Виски вычистило его личность - словно мина, взорвавшаяся в замусоренном пространстве переднего мозга Билла. Он переключился на заднюю передачу и потянулся. Забрал у парня бутылку и снова ее запрятал. Обнял подголовник и оглядел дорогу. Ничего. Вдавил газ, и машина извернулась назад, поворачиваясь у бедер, на секунду присела на резиновых ляжках, пока Билл переключал передачу, затем встряхнулась и рванула вверх по холму. Двадцать, тридцать, сорок... снова послышалось "гнннгн" турбокомпрессора... пятьдесят пять, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят... по обе стороны дороги мелькали пожилые ели; сияющая дорога впереди звучала подобно резиновой струне; небо кричало: "Гони!"; ритм регги пульсировал как кровь: "Нет-нет-нет-нет! Ты не любишь меня, я теперь это знаю..." Билл не чувствовал боли. Парень что-то кричал, Билл нажал ВЫКЛ.
- ...аркированные машины...
- Что ты сказал? - Голос Билла был четким и полностью совпадал с внезапно тихим пространством машины. Он звучал как угроза.
- Ну это... копы, мужик... мусора... У них немаркированные машины на этой дороге.
- Я знаю. - Билл глянул на спидометр. - Я все равно иду на восьмидесяти пяти, они не остановят, пока в упор к девяноста не приблизишься... Ты куришь? - Даже не пытаясь как-то закончить разговор, Билл выудил из внутреннего кармана еще один косяк.
От виски и травы парень открылся. Он еще сильнее вдвинулся в свое сиденье, расположился поудобнее, и Билл начал скармливать ему вопросы. Его звали Марк. Его отец был судовым инженером. Значительно старше матери. Отец был венским евреем. Беженцем. Проектировал ранние сонарные системы. Мать умерла от рака, когда Марку исполнилось восемь, отец - четыре года спустя. У отца были деньги, но наследство растратили опекуны. Марк с братом оказались в детдомах. Их разлучили. Марк бросил школу, нашел работу водителем. Женился, завел двух детей и...
- Обделался, похоже.
- В смысле?
- С детьми, типа. Обделался. Понимаешь, был я молодой - не знал, чего хочу. До сих пор не знаю, наверное. - Он снова улыбнулся Биллу - улыбкой, которая, несомненно, некогда была неотразимой.
Билл ждал этого; этого спуска в подвалы сознания Марка. Дети - его взаимоотношения с детьми - должно быть, именно это его лестница вниз. Билл почти сразу же записал Марка в беглецы. Было в нем какое- то уязвленное уныние, показывавшее, что он из тех, кто готов ранить, но боится бить. Из тех, кто скажет что-то запретное, а затем попытается взять свои слова назад. Из тех, чья способность любить себя может проявляться только через нахальство и нарциссизм.
Билл подумал, что уже достаточно ненавидит Марка. Ненавидит его готовность излить душу. Его поглощенность собой. Его унылую неинтересность - пока они курили косяк, он четырежды сказал Биллу, какая хорошая "дурь" в Пуле и как ловко он и его кореша ее достают. Билл решил выкачать Марка досуха. Выпотрошить прошлое, четвертовать настоящее и взять на мушку будущее. Билл и раньше часто играл в эту игру - пытался узнать как можно больше о ком-то, с кем встретился случайно. Узнать как можно больше, но при этом - вот что самое трудное - не говорить ничего о себе. Как только жертва начинает задавать вопросы сама, игра окончена.
- Непросто растить детей...
- Особенно когда в кармане ни черта. Особенно когда пространства нет, понимаешь. Чтобы подумать. Я всегда считал, что во мне есть что-то большее, чем просто крутить баранку. Мой отец был гением. А я не смог себя найти. В Турсо - здесь ничего нет. И жена... Она, ну вроде как не въезжает...
- Не понимает?
- Точно.
- А в Пуле лучше? Ты сюда специально приехал?
- Да нет. Поболтался по стране немного. Я имею в виду, я в тот год собирался до Гластонбери добраться, а потом вроде как просто продолжил двигаться дальше. Я, ну, оказался в Пуле, потому что пособие...
