Однажды - лет пять назад, - они с Мариной вернулись из каких-то гостей, оба были слегка пьяны, или даже, пожалуй, Марина была пьяна слегка, а Карпов - просто пьян, а дома было еще полбутылки виски, и они решили посидеть еще, Марина выпила немножко и легла спать - прости, мол, но мне уже хватит, - а Карпов налил себе в стакан остатки, поставил стакан на стол перед компьютером, и ему (у пьяных так бывает: придумал что- нибудь, и тебе кажется - Боже, как это здорово и круто) показалось, что стакан синего стекла с коричневой жидкостью на фоне белой компьютерной пластмассы - это очень красиво, и он, прежде чем выпить, сфотографировал стакан, повесил фотографию в ЖЖ, потом посмотрел, как получилось - получилось, кажется, и в самом деле красиво, но, увидев свой стакан с виски на мониторе компьютера, он почему-то вдруг понял, что не нужно этот стакан допивать, пускай до завтра постоит, а сейчас Карпов уже достаточно пьян, чтобы спокойно лечь спать, да и вообще - вот выпьет и станет блевать, и самому будет стыдно.
Наутро, конечно, он вылил этот стакан в кухонную раковину, а сама история с фотографией в ЖЖ, помешавшей ему напиться, произвела на Карпова какое- то неизгладимое впечатление, он часто потом об этом случае вспоминал, называя себя человеком блоговой культуры и, наверное, действительно гордился этим. И сейчас, увидев, что Марина его расфрендила в Фейсбуке, - вот да, только сейчас, глядя на это через монитор, Карпов окончательно понял, что всё, что бросила его Марина.
Он не слышал, как она уходила, он спал, а когда проснулся, увидел на простыне рядом с собой записку, в которой Марина писала, что хоть он ей и родной человек, и вообще "предельная сущность", но жить с ним она больше не хочет, потому что полюбила другого (он, читая, еще подумал - кого другого-то, откуда здесь другой?), и вот теперь улетает с Мефодием Магомедовым в Москву, просит не скучать по ней, а еще лучше - забыть о ней и найти себе другую хорошую женщину, которая согласилась бы делить с ним все радости открытий, а она делить их с ним больше не хочет, потому что ей кажется, что она заслуживает большего, и не ее вина, что Карпов слишком увлечен собой, чтобы это большее ей дать. Наверное, она очень старалась, когда писала это. Карпов улыбнулся - он действительно не верил, что Марина может от него уйти, - и решил, что, раз такое дело, можно поспать лишний час-полтора.
А безжалостный Falcon 7Х в эти самые минуты уносил на север Марину и ее спутника - среднего роста красивого брюнета, в котором даже покойная мама (убита в 1993 году в результате покушения, неизвестный бросил в открытое окно ее машины ручную гранату; хоронили в закрытом гробу, убийца так и не был найден) не узнала бы бывшего лилипута Мефодия Аркадьевича Магомедова. На Мефодии были светлые брюки и футболка с надписью Lucky - за одеждой в краевой центр он и Марина ездили накануне, а потом, в кафе на бульваре, случилось объяснение - конечно, Марина не была виновата, что кроме нее рядом с Мефодием в тот момент, когда он почувствовал себя полноценным мужчиной, не было других женщин, но он действительно в нее влюбился, а сама она, хоть и понимала, что нехорошо бросать Карпова, да и вообще - любить-то его она не перестала, - понимала также, что второго такого шанса (когда она об этом думала, то вместо "шанс" мысленно произносила "социальный лифт"; почему-то в минуты волнения у нее - как и у Карпова, кстати, - включался какой-то внутренний чиновник с казенной терминологией) у нее не будет, и Карпов, когда успокоится, ее, конечно, простит. А она, проезжая мимо него на своем "Ягуаре", когда- нибудь еще выручит его, и он поймет, что чужим для нее он никогда не будет.
Так она думала вчера, а сегодня ее встречал аэропорт "Внуково-3" и хмурый светлоглазый мужчина в хорошем костюме - знакомый нам Слава, который, разумеется, сдержал данное две недели назад Мефодию обещание ни одной живой душе, и прежде всего Кириллу, не рассказывать, куда и зачем улетел Мефодий.
