- Миссис Гилпли, - сказал я, - всю свою жизнь я мечтал купить "харлей-дэвидсон" и разъезжать по разным местечкам, и я наверняка так бы и сделал, если бы захотел остаться на службе. Но там, откуда я родом, ни один мужчина не позволит себе остаться на службе и купить себе "харлей-дэвидсон", если из-за него увольняют кого-нибудь, кто еще больше нуждается в работе.
- Что это за "харлей-дэвидсон"? - спросил мистер Уайли.
- Мотоцикл, - сказал я.
- Ах, вот оно что! - сказал он.
- И пожалуйста, миссис Гилпли, не думайте, что я не сумею устроиться как следует, - сказал я. - Устроюсь, не беспокойтесь.
- А на что вам мотоцикл? - говорит мистер Уайли.
- Чтобы ездить, - говорю я.
- А зачем? - говорит.
- Кататься, - говорю. - Путешествовать.
- Это не способ для путешествий, - говорит он.
- Один из лучших способов в мире, - говорю я. - Да вы, наверно, никогда и не пробовали ездить на мотоцикле.
- Нет, не пробовал, - говорит он.
- Это ни с чем не сравнимо, - говорю я. - Хороший мотоцикл делает восемнадцать миль в час, и хоть бы что. Миссис Гилпли, - сказал я, - если я когда-нибудь обзаведусь мотоциклом с коляской, я буду счастлив пригласить вас покататься по парку Золотых ворот, просто чтобы вы имели представление, какое это удовольствие ездить на мотоцикле.
- Большое вам спасибо, Джо, - сказала миссис Гилпли.
- До свидания, - сказал я.
- До свидания, - сказала миссис Гилпли.
- До свидания, - сказал мистер Уайли.
Я вышел из конторы и вызвал лифт. При лифте был гpек Джордж.
- Куда это вы? - спросил он.
- В Портленд, - говорю я.
- В Портленд? Чего это вас туда несет?
- Не знаю, просто так.
- В чем дело? - говорит он.
- Я решил бросить службу.
- Какого черта вдруг?
- Не нравится мне эта служба, - говорю. - Не желаю я больше охотиться за покойниками.
- Вы с ума сошли!
- Ни капельки.
Я вышел из лифта, потом на улицу и зашагал по Маркит-стрит. Сам не знаю, как это вышло, только я вдруг очутился в магазине Харлей-Дэвидсона, и мне показали новую модель. Я спросил продавца, нельзя ли мне в полчасика взять машину для пробы. Он поговорил с кем-то в конторе и сказал, что можно, если я оставлю сколько-нибудь денег. На всякий случай, сказал он.
Ну, у меня был чек, так что я дал ему чек.
Машина была чудесная. Я рванул обратно по Маркит-стрит и застопорил у самого здания, где еще вчера работал. Я поднялся наверх и прошел в кабинет к мистеру Уайли.
Он был ошарашен.
- Мистер Уайли, - сказал я, - у меня там внизу превосходный "харлей-дэвидсон". Если хотите со мной прокатиться, я буду счастлив посадить вас за своей спиной. Седло пребольшое, и если я потеснюсь, вам будет вполне удобно.
- Не хочу я кататься ни на каких мотоциклах, - сказал мистер Уайли.
- А я думал, может быть, вдруг захотите, - сказал я.
Я вышел из кабинета и тут же вернулся:
- Так, может быть, вам интересно хотя бы взглянуть на него?
- Нет.
- Ну, как хотите.
Я спустился вниз, сел на мотоцикл и покатил. Вот это было дело! Мотор работал великолепно. У взморья я выехал на автостраду, вспомнил тут Монтерей и подумал, а не припустить ли мне вовсю по шоссе и не рвануть ли в Монтерей, а оттуда обратно, а потом можно будет сдать мотоцикл в магазин и начать подыскивать другую работу. Может быть, часть денег они мне вернут, а может быть, и нет, но, если даже и нет, все равно, дело того стоит, так что я припустил вовсю.
Да, это была прогулка! Апрель. И "харлей-дэвидсон" подо мной, и Тихий океан совсем рядом. Весь мир. И города. И деревья. И я в одно мгновение пронесся с ревом в Монтерей.
