Виктор подошёл к знакомому со школьных лет балаганчику пневматического тира. Здесь, как и прежде, пощёлкивали свинцовые пульки по разрисованному заднику и стояли на полках жестяные мишени. Устанавливал мишени тогда хромой дядя Костя Ходили слухи, что в войну был он снайпером. Иногда дядя Костя выходил за барьер и показывал класс стрельбы. Тогда от каждого выстрела падали тигры и олени, крутилась мельница, и самолётик скользил по натянутой проволоке. На праздник Победы дядя Костя, неловко склоняясь из-за покалеченной ноги, клал к подножию чугунного солдата на площади перед горисполкомом букетик цветов. Рядом с медалями позвякивали на его неизменном кителе две светлые звезды ордена Славы. Теперь в павильоне работал совсем молодой парень, а всё остальное было прежним.
От тира Виктор пошёл к танцплощадке, где уже грохотала музыка. В "загоне", огороженном высокой решёткой, танцевали… Танцевали, в основном, девушки. Парни толкались вокруг танцплощадки. Группа парней, с какой Виктор столкнулся на аллее, была уже здесь. Собравшись в кружок, они, нисколько не стесняясь, громко матерились, гоготали и перебрасывались фразами на блатном сленге. Кроме длинного патлатого, выделялся высокий плечистый парень с зонной татуировкой на руках. На вид старше остальных, и его басовитый голос перекрывал галдёж прочих. Его короткие волосы были ярко-рыжими. Чёрная полурукавка и невзрачные тёмные брюки вместе с потрёпанными кроссовками составляли его гардероб. Паренёк в кремовых брюках был тут же. Он молча слушал трёп парней и кривил губы в улыбке.
* * *
– Витька, ты в наших краях! Давно тебя не было. – Николай Сорокин, одноклассник Виктора, такой же веснушчатый, как и в школьные годы, но погрузневший и полысевший, уже поймал и тряс его руку.
– Проездом, или побудешь в родном городе?
– Недели две побуду, родных повидаю, отдохну…
– Мы с Сашкой Кругловым – помнишь, на задней парте сидел? – работаем на механическом, только в разных цехах, тебя часто вспоминаем… А это моя половина. Узнаешь?
"Ну конечно, это Шурка Самойлова с первой парты, худышка с прилизанными волосами". Признать Шурку в этой объёмной бабище было непросто. Остренький носик Шурки утонул между пухлыми щеками, двойной подбородок навис над декольте платья, распираемого могучей грудью.
– Не узнал? – захихикала Шурка, и её глазки совсем скрылись за жирными щеками.
– Ну, раздобрела ты, мать! – Виктор похлопал Шурку по круглому плечу. – Но я тебя узнал!
– А ты, Виктор, всё такой же поджарый. Спортсмен! Жена тебя, видно, не кормит… Один приехал, или с семьёй?
– Один. С семьёй не заладилось. Разошлись…
– Нечего было тебе невест искать по Сибирям да по Уралам. Нашу надо было брать, чернозёмную…
– Дело поправимое. Вон сколько их, чернозёмных, пляшет. Правда, и парней подросло много… Что это за компания? – Виктор кивком головы показал на заинтересовавших его парней.
– Эти? – Николай. презрительно сплюнул на сторону. – Сыночка нашего мэра, Серёги Косолапова, компания. Вон он, Эдик, с жухлой мордочкой, гном… Все выпускники этого года.
– А кто тот здоровый парень с рыжей причёской? Тоже выпускник школы?
– Выпускник, только не школы. Из колонии недавно выпустили. Кличка Рыжий, а так – Жорка Шаров. Год отсидел за драку.
Николай говорил с откровенной злобой, но голос понижал, явно не желая быть услышанным со стороны.
– Вот они такие у нас весёлые парни… Для наших невест женихи.
– У тебя невесты?
– Дочки. Две. Старшая девять классов окончила, младшая – шесть… – подключилась Шура к разговору, – Старшая здесь, на танцах.
– Вот-вот, на танцульках. Хорошо, что младшая наша в деревне, подальше от всего этого… – Николай опять сплюнул.
– А у тебя, Виктор, дети есть? – спросила Шура.
– Дочь. Увезла её мать в Сибирь. – Виктор помолчал, разглядывая компанию парней. – А что говорят про утонувшего парня? – Его, кажется, Валерой звали?
