- Тю! Нашел покой! Чуть на мине не подорвались! - Женька засмеялся.
- Ага! Надо так: Остров имени Женькиной логики, - не удержался Сергей.
- Иди ты к лешему! Назовем его лучше Язык журналиста - форма у него длинная, а на конце завитушки.
- Остров скрытого пламени! - предложил Кирилл новый вариант. - Мы-то будем знать, что название от зарытого бидона, а другие нет. Чистая поэзия.
- Нет, ребята, - возразил Антон. - Верно, что скрытого пламени, только в другом смысле. Кто герой дня? Валька! Пусть остров будет имени Валентина Ярыгина.
- Ура! Согласны! Да здравствует Валька!
Таким образом, специальным решением совета министров Республики Самбо безыменный дотоле остров решено было назвать островом Ярыгина и под этим именем занести на все карты мира.
Захватив по дороге тяжелый бидон, самбисты вышли вскоре к своему плотику, и через четверть часа в лагере весело потрескивал костер, на котором разогревалась уха. Антон сварил кашу, нарезал хлеб и стал звать путешественников. Протяжные стоны были ему ответом.
- Что такое? - удивился он и подошел к сарайчику. Ужасное зрелище открылось его глазам. На нарах лежали четверо его друзей с побелевшими лицами. С закушенных губ срывались стоны.
- Что с вами? Ребята, что случилось? - перепуганный не на шутку, закричал Антон, бросаясь к ним.
- Ох, живот, - простонал Женька. Трое остальных дружