Самой смешно. Пес, я одного не пойму, что делать теперь. Ведь даже "ничего не делать" - тоже действие, на это тоже энергия тратится. Муданты они все. Да не мужики. Мужики уже давно не при чем, пес. Тут какой-то уж больно тонкий мир замешан, как газовый шарфик. Не пойму я, пес. Не дано, что ли. Ну, стала я сама себе и лошадью, и быком, и Лао-цзы - и что? Ни хрена, псинушка. Синдромируется еще хлеще. Все говорят: в себе, в себе. А я, может, и не в себе давно. В принципе, хорошо мне было, покуда не расчувствовалась. А как расчувствовалась - нехорошо стало. Неправильно. Не врубаешься? Слышь, а у тебя подружка есть? Эх, и чего я псиной не родилась. Выводили бы меня гулять, кормили бы бесплатно… Плюс всяческие там собачьи выставки. Может, медаль-другая…
Да, могут, конечно, и в сачок… Смена вида отменяется.
Пес, думаешь, людям легче? Да мы тут вообще эксперимент! Да на нас давно опыты кто-то ставит. Только долго это очень, нескончаемо как-то. Херово это, пес, когда опыты. Это тебе не месяц Кайаб, когда сезон дождей начинается. Индейцы на корточках вокруг жаровни с дымком. На восток смотрят. Восток, он, пес, сука, таинственный же… Вот и смотрят туда все кому не лень. А не лень почти всем, один фэншуй для домохозяек чего стоит. А чего? сорок рублей. Тоненькая книжечка, сто советов счастья. На хрен мне этот фэншуй; пусть индейцы на восток смотрят. Ты хочешь в Латинскую Америку, пес? Эрнандес хотел. Кортес хотел. Все хотели. Нового Света. Что стало с Новым Светом, бог мой, как же он постарел, пес, неужели я тоже постарею, как я не хочу этого, хотя… Хотя, ты знаешь, пес, какая разница - раньше, позже, плюс-минус… У тебя язык шершавый; так должно быть, да? Какая твоя порода? А моя? У меня есть порода? Ты думаешь, да? Как мило с твоей стороны…
А потом - оппаньки: ни дворцов, ни храмов, ни пирамид. Пес, у меня есть два решения, я никак не могу выбрать. Один мне - друг, другой - не то чтобы…
Пес, почему всегда так, а, пес? Я сама задолбалась. Но если мы "друзья", то почему спим, а если "не то чтобы…" - почему не?..
Ведь все должно быть наоборот. Ведь ничего не должно быть. Может, нужен кто-то третий, а, пес? Третьим будешь?
Я, дура, хотела верить в силу мысли! В то, что все хорошо. Чтоб о фиговом - "ни-ни", чтобы каждый день - как последний. Но… Если мой последний день будет таким, то зачем тогда вообще все, а, пес? Чего бы я хотела в последний день? А чего бы я хотела… Гробок поудобней. Sorry. Честно? Шампанского. Брют! Ледяной. И глаза не тупые.
А что еще, пес? Разве имеет хоть что-нибудь значение? Ты пойми - как Землю ни верти, все равно она нас притянет. Да. И тебя притянет. Так что… надежды юношей питают, а в нашем-то саду кой-какие хризантемы подвяли, да-с!
Мура это все, врубись же, псинушка молчаливейшая, мура: и книги - мура, и музыка - мура, и физика, и бефстроганов этот вот… Может, я потом собакой буду, а сейчас - сейчас-то я… кто? Где? Пес, а пес… так, погоди, да ты, кажется, вовсе не пес… Блин! Ты такая же сука, как я, да? Облом, думала, с противоположным полом общаюсь, а тут - гетерство какое-то… Ладно, не судьба. Ну, сука, чего смотришь? Ты рожавшая? Нет? Неизвестно. Конечно, неизвестно. Поэтому, в любом случае, это правильно.