Это был чудесный городишка. Несколько старых зданий, и корабли. Рыболовные суда. Рыбой пахло просто замечательно. Масса солнца. Рыбаки перекрикивались по-итальянски. Я промчался на "харлей-дэвидсоне" по всему городку, выехал прямо на сырой песок пляжа и прокатился немного по самому берегу. Вспугнул стайку морских чаек, остановился возле кафе, съел три шницеля и выпил две чашки кофе.
А потом двинулся обратно во Фриско.
Это была великолепная прогулка, что туда, что обратно. Машина была самая замечательная, какую я видел. Я мог с ней делать все, что угодно. Мог направить ее куда захочу, мог заставить идти медленнее пешеходов и быстрее самого дорогого автомобиля на автостраде. Держу пари, что я обогнал на шоссе не меньше шестидесяти миллионеров. Я мог заставить ее реветь. Мог ехать зигзагами. Мог поворачивать, накренясь в одну сторону. Я, кажется, перепугал кучу народа на автостраде. Я проехал без рук целую милю. Потом ехал, стоя на седле и держась за руль. Людям кажется, что это опасно, но это сущие пустяки. Надо только знать, как это делается.
Я чудесно провел время с "харлей-дэвидсоном". Потом я вернулся во двор магазина.
- Где вы были? - спросил продавец.
- Я ездил в Монтерей, - сказал я.
- В Монтерей? - говорит он. - А мы не знали, что вы собираетесь так далеко. Мы просто думали, вы хотите попробовать, как она на ходу.
- Видите ли, - сказал я, - я давно хотел туда съездить. Можно получить мои деньги обратно?
- А вы не возьмете эту машину?
- Сколько за нее? - спросил я.
- Двести семьдесят пять долларов.
- Нет, - говорю. - У меня нет с собой таких денег.
- А сколько у вас наберется?
- Да вот тот чек, что я вам дал, это все, - сказал я. - Там тринадцать долларов.
- Мы думали, вы купите мотоцикл, - сказал он.
- Я бы непременно купил, если бы не бросил службу, - сказал я. - Могу я получить свои деньги обратно?
- Не думаю, - сказал продавец. - Я спрошу у директора.
Он прошел в контору и поговорил, а потом вернулся, и вместе с ним еще кто-то. Этот другой был очень важный и сердитый.
- Не понимаю, о чем вы думали, - сказал он. - Взять новую машину и отправиться в Монтерей!
- А что? - говорю.
Я не знал, что сказать. Сам-то он что думает, когда спрашивает, о чем я думал? Ни о чем я не думал.
- Так делать нельзя, - сказал он. - Мы думали, вы хотите проехаться по кварталу или кому-нибудь показать.
- А я ее и показал кое-кому, - сказал я. - Могу получить свои деньги обратно?
- Боюсь, с вас еще и причитается, - сказал директор. - Это новая машина. Для продажи. А теперь она уже стала подержанная.
- Может быть, - говорю, - вы вернете мне хотя бы часть денег?
- Нет, - сказал директор.
- Шикарный мотоцикл, - сказал я.
Я вышел из магазина и отправился домой, в свою комнату, даже не задумываясь о том, где бы мне теперь поискать работы. Слишком уж счастливым чувствовал я себя после чудесной поездки в Монтерей и обратно.
Акробаты
Мы увидели их на улице в окно второго этажа, из кабинета Л. Р. Доргуса, дантиста, как это значилось на его дверях. Мы не сразу поняли, что они там делают пока самого маленького из трех, ростом с карлика, не стали подкидывать кверху, и он закувыркался в воздухе, прямо на улице.
- Посмотрите, мистер Доргус, - сказала Эмми.
- Что там такое? - спросил зубной врач.
Брат Эмми, Гарри, закрыл рот, как только врач от него отвернулся, и сердито взглянул на сестру.
- Отойди ты, пожалуйста, от окна, пока мена тут пытают, - сказал он. - Мне и так худо, когда он работает не отвлекаясь, а тут еще он будет бегать к окну. Да что там такое случилось?
- Они подбрасывают маленького в воздух, - сказала Эмми.