16
- Домой? - спросил Слава, стараясь делать вид, что новый облик Мефодия его совсем не смущает.
- Не знаю, - вдруг растерялся Мефодий, но быстро взял себя в руки и попросил отвезти их с Мариной в "Ритц- Карлтон" - там заодно и поговорим.
Разговор был короткий. Мефодий еще раз попросил Славу ничего не рассказывать Кириллу и вообще вести себя так, будто Мефодий так и продолжает свое путешествие вдалеке от Москвы. Слава пообещал, что не подведет, заодно похвалив спутницу Мефодия, - красивая и вообще сразу видно, что хорошая девушка. Потом уехал, а Мефодий с Мариной остались ночевать в гостинице. Завтракали с
видом на Кремль, потом Мефодий отправил Марину в Третьяковский ("Тебе надо одеться"), а сам прошел чуть вверх по Тверской - черт подери, он впервые в жизни гулял по улице в центре Москвы! - и, взмахнув рукой, поймал машину - тоже впервые в жизни.
Сейчас его все приводило в восторг. И кошмарное "Юмор-ФМ" у бомбилы, и сам бомбила - очевидно, таджик, и пробка на Третьем кольце, и небоскребы недостроенного Сити, которые Мефодий тоже видел впервые в жизни. Это чувство, что все, что сейчас с ним происходит - впервые в жизни, - сводило с ума, и, задыхаясь от восторга, Мефодий сильно сдерживал себя, чтобы не разрыдаться, и вдруг понял, что плакать ему хочется совсем не от радости. На самом деле он боится, и такого ужаса он не испытывал никогда прежде. В какой-то момент у него даже застучали зубы.
Охранник на входе в башню вежливо выслушал Мефодия и предложил ему позвонить по внутреннему телефону в приемную Кирилла. Мефодий набрал четыре двойки, отозвался приятный женский голос: ""Время-капитал", слушаю вас", - и Мефодий, чувствуя, что голос его звенит, сообщил трубке, что хочет срочно увидеться с Кириллом Аркадьевичем, которому передает привет его несчастный младший брат.
Мефодий был готов к тому, что сейчас окажется, что у Кирилла совещание, или важные переговоры, или просто, закрывшись в кабинете, брат работает над чем-то важным и просил его ни с кем не соединять, но музыка в трубке играла не дольше минуты - а потом секретарша сказала Мефодию, чтобы он поднимался, и что Кирилл Аркадьевич примет его прямо сейчас.
Кирилла понять было можно - о том, что у него есть брат, знают все, но не все знают, что уже пятнадцать дней как брат, передав через своего помощника что-то туманное ("Решил съездить на юг") исчез и не выходил на связь - обычно Мефодий звонил, когда путешествовал, раздражая брата, и Кирилл был сам удивлен, что молчание Мефодия раздражает его не меньше - мало ли что с этим карликом могло произойти. Может, убили, может, похитили, а может, нашел какую-нибудь карлицу и собирается - полномочия-то для этого у него есть, - построить для нее семизвездочный отель на средиземноморском побережье Турции. Поэтому, услышав, что брат передает ему привет с каким-то типом, Кирилл, конечно, распорядился немедленно этого типа привести к нему.
И теперь среднего роста красивый брюнет сидел, улыбаясь, перед Кириллом в гостевом кресле, любовался видом на Москву из огромных окон кабинета и почему-то не спешил рассказывать, что там стряслось с Мефодием. Кирилл сказал, что у него мало времени, и если гость не хочет разговаривать с ним, то, наверное, он захочет поговорить с его службой безопасности. Как будто очнувшись, Мефодий ответил, что пусть Кирилл не волнуется, с братом все в порядке, более того - он уже в Москве. "В Барвихе?" - уточнил Кирилл, и Мефодий ответил - нет, нет, именно в Москве, и именно здесь, в башне "Федерация". Кирилл потянулся к телефону, Мефодий снова испугался, что нервы брата могут испортить сюрприз и, ненавидя сам себя за этот испуганный голос, спросил:
- Неужели не узнаешь?
Кирилл промолчал, но на гостя посмотрел с любопытством. За свои тридцать шесть лет миллиардер успел много чего повидать, и, в принципе, выросший лилипут не кажется ему чем-то таким, чего не может быть никогда. В самом деле - кто сказал, что Мефодий не мог за две недели вырасти?