– Валерой. Видный парень был. Спортсмен. Девки на него вешались. Подружка этого шибздика, сыночка мэра, на него глаз положила, а Эдик полез в драку. Тут же это было, около танцплощадки…
– И что?
– А то… – Николай оглянулся на парней. – Валера ему пару раз врезал, а тот злобу затаил. Потом эта драка на площади, а через три дня нашли Валерия в речке с пробитой головой. Вывод какой?
– Его рук дело, Эдички! – Шурка тоже поглядывала на кучу ребят, в середине которой возвышался Жорка. – Другого и быть не может!
А там уже говорил Эдик Косолапов. Не вынимая правой руки из кармана своих кремовых брюк, левой жестикулировал перед лицами приумолкших парней. Жорка, чему-то усмехаясь, смотрел по сторонам. Заметив, что на него смотрит Виктор, на несколько секунд задержал взгляд.
– Ладно. Виктор. – Николай уже протянул руку, прощаясь. – Рад, что встретил тебя. Заходи как-нибудь, после пяти я всегда дома, если не на рыбалке. Мать всегда дома, и Шурка тоже к этому времени приходит из своей аптеки. А отец помер. Цирроз печени. Свою норму досрочно выпил, наверно. Ты у Дарьи Михайловны остановился? Я как-нибудь заскочу.
Вот теперь, после разговора с Николаем, кое-что прояснилось. Вполне возможно, слухи об убийстве Валерия имеют под собой почву. Эта компания, в которой верховодит сын мэра, в которой, кроме вчерашних школьников, ещё и отсидевший срок взрослый парень, наверное, уже попала в поле зрения начавшегося следствия. Из опыта своей журналистской практики Виктор знал, как непросто из кучи слухов, домыслов, свидетельств выделить зерна истины, и в то же время как легко пойти следствию по ложному пути. Как всё произошло, кто убийца Валерия? Нет, отдохнуть "на всю катушку" ему, видимо, не придётся.
Солнце только ещё золотило верхушку старого клёна. День обещал быть солнечным. Воробьи проводили утреннюю перекличку. Невидимый за служебными зданиями, прогрохотит поезд.
Из открытой двери, ведущей в кухню, доходили запахи готовящегося завтрака – запечённых с картошкой в сметане грибов, фирменного блюда тёти Даши.
Во дворе Виктор умылся водой из жестяного умывальника, возраст которого был не меньше возраста тёти. Утренний ветерок приносил запах листвы. Так было в детстве, на Заречной улице…
Из-за невысокого забора, разделяющего дворы, выглянуло лицо парнишки и скрылось. Мелькнули серые глаза и русая чёлка над ними.
Тётя Даша, давно хлопотавшая по хозяйству, вышла из своей половины.
– Рано ты просыпаешься, племянник. Мог бы в отпуску понежиться в постельке. Или у тебя рано вставать в привычке?
– Привычка это, тётя Даша. До работы далеко. Езжу в свою контору на двух видах транспорта. Больше часа в дороге.
– И долго, и дорого, – подытожила тётя Даша. – А у нас все конторы вокруг площади. Редакция нашей "сплетницы" городской тоже тут, в проулке.
– А кто у тебя сейчас в соседях? – спросил Виктор, вспомнив про выглянувшего из-за забора мальчишку.
– Стариков, какие жили, бог прибрал. Сюда ихняя внучка переехала, с мужем и сынком, Витькой. Шестой класс окончил. Шелапутный парень! С утра как завеется, так допоздна. А отец с матерью на работе. Сейчас ведь все так живут, присмотру нет никакого за детьми, оттого и растут – оторви да брось…
Позавтракав и прихватив с собой полотенце, Виктор пошёл на городской пляж. Пляж начинался с забора парка, протянулся вдоль берега метров на двести и был засыпан привозным жёлтым песком. На другом берегу был "дикий пляж". Песок на нём мелкий, тёмный, природный – речной.
Виктор разделся и вошёл в воду, холодную поблизости от берега из-за многочисленных родников, бьющих из-под земли. Летом родники охлаждали воду, а зимой создавали промоины, в какие неосторожные проваливались в любые морозы.
