В этот момент эмоты решили, что "взрослым" срочно нужно, чтобы их обняли. Джейн появилась позади Карин, нагнулась, обхватила ее за плечи лилейными руками и притянула к себе, прижав всем телом к своему животу и паху. Почти то же самое проделал Брайон с Тревисом, так что оба "взрослых" продолжили разговор уже в защитной "нише".
То ли дело было в том, что в объятьях Джейн она чувствовала себя уверенней, то ли сам Тревис практически очаровал ее эксцентричностью, во всяком случае идея встретиться вновь - сходить куда-нибудь пообедать, или в кино, или в галерею - показалась ей заманчивой. Джейн достала из своей сумочки, в которой из соображений удобства содержалась и сумочка Карин, органайзер, - и Карин обменялась телефонами с Тревисом. Брайон извлек здоровенную, в кожаном переплете записную книжку фирмы "Смайс Бонд-стрит", в которую записал номер Карин огромным позолоченным механическим карандашом.
- Ничего себе! - воскликнула Карин. - Твой эмот умеет писать?
Брайон рассмеялся:
- Нет-нет, Карин, - писать я не умею. За меня это делает Тревис. Но мне нравится рисовать циферки.
Оба "взрослых" посмеялись над наивностью эмота, и этот смех еще больше скрепил их знакомство.
Вскоре они ушли с дегустации; последнее, что запомнилось Карин в ее новом приятеле - это его лицо, розовое и цветущее, точно бутон орхидеи в петлице безупречного твидового костюма Брайона, когда эмот уносил своего "взрослого" в направлении Риверсайд-драйв.
Это было полмесяца назад. Спустя неделю после дегустации Тревис позвонил ей и с похвальной тактичностью осведомился, не желает ли она поужинать с ним.
- Что? Ты хочешь сказать, что вроде как приглашаешь меня на свидание? - Ей так и не удалось скрыть в своем голосе недоверие.
- Ну... э-э... в общем... - Услышав, что он пришел в замешательство, она странным образом приободрилась. - Наверное, что-то в этом роде.
- Тревис, я четыре года не была на свидании!
- И я! - Он едва не кричал в трубку, и от этого они снова рассмеялись. - У меня тоже четыре года не было свиданий, скажу больше - я само слово терпеть не могу, детское оно какое-то.
- Детское?
- Ну да.
Последнее признание не особо впечатлило Карин, тем не менее она согласилась встретиться с ним вечером двадцать девятого апреля в отеле "Ройялтон".
- Ты живешь в районе Двадцатых, я - Семидесятых, так что разделим расстояние поровну. А если все будет нормально, съездим в центр и там пообедаем. - Его голос по телефону звучал куда увереннее, чем сам Тревис себя чувствовал. У него и правда четыре года не было свиданий, а на ночь он не оставался уже лет десять.
Карин же ночевала у приятеля относительно недавно. Года два назад, во время пляжной вечеринки на Лонг-Айленде, она познакомилась с мужчиной по имени Эмиль.
Эмиль был невысоким темноволосым австрийцем лет сорока. Вот уже восемь лет он жил в Нью-Йорке, из них последние пять - со своим эмотом, Дейвом. Эмиль честно признался, что до принятия решения об эмиграции, когда жил в Зальцбурге и владел модным рестораном, он был "производителем", то есть имел обычную семью и растил ребенка. Катрин отнеслась к этому совершенно спокойно. Эмиль был таким славным, таким искренним, и его отношения с эмотом были безукоризненны - огромный чернокожий эмот обнимал своего маленького "взрослого" с очевидной любовью. Многие "взрослые" начинали как производители, а потом решали, что сложные сексуально-эмоциональные связи не для них - ничего постыдного или зазорного в этом нет. С возрастом, приобретя кое-какой опыт, "взрослые" наконец осознавали: все, что им нужно, - поддержка и утешение, словом, то, что как раз и дают эмоты. Если таким "производителям" повезет, "освобождение" совпадет с тем временем, когда дети вырастут и покинут дом, и они смогут безболезненно прекратить отношения со своим партнером-"производителем" и начать зрелые, "взрослые" отношения с эмотом.