Мефодий тем временем рассказывал - про Васю, про катафалк в аэропорту, про Карпова, про борщ, про Марину, которая "обязательно тебе понравится", про Славу, который оказался молодцом и ничего Кириллу не рассказал ("Почему, кстати?" - мысленно спросил у Славы Кирилл; вообще-то рассказывать о Мефодии все - это была прямая обязанность отставного капитана). Кирилл слушал и молчал, и когда замолчал Мефодий - а он уже все рассказал, больше было нечего рассказывать, - молчание стало неловким, и Мефодий не выдержал первым, позвал брата: "Кири- и-и-илл!"
Кирилл как будто очнулся, внимательно посмотрел на того, кто сидел перед ним и очень серьезно спросил:
- У меня к вам только один вопрос. Что вы сделали с моим братом Мефодием? Что. Вы. С ним. Сделали.
17
Кирилл действительно все понял сразу - ну, не совсем сразу, но когда Мефодий спросил, узнал ли его брат, Кирилл чуть не кивнул - он узнал Мефодия. И поэтому не очень внимательно слушал его рассказ - какая, в конце концов разница, что за мудак вколол Мефодию в вену какое-то дерьмо. Пока Мефодий рассказывал, Кирилл смотрел на него и, постепенно успокаиваясь, удовлетворенно отмечал, что найти в чертах лица этого человека что- то общее с тем Мефодием, к которому он привык, почти невозможно. Когда Мефодий замолчал, Кирилл уже все придумал, в том числе это выражение лица и этот тон. Таким тоном однажды с ним разговаривал Путин.
- У меня к вам только один вопрос. Что вы сделали с моим братом Мефодием? Что вы с ним сделали?
И отошел к окну, отвернулся, ожидая ответа. Если бы Мефодий вгляделся в отражение лица Кирилла в окне, он бы увидел, что брат улыбается. Но Мефодий не вглядывался, он еще думал, что это такая игра - его игра, его сюрприз.
- Ха-ха-ха, - постарался засмеяться он. - Ты действительно меня не узнал! - Вскочил с гостевого кресла, подошел к брату (брат не обернулся), попытался обнять его за плечи. Брат сделал шаг в сторону. Теперь Мефодий стоял у окна один, и Кирилл подумал, что было бы здорово, если бы этот человек прямо сейчас, выбив стекло своим тюнинго- ванным телом, выпрыгнул бы вниз, избавив Кирилла от необходимости продолжать этот дурацкий спектакль.
- Послушай, - опять испуганно сказал Мефодий. - Если ты не веришь мне, давай позовем Славу, он в курсе.
- А про Славу вам кто рассказал? - равнодушно ответил Кирилл, но действительно нажал на кнопку и попросил секретаршу разыскать и позвать в кабинет помощника Мефодия. Слава был в Барвихе, ехал минут сорок - на это время Кирилл выставил Мефодия за дверь, но не в приемную, а в переговорную комнату, поэтому Мефодий не видел, как Слава заходил к Кириллу. Они появились перед Мефодием уже вдвоем, Кирилл и Слава.
- Ну, - весело спросил Кирилл. - Похож?
- Да уж, - ответил Слава, и Мефодий понял, что что-то случилось.
Кирилл опять придал своем лицу озабоченное выражение и, обращаясь скорее к Мефодию, сказал Славе, что самое паршивое во всей этой ситуации - непонятно, куда пропал несчастный младший брат, и поскольку вот этот, - жест в сторону Мефодия, - только что вполне всерьез пытался выдать себя за него, то, очевидно, он что-то знает, и Кирилл надеется на Славу, на его профессионализм и опыт, и поручает Славе выяснить у этого подонка, что, в конце концов, случилось.
- Слава, - сказал уже совсем перепуганный Мефодий. - Мы уже не играем, скажи ему все как есть.
- Сейчас ты мне скажешь все как есть, - мрачно ответил Слава, и, пропуская Кирилла к выходу из комнаты, шагнул навстречу Мефодию. - Будем разговаривать?
18
- Ничего не знает, - пожимал плечами час спустя в кабинете Кирилла Слава. - Кажется, сумасшедший. Я к метро его отвез и сразу сюда.