- Наверно, семейная ссора или что-нибудь там еще, - сказал Гарри. - Не стоит соваться в чужие дела.
- Никакой ссоры нет, - сказала Эмми. - Его вовсе не бьют или что-нибудь такое. Ему, видно, нравится кувыркаться. Ну прямо как кошка, все падает на ноги. Да еще подпрыгивает каждый раз.
Я ничего не мог понять. Эти люди показались мне какими-то необыкновенно живыми, совсем не похожими на других. Они были скорее как животные. Лица у них были смуглые, глаза такие, что со второго этажа были видны, руки сильные, и все они были такие подвижные, ловкие.
Зубной врач подошел к окну как раз в тот момент, когда те двое, что были побольше, хотя и сами-то маленькие, взяли самого крошечного и раскачали его так, что он перекувырнулся в воздухе целых три раза. Он полетел вниз, кружась, легко коснулся ногами земли, подскочил два раза, а потом вдобавок еще как подпрыгнет высоко кверху, просто оттого, что ему было весело. А двое других закружились волчком. Тут стал подходить народ с той стороны улицы.
Зубной врач стоял рядом со мной и Эмми и приговаривал:
- Ну-с, что вы на это скажете?
- Что же, доктор? - сказал Гарри. - Вы когда-нибудь вырвете мне этот зуб или простоите весь день у окна?
- Иди к нам, Гарри, посмотри, - сказала Эмми. - Народ со всех сторон сбегается.
Гарри выбрался из зубоврачебного кресла и подошел к окну. Все три человечка внизу плясали змейкой и скакали, потом вдруг остановились, повернулись к нам лицом, открыли рты и зашевелили губами.
Зубной врач оттолкнул нас в сторону и распахнул окно.
- Господи боже мой, - сказал он, - да они, никак, песни поют. Прямо на Котон-стрит, почти напротив судебной палаты. Такого в Ридли еще не бывало.
А они, и верно, пели. Голоса у них были громкие, и пели они на каком-то таком языке, что мы ничегошеньки не понимали. И песня была такая - сразу и грустная и веселая.
- Ну, что это по-вашему? - сказал Гарри. - Что они там делают?
- Понятия не имею, - сказал зубной врач. - Я содержу этот зубоврачебный кабинет вот уже двенадцатый год и никогда не видел ничего подобного. Вы только послушайте.
Вокруг акробатов собралась толпа человек в двадцать. Некоторых из них я знал, в особенности Джима Хоки, с которым мы были закадычными друзьями, пока не подрались из-за футбола. Он стоял среди зрителей и хлопал глазами. Вид у него был испуганный, как и у всех на улице. Да и мы тоже струсили. И чего было бояться, я и сам не пойму, разве только что вот эти люди явились в такой городишко, как Ридли, из чужедальних стран и вот кувыркаются, прыгают, пляшут и поют на непонятном для нас языке. Если не это, то что же еще? Только и было всего, что они знай себе pacпевают и прыгают посреди тихой улицы летним утром.
- Может, я выйду на улицу? - вдруг говорит Эмми.
- Никуда ты не пойдешь, - сказал Гарри.
- Я хочу на них посмотреть, - говорит Эмми.
- Не смей никуда ходить, - сказал Гарри. - Очень мне нужно из-за тебя беспокоиться. Почем я знаю, что это за сумасшедшие люди.
- Ну, что вы на это скажете? - проговорил зубной, врач. - Ведь поют. Вы понимаете, что они поют, Гарри?
- Позволь мне сбегать вниз, - говорит Эмми. - Пожалуйста, Гарри.
Гарри, которому было четырнадцать лет, схватил сестру за плечо:
- Скажи спасибо, что мы здесь, у доктора, - сказал он. - Хватит с тебя и того, что ты глядишь на них сверху, где тебе ничего не грозит. Не время сейчас бегать по улицам. Почем мы знаем, кто они такие.
У Эмми задрожали губы. Она застыдилась, отошла от окна и беззвучно заплакала.
- Этого еще не хватало, - сказал Гарри. - Боже мой, что тебе еще нужно?