Переплыв на зареченский берег и постояв под лучами начавшего пригревать солнца. Виктор вернулся обратно.
* * *
Поиск ответа на вопросы, возникшие при разговоре с Николаем. Виктор решил начать со встречи с Клавдией. Кто, как не она, мать погибшего парня, могла знать подоплёку происшедшей трагедии. Кроме того, его тянуло увидеть Клаву.
Обогнув парк и перейдя мост, Виктор по улице своего детства дошёл до небольшой площади перед автовокзалом. Дом, в котором Виктор жил до своего отъезда, был вторым от угла, а первым – дом, в котором жила Клавдия. Дальше по переулку стоял дом Николая Сорокина. Кое-что изменилось в облике строений. За дощатым, на вид не так давно окрашенным заборчиком палисадника высоко поднялись вишни, а сам дом был аккуратно обит ящичной дощечкой, тоже не успевшей потемнеть от времени, наличники окон ярко белели. Здесь чувствовался хозяин. Палисадник дома, в котором жил когда-то Виктор, зарос давно не обрезаемым кустарником акации, забор, когда-то поставленный его отцом, зиял дырами, калитка косо висела на одной петле. Бревенчатый оштукатуренный дом давно не белился.
На стук Виктора в калитку дома Степновых вышла Клавдия, непричёсанная, с недовольным усталым лицом. Узнав Виктора, она покраснела, стала приглаживать на ходу волосы, проверять застёжку пуговиц халата.
Виктора захлестнула волна чувств, глубоко прятавшихся в сознании, но неисчезнувших. Она, конечно, изменилась за прошедшие годы, и в то же время напоминала ту девочку Клаву, соседку, какую он любил первой юношеской любовью. Он об этом ничего Клаве не говорил. Он знал: она любит Мишку Степнова, его друга. Покорили девочку Клаву волнистый русый чуб, голубые глаза и гитара.
А Виктор был соседом, верным другом, который провожал её до школы и потом до дома из школы, оберегая от нахальных зареченских пацанов.
На какой-то момент лицо Клавы засветилось радостью:
– Витька, это ты! Слышала, что приехал, но… – И лицо её исказилось гримасой боли. – Знаешь, небось, горе моё…
Виктор шагнул через порог калитки, обнял припавшую к нему женщину.
Они присели на скамью, врытую у порога дома. Клава то смеялась, то вытирала платком набегавшие слёзы, рассказывала о жизни с Михаилом, о гибели его под колёсами: "Сцепщиком работал на узле. Сам знаешь, какая это работа. Порожняком зарезало сразу, не мучился…" И опять о сыне: "Валерка – вылитый отец. И волосы русые, и глаза его… Вновь платочек намокал от слёз.
– Как ты думаешь, Клава, кто его? – Виктору не удалось сказать слово "убил".
– Кто? Косолапова сыночек, мэра нашего. Кто же ещё! С дружками убил и в речку спихнул… – Клава вновь схватилась за намокший платок, – А всё началось из-за Ленки Ненаховой из центрального района. Она на два года моложе Валерия. Мой в зареченской школе учился, а Ленка в той, где и Криволапов Эдька. Тот её обхаживал, подарки дарил. Дружили они. А потом на танцах она с Валерием познакомилась и прилипла к нему. Глупая девчонка. Любовь…
– Ты что, Клава, в любовь не веришь?
– Я Мишку любила без памяти и сейчас люблю! А сколько он мне крови попортил! Гуляка был, хвастун, обманщик… А я любила… Женщина если полюбила, никогда от мужа не уйдёт, что бы он ни сделал, всё простит и с ним останется. Вот и у меня так с Мишкой…
– Значит, сын Косолапова?
– Он! Есть свидетели, что грозился убить. Подрались они… один раз. Только куда задохлому до Валерия! Получил пару оплеух, с фонарями походил, ещё более обозлился. А потом на площади встретил со своими дружками Валерия, когда тот домой шёл, как девчонку ту, Ленку, проводил. Что там было, никто не видел, и что потом, тоже. Семеро на одного. И бандюга этот, рыжий, там был…
– А что милиция? Следствие начато?