- Спасибо, - пожал его руку Кирилл. - Надеюсь, вы понимаете, что я умею, - Кирилл вдруг запнулся, - умею говорить "спасибо".
Слава понимал. Он и сам гордился собой - не сломался, не выдал себя, даже когда остался с Мефодием наедине, и Мефодий, понимая уже, что Слава совсем ему не союзник, жалобно повторял: вспомни, вспомни. Слава помнил все, но к выросшему Мефодию это уже отношения не имело. Обыскав Мефодия, он отобрал у него паспорт и бумажник, честно, - Слава же не зверь какой, - вернув хозяину лежавшую в бумажнике наличность, пятнадцать с чем-то тысяч рублей. Потом отвез Мефодия на лифте вниз, посадил в машину, повез к метро. На прощание попросил больше не появляться - хотя знал, что Мефодий появится.
Он и появился - тем же вечером, в ресторане "Цвет ночи", там Кирилл читал лекцию на тему "Дао Винни Пуха", вход стоил денег - тысячу рублей, и Мефодий честно купил билет, только чтобы подойти к брату и еще раз увидеть, как тот шарахается от него и кричит охране, чтобы они увели отсюда этого психа. В "Цвете ночи" работал какой-то не очень статусный ЧОП. Бить так, чтоб на теле не оставалось следов, они не умели, и Славу Мефодий увидел, - снизу вверх, лежа на полу, - уже через кровь, заливавшую глаза. Слава протянул ему руку, - "вставай, пойдем", - и, утащив рыдающего Мефодия в туалет, подвел его к умывальнику, дал смыть с лица кровь, а потом взял его рукой за лицо, разжал Мефодию зубы, сунул под язык какую-то таблетку, и, продолжая придерживать за локоть, дождался, пока Мефодий медленно упадет на кафельный пол. Наклонился, пощупал у Мефодия пульс, - пульса не было, - вышел из туалета, подошел к охраннику и, показывая на открытую дверь, виновато произнес: "Мне кажется, инфаркт".
Когда Мефодия били, он еще думал, что вот, наверное, расстроится Марина, увидев его разбитое лицо, а уж когда он расскажет о своих сегодняшних приключениях, то она, наверное, вообще будет плакать. Но даже если бы он остался жив и вернулся бы в гостиницу, в номере вместо Марины он нашел бы записку, в которой было написано, что Марина поняла, что ошиблась, что зря бросила Карпова, и теперь возвращается к нему, и пусть Мефодий ее больше не ищет.
Записку она написала через пятнадцать минут после того, как они с Мефодием расстались на Тверской - спустилась в подземный переход, вышла на той стороне, потом остановилась и быстро пошла назад.
Потом вышла на улицу, спустилась в метро, купила билет на двадцать поездок и поехала на Таганку к маме.
19
В эти дни Карпов старался о Марине не думать, не в смысле "забыть об этой бляди", а - ну зачем расстраиваться лишний раз, когда от тебя ничего не зависит, особенно если есть обстоятельства, требующие немедленного вмешательства, - сарай, гибель которого, надо отдать Карпову должное, он ни на секунду не захотел связывать с исчезновением Марины и Мефодия, быстро рассудив, что, каким бы мерзавцем ни был этот олигархический карлик, сжигать карповский сарай у него резонов не было; даже если предположить, что Мефодий на что-то обиделся, уведенной жены было вполне достаточно, чтобы отомстить Карпову за любую обиду. Поэтому версий насчет сарая у Карпова оставалось две, точнее, полторы. Первая - просто местное хулиганье, шпана какая-нибудь, гопники - видели ночь, гуляли всю ночь до утра, смотрят - сарай стоит, дай, думают, подожжем. Это первая версия, самая неинтересная.
Вторая - сугубо конспирологическая, и поэтому Карпов и относился к ней, как к половинке версии, в заговоры он не верил. Не захотел дружить с Еленой Николаевной? Не захотел. А она здесь, между прочим, главная и, по-хорошему (не по-хорошему, конечно, а наоборот - по-плохому, но это сейчас не имеет значения), вполне могла таким вот хулиганским способом продемонстрировать Карпову, что на ее территории он - человек нежелательный, и если ему по- прежнему хочется выращивать телят и поросят, пусть выберет для своих экспериментов какое-нибудь другое место.
