Руби не слышала слов Полы, потому что музыка была оглушительной, но они все же кивали друг другу и вертели головами, заранее точно зная, что подразумевалось в разговоре. Так оно и происходило, в пабе или клубе, они говорили часами, не слыша ни слова, вместо этого просто читали мысли друг друга. Пинки и Перки ничего не понимали в этих экстрасенсорных штуках, они просто были сделаны из другого теста, и даже если они выглядели одинаково, их невозможно было спутать. Нельзя отправиться куда-то погулять с Дезом, а под конец по ошибке оказаться с Доном. Не то чтобы Руби представляла кого-то из них в своих женихах, они были просто ее друзьями, но она знала, что так тоже иногда происходит, тогда, когда она еще училась в школе, и ее лучшая на тот момент подруга, Вив, встречалась три месяца с парнем, а потом узнала, что тот делил ее со своим братом-близнецом. Это было отвратительно, это было почти что изнасилованием, но Вив над ними сама потом зло подшутила, просто растоптала их, это выглядело как злая шутка над ними обоими, она рассмеялась в лицо своему бойфренду после того, как занималась сексом с его братом, и притворилась, что она все это знала с самого начала и предпочитала секс с его братом, а самое смешное было, что он начал ревновать и оскорблять ее, не смог перенести того, что дичь поменялась ролями с охотником, а потом она рассказала своему собственному брату о том, что случилось, добавила несколько лишних подробностей - что они оскорбляли ее и разболтали про это всем на свете.
Брат Вив, Бобби, был из того сорта психов, у которых много таких же знакомых-психов, так что она заранее имела некое представление о том, что последует за этим. Бобби разыскал близнецов и изрезал ножом от Стенли. Руби не видела, как это произошло, но она очень хорошо знала, что такое порезанное лицо, знала, какие ужасные вещи может сделать одно человеческое существо другому, не говоря уж о шоке, которым сопровождается такая травма. Она ненавидела насилие. Это было неправильно - то, что близнецы сделали с Вив, но нет никакого оправдания резать кого-то и калечить на всю жизнь.
Бобби был симпатичным парнем, она даже когда-то была в него влюблена, по крайней мере, до тех пор, пока он не покалечил близнецов. Она встретила одного из них на улице месяцем позже, и шрамы на его лице привели ее в ужас. Теперь она уже не думала, что это выглядело безобразным, но в пятнадцать лет у нее были совсем другие представления. Когда работаешь медсестрой, на многие вещи начинаешь смотреть по-другому. Теперь шрам для нее значил только след от процесса заживления раны, нечто магическое, почти волшебство. Дело в том, что Вив не переживала о том, что с ней случилось. Она представляла себе близнецов фактически одним человеком. Она этим даже гордилась. Но вся эта жестокость, ножи и стекла, это все-таки редкие случаи, если сравнивать с тем добром, которое продолжает твориться, с тем, как люди помогают друг другу и общаются друг с другом.
Насилие не было только физическим проявлением, это было еще и ментальным процессом, да, и ей нужно верить в мир и любовь, и это совсем не значит, что она тупица. Ты легко можешь понять, что палки и камни могут сломать тебе кости, но их можно срастить, а слова - они действительно ранят твою душу. Слова разрастаются у тебя в памяти как раковые клетки, глыбы протухших мыслей, которые просачиваются в твою кровь и разносятся по телу, разрушая все на своем пути. Насмешка от кого-то из знакомых, горькие и хлесткие до боли слова, но каким-то образом преподнесенные якобы с любовью, и когда ее мама заболела, у нее начались неожиданные и яростные приступы гнева. А есть еще просчитанная злоба, яд незнакомцев, снобы, которые смотрят на тебя с высоты своего носа. Те, облеченные властью. Некоторые люди используют кулаки, другие - язык. Она хотела бы знать, что сейчас с близнецами и что думают люди, глядя на их шрамы. По меньшей мере, ты можешь поработать над своими манерами, сделать себя лучше. Вот это она и пыталась сделать, старалась изо всех сил, чтобы никого не разлюбить, видеть во всех только хорошее и понимать причины человеческих поступков.