- Легче получить?
- Ага.
Они уже достаточно углубились в горы, и появились облака. Справа - Монадлиатские горы, слева - Грампианские. Ущелье было где-то в милю шириной. За грубым летним пастбищем горы занимались тем, что удавалось им лучше всего - возвышались. Или накипь лесов, или абразивная архитектура щебня. Все выше и выше, пока неясные пики не касались массива облаков, спустившихся сверху. Билл заметил, что бензина почти не осталось. Придется заехать в Авимор.
- Мне придется заехать в Авимор, - сказал он Марку, мурлыкавшему себе под нос, подпевая музыке. - Но останавливаться не будем. Возьмем по паре сандвичей и поедем дальше. Ты ел?
Парень ехал автостопом. Было очевидно, что все свои деньги он спустил на попойку вчерашней ночью. Для Билла это была возможность закрепить свое влияние. Накормить его.
- Не, не надо... Я в порядке. - Лицо его от этого предложения вытянулось.
Билл ничего не сказал - он искал указатели. Через какое-то время на дороге перед ними появился один - миля до поворота. Дорожный знак, как и большинство в этой части Хайлендса, показывал отходящую в сторону ветку, которая пронзала свой пункт назначения, а затем снова вливалась в дорогу. Билл подумал, что это очень похоже на жизнь; пытаешься на время вырваться, но все всегда возвращается к безжалостно линейной последовательности, со смертью в конце. Билл хотел было поделиться этой мыслью с Марком, но потом передумал. А потом все равно поделился.
Марк какое-то время раздумывал, затем экстраполировал на себя:
- Да, чувствую, что вот до сегодняшнего момента я так и жил. Я не делал, что должен был, а просто отмерял время.
- Точно.
- Что?
- Точно.
- Что?
- Ничего.
Они сидели в тишине, пока Билл вел машину по окраине Авимора. Город выглядел грязно, даже несмотря на недавние вливания денег. Большинство зданий в стиле шале, с крутыми скатными крышами почти до самой земли. Но сделанные из синтетических материалов: цемент и алюминий, асбест и плексиглас. Каждая поверхность пучилась; каждая грань была в складках и морщинах. "Жопа мира", - сказал Билл. Заметив довольно-таки большую заправку "Тексако", пристроившуюся у обочины, Билл лениво повернул руль налево, и машина вползла во внутренний дворик перед станцией. Он подъехал к бензопомпам и выскочил из машины, с ключом от бензобака в одной руке и с десяткой в другой, прежде чем Марк смог сориентироваться. Воздух резко заключил его в свои объятия. Билл все еще пульсировал в ритме дороги. Окружающий мир представал искаженным. Ощущение, как после киносеанса, когда выходишь в неуместно яркий вечер.
- Я пока бак заправлю - можешь пойти взять нам три-четыре этих убогих сандвича - с тунцом, или цыпленком, или с чем там есть... И попить чего-нибудь, колы, "айрн брю" - хорошо? И сигарет еще. "Регал" легкие, о’кей?
Марк побрел к магазину. Билл подумал, что, если даст ему достаточно, тот спросит его о себе. Он должен проявить хоть какой-то интерес к своему благодетелю. Биллу этого хотелось. Ему не нравилась собственная антипатия к парню, не нравилось, как она комом свернулась у него в кишках - желчным, водянистым комом. Если бы только Марк попросил его рассказать о себе, расследование можно было бы прекратить. Они могли бы нормально поболтать - вместо этого беспрестанного допроса. Через какое-то время наступила бы тишина - не интимная, но и не отчужденная. Потом он бы высадил парня на перекрестке, милях в десяти от Глазго. Они бы расстались и забыли друг о друге.
Билл судорожно сжимал рукоять заправочного пистолета, пока заправщик не нажал мигающую кнопку на своем пульте и бензин не начал булькать. Возможно, Марк уже сделал ноги - в магазине его видно не было. Для парня это было бы вполне разумным решением: его угостили виски и травой, подвезли, дали десятку - почему бы и не свалить, пока все хорошо? Затем Марк появился из-за здания - оттуда, где располагались туалеты, и Билл позволил себе роскошь легкого стыда, поняв, что недооценил человека.