Эмиль дал Карин понять, что в его случае именно так и было: "Видишь ли, мы с моей бывшей женой познакомились и поженились еще совсем молодыми. Мы оба из бедных семей, в той среде почти не было "взрослых", практически ни у кого не было эмотов. Думаю, тогда мы полагали, что счастливы, - другого-то не знали. Но постепенно, по прошествии времени... постоянно жить с тем, к кому ты прикасаешься, - он понизил голос, - в том числе занимаешься с ним сексом... Сама знаешь, какие бывают жуткие вещи. - Он вздрогнул и глубже зарылся в объятия толстых, как пожарные шланги, рук своего эмота. - И вот, когда наша дочь решила уйти, - заметь, по собственной инициативе, - в "групповой дом", мы с женой наконец смогли стать взрослыми. Тем не менее нам удалось сохранить дружеские отношения, и я вижусь с ней всякий раз, когда мы с Дейвом приезжаем в Зальцбург, что делаем частенько. Дейв и я даже ночуем у моей бывшей жены Митци и у ее эмота, Гудрун".
Почти весь тот день они провели, болтая друг с другом, по большей части пребывая в объятиях эмотов; похожие на детей гиганты стояли по пояс в океанской воде, держа на руках своих "взрослых"; был час прилива. "Нет ничего более приятного, - беспечно призналась Эмилю Карин, - чем запах влажной кожи эмота, его мокрых волос и океана - такого большого, такого мокрого". Эмиль искоса посмотрел на нее. Но Джейн понравился Дейв, и она упросила Карин встретиться с Эмилем снова. Дважды они вместе ужинали. А один раз даже ходили в "Метрополитен-оперу" на "Дон Жуана". Во время всех трех встреч Эмиль был воплощением мужского шарма, таким галантным и спокойным; Карин подумалось: эх, вот бы законодателями стиля до сих пор считались Габсбурги, а не компания "Тексако". Если впоследствии Карин горько сожалела, что не обратила внимания на, скажем так, подтекст Эмилевых ухаживаний, - это было оттого, что она винила себя. Винила себя за то, что положилась на интуицию своего эмота, Джейн. В конце концов, ведь эмоты не призваны защищать тебя от других - только от самих себя.
В их четвертую встречу Эмиль предложил Карин и Джейн переночевать у него дома. Дейв одобрительно затряс своей большой стриженой головой. "Будет здорово! - сказал он Джейн и всем остальным. - А утром мы вместе поиграем!" "Взрослые" рассмеялись, но окончательную точку в решении Карин поставила Джейн, которая выпалила: "Подушками покидаемся!"
"Как это похоже на эмота! - воскликнул Эмиль, когда они с Карин наконец остались одни. - Они совсем как дети, правда?"
"Но не дети".
"Прости?" - немедленно переспросил Эмиль, пораженный ее реакцией.
"Они не дети. Им не надо расти - они уже большие. Они ничего от тебя не требуют - наоборот, это ты предъявляешь к ним требования. Их не надо одевать, кормить, подтирать за ними, - словом, ухаживать. У них отличная интуиция, их можно научить одеваться со вкусом..." - Поняв, что слишком разволновалась, Карин умолкла. К тому же ей уже начинало не хватать Джейн, хотя эмоты оставили "взрослых" всего пару минут назад.
Квартира Эмиля находилась в Верхнем Ист-Сайде, и последнее, что увидела Карин, перед тем как лечь спать, - шумную автостраду Ван-Эйк, бегущую вдоль подернутых рябью свинцово-серых вод реки, такой спокойной, надежной и сильной, точно объятья эмота.