Вопрос "Кто виноват?", впрочем, имел сейчас для Карпова вполне факультативное значение - даже если бы он точно вычислил того, кто сжег сарай, он ничего бы обидчику не сделал, только сам бы огорчился. Гораздо интереснее было - что делать. Карпов любил повторять (то есть вообще-то это были слова Марины, но Карпов был с ней согласен), что у настоящего мужчины всегда должен быть план. А еще у Карпова было важное примечание к этой формуле: да, план нужен всегда, но чем хорош любой план - тем, что в него всегда можно внести коррективы, "сцену на стадионе заменим сценой в телефонной будке", - и вот сейчас, шагая туда-сюда по длинному коридору дедовской квартиры, Карпов решал, как именно после сожжения сарая он должен изменить свой первоначальный замысел. Решал, решал - решил.
20
У входа в институт дежурил дедушка вахтер - Карпов знал его в лицо, встречались где-то в поселке, но по имени не знал, и, пожав дедушке руку, - здесь, в конце концов, все друг другу кем-нибудь приходятся, - он небрежно, кивнув подбородком куда-то вверх, спросил:
- У себя?
- Не, - ответил дедушка. - Гости у нее.
- Мне подождать? - но дедушка, махнув рукой куда-то вбок, сказал, что ждать можно долго, но вообще-то директорша водит гостей по выставочному залу, и Карпов может прямо сейчас пройти туда - дедушке, по крайней мере, не жалко.
Выставочный зал - тесная комната, похожая оформлением на армейский красный уголок. Стенды, портреты, диаграммы и пучки каких-то злаков - вероятно, достижения института еще по прошлой жизни. Вдоль стендов и пучков, сопровождаемая десятком человек свиты, плыла Елена Николаевна под руку с плотным и низеньким, полтора на полтора метра, похожим на бульдога мужчиной, в котором Карпов узнал полпреда президента в этом федеральном округе. Другой бы, может быть, ушел, но Карпов чиновников не боялся, и ему показалось, что именно этот момент может стать самым удобным для того разговора, который он себе сегодня придумал. Кивнув директорше (она, кажется, его не узнала - то есть узнала, конечно, но не подала вида, и Карпов счел такую реакцию косвенным доказательством причастности Елены Николаевны к поджогу сарая), пристроился в хвост свиты и принялся слушать, о чем хозяйка разговаривает с гостем.
Разговор (точнее - монолог Елены Николаевны, полпред только кивал) крутился вокруг новейших инновационных достижений сельскохозяйственной науки.
- Вот,-говорила Елена Николаевна,- это наша гордость, ветвистая пшеница. Корешок, видите, один, а колосьев - пять или шесть, очень экономично.
Полпред кивал.
- А это, - жест в сторону тщательно вырисованной плакатными перьями таблицы с наклеенными ксерокопиями двух картинок с какими-то птичками, - схема, из которой видно, как при правильном питании сойка может превра- титья в кукушку. Да-да, не удивляйтесь, я бы и сама не поверила, если бы не работы наших ученых. Все очень просто. Мы - это то, что мы едим. Кукушка ест таких, знаете, мохнатых червячков. А сойка их не ест, но если мы ее заставим - вуаля! - палец Елены Николаевны, описав в воздухе дугу, коснулся правой птички.
- Забавно, - впервые подал голос полпред. - Но что нам это даст с практической точки зрения?
- Здесь важен принцип! - затараторила Елена Николаевна. - Важно, что если мы можем получить определенный результат, мы должны хотеть получить этот результат. Кукушка и сойка - да, это показательный опыт, на практике это имеет отношение в первую очередь к зерновым. Рожь можно породить пшеницей, причем разные виды ржи можно породить разными видами пшеницы, и теми же видами пшеницы можно породить овес, а овес может порождать овсюг.
Полпред кивнул.
- А это, - Елена Николаевна показала на бутыль с чем-то черным, - нефтяное ростовое вещество, НРВ, уникальная, особенно если не забывать о нашем главном богатстве, о нефти, пищевая добавка, способная дать фантастические результаты в животноводстве.