Родила - молодец. Не родила - тоже. А майя во время засухи бросали в колодец живых. Даже выдумали, будто жертвы там не умирали. Идиоты, правда? А ведь тайными знаниями… Сколько бреда, псина, сколько еще бреда? Ты знаешь, если б я могла, я бы высунула голову из трехмерности. Так вот проснуться утром, потянуться, и из трехмерности этой - оппаньки. Только и видели! Думаешь, лишь со смертью? Да с ней веселей, наверное, чем так-то. Ну, чего лаешь? Да не буду, не буду! Кто ж с тобой гулять станет, фиг теперь в облачко превратишься. А я бы все-таки… из трехмерности… Скучно, псина, когда все предсказуемо! Поэтому-то я и молчала; как ты думаешь, я смогу связать ему хотя бы два слова?
Псинушка, псинушка, дай тебе кто-нибудь здоровья. Это ж надо так нажраться, а, нет, ты мне скажи…
А зато я верю в чудо. Псина, ты веришь в чудо?
Мир без чудес черно-бел, черно-бел…
Может, Шекспира почитаем, хочешь, нет?
Ты чего хочешь? Спишь… Ну, спи, что теперь…
Я чувствую себя засухой. Я не говорю. Не пою. Я - засуха. Я - каменная почва. Сначала пустой, а потом - от этой пустоты - разбившийся - сосуд. Полмира хочет стать пустым сосудом, но я не напишу пособия - уеду. Обязательно. Там будет так, как не снилось даже обкуренным индейцам. Как не снилось даже следовавшим "пути воина" обожравшимся пейотов.
Там буду Я, и Я услышу там свой звук: запомню его, проглочу… Родится Время без секундных стрелок. Огромным и Тягучим оно будет!! И когда я узнаю главное, обязательно вернусь. И ты, псина, подбежишь к ноге. И я забуду про то, что всегда одни шишки, и почти никогда - пластыря! Ах, эта проклятая "электромагнитная природа"! И где я про нее только прочитала? Оказывается, у нас тогда была просто разная частота вибраций… Но частоты эволюционируют; не нужно бояться, нужно лишь нажать на кнопку "можно"… Кому это? Куда? Зачем? А как же?.. А?..
Что-то сломалось… Сколько раз что-то ломалось! Срастись бы. Помнишь о регенерации? А о Фениксе? Зачем читала много, глупенькая? От книжек все зло! А пошла ты! Я? Да, да, ты! Что ты все время заставляешь делать меня не так, как хочется? Из-за тебя я стала засухой. Ты не даешь мне нужных слов, ты давишь… Но, впрочем, ты, конечно же, как всегда, права, Мария… Пусть мальчик играет в индейцев. А мы с тобой одной крови: ты и я.
P. S. Тс-с! Сначала удалить файлы в корзину, затем корзину очистить. Ex. me: вы действительно хотите удалить все файлы?
Некто в шляпе и с садовой гвоздикой
Мы едем, едем, едем. Вокруг - леса, поля, люди, дома. Я сижу рядом с типом, называющим меня по утрам "скво", совершенно по-североамерикански. Я от этого морщусь, как от: "Скворцова, пройдите!" - в очереди к неприличному врачу. Покажите мне хоть одного приличного врача. Вообще, что есть приличие и с чем его есть? Лучше с таком, как хлеб. Говорят, не хлебом единым. Кто говорит?
…А мы все едем, едем, едем. Он красивый мужик, и машина мне его нравится. Последнее время мне попадаются красивые мужики с красивыми машинами - быть может, я несколько порчу эту картину. Быть может, украшаю. Я подобна статуэтке, живущей на каминной полке; это забавно. "Скво", - во всяком случае, звучит почти трогательно. Мы встречаемся с этим типом несколько лет. Наверное, сие - вредная привычка, похожая на курение: пытаешься бросить - переходишь на более легкие - от омерзения берешься за ментол - ах, садится сердце - тошнит - и снова сильно затягиваешься. Тогда только и получаешь настоящий вкус.
Мы встречаемся спонтанно, практически никогда ни о чем не договариваясь. Видимо, в какие-то моменты у нас все-таки совпадает частота вибраций, и эта чертова электромагнитная природа берет свое.
Тогда я слышу мурчаще-львиное "скво", и мне не спится в отличие от тела по соседству; именно в такие утра я и ощущаю, насколько вредна моя привычка. (Подозреваю тело по соседству в тех же мыслях). Но, селяви, мы едем, едем, едем. Края и вправду далекие, соседи вряд ли хороши, если не пьют, друзей нет. Иногда надо побыть без друзей, а еще лучше без соседей, подальше от очагов: очень.