- Ничего мне не нужно! - крикнула Эмми. - Ничего на свете не нужно.
- Перестань реветь, - сказал Гарри. - Иди сюда и любуйся ими на здоровье. Отсюда лучше видно, во всяком случае.
- Не пойду, - сказала Эмми. - Никогда-то ты мне ничего не позволишь.
Она горько плакала, лицо у нее сморщилось, а акробаты все пели на улице громче прежнего. Вторая их песня была еще веселее и печальнее, и мне захотелось сойти вниз и поглядеть на них поближе, хотя я все-таки немножко трусил. Эмми стояла в стороне от нас, вся съежилась и плакала, а акробаты пели, и вдруг я не выдержал и тоже заплакал. Не знаю, с чего бы это, - просто так, не стерпел. Заревел - и отошел в другой угол комнаты.
- Ну, ты-то чего ревешь? - сказал Гарри. - Тоже хочешь, наверно, на улицу? Понимаешь, нельзя. Я пришел сюда к доктору выдернуть зуб. Мне не до гуляний.
- Нет, что вы на это скажете? - повторял доктор.
Это был сухопарый человек лет сорока пяти, с морщинистым лицом и поджатыми губами. Он был очень высокий, но сутулый, и дыхание у него было горячее, оттого что он все время курил. Сигареты он прикуривал одну от другой и дымил все время, пока не обрабатывал чей-нибудь рот. Делом он редко когда занимался, а все больше посиживал в кресле, любуясь небом в окно да покуривая сигареты, - и так круглый год, зиму и лето.
- Первый раз в жизни вижу такое, - сказал он. - Нет, вы только послушайте.
- Как я могу слушать, - сказал Гарри, - когда мои младенцы ревмя ревут?
- Я не младенец, - отрезала Эмми. - Сам ты младенец. Боишься сойти вниз и рассмотреть их поближе.
- Я пришел сюда вырвать зуб, - сказал Гарри.
- Ты трусишь, - сказала Эмми. - Сам прекрасно знаешь, что трусишь, как бы они тебя не сглазили или что-нибудь такое.
- Ничего я не боюсь, - сказал Гарри. - Просто нам некогда бегать по улицам, правда, доктор?
- Мне лично не подобает спускаться вниз, - сказал доктор. - Я должен поддерживать свою репутацию.
Он тоже трусил, такой большой дядя. Боялся трех маленьких смуглых человечков только потому, что они были не как все; только потому, что они были акробаты и танцоры и не боялись петь на улице.
- Вот видишь, - сказал Гарри сестре.
Я больше не плакал - уж очень интересно мне было смотреть, как напуганы Гарри и доктор. Трусили они оба ужасно, и мне хотелось понять, отчего это. Мы с Эмми тоже боялись, но и вполовину не так, как они. Доктор перетрусил больше всех.
- Я думаю, все-таки существует же какое-нибудь городское постановление против такого рода вещей, - сказал он.
- По-моему, тоже, - говорит Гарри. - Нельзя, в самом деле, так просто зайти в город, найти главную улицу и начать выделывать всякие акробатические фокусы и вообще. Пойди сюда, Эмми, посмотри: они опять прыгают.
- Не пойду, - сказала Эмми.
- Ну ладно, - говорит Гарри. - Иди ты сюда, Джо, посмотри.
- Нет, - сказал я.
У меня не было ни малейшей причины упрямиться, но я не мог удержаться.
- Как вы думаете, доктор? - сказал Гарри. - Не вернуться ли нам к моему бедному зубу?
- Только не сейчас, потерпите немножко, - сказал доктор. - Мой долг быть свидетелем в таком деле. Я совершенно уверен, что есть какое-нибудь постановление против этого.
- Нет никакого постановления, - сказала Эмми.
- Ну, до сих пор у нас таких вещей не бывало, - сказал доктор. - Значит, это, наверно, запрещено.
- Пожалуйста, удалите мне наконец этот несчастный зуб. - Гарри стал не на шутку нервничать.
- Всему свое время, - сказал доктор. - Я должен быть готов дать отчет в том, что случилось, когда вся эта история кончится. Нет, что вы на это скажете! - воскликнул он вдруг. - Теперь они обходят со шляпой публику.