– Вчера меня вызывали. Выспрашивали, как жил Валера, сколько пил, с какими девками гулял… с газеты очкарик тоже приходил, интересовался…
Клавдия замолчала, комкая в руках платок, смотрела куда-то мимо Виктора пустыми глазами. Виктор привлёк её к себе, поцеловал в щеку, ощутив солёный привкус слез. Никакие его слова ей сейчас не помогут. И что он может сделать для неё? Сказать, что ей только тридцать семь, что годы и годы впереди, что можно ещё обрести счастье в новой семье? Нет и нет!..
– Держись, – только и смог выдавить из себя Виктор. Клавдия как будто очнулась, посмотрела на Виктора неживым взглядом, бесцветно проговорила:
– Заходи… как-нибудь.
Виктор, пробормотав "до свидания" и не получив ответа от Клавдии, словно застывшей на скамье у порога своего дома, побрёл вдоль Заречной улицы мимо мало чем изменившихся, а лишь потускневших и словно пригнувшихся домов. Его охватило чувство страшного одиночества в этом вневременном мире.
…Клава, девочка-соседка и она же жена его друга Михаила и мать убитого Валерия… Муж и сын остались навсегда в её памяти, а ему, Виктору, нет места ни в её прошлом, ни в настоящем…
В этот предобеденный час улица была пустынна, только вдали, около автобусной остановки, стояла девушка. Подойдя к остановке, Виктор увидел ещё старуху, сидящую на скамье. Остановившись поблизости, Виктор оглядел девушку.
Девушке на вид было не более шестнадцати. Высокая, тоненькая, она стояла, чуть отставив правую ногу в модном остроносом туфле. Тонкие джинсы в обтяжку, короткая кофточка-полурукавка, открывающая полоску живота. Всё чистое, аккуратное, но явно из "секонд-хенда" или по наследству от старшей сестры.
Она повернула лицо в сторону Виктора, он увидел большие серо-зелёные глаза, прямые брови, прямой пробор тёмных волос. Она была красива красотой молодости. Задержав на мгновение взгляд на Викторе, она опять отвернулась.
О чём она думает, эта девушка с грустными глазами? Этой Золушке нужен принц на белом "Мерседесе", персонаж известного американского фильма, а не журналист, поджидающий автобус.
Виктор усмехнулся и перевёл взгляд на старуху. Вовсе не обратившую на него внимания. Старуха сидела с узелком в руках неподвижно, глядя перед собой полуприкрытыми глазами. Из-под платка спереди выбивались седые волосы. Руки старухи, узловатые, со шнурами вен, как и лицо были цвета дубовой коры. На верхней губе и на подбородке из глубоких морщин торчали седые волосы.
Виктор опять перевёл взгляд на девушку и усмехнулся теперь уже по поводу того, как будет выглядеть молодая красавица в возрасте старухи.
Девушка вошла в подошедший автобус, старуха тоже взобралась в старенький ЛиАЗ. Стало вновь пустынно и тоскливо.
Виктор спустился к мосту. Река, неширокая, но полноводная, несла на себе мусор, обрывки водорослей, пучки камыша. Течением всё это относило к левому берегу, заросшему камышом.
Виктор задумался, опершись о леерное ограждение моста. Итак, в разговоре с Клавдией прояснился мотив убийства Валерия – месть мальчишки Косолапова за "отбитую" девушку, месть за поражение в драке. Конечно, он подговорил дружков избить соперника, и, конечно, Рыжий, самый старший и самый сильный, мог применить в драке первый попавший под руку тяжёлый предмет, тот же кирпич. Но как Валерий попал в реку? С пробитой толовой он едва ли мог добраться сам до реки. Сброшенный в реку труп мог быть утащенным течением после всплытия и застрять в камышах, но нет даже слухов, что кого-то волокли в сторону реки.
Виктор проследил за пучком травы, доставленным течением к большому плоскому камню, почти коснувшемуся его заглаженной временем поверхности и поплывшему дальше. Так было, наверное, и с всплывшим телом убитого Валерия, лишь случайно задержавшимся у камня.
Дойдя до конца моста, Виктор опять оглянулся на реку. Плоский камень отсюда был почти не виден, скрытый стеной камыша, а совсем рядом с опорой моста в воду вдавался угластый, похожий на зуб ископаемого чудовища, обломок гранита. К этому камню с насыпи сбегала крутая тропинка. Виктор поднялся к центральной площади. Разморенный жарой, зашёл в кафе.