Карин спала в большой спальне, Эмиль - в гостевой. Эмоты поднялись наверх, под крышу, в приспособленное специально для этого, сделанное из резервуара для воды помещение, - Эмиль, как многие состоятельные манхэттенские "взрослые", позаботился и о них. Но ночью, несмотря на "дружественные" дверные запоры ("дружественные", потому что представляли собой задвижки), Эмиль каким-то образом пробрался в комнату. Должно быть, в спальню вела потайная дверь или существовал еще какой-нибудь странный способ проникновения.
Мысли об этом с ужасающей непоследовательностью пульсировали в голове Карин, когда она пялилась на аккуратного невысокого мужчину, который преспокойно сидел на краешке кровати, рядом с ней, аккуратно сложив ладони с коротенькими толстыми пальцами с ухоженными ногтями. По крайней мере, он еще не прикоснулся к ней - уже хорошо. Но и самого этого вторжения было достаточно. То, что он очутился рядом с ней ночью, один, и ему было так легко ее коснуться - ужасно! Карин даже не успела подумать о том, что Джейн ей нужна как никогда, - она попросту закричала. Дала знать о происходящем криком. Карин кричала, кричала и кричала, одновременно шаря вокруг себя руками в поисках пейджера для вызова эмотов, который парой часов раньше пристроила на уголке кровати. Первый же крик заглушил голос Эмиля - он пытался сказать ей: "Я просто хотел тебя немного об...". Впоследствии Карин долго пыталась понять, что значило это загадочное "об", хотя с самим Эмилем было все ясно: никакой он не "взрослый", а потенциальный насильник.
У нее осталось смутное, странное воспоминание об этих приставаниях - и еще одно, которое Карин пыталась засунуть в самый дальний уголок своей памяти, дабы оно окончательно не раскачало и без того утлую лодчонку ее здравого рассудка. Карин знала, что в это время Джейн и Дейв должны были спать - эмоты, как и люди, тоже спали по ночам. Более того - спальня для эмотов располагалась тремя этажами выше, под самой крышей здания, так что их явно разбудило что-то другое, нежели крики Карин; и по прошествии времени, даже через пелену страха, она ощутила до странности отчетливое чувство благодарности - ведь Джейн понадобилась бы не одна минута, чтобы добраться до спальни. Она же появилась спустя считанные секунды. Миг - и вот она уже прижимает Карин к своей широкой груди. Миг - и вот она отталкивает от нее Эмиля. Миг - и вот она уже бранит Эмиля с той особой, трогательной интонацией, какой обладают лишь эмоты, - существа, абсолютно лишенные сексуальности и, таким образом, не способные к агрессии. "Ты так напугана, Карин, - зачем ты это сделала? О, Эмиль, - ты все испортил. О, Эмиль, - если ты прикоснулся к ней, нам придется вызвать полицию..." В углу съежился Дейв, гадая, пристойно ли будет ему пойти и начать утешать своего эмота. По лицу Эмиля совершенно ничего нельзя было понять - нужно ему это или нет. Дейв был голым - что тоже не укладывалось ни в какие рамки; но и этого Карин постаралась не заметить. "Все в порядке! - Карин едва не кричала, она чувствовала такое облегчение, что может отвечать, реагировать, а не просто быть объектом, вещью, на которую устремлен взгляд ласковых карих глаз. - Он меня не тронул".
Джейн, окинув Карин пристальным взглядом, рассудила, что так и есть, сгребла в охапку свою "взрослую" и ее сумочку и, прежде чем Карин успела что-либо возразить, понесла ее на север, к углу парковой ограды. "Там всегда стоят грузовые такси", - пояснила стройная красавица эмот. О происшествии она больше не упоминала - и Карин тоже.