В машине, пока они выезжали обратно на дорогу, Марк боролся с ремнем безопасности.
- Тунца не было, но я взял с беконом, цыпленком и кукурузой... и... с копченой ветчиной. - Он продемонстрировал Биллу упакованные в пластик кирпичики сандвичей, словно собирался провести с ними какой- то визуально-пространственный тест.
- Колу взял?
- Ага. - Марк передал бутылку Биллу, предусмотрительно открыв ее.
Билл пил колу, постукивая пальцами по рулю. Они проползли мимо мутировавших блоков туристических коттеджей, затем мимо ряда магазинов, затем снова выбрались за черту города. Билл не сказал ни слова, пока они не выехали на А9, направляясь на юг. Тогда он вздохнул, разогнал машину до восьмидесяти пяти, обогнал караван финских трейлеров, взбирающихся по уклону, и сказал:
- И как, в этот раз много времени с детьми провел?
- Знаешь... - Марк боролся с упорным куском ветчины; перетягивание хряща между губами из хлеба и губами из плоти. - Знаешь... - Билл решил проигнорировать этот процесс. - Сложно это все. Мне их некуда сводить, а у нее дома тусоваться тоже радости никакой - как и ей. Я с ними пару раз в парк ходил... и чаю попить.
То ли облака опускались ниже, то ли дорога все еще поднималась - из темных ущелий вниз падали бурлящие комки пара, скользя в паре сотен футов над дорогой. Билл включил фары на полную мощность.
- И давно ты там не был до этого?
- Ни разу. - Марк позволил словам выскочить из жующего рта, а затем скривился: - Черт, чего это я?
- Что такое?
- Я обычно не такой трепливый.
- Правда?
- Ну да, вроде как... Знаешь, я всегда был чуток хулиганистый...
- Я догадался.
- Но так, ничего серьезного. Мелочевка - ну, соврал при получении пособия, помухлевал пару раз с чеками и кредитками. Так что я всегда был способен... ну, знаешь...
Знаешь, знаешь, знаешь? Что этот парень думал о Билле? Что он всезнающ? Это слово превратилось в унылую коронную фразу Марка, умоляющую задать вопрос, ответ на который подразумевала. Чем больше "знаешь" заполняло салон машины, тем больше Билл чувствовал, что он и вправду знает - и удерживается от правды:
- Врать?
- Ну да, вроде бы. Есть способ... - Он ухмыльнулся. - Почти целый метод. Как собеседование на работе...
- Собеседование?
- Ага. Если работа тебе не нужна, собеседование обычно проходит хорошо. С враньем то же самое. Люди всегда пытаются сделать так, чтобы им поверили, - а этого делать нельзя. Нужно не напрягаться, убедить себя, что тебе плевать, поверят тебе или нет, - и тогда поверят. Я в этом деле спец, уж можешь мне поверить. Не то чтобы я сейчас врал. - Он говорил быстро и сбивчиво. - Больше мне это не надо - незачем...
Но Билла он потерял - тот уже не слушал, что Марк говорит - только то, как он это делает. Билл вслушивался в эмоциональный рисунок речи Марка. Подъем и падение тона, сжатие и растяжение ритма - через них он смог определить архитектуру прошлого Марка: сараи бесчувственности и уклончивости; вестибюли нужды и обвинений; гаражи обид и насилия. И все это спланировано вместе, формируя единый комплекс несвободы и заброшенности. Билл навострил уши, концентрируясь на оттенках этого печального чертежа. Тот факт, что парень гордился своей лживостью - частично хвастовство, частично ложь и частично правда. Поганый коктейльчик. Поганая дилеммка для них двоих, запертых в машине, несущейся через горный перевал. Билл сильнее прижался к удобному, обитому тканью выступу на дверце, перенеся вес на внутреннюю ручку. Периферийным зрением он изучал Марка; серия быстрых, проницательных взглядов, переплетающихся с осколками пейзажа, с кусками дороги. Он действительно был крутым. Оцарапанные и обожженные пальцы: гноящиеся тут - коричневатые там, с щедро покрытыми коростой костяшками. Возможно, этот автостопщик, врученный Биллу путешествием, словно идиотский приз, не совсем compos mentis - что потенциально делало его еще более опасным.