Дез и Дон совсем не были похожи на тех близнецов, теперь она даже не помнила их имен и считала, что хорошо разбирается в людях. По крайней мере, в большинстве случаев. Дезмонд и Дональд - это старомодные имена, может быть, так в их семье называли много поколений мальчиков, и она представляла, как она назовет своих детей, если, конечно, они когда-либо у нее будут, если она встретит любовь своей жизни, и Пола наклонилась и спросила, права ли она, Руби кивнула, она чувствовала себя превосходно, прекрасно, искренне, и они широко улыбнулись друг другу, ей так стыдно, что она не принесла с собой диск, ей не нравилась вся эта чушь, которую крутят по радио, это более тяжелая музыка, чем та, которую она обычно слушает, но она не ныла, вовсе нет, она была из тех женщин, которые легки и обходительны, ей казалось, что она ставит мальчишек в затруднительное положение, когда просит подбросить ее до дома. Она верила в равные возможности, свет вокруг глаз Полы дрожал, как мыльный пузырь, который ты, взболтав жидкость в чудесной бутылочке, надуваешь сквозь соломинку, кружки света выходили из ее глаз и наполняли атмосферу, выпадали из окна, и сама Пола была солью земли, для нее было пыткой бороться за себя в этой жизни, но она никогда не жаловалась, она старалась, старалась.
Дез кивал в такт музыке, с наглой, как никогда, миной, и Руби догадалась, что это он просто пытается скрыть застенчивость перед Полой. В машине стоял запах вишневого освежителя воздуха, и она знала, что Дез специально купил его сегодня, для этого вечера, для Полы.
Для начала они поехали выпить в паб на часок, а потом в "Детройт". Она не была там уже несколько месяцев и очень скучала по этому месту.
- Ебаный свет, - сказал Дон, когда Дез затормозил перед образовавшейся впереди пробкой. - Вы посмотрите на это.
На другой стороне центральной резервации был королевский "Теско", а на парковке машин что-то горело, большие хлопья дыма улетали в небо, запах пепла и бензина висели в воздухе, звуки мотора… Дез припарковался на автобусной остановке, и они вышли наружу, полиция перекрыла дорогу на круговом перекрестке. Пламя разгоралось, дым уходил все выше в небо, огонь выбрал правильное направление, взорвался бак с топливом, раздался громкий хлопок.
Руби видела, что это была машина, и понимала, что ей надо выйти и посмотреть, нет ли там раненых. Скорая еще не приехала, и она не стала терять времени, снова превратилась в медсестру и побежала, срезая путь через кустарник, к сервисному центру, переживая, с волнением и страхом представляя, что она может там увидеть. Огонь горел недалеко от бензиновых насосов. Она надеялась, что никто не сгорел, эти ужасные раны, которые так трудно лечить, и рядом стояла еще одна машина, рядом с той, которая горела, и она тоже начинала дымиться в тех местах, где огонь успел лизнуть ее и прососаться в обивку. Руби подбежала к одному из полицейских, но тот был занят, он говорил в свою рацию об угоне машины и о поджоге, так что она стала действовать по своему усмотрению, но никого из пострадавших не обнаружила, машина была пуста, и она пошла к выходу из супермаркета посмотреть, может, кто-то дополз туда, но пострадавших там тоже не было, и она не чувствовала своего веса, она просто летела.
Еще она чувствовала тепло от огня, чувствовала всем телом, и дым бил в ноздри, и она была так рада, что никто не кричит и не зовет на помощь своих мам, огонь был прекрасен, но глупо выбирать это место, чтобы поджигать машину, люди приходят сюда за покупками, а рядом насосы с бензином, и она не могла удержаться - посмотрела на ярко освещенную обочину, огонь не причинял реального вреда, огонь уходил в никуда, просто в небо, и запах был фантастическим, а цвета нереальными, как будто на шабаше костры разожгли, Гай Фокс веселится, грузит награбленный черный порох, украденный у "B&Q", показывая свое шоу, празднуя жизнь, прямо перед ней длинные языки оранжевого, не хватает только фейерверков и фургона с хот-догами.