Эмми кинулась к окошку, чтобы поглядеть, так что я решил подойти тоже.
Те двое, что побольше, стояли смирно рядом, а маленький обходил толпу по кругу и протягивал шляпу. Он делал это так, что вам было ясно: он вовсе не милостыни просит, - нет, он просто предоставляет вам возможность что-нибудь дать, если вам этого хочется. Он быстро шел по кругу, и никто из публики не давал ему ни гроша. Хоть бы кто-нибудь. Все они отворачивались, как только он подходил, и делали вид, что смотрят куда-то на ту сторону улицы, а не то отступали на один ряд назад. Он все еще шел по кругу, когда Эмми вдруг бросилась вон из комнаты и убежала, прежде чем Гарри успел ее поймать.
- Вернись сейчас же, Эмми Селби! - кричал он.
Мы увидели в окно, как она выскочила на улицу и побежала к толпе, окружавшей акробатов. Ну, до чего она была мила, просто чудо! Ее светлые волосы распустились и трепетали на бегу. Она протиснулась в середину толпы и столкнулась лицом к лицу с человечком, который протягивал шляпу.
Мы увидели, как она опустила монету. Кругом все стояли ошеломленные и встревоженные. Маленький человек отступил на шаг, поклонился Эмми и вдруг три раза перекувырнулся спереди назад, чего он раньше не делал. Потом поклонился Эмми еще раз. Эмми повернулась и побежала через улицу по направлению к городскому парку.
Не говоря ни слова, акробаты двинулись прочь из толпы и скоро исчезли за углом, а публика все не расходилась и обсуждала это событие.
- Ну что вы на это скажете? - проговорил доктор. - Наверняка есть какой-нибудь закон против них. И что только смотрит полиция! Вот они и ушли.
Часть толпы разошлась, но большинство оставалось на улице. Люди разбились на кучки и продолжали судачить.
- Погоди, пусть только она вернется домой, - сказал Гарри. - И достанется же ей на орехи. Она одна-единственная дала им деньги.
- Напрасно она это сделала, - сказал доктор. - Такие вещи поощрять не следует.
Еще с минуту Гарри и доктор постояли у окна, глядя на улицу.
- Так как же с моим зубом, а, доктор? - немного погодя спросил Гарри.
- Мы его удалим моментально, - сказал доктор.
Они вернулись к зубоврачебному креслу, а я подождал у окна, пока зуб не удалили. Когда Гарри освободился, на улице все еще оставались кучки зевак.
- Ничего, Джо, - сказал Гарри. - Пошли. Эмми свое получит, когда вернется домой.
Когда мы пришли домой, Эмми там еще не было. Гарри все рассказал миссис Селби.
- Она боится вернуться домой, - сказал он.
Эмми пришла, когда уже совсем стемнело. Я сразу увидел, что она много плакала и, наверно, ходила куда-то очень далеко. Гарри поджидал ее в столовой и предвкушал, как миссис Селби ее накажет. Эмми его увидела, и ей опять стало стыдно оттого, что он так перетрусил и что никто не хотел дать этим маленьким людям хоть что-нибудь.
- Мне все равно, - сказала она. - Я отдала им все, что у меня было. Четверть доллара. Если бы у меня было больше, я все равно бы им отдала.
- Ничего, достанется тебе на орехи, - сказал Гарри. Пришла из кухни миссис Селби и с минуту молча смотрела на Эмми. И было на что посмотреть: Эмми была усталая, голодная, сердитая и гордая. Вдруг миссис Селби улыбнулась и протянула ей руки. Эмми бросилась к ней, и миссис Селби засмеялась, а Эмми заплакала. Тогда Гарри встал и сказал:
- Ну и ну! Вот так штука!
- Знаешь, я рада, что ты так сделала, Эмми, - сказала миссис Селби. - Я бы сделала то же самое. Расскажи мне о них.
Но Эмми была так счастлива, что могла только плакать, а миссис Селби все смеялась громким, горячим смехом, и мне от этого стало как-то очень приятно, хотя я не был ее сыном, а только племянником. Было ужасно приятно слушать, как она смеется, а Эмми плачет.