- Она ж на поводке меня водила, - ответствовал биолог, - а потом выпотрошила всего. Зло, имя твое - женщина.
- Не стоит с ним разговаривать, - сказал Тео, беря Гейба за плечо и безуспешно пытаясь оторвать друга от табурета. - Парень ни к черту не годится.
Женщина, сидевшая между Таком и Гейбом, перевела взгляд с одного на другого, затем посмотрела на Тео, затем на свои груди, затем на мужчин, точно пыталась сказать: Вы, парни, чего - ослепли? Я тут сижу весь вечер вот с этим богатством, а вы на меня - ноль внимания.
Такер Кейс действительно обращал на нее ноль внимания - ну разве что изучал катышки шерсти на ее пуловере, пока беседовал с Тео и Гейбом.
- Послушайте, констебль, может, мы и впрямь не с той ноги начали…
- Не с той ноги? - Голос у Тео чуть не сорвался. Как бы ни казался он расстроен, обращался он явно к женщине и грудям ее пуловера, а не к Такеру Кейсу, расположившемуся всего в футе за ними. - Да вы мне угрожали.
- Правда? - уточнил Гейб, стараясь заглянуть поглубже в вырез красного свитера. - Тяжко, приятель. Тео только что выкинули из дому.
- Неужели мужики в нашем возрасте могут так больно падать? - спросил Так у Тео, для пущей искренности отрывая взгляд от декольте.
Ему было не по себе оттого, что пришлось шантажировать Тео, но (он же помог Лене избавиться от тела) иногда приходится идти на какие-то пакости, и, будучи летчиком и человеком действия. Так на них шел.
- Вы это о чем? - не понял Тео.
- Наши с Леной дорожки разошлись, констебль. Вскоре после того, как мы с вами утром поговорили.
- Вот как? - Теперь уже Тео оторвал глаза от курганов интриги с начесом.
- Вот так, - ответил Так. - И мне очень жаль, что все произошло как оно произошло.
- Но на самом деле это ведь ничего не меняет, правда?
- А изменит, если я скажу, что не причинил абсолютно никакого вреда вашему мнимому Дейлу Пирсону, да и Лена тоже?
- По-моему, он не мнимый, - вмешался Гейб, еле ворочая во рту слова, будто соски грудей в красном. - Я довольно-таки уверен, что его доказали.
- Без разницы, - сказал Такер. - Изменит ли это что-нибудь? Вы способны в это поверить?
Тео ответил не сразу. Он словно бы дожидался ответа от оракула из декольте. А потом взглянул на Така снова и сказал:
- Да, я вам верю.
Летчик едва не задохнулся имбирным элем. Отплевавшись, он выдавил:
- Ух ты. Как служитель закона, вы никуда не годитесь, Тео. Нельзя верить случайному незнакомцу в баре. - Такер не привык, чтобы ему вообще верили, поэтому видеть человека, принимающего тебя по номиналу…
- Эй, эй, эй, - сказал Гейб. - Зачем же так-то?
- А идите вы на хуй, парни! - вдруг рявкнула женщина в красном пуловере, вскочила с табурета и сдернула со стойки ключи от машины. - Я тоже человек, знаете? А это вам не телефон доверия. - И она приподняла снизу груди, обтянутые красным пуловером, и потрясла ими перед носом у негодяев. Ключи жизнерадостно зазвякали, совершенно погасив взрывную волну от вспышки ее гнева.
- О… боже… мой… - вымолвил Гейб.
- Нельзя так не обращать внимания на живого человека! А кроме того, вы слишком старые, вы рохли, и уж лучше на Рождество остаться одной, чем хоть на пять минут - с вами, паршивцами!
С этими словами она швырнула на стойку мелочь и пулей вылетела из бара.
Поскольку Тео, Так и Гейб были мужчинами, они проследили взглядом за ее задницей.
- Слишком старые? - переспросил Так. - А ей сколько - двадцать семь, двадцать восемь?
- Ну да, - ответил Тео. - Под тридцать, может, чуть за. Мне совсем не показалось, что мы не обращали на нее внимания.