Толпа быстро сгущалась, люди выходили из паба с другой стороны дороги и подходили посмотреть, работники почтового отделения, из отдела сортировки, покупатели с сумками и тележками, прохожие, толпы детишек, катающихся на велосипедах вокруг парковки, и все это превращалось в спектакль, Руби чувствовала такой же восторг, как и в детстве, на пятое ноября, только не хватает холодного воздуха, изморози и влажности темной ночи, она завернута в пальто и обмотана шарфом, держится за мамину руку, ноги замерзли, в руке бенгальский огонь, шипение белых искр, как будто прямо сейчас она смотрела на кончик бенгальского огня, в машине что-то несколько секунд прошипело белым, падающие звезды и блистательные мечты, и она была такой счастливой, ей почти что захотелось плакать, и после этого все эти годы она была спокойна, а небо не становилось снова черным, смоляным, приехала еще одна пожарная машина, а из первой достали шланг и стали лить в огонь воду, в тот же момент дымящаяся машина взорвалась огнем, полиция скомандовала всем отодвинуться назад на случай, если произойдет еще один такой же взрыв, и все просто смотрели на огонь, действительно получали удовольствие от этого зрелища, и она могла поспорить, что они думали о том же, о чем и она, Гай Фокс со своим соломенным сердцем внутри булочного тела, накрепко связанный доктором Франкенштейном, улыбающееся лицо, старомодная шляпа, счастливый дурак рад, что его сожгут, люди будут этому радоваться, она слышала, как кто-то прокричал - ДАЙТЕ ПАРНЮ ПЕННИ! - и все засмеялись, она была права, они все думали то же самое, у них одинаковые воспоминания, Руби почти что была уверена, что кто-то сейчас выйдет из супермаркета с тележкой, полной картошки, завернет картофелины в фольгу и начнет их жарить на огне, но напор воды из шлангов сильный, и она снова, увы, разочарована, потому что первый язык огня погас, она стояла рядом с тремя ребятами, и в момент, когда все отвлеклись, они стащили пиво из магазина, успели подсуетиться, вспенивали его и поливали друг друга пеной, и когда взорвалась вторая машина и все, охая и ахая, отодвинулись назад, они чокнулись, но потом пришел полицейский и ударил своей дубинкой одного из этих ребят, так что Руби расценила это как знак и отошла, приехал фургон с еще одной командой полицейских, те присоединилась к коллегам, которые уже находились там, первая машина вымокла так скоро, от нее остался только каркас, груда костей, от черной рамы шел пар, вторую машину быстро потушили, и теперь все наблюдали не за пожаром, а за полицией и ребятами, толпа, которая собралась из ничего, все больше молодежи и мужчин из соседнего паба подтягивается к этому месту, в этом нет необходимости, она надеялась, что ничего плохого не произойдет, все всегда идет своим чередом, и как только огонь погас, люди стали расходиться, а полиция, казалось, тоже потеряла интерес к происходящему, вторую машину потушили, и восторг от этого зрелища прошел.
Руби подождала еще пять минут, наблюдала за тем, как полицейские и пожарные продолжают наводить порядок, вот и скорая, приезда скорой она даже не заметила, некоторые задержались, стояли по двое, по трое. Внезапно она почувствовала приступ тоски, направилась обратно к машине, пробка рассосалась, можно было ехать дальше.
- А ты задержалась, - сказал Дон. - Для чего ты туда побежала?
- Я думала, что там есть пострадавшие. Я не могла стоять здесь и смотреть.
Он кивнул.
- Где Пола? - спросила она.
- Она пошла искать тебя. Ты ее видела?
- Нет.
- Может, мне стоит пойти ее поискать, - сказал Дез.
- Она вернется через минуту. Давай лучше здесь подождем. А потом поедем.
Дез уселся на капот, а Дон играл со своей карточной колодой. Руби посмотрела на него, пришлось признать, что он совсем неплох. Прошло десять минут, а затем появилась Пола, она тащила пластиковую сумку, наполненную банками со спагетти.
- У них специальное предложение. Дети это любят. Одна из девчонок-кассирш пошла посмотреть на пожар, так что я задержалась дольше, чем думала. Извините.