Так было до сегодняшнего вечера. Карин снова вздохнула. Отменять свидание поздно - Тревис уже в пути, и потом, он не похож на человека, который станет таскать с собой телефон, скорее поверишь, что корреспонденцию ему приносит на серебряном подносе для писем лакей в ливрее. При воспоминании о том, как очаровательно старомоден Тревис, Карин улыбнулась. Неужели человек с врожденной галантностью способен что-то сделать не так? От него веяло надежностью - и от объятий Джейн тоже. Как обычно, безошибочно угадав ее настроение, спутница-эмот грациозно скользнула к ней через всю комнату и крепко обняла свою "взрослую" подругу. Карин снова подивилась грации и физической привлекательности великанши. Многие эмоты были неуклюже-громоздкими - увеличение нормального человеческого тела в несколько раз возымело странный генетический эффект. На теле некоторых эмотов росли толстые, как проволока, волосы, а если какой-нибудь эмот страдал угревой сыпью, зрелище представлялось не для слабонервных - точно Гранд-каньон на закате.
Но Джейн была само совершенство. Кожа нежного медового оттенка, покрывающий ее пушок - почти белый, и такой мягкий. Карин откинулась в него, в теплый мед, и расслабилась. Она ощутила между лопатками низ живота и лобковый холмик подруги. Странно - в прикосновениях эмота, какими бы интимными они ни были, начисто отсутствовал сексуальный подтекст, и уж тем более - эротизм. Представить то, что обширная вагина Джейн станет использоваться для бессмысленных, животных подергиваний совокупления, было практически невозможно - как невозможно представить Боттичеллиеву Венеру, которая давит прыщик на носу, или шимпанзе, который обращается с речью к обеим палатам Конгресса.
Карин расслабилась. Джейн продолжала обнимать ее - именно так, как нужно, легонько покачивая при этом. Карин как будто заново увидела новые зеленые листочки, украсившие деревья по соседству. Стоял чудесный весенний вечер, она была молода, она была в надежных руках - может, даже была готова к экспериментам и уж точно собиралась хорошо провести время. Карин высвободилась из объятий и обернулась к Джейн, раскинув руки:
- Понесешь?
Вечер был просто чудесный - Карин и Тревис о таком даже и не мечтали. А эмоты? Ну, эмоты прекрасно поладили - они вообще легко ладят друг с другом.
Тревис выбрал "Ройялтон" не только из соображений обоюдного удобства - там он чувствовал себя уверенней. Внутреннее убранство давным-давно вышедшего из моды отеля сохранило дивный упадочный дух, который, как Тревис знал точно, идеально подходил для его немного старомодной манеры одеваться и вести себя. Если бы он пригласил ее в какое-нибудь модное или просто фешенебельное место, его несовременное очарование непременно потускнело бы. Но просторный бар в стиле модерн, располагавшийся в вестибюле "Ройялтона", с причудливыми завитками декора и освещением, устроенным в соответствии с законами аэродинамики, станет для него идеальным обрамлением - тем легче будет развлекать Карин саркастическими замечаниями о стремлении к лоску и статусу, о деньгах, о красоте, словом, о жизни.
Брайон и Тревис явились на двадцать минут раньше условленного срока. Чтобы войти, эмоту пришлось нагнуться, зато потом, пройдя в более просторное место, он благодарно потянулся.
- Пойдешь со мной, Брайон? - спросил Тревис, когда эмот осторожно поставил его на ноги - тяжелые ботинки почти нежно коснулись высокого стапеля.
Брайон словно бы на минуту задумался, и в какой- то миг Тревису показалось, что широкие брови спутника сдвинулись к веснушчатой переносице, точно тот и вправду размышлял.
- Нет, спасибо, Тревис. Я лучше тут посижу. - Он указал на зал для эмотов. - А ты закажи себе сухой мартини - заслужил, за четыре-то года без свиданий.