Мэвис Сэнд сгребла со стойки деньги и покачала головой:
- Вы все обращали на нее вполне должное внимание. У женщины проблема, если она ревнует к своим молочным железам.
- Я думал об айсбергах, - признался Гейб. - У них только десять процентов над поверхностью, а ниже - как раз все опасности. Ох нет, на меня опять блюза напрыгнуло. - И голова его рухнула на стойку и подскочила.
Так посмотрел на Тео.
- Вам помочь донести его до машины?
- Он довольно развит, - ответил констебль. - Пара докторских степеней все-таки.
- Ну ладно. Вам помочь донести профессора до машины?
Тео попробовал сунуться плечом под мышку Гейба, но, учитывая, что был почти на фут выше друга, получилось не очень.
- Тео, - рявкнула Мэвис. - Не будь же, ять, таким задротой. Пусть мужик тебе поможет.
После трех неудачных попыток перекантовать мешок с песком по имени Гейб Фентон, Тео кивнул Такеру. Каждый взял себе по руке биолога и совместно они повели/поволокли его к задней двери.
- Если сблюет, я нацелю его на вас, - сказал Тео.
- Лене очень нравились эти ботинки, - ответил Так. - Но делайте то, что вам велит долг.
- У меня нет сексапила, рам-па-пам, - пропел Гейб, проникшись наконец рождественским духом. - И общаться я не в силах, рам-па-пам.
- Рифма, что ли? - спросил Так.
- Я же говорил, он способный, - ответил Тео.
Мэвис проскрежетала мимо и придержала им дверь:
- Ну так что, жалкие рохли, увидимся на Одиноком Рождестве, да?
Они остановились, переглянулись, ощутили общность своего коллективного рохлизма и неуверенно кивнули.
- Мой обед на волю рвется, рам-па-пам, - пропел Гейб.
А девочки тем временем носились по всей церкви Святой Розы - развешивали гирлянды и накрывали столы к Одинокому Рождеству. Лена Маркес уже в третий раз обходила зал со стремянкой, липкой лентой и рулонами зеленой и красной жатой бумаги величиной с колеса грузовика. ("Ценовой клуб" в Сан-Хуниперо торговал только одним размером - очевидно, чтобы можно было украсить целый океанский лайнер за один заход.) Серийное гирляндирование отвлекало Лену от забот, но церквушка теперь больше напоминала гнездо эвока-дальтоника. Если бы Лену вскоре не остановили, гостям грозило бы заблудиться и задохнуться в праздничных застенках радостного садомазохизма. Но к счастью, когда Лена перемещала стремянку, чтобы начать четвертый раунд, внутрь засунулась нога Молли Мичон и двойные церковные двери распахнулись. Первое дуновение бури ворвалось в зал и сдернуло со стен всю бумагу.
- Ну еб твою! - сказала Лена.
Жатая бумага вихрем закрутилась по залу и сбилась в огромный ком под буфетными столиками, которые Молли расставила в ряд у стены.
- Я тебе говорила, плотницкий пистолет полезнее липкой ленты, - сказала Молли. В руках она держала три стальные кастрюли с лазаньей, а дверь все равно умудрилась захлопнуть одной ногой. Она вообще была проворная.
- Это памятник истории, Молли. Тут нельзя вгонять скрепки в стены.
- Ну да, можно подумать, после Армагеддона будет не все равно. Отнеси их вниз, в холодильник. - Молли вручила кастрюли Лене. - Я сейчас принесу пистолет из машины.
- Что это значит? - не поняла Лена. - Ты имеешь в виду наши отношения?
Но Молли уже выскочила наружу, на ветер. В последнее время она изъясняется сплошь загадками. Она будто разговаривала не только с Леной. Странное дело. Лена пожала плечами и направилась к ризнице, откуда лестница вела в подвал.