…Это он, этот тип принес мне тогда черного пса, оказавшегося сукой. Суку назвали в мою честь Марией; по этому поводу был накрыт чудный стол. На столе находились тарелки, вилки, рюмки и какая-то еда, около стола стояли мы, играя в шведов. Мы еще целовались. Почему-то запомнилось. Вечно не то в голову лезет. Хоть бы одно "то!" Мария, не плачь в компот! Чего тебе надо, Мария? Надо ли тебе еще чего-нибудь?"
- Я не знаю, - отвечает мне Мария, выводя меня из меня же.
Я поняла, что не следует ходить так опрометчиво, ведь я, хоть и скво, однако не жена индейца! Мария, не заставляй меня жить неправильно, отстань! Что в твоем понятии "правильно"? Да ты круглая дура, Мария, катись к черту, учись на пятерки, какая же зануда ты! Как разговаривать с тобой? Я промолчу, а ты - сдохни. Я, между прочим, сейчас самая счастливая женщина. Ну, не во всем мире, но в какой-нибудь его четвертинке… Что? где четвертинка? В багажнике, милый. На самом деле, никогда не называю этого типа "милый"; увы, нас обоих тошнит, спектакля не будет, чем не Хармс?
Я самая счастливая женщина с "четвертинкой". Почему, Мария? Знаешь, сколько будет девятью девять? Если перевернуть результат, я стану снова восемнадцатилетней. Да и сколько еще мне?
Сколько - мне? Не дрейфь, Мария, и лучше отстань с цифрами.
…Мы едем, едем, едем. Мы выгуливаем нашего пса - нашу псину - Марию, названную в мою честь. Этот тип хотел быть, как всегда, оригинальным. Этот тип просто хотел быть.
Я поинтересовалась у него однажды:
- У тебя есть цель?
- Краткосрочная или вообще?
- И та, и та… - разделила я неделимое.
- Краткосрочная - бросить пить, а вообще - стать индейцем, - очень серьезно сказал он.
Про мою он, кажется, не спросил, а я и не сказала.
Была ли у меня тогда цель? Тогда… Сколь много в этом звуке!
Тогда - да, тогда все было просто, поэтому и не спросил. Но сделал это через год.
- Бросить пить, - сказала я, - и… - и замялась.
- И?.. - пробаритонил он; а баритон - это баритон, не тенор какой-нибудь.
- И… никогда не просыпаться в омерзении от прошлой жизни, - сморозила я.
Он, конечно же, закурил (а я не хочу, чтоб он умер от рака. Не хочу. Это - то самое "и").
…Мы едем, едем, едем. Машина успокаивает меня. Дорога создает иллюзию движения к цели: у каждого - к своей. Удивительно, как такие разные цели умещаются в одной машине? За окном леса, поля, луга, времена года. Что может быть лучше (хуже) времен года?
…Мы наконец-то приезжаем. Собака с визгом носится по дорожкам сада.
- Ты не оригинален. Опять чья-то недостроенная дача?
- Жена индейца должна смиряться с мелкими тяготами.
Я, хоть и не жена индейца, но смиряюсь.
- Скво! - зовет он.
Я оборачиваюсь и вижу, как "милый", задрав руки за голову, смотрит на начинающий кончать закат. И мы - вот, Мария, негодуй! - стоим, как два кретина, и смотрим на закат, и потом тоже начинаем кончать, и этот тип так красив, что можно одуреть, и я дурею, дурею, пока нас не настигает врасплох чья-то ночь, и мы шмыгаем в чью-то дачу и я, как самая настоящая скво, смиряюсь с мелкими тяготами.
Тело по соседству быстро засыпает; я всегда поражалась этой его - или, скорее, их - удивительной особенности. Хотя, мой бывший любовник говорил, будто после определенного рода занятий бодры лишь женщины и петухи - наукой доказано. Остальным хочется спать. Что за наука?
Я перешагиваю через начинающее храпеть тело и, накидывая только шаль, крадусь воровато в сад. Я не буду про сад - см. лучше "Темные аллеи" Бунина - но было мне там… Я стояла под луной, и даже не хотелось мне выть на эту луну, - я просто отражалась в Том свете. А еще - через минуту - упала.