Им больше не хотелось в паб, они поехали сразу в "Детройт". Дез припарковался, и они вышли из машины пройтись, Руби подбежала к одному из вышибал и устроила перекличку, и это произвело на близнецов впечатление, люди, стоящие в длинной очереди, смотрели на них, оставались спокойными. У двери стояло четыре человека, и вышибале было около сорока, парень с золотым кольцом из монетки на среднем пальце и волосами до плеч, высокий воротник и крестик в левом ухе, выражение лица человека, который испробовал в этой жизни все, трудные времена, старая школа для настоящих мужчин, которые ни от кого не потерпят дерзостей, но когда он увидел, что Руби идет к нему, то растаял, Руби работала в его палате, когда-то доктора положили его на пару дней в больницу, привезли однажды утром, и она ухаживала за ним, когда он лежал в больнице, в этом замкнутом пространстве, и она наблюдала за ним, какой он на самом деле, вне работы, кусок стекла прошел рядом с глазным яблоком, к счастью, ничего не задел, его вытащили.
Руби провела пальцем по всей длине его шрама, очень медленно, и он смутился, и покрылся румянцем, и отвернулся от своих напарников, которые привстали на пятках, того же возраста, но другие, бритые головы и "Стоун Айленд", руки сцеплены на груди, когда он лежал в больнице, он рассказывал о них Руби, пили вместе, и тренировались вместе, и работали вместе, отличная команда, сколоченная на долгие годы, в состоянии зарабатывать хорошие деньги. Она попыталась вспомнить их имена, но помнила только Терри. Он говорил ей, что собирается сделать с тем человеком, который ранил его стеклом, хороший враг - мертвый враг, и она изо всех сил старалась его успокоить, какой смысл калечить людей вот так, она была тем человеком, который может исправить, и он согласился, но она все равно знала, что он сделает, как и задумал, понимала, что это вопрос его самоуважения - месть, а потом убедила себя, что все-таки он прислушался к ее словам.
Ты видишь кого-то на больничной кровати, мучительно раздумывающего, что с ним будет дальше, будет ли он калекой или умрет, и этот человек снова начинает вести себя как ребенок. Самый мужественный из них повергнут, если ты вытаскиваешь из-под него утку. Они полагаются на тебя так же, как когда-то полагались на своих мам, и с этого момента вас связывают особые узы. В детстве мамы подтирали им задницы, они уже не удивятся их капризам. Вот так это было с Терри. У нее был его телефон, ей нравилась его цепь и волосы, крашенные в желтый цвет, лицо семидесятых, рок, громкие звуки Mad и Hot Chocolate.
- Она с тобой? - спросил он, глядя на Полу, которая стояла позади, остальные же вышибалы, облизывая губы, уставились на ее задницу.
- И эти двое тоже. Мы все вместе.
На мальчишек он посмотрел совсем другим взглядом:
- Проходите.
- А как же мы? - не удержался кто-то из передних, стоящих в очереди.
- Отъебись, не пори чушь, - наклонившись, сказал он.
Руби видела, что Терри поражен, его сердце разбито и истекает кровью, но после Бобби с близнецами было покончено, она надеялась, что с Пинки и Перки никогда ничего подобного не произойдет, улыбалась их кличкам, но она никогда не называла их так среди незнакомых людей. Они впрыснули Терри инъекцию и причинили ему боль, а тогда он был почти без сознания, не мог встать с постели и не понимал, где находится, все рассказывал, как работал машинистом, когда вырос, как Кейси Джонс, и она знала о его пристрастии к бутылке, но пыталась открыть для него другой мир. Она теперь улыбалась, заглядывая в его глаза, и он как будто понимал ее мысли и снова краснел, взрослый мужчина, но такой же как Боксер, за исключением того, что у Боксера не было подобной напряженной жизни и он не мог жить по-другому. Ей было жалко их всех, каждого в этом мире, она не обвиняла никого и ни в чем, она всегда знала, что жизнь прекрасна, но в то же время помнила, что на свете есть и сума и тюрьма, все они просто делали этот мир лучше, добавили вкуса к этой жизни, делали так, чтобы все хорошее было выдающимся.
Она не могла остановиться, подтягивалась на цыпочках и целовала его лицо в знак благодарности, как раз в то место, где был шрам, пахнущий лосьоном после бритья, она хотела провести языком по всей коже и все залечить, всем людям со шрамами на лицах и в душах, но не сделала этого, прошла за всеми, заплатила деньги и попала внутрь.