Ей туда заходить не нравилось. Подвал церквушки не был даже подвалом - скорее погребом. Стены из песчаника пахли сырой землей - через полвека после того, как погреб выкопали, пол залили бетоном без пароизоляции, поэтому внутрь сочилась влага, и зимой ее тонкая пленка никуда не девалась. Даже когда раскочегаривали печь и включали обогреватель, не становилось теплее. Кроме того, от штабеля старых церковных скамей повсюду расползались тени, и Лене казалось, будто за ней кто-то следит.
- Мммм, лазанья, - сказал Марти Поутру, лучший мертвый друг шофера спозаранку. - Чувачки и чувишки, Малютка на сей раз себя превзошла. Чуете, какой запах?
Весь кладбищенский двор просто гудел от заплесневелого возбуждения, предвкушая рождественскую вечеринку для одиноких.
- Это в высшей степени неуместно, вот это как, - высказалась Эстер. - Но полагаю, все же лучше, чем барбекю этой кошмарной женщины, Мэвис Сэнд. И почему она до сих пор жива, интересно? Она же старше меня.
- Старше перегноя, ты имеешь в виду? - уточнил Джимми Антальво, чей отпечаток лица до сих пор украшал телеграфный столб, с которым юноша поцеловался в девятнадцать лет на обочине Тихоокеанской береговой трассы.
- О, прошу вас, дитя. Если обязательно грубить, то будьте хотя бы оригинальны, - вмешался Малькольм Каули. - Не усугубляйте скуку банальностью.
- Моя жена обязательно прокладывала слои сыра и лапши острой итальянской колбасой, - вздохнул Артур Таннбо. - Вот это пиршество было.
- Стало быть, сердечный приступ объясним, - сказала Бесс Линдер. Мужнина отрава оставила у нее во рту горечь, которую не выполоскали и семь лет загробной жизни.
- Мы, по-моему, договорились не обсуждать комплексы ПС, - ответил Артур. - Договорились мы или нет? - (Аббревиатура ПС у мертвых означала "причину смерти".)
- Договорились, - подтвердил Марти Поутру.
- Спели бы "Доброго короля Венцеслава", - сказала Эстер.
- Да заткнись же ты, в пизду, со своим Венцеславом, а? Никто все равно слов не помнит, да и не знал никогда.
- Ай-я-яй, какой у нас новенький раздражительный, - сказал Уоррен Тэлбот. Некогда он был художником и писал пейзажи, но в семьдесят отказала печень, и теперь он пейзаж удобрял.
- Что ж, такую вечеринку приятно будет послушать, - объявил Марти Поутру. - А вы слыхали, как жена констебля поминала Армагеддон? Вот уж точно кто отправился в круиз по Большой Полноумной реке.
- И вовсе нет! - крикнула Молли.
Она как раз спустилась в подвал помочь Лене расчистить место в холодильниках для салатов и десертов, которые только предстояло разгрузить.
- Ты кому это? - Лену такая вспышка подруги перепугала до полусмерти.
- По-моему, все ясно, - удовлетворенно подытожил Марти.
Глава 12
Рождественский миракль самого глупого ангела
На закате канун Рождества. С неба лило так, что между каплями не оставалось никакого зазора - сплошная стена воды, почти горизонтальная от ветра, дувшего со скоростью семьдесят миль в час. В лесочке за церковью Святой Розы ангел жевал "Сникерс", растирал ладонью след от протектора на затылке и думал: Все-таки надо было испросить инструкцию поточнее.
Его подмываю снова отыскать дитя и спросить, где в точности похоронили Санта-Клауса. Теперь он понимал, что "где-то в лесу за церковью" ничем в особенности ему не поможет. А возвращаться за инструкциями значило бы несколько подпортить чудесность собственно чуда.
Это должно было стать первым рождественским мираклем Разиила. Две тысячи лет его обходили этим заданием, но наконец его черед настал. Ну, вообще-то настал черед архангела Михаила, но работу получил Разиил - продул в карты. Михаил ставил планету Венера против задания исполнить в этом году рождественское чудо. Венера! Хоть Разиил и не очень понимал, что ему делать с планетой Венера, если он ее выиграет, вторая планета ему бы не повредила. Она хотя бы яркая и большая.