Местом падения оказалась клумба; на клумбе росла садовая гвоздика, а рядом лежала чья-то шляпа.
И я куда-то забросила шаль. И надела шляпу. И сорвала гвоздику… И я ходила - голая ведьма - под лунным светом и напевала какой-то тарабарский мотивчик. Мне совсем не было страшно, я не боялась даже этих, ужасных ночью, разлапистых яблонь и кустов смородины - я ничего и никого не боялась, даже свою собственную Марию, а главное - босиком, пятками, пальцами - по земле, можно на четвереньках, можно содрать кожу, а луна, @, будет так же…
Не помню, сколько продолжалось все это, пока не ощутила где-то в районе седьмого шейного позвонка легкое прикосновение.
Это было его - и не-его, нео-его, Его-Не-Спящего там, в чужой даче, - прикосновение.
И мы пошли к пруду - ночью, под самыми настоящими звездами, завидуйте, два влюбленных в жизнь моральных урода, два независимых кретина, два оголенных нерва - и мы плавали в этой воде, смывая с себя все то, что можно смыть лишь однажды, потому что знали про грабли; а когда выходили, мокрые и беспорядочные, он сказал что-то мне на ухо - так тихо, что я еле расслышала - не знаю, может, какую-нибудь гадость, но, во всяком случае, он улыбался, я-то знаю, как он может улыбаться; и я почему-то подпрыгнула и почти полетела - наверное, в родне водились ведьмы-то - ведь я была в шляпе и с садовой гвоздикой - и мы оказались счастливы, мой мальчик - как индейцы до испанцев; но больше всего радовало нас наше молчание…
Когда умирает только одна Мария
Времена года сменяют друг друга; я, в отличие от них, с некоторых пор перестаю менять цвета волос. Мой мальчик также играет в индейцев; я же теперь могу не только не мешать ему, но и помогать - да что-то не хочется, не хочется, совсем ничего не хочется. Мой мальчик - где-то, я тоже - где-то, нам достаточно хорошо друг без друга, мы же - выродки, ублюдки, плесень, да на нас пахать надо… Не даемся. Сказки любим.
Так вот к чему весь этот бред: мне последнее время везет на красивых мужиков с красивыми машинами. Повторенье - мать ученья. Не думаю, что они сильно портят картину. Может, даже украшают.
Я веду с ними (не)продолжительные беседы при (не)ясной луне; обычно у нас ничего не происходит - ведь даже красивые мужики с красивыми машинами не застрахованы от моего "Скучно, батенька", - я стараюсь сказать это как можно мягче; говорят, мужская душа, если она вообще есть, совершенная Русалочка по ранимости. Бедные! Но один…
У него была белая-белая машина. Под цвет зубов. Я ему даже сказала, отодвинув на неопределенное время останки индейцев, что… короче, так и сказала. Он, конечно, обалдел, но испортил не все и не сразу - редкое, между тем и не тем, качество, на что и попалась.
Знала я его давно, Володю-то. Интересного уже тем, что его не интересуют индейцы. Знала-знала, подушку грызла-грызла, чуда ждала-ждала, да так ночевать и осталась.
- Машенька, - говорил он, немного отводя глаза. - Машенька…
Если бы не обстоятельства, я обязательно влюбилась бы, и никакие индейцы б не помешали, да только… как объяснить духовную импотенцию, как прополоскать внутренний second hand, как разгладить шнурки?
Продолжая любить и ненавидеть индейцев, я приходила к Володе. Он жил один, недавно развелся и жутко страдал. От бытовой неустроенности.
Я не понимаю, почему произошло так: он сам не понимал, но мои нечастые визиты делали его жизнь несколько приятней, а мою… - ха! На моей они просто не давали поставить точку, ставя точки над "ё". Я приходила к нему вечером; мы долго пили чай или что-нибудь более милое; иногда он бренчал на гитаре; нас связывало общее прошлое; нас связывала наша невозможность - наше желание - недостижимого.
Даже если мы и не любили друг друга, то это были именно вечера любви - на ночи я не оставалась, боясь испортить сказку - утренним.
Мы говорили, говорили, говорили; удивительно - было о чем! - и не приходилось усиленно подбирать слова; слова шли - горлом, как кровь, только вот не смертельная, - сами.
