалы на эту тему. Поищи.
"…кризис власти особенно обострился в июльские дни 1926 года, когда "новая оппозиция" в лице Троцкого, Зиновьева, Каменева, Крупской, Пятакова, Лашевича, Муралова и других двинулась в решающий штурм на сталинское политбюро".
"…Оппозиционный блок объединил значительную часть старой партийной гвардии. В его состав вошли 7 из 12 членов ЦК, избранных на VII съезде партии, 10 из 18 членов ЦК – на VIII съезде, 9 из 16 членов ЦК – на IX съезде (не считая умерших к 1926 году)".
"…это был хорошо продуманная атака. Она велась на всех фронтах. Прежде всего, на партийном. В адрес назначенного на июль того года пленума ЦК было направлено "Заявление 13-ти", в котором помимо обоснованных замечаний о наличии острых проблем в стране (отставание в развитии промышленности, рост безработицы и розничных цен и т. д.), а также справедливого предупреждения о нарастании кризисных явлений в экономике и растущей бюрократизация партии, – содержалось требование обнародования полного текста ленинского "Письма к съезду".
Это был ударный пункт "Заявления".
"…в этом требовании отчетливо просматривалось влияние Г. Е. Зиновьева и особенно Л. Б. Каменева. Лев Борисович, знавший Сталина по ссылке (они вместе отбывали ее в Туруханском крае, вместе возвратились в Петроград после Февральской революции), на примерах объяснил "символу победы в Гражданской войне", насколько вырос Петробыч за эти годы. Его поддержал Зиновьев. Не без труда им удалось убедить революционного небожителя в том, кто их главный враг. С пеной у рта они доказывали "теоретику победы" – первый, кому необходимо отрезать голову и ни в коем случае не приставлять ее обратно, это нынешний Генсек.
Пока не поздно.
Отсюда остервенение, которое вызвала у оппозиции пьеса Булгакова, ведь в партийных кругах не было секретом, кто в политбюро и с какой целью настоял на ее постановке. Многим было известно, что этот спектакль стал ответом Троцкому и другим оппозиционерам на "Повесть непогашенной луны".
"…Вообще в последнее время некоторые продажные писаки, вырядившись историками, взяли в привычку излагать события тех лет, особенно борьбу за власть, как некую бездушную машинерию, либо как сражение "добра" со "злом", которое, естественно, олицетворял Сталин.
Конечно, Петробыч разошелся с коллегами по "тройке" Зиновьевым и Каменевым, а еще раньше с Троцким, не на голом месте. На кону стоял решающий для судеб революции в России вопрос: что важнее – государственные интересы страны, требовавшие "построения социализма в отдельно взятой стране", или готовность к оказанию помощи мировому пролетариату, который, как казалось и во что страстно верилось, должен был со дня на день броситься в атаку на мировую буржуазию.
Исторические фигуры, ввязавшиеся в драку, вовсе не были бездумными автоматами или бесстрастными выразителями идей.
Это были личности…
Это были бойцы, прошедшие школу подполья, закончившие ленинские университеты. Каждому из них посчастливилось потрудиться вместе с Ульяновым, чья политическая интуиция была на недосягаемой даже для его сподвижников высоте.
В октябре 17-го они, малые числом, не побоялись вырвать власть из рук перетрухавшей до потери разума буржуазии. Решимость идти до конца они выковали в огне Гражданской войны. Власть в их понимании являлась важнейшим инструментом, необходимым и обязательным условием осуществления куда более высоких целей, чем возможность всласть поесть и сладко поспать. Их никак нельзя было назвать простаками или мелкими интриганами, хотя таких в рядах "левых" и "правых" тоже хватало…"
"…тем не менее ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов душевную смуту, обострившуюся в верхушке партии после победы в войне и смерти Ленина; настороженное, до холодка в сердце, отношение входивших в узкий круг вождей к притязаниям соперников на власть, и в этой борьбе важным преимуществом являлся дар (его можно было бы назвать "ленинским") верно угадывать политическую перспективу".
"…Как раз в этом Троцкий значительно уступал Сталину. В то время как Петробыч в течение нескольких лет подминал под себя аппарат и выстраивал партийную вертикаль, Лев Давыдыч ждал, когда его призовут к власти. За то время, пока Ленин умирал в Горках, "организатор и вдохновитель победы в Гражданской войне" ничем и ни в чем, кроме разве что в публицистике, не обозначил свои претензии на лидерство, и партия окончательно утратила веру в него".
"…Роковым просчетом следует считать его отсутствие на похоронах Ульянова".
"…как, спрашиваешь, Троцкий оказался на Кавказе?
18 января 1924 года Лев Давыдыч по совету врачей отправился в Грузию для поправки здоровья. Сообщение о смерти Ленина он получил в Тбилиси. Казалось, вот он, исторический шанс!.. Стоило Льву Давыдычу появиться в Москве, как он по праву победителя – пусть и не без труда, пусть и не без активного сопротивления со стороны "тройки" – сумел бы захватить власть. Вместо этого Лев Давыдыч неожиданно решил – чтобы успеть на траурные мероприятия двух дней недостаточно и отправился в Сухуми лечиться от ангины!"
"…Как вспоминал Микоян, "…еще в 1923 г. в стране начала летать гражданская авиация. Тогда у нас также работала германская воздушная компания "Люфтганза". В частности, ее самолеты совершали рейсы в Ростов…"
По мнению Микояна, Троцкий "мог как глава Реввоенсовета для такого экстренного случая воспользоваться военным аэропланом – долететь на нем до Ростова или Харькова, а оттуда поездом".
В любом случае Троцкий имел возможность направиться в Москву, чтобы, пусть и с опозданием, но присоединиться к выражению всеобщей скорби по поводу смерти вождя.
Он мог успеть – но не успел! Отказ Троцкого сделать все от него зависящее для прибытия в Москву показался Микояну "возмутительным поступком, характеризующим его личность с самой отрицательной стороны".
"…Впоследствии в своем неучастии в похоронах Троцкий обвинил Сталина, будто бы тот телеграфировал ему о переносе похорон Ленина на второй день после кончины. Документально это не подтверждено".(1)