А вся эта абстрактность рождественского чуда ему совсем не нравилась. "Ступай на Землю, найди такое дитя, что загадает рождественское желание, которое исполнится лишь Божественным промыслом, - и будут тебе дадены силы для его исполнения". Тут три части. Ну и надо было поручать трем ангелам. И контролера к ним приставить. Вот бы обменять на уничтожение города. Это же так просто. Находишь город, убиваешь всех жителей, ровняешь с землей здания, а если даже совсем облажался, выживших можно выследить в горах и прикончить всех мечом. Именно эта часть, сказать по правде, Разиилу и нравилась. Если, конечно, с лица земли не сотрешь не тот город, а такое с ним бывало сколько раз? Дважды? Города в те времена все равно были невелики. Все население поместится в парочку "Уол-мартов", больше не понадобится. Вот это была бы миссия, подумал ангел: "Разиил! Сойди на землю и опустоши парочку добрых "Уол-мартов" - кромсай, пока товар не зальет кровью, а здания не обратятся в строительный мусор. И не забудь прихватить себе несколько "Сникерсов"".
Дерево, качавшееся поблизости, вдруг треснуло, как орудийный выстрел, и ангел стряхнул с себя фантазию. Надо побыстрее развязаться с чудом и изойти отсель. Сквозь завесу дождя он наблюдал, как к церквушке начали съезжаться люди: они сражались с дождем и ветром, вечеринка уже начиналась, и в окнах мигали огоньки. Обратной дороги нет, подумал ангел. Придется поднимать все это на крыло (учитывая ангельскую природу, это ему полагалось уметь).
Он распростер руки, и черный плащ забился на ветру у него за спиной, обнажив кончики сложенных крыльев. Придав голосу наилучшую пророческую звучность, ангел выкликнул заклинание:
- Пусть тот, кто лежит здесь мертвым, восстанет! - И Разиил как бы обвел рукой всю близлежащую местность. - Пусть тот, кто долее не жив, жив станет вновь. Восстань из могилы сим Рождеством и живи! - Ангел посмотрел на недоеденный "Сникерс" в деснице и подумал: надо бы уточнить, что же именно должно произойти. - Изыди из могилы! Празднуй! Пируй!
Ничего. Не случилось совершенно ничего.
Ну вот, сказал себе ангел. Сунул в рот остаток батончика и вытер руки о плащ. Дождь поутих, и в лесочке посветлело. Там все равно тишь по-прежнему.
- Я не шучу! - сказал он громким и самым страшным ангельским голосом.
Ничегошеньки. Ветер, мокрая хвоя, деревья туда-сюда мотыляются, дождь. Никакого чуда.
- Узри! - сказал ангел. - Ибо я реально не шучу!
При этих словах налетел вдруг сильный вихрь, и еще одна ближайшая сосна треснула и повалилась, промахнувшись мимо ангела лишь на несколько шагов.
- Ну вот. Такое происходит не сразу, только и всего.
И ангел вышел из леса и по Вустерской улице направился в город.
- Вау, я чё-то вдруг проголодался, - сказал Марти Поутру, мертвый так, что мертвее не бывает.
- Я тоже, - отозвалась Бесс Линдер, опоенная, но бедовая. - Мне как-то странно. Есть хочется - и чего-то еще. Мне раньше так никогда не было.
- Ох, дорогуша, - вторила ей учительница Эстер. - А у меня в голове почему-то сплошные мозги.
- А ты, парнишка? - спросил Марти Поутру. - Тоже думаешь о мозгах?
- Ага, - ответил Джимми Антальво. - Пожрать бы не помешало.
Главы 13 здесь нет, на счастье…
…А есть только этот рождественский фотоальбом
Иногда, приглядываясь к семейным фотографиям, в лицах детей можно увидеть, какими они станут, повзрослев. А во взрослых за одним лицом иногда можно разглядеть другое. Не всегда, но можно…
Такер Кейс
На этом снимке мы видим благополучную калифорнийскую семью, расположившуюся перед своим поместьем на берегу озера в местечке Эльсинор. (Это цветная глянцевая фотография восемь на десять, украшенная тиснением - торговой маркой профессиональной фотостудии.)