Он был очень красивый, Володя. Я не могу его описать, - но действительно - очень; иногда я любовалась - мне же везло на красивых мужиков с красивыми машинами…
Мы катались. Смеялись. Прожигали минуты. Параллельно индейцам.
Дело начинало принимать крутой оборот; я ходила растерянная до тех самых пор, пока не поняла, что мальчик-то играет во что-то другое, но тоже не мое, - и, как только дошло до меня сие, слегла я с больной головой.
"Почему?" - спрашивало правое полушарие у левого. "Потому!" - отвечало левое полушарие правому.
…Так я похоронила Марию. Марии больше не существовало. Остались просто индейцы и просто Володя. Наш мир безнадежно запараллелен. Едва ли я не смогу обойтись без них; едва ли не приснюсь им я.
Но иногда, в полнолуние, ко мне приходит еще та собака. Мы дружно смотрим в форточку; мы никогда не плачем. Мы знаем: Мария воскреснет.
Да кажется даже, она где-то тут уже топчется! Она мудра. Она сделает это не больно.
Типа, диптих
Страус - не птица…
Страус - не птица, зато быстро бегает. Как и мужчина. Именно эта особенность - бег по кругу (эллипсу квадрату, бермудскому треугольнику) с препятствиями и есть свойство, объединяющее мужчину и страуса. Страус не умеет летать - мужчина тоже не умеет летать: это неумение компенсируется (сублимируется) отличительной особенностью, этаким общим знаменателем двух видов не-птиц. У страуса небольшая голова и крепкие ноги. У мужчины также крепкие ноги, хотя и не такие, как у страуса; что же касается головы, то она может быть совершенно разных параметров и форм. В голове (внутри черепной коробки) мужчины может находиться как слишком много, так и слишком мало серого в-ва (мозга): серое в-во (мозг) мужчины, как и серое в-во (мозг) страуса находит идеальное среднее лишь в случаях, занесенных в "Книгу Ян" (автор П. Дхармейтер) еще в прошлом столетии. В "Книге Ян" отмечается, что "идеальное среднее мозга мужчины зависит от экстремальных ситуаций на планете".
Чем ближе к катастрофе (экологической в т. ч.), чем ближе к войне или эпидемии, тем быстрее усредняется серое в-во (мозг) мужчины. В обычном состоянии он очень напоминает серое в-во (мозг) страуса - как по количеству извилин, так и по весу.
Руки у мужчин обычно сильные, жилистые, но бывают и исключения, особенно у артистических натур - тогда руки у мужчины не очень сильные и менее жилистые. Шея мужчины не такая длинная, как шея страуса, зато может поворачиваться в разные стороны абсолютно так же, что говорит о несомненном сходстве двух видов не-птиц.
Туловище мужчины может быть покрыто растительностью (тип волос), а может и не быть покрыто растительностью, чего, конечно, нельзя сказать о страусе - его туловище полностью покрыто растительностью (тип перьев). Но наличие туловища, опять же, подтверждает сходство страуса и мужчины.
Глаза у мужчин разные: серые, голубые, карие, реже - черные и зеленые, чаще - недоуменные, пьяные или злые, очень редко встречаются глаза проницательные или умные. Последний вид глаз отмечен в "Книге Ян" как исчезающий и требующий выведения в искусственных условиях. Это также указывает на общие черты мужчины и страуса, ведь именно П. Дхармейтер предлагает выводить в искусственных условиях страусиные яйца!
Вместо клюва у мужчин губы, но это не является его характерным отличием от страуса. Редкий мужчина говорит губами нечто членораздельное и использует их не по назначению, как-то: ест, пьет, рассуждает, плюется.
Некоторые мужчины применяют губы в качестве составляющей оральной эротики, что, в общем и целом, ведет к росту заболеваний, передающихся половым путем (ЗППП).
Мужчины, как и страусы, склонны оставлять после себя потомство. Но если брачный период страуса имеет место быть не чаще пары раз в год, то брачный период мужчины не ограничен: с наступлением пубертата начинается непрерывный поиск самки, с помощью которой он надеется втайне от самого себя самоутвердиться и избавиться от мокрой постели по утрам. Страус ищет самку обычно для продолжения рода; мужчина же ищет самку далеко не всегда для продолжения рода.