- Потенциал для людей, типа меня, делать разное... - Марк свернул разговор к Интернету. Похоже, большая часть его рассуждений касалась этого. - Как ты думаешь?
- Безусловно, - ответил Билл, всплывая на поверхность. Он использовал возникшую паузу, чтобы попросить сандвич с цыпленком, прежде чем вернуться к езде, вернуться к задаванию вопросов.
После поворота на Кингасси, после А86, ответвляющейся к западному побережью и Форту Уильям, седан переваливался по темнеющей дороге - осенний вечер сворачивался у гор. Билл поддерживал скорость на том же уровне, заставляя колеса вращаться, - потому что у него самого колес не было. Последние запасы декседрина он потратил во время поездки на север. Больше закидываться в ближайшее время было бы глупо. Не просто глупо - охренительно рискованно. Так что на этом гигантском отрезке Биллу пришлось держаться на кофеине и таблетках эфедрина. Жуткое дерьмо, которое он не глотал со времен подготовки к экзаменам. Чувствуя, как слабеет и как сонливость накатывает на него, поднимаясь с дороги, Билл полез в карман куртки, нащупал пару маленьких горьких таблеток, запил глотком выдохшейся колы. Марк рассказывал о том, что у него было вместо личной жизни.
- Если в прошлом что-то плохое было, оно на тебя влияет. Не знаю, может, у меня проблемы с доверием...
Билл понял, что он имеет в виду нелепость - не свою надежность, а собственную неспособность доверять людям.
- Так что я держу дистанцию. Дженнифер (это была его новая подружка) въехала ко мне ненадолго, но мне было слишком тесно. Мы с ней не могли найти общий язык. Квартирка была слишком маленькая. И она не давала мне нужного пространства - как моя жена. Постоянно мешалась, капала на мозги по поводу и без повода. Мы по-прежнему встречаемся... только теперь не так серьезно...
Билл подумал, что теперь он, наверное, мог полностью расшифровать все это. Марк был склонен к насилию - как и многие из тех, кто сам был жертвой насилия. В Турсо осталась жена, дрожавшая от страха, когда он поднимал один из своих изъязвленных кулаков; и в Пуле все обстояло так же. Билл внутренним ухом слышал истерические трели двуполого спора: Марк и безымянная женщина, мольбы и ругань, словно жуткий дуэт. Автостопщик продолжал плескать желчью на гарпий.
Теперь они спускались с гор. Земля зеленела и рыжела с каждой милей. Одинокие запертые домишки сменялись разбросанными кучками жилищ, ферм, вырезанных из поросших вереском склонов. Но, словно бы издеваясь над пассажирами, возвращающимися с холода, снова зарядил дождь. Билл щелкнул рычажком, дворники сначала принялись за работу рывками, затем ровно, затем быстро. И к тому времени, когда они проезжали поворот на Питлохри, земля, дорога и небо уже слились в единое парообразное целое. Тернер, доживи он до задницы двадцатого века, мог бы написать эту сероватую муть, подумал Билл.
Марк снова завел речь об Интернете. О том, как его друг - на самом деле скорее просто знакомый, завел маленький провайдерский бизнес и компанию по техподдержке. Друг позволял Марку работать на своем оборудовании, учиться, как все устроено. Дружба, которая на самом деле виртуальна точно так же, как и окошко Windows, подумал Билл. Марка там терпели - если он вообще не наврал насчет работы. Но Билл в общем-то думал не об этом - он вспоминал женщину, с которой переспал в Питлохри. Начинающая актриса, приехавшая на летний театральный фестиваль. Билл проезжал мимо и увидел ее в отвратительной постановке "Веера леди Уиндермир". Забавно - плохая постановка Уайльда. Забавно, насколько плохая режиссура, плохие актеры, плохие декорации и костюмы представились ему театральным эквивалентом откручивания настроек на телевизоре, делающих картинку слишком темной или чересчур контрастной. В этом случае результатом стала деревянная вульгарность, а не легкий и тонкий фарс.