Все загорелые и здоровые на вид. Такеру Кейсу, вероятно, лет десять, он одет в спортивный пиджачок с эмблемой яхт-клуба на кармане. Еще на нем мокасины с кисточками. Он стоит перед своей матерью, у которой такие же светлые волосы и ярко-синие глаза, а похожая улыбка не призвана демонстрировать качество работы зубных техников, а просто выдает, что через секунду женщина может расхохотаться. Три поколения Кейсов: братья, сестры, дяди, тети и двоюродные сородичи - идеально накуаффюрены, отглажены, вымыты и начищены. Все улыбаются - кроме одной маленькой девочки впереди, у которой на лице застыл раболепный ужас.
При ближайшем рассмотрении выясняется, что сзади и сбоку подол ее красненького рождественского платьица приподнят, а из-под соседствующего с ним синего спортивного пиджака туда змеится рука юного Така - он только что украл инцестуальный щипок за одиннадцатилетнюю попку своей кузины Джейни.
В этой картинке о многом говорит не сама подпольная каверза, а ее мотив, поскольку здесь Такер Кейс в таком возрасте, когда ему интереснее не столько секс, сколько взрывать все, что можно, однако он не по годам осведомлен, насколько его поползновения взбесят кузину. В этом смысл его существования. Следует отметить, что Джейни Кейс-Роббинс в дальнейшем прославится как преуспевающая сутяжница и радетельница за права женщин, а Такер Кейс так и останется рохлей с сухостоем, неизменно разбитым сердцем и плотоядной летучей мышью.
Лена Маркес
Моментальный снимок сделан у кого-то на заднем дворе в солнечный день. Повсюду дети, и совершенно очевидно, что происходит некая шумная тусовка.
Лене шесть лет, на ней пышное розовое платьице и лакированные туфельки. Редкая симпатяшка - длинные черные волосы перехвачены в два хвоста красными лентами, летят за нею, словно шелковые хвосты кометы, а она несется к пиньяте. Глаза у нее завязаны, рот широко раскрыт, и рвется из него тот звонкий девчоночий смех, что звучит воплощенной радостью: Лена только что вошла в неоспоримый контакт с палкой и уверена, что высвободила целую гору конфет, игрушек и шумелок для всех детей. На самом же деле она изо всей силы врезала своему дяде Октавио по cojones.
Сам же дядя Октавио пойман объективом в тот волшебный миг трансформации, когда лицо от радости переходит к изумлению и боли - на нем отражается все сразу. Лена все равно очаровательна и мила; ее пока не коснулось то бедствие, которое она вызвала. Feliz Navidad!
Молли Мичон
Рождественское утро сразу после бурного разворачивания подарков. На полу разбросаны салфетки и серпантин, у одного края снимка виден кофейный столик, на нем - пепельница величиной с колпак от колеса, переполненная окурками, и пустая бутылка "Джима Бима". Спереди в центре - шестилетняя Молли Ачевски (фамилию она изменит на Мичон в девятнадцать по настоянию одного агента, "потому что это, блядь, по-французски звучит, а публика такое любит"). На Молли красная балетная пачка с блестками, красные резиновые сапоги до середины икр и гигантская наглая ухмылка с дырой посередине, где раньше были передние зубы. Одна нога попирает крупный игрушечный мусоровоз, как будто Молли только что выиграла его в состязании на жадность, а ее младший брат Майк четырех лет пытается извлечь его из-под ее ноги. По его щекам струятся слезы. Другой брат Молли, Тони, которому пять, взирает на сестру так, будто она - принцесса всех сокровищ на свете. Она уже насыпала ему целую миску "Амулетиков", как насыпала их обоим братьям каждое утро.
На заднем плане мы наблюдаем женщину в халате - она лежит на кушетке, одна рука с сигаретой свисает на пол. Сигарета погасла много часов назад. Серебристый пепел размазался по ковру.
До сих пор неизвестно, кто сделал этот снимок.