Неужели в реплике Брайона была ирония? Тревис раздумывал над этим, когда брел в другой угол бара и ждал, пока его усадят за столик. Нет, невозможно: эмоты часто обладают очень высоким эмоциональным интеллектом, оттого-то они всегда понимают, чего ты от них ждешь, но умение замечать иронию и комизм ситуации - это далеко за пределами их возрастного умственного развития, который навсегда зависает на уровне семилетнего ребенка. У некоторых "взрослых" - у Тревиса была парочка таких знакомых - умственный возраст их эмотов оказался несколько выше, но большинство все равно косо смотрело на такие вещи - словно на ка- кой-нибудь особый вид растления малолетних.
Подобные мысли здорово угнетали Тревиса, когда он ждал, пока его усадят за столик. Думать об эмотах, да еще в таком контексте, в тот момент ему совсем не хотелось - он должен был вспомнить подзабытый за четыре года опыт поведения на свиданиях. Однако когда любезный официант пригласил его устроиться в элегантном кресле и поставил перед ним бокал мартини с водкой размером с вазу, Тревис постепенно начал успокаиваться. И даже принялся с любопытством наблюдать за новой разновидностью раболепия и преклонения перед посетителями, культивируемой в "Ройялтоне". Сиденья для "взрослых" всегда различались по цвету согласно статусу тех, кто будет на них сидеть. Для щедрых состоятельных клиентов стояли высокие троноподобные стулья со спинкой, с пурпурной обивкой, для не столь состоятельных и засим менее важных - с красной, и так далее; вплоть до провинциалов, которые нет-нет, да и забредут сюда поглазеть на шик и блеск мегаполиса, - для них в отдаленном углу имелась резервация из небольших стульев с белой обивкой. Теперь то же самое попытались устроить и для эмотов. Но поскольку последние отличались гигантскими размерами и их было явно меньше, рассаживать эмотов по отдельности в соответствии со статусом их "взрослых" оказалось делом весьма проблематичным. Так что официантам, обслуживающим зал для эмотов, приходилось дожидаться, когда их коллеги усадят "взрослого", и уж потом заниматься своими "клиентами".
Тревиса порадовало, что Брайону предложили пурпур, и он как раз начал придумывать, как лучше преподнести Карин этот последний случай манхэттенского потребительского безумия в виде анекдота, когда перед ним появилась она сама. Тревис вскочил, усадил ее, и, без лишних слов, тут же принялся расписывать нелепости "Ройялтона". Карин, ни капли не смутившись, громко хохотала, когда Тревис разоблачал уловки пятизвездочного отеля. Тревис уже было собрался опрометчиво выложить ей пикантную историю про некую кинозвезду и целую армию ее эмотов, размером с футбольную команду, но сдержался.
- Что-то я разошелся, - спохватился он. - Не даю тебе слова вставить - а главное, до сих пор не сказал, как вы обе сегодня фантастически хороши.
Последнее, как и ожидалось, немедленно возымело действие. Карин покраснела и кокетливо встряхнула головкой с обезоруживающей, совсем девичьей, улыбкой и подалась вполоборота к Джейн. Хотя ее подруга- эмот в тот момент находилась метрах в пятнадцати от них и, казалось, была поглощена разговором с Брайоном, она подняла голову и тоже улыбнулась. Значит, подумал Тревис, у них отличная телепатическая связь - и это хороший знак. Конечно же Тревис сказал не просто комплимент, но Чистую Правду. Ибо не был бесстыжим льстецом, и потом - Карин в самом деле выглядела потрясающе. На ней было черное шелковое платье-футляр с интересным, асимметрично скроенным лифом, густые белокурые волосы она убрала наверх, а единственное ее украшение - тяжелое серебряное ожерелье - Тревис запомнил еще с винной дегустации в Сохо. Обернувшись к Джейн, он не преминул заметить, насколько замечательно сидело на ее куда более крупном теле платье такого же покроя.
- Скажи, так для кого изначально был придуман этот фасон - для Джейн или для тебя? - Это замечание тоже было встречено радостным заливистым смехом.