После хлипких аплодисментов он зажал ее в углу крохотной гримерной. Запах шелка, атласа, кринолинов и пудры был резким, забивающим все остальные. Она хихикала, когда он задирал ее юбки...
- Мы и не знали, что у него там заначка. Просто пришли забрать пленки, а нашли кучу всего в его комнате и взяли себе. Оказалось, это вся его заначка была. Он нам больше двух сотен отвалил, чтобы мы вернули, - хороший навар. - Билл понял, что Марк рассказывает об очередной комбинации. Он скользнул из рассуждений о банальном мире электронных кодов в слегка будоражащий мир дна Пула.
- И что, - Билл прикурил "Регал" от зажигалки, которую теперь постоянно держал в руке, зажимая между ладонью и рулем, - ты себе-то героина взял?
- Господи, нет конечно! Я этим не балуюсь! Травы курнуть можно, спидами закинуться, если есть, - пожалуйста, но я не хочу крышей поехать. Видел я, что эта срань с людьми делает.
Билл ухмыльнулся про себя. Чем еще героиновая зависимость могла навредить парню? Заставить бросить еще одну семью? Заставить врать больше, чем сейчас? Сделать его еще более самодовольным и менее склонным к размышлениям мелким воришкой? Билл сомневался в этом.
Они уже проехали Перт и по длинной долине направлялись к Глениглзу и Стирлингу. Здесь было еще зелено, и щетина собранных посевов ловила каждый луч солнца, выглядывавшего иногда из-за облаков. Холмы все дальше отодвигались от дороги, и фермы были все чище, все ухоженнее, все показушнее. Изменившийся ландшафт смягчил атмосферу в машине; картинки домашнего уюта, пролетавшие за окном, напомнили и Биллу, и Марку о тех странных пактах, которые они заключили с жизнью. Биллу хотелось выпить.
Он мог представить себе - вполне отчетливо - уровень виски в автомобильной бутылке. Хотел остановиться, отлить и затем глотнуть хорошенько. Забить воспоминания, которые выползли наружу в ходе изучения Марка. Но теперь Билл вообще не доверял Марку. Он не чувствовал бы себя в безопасности, оставив машину с включенным мотором, пока сам мочился на краю дороги. Он во всех деталях мог представить звук захлопывающейся за спиной двери, звук вращающихся и выбрасывающих гравий колес. Его собственные мученические крики, когда он повернется и побежит за машиной, с еще изливающимся членом, хотя сам он уже полностью охвачен чувством потери - машины и всего остального. И он даже не застрахован на случай угона. Билл действительно сейчас ненавидел Марка. Ненавидел его за то, каким тот был жалким - и в то же время представляющим угрозу.
У дороги возник пятачок-парковка. Билл нажал на тормоз, лениво повернул руль. Машина застыла. Билл достал бутылку "кэмпбеллтауна" из футляра медицинских журналов. Отвернул пробку, сделал глубокий глоток и передал Марку, который с опасением взглянул на него, отпил и отдал бутылку обратно.
- А мусора тебя не беспокоят? - спросил он.
- Беспокоят, конечно, - ответил Билл раздраженно. - Как и всех. Но это последняя перед Глазго - не хочу рисковать и идти с ними на конфликт.
Он проверил зеркало заднего вида и боковые, лениво повернул руль направо, затем вдавил педаль газа в пол, словно поршень огромного 300-кубового шприца. Машина дернулась и выехала на середину дороги. Билл почувствовал, как переполненный недоверием мочевой пузырь проталкивает свое ядовитое содержимое к его тазу. Он поддался этому чувству. Лучше отвлечь пассажира чем-нибудь еще.
- Так что планируешь с этим своим друганом делать в Глазго?
- Не знаю, ничего особенного. И уж точно жрать вискарь не будем. - Он ухмыльнулся Биллу печальной, как он думал, улыбкой. - Скорее уж по пиву вдарим. Друган мой сейчас на больничном. Но у меня есть пара фунтов, я обещал ему развлечь его немного. Все как обычно. Пара банок дома. Потом в паб. Потом с собой возьмем; затем гонки...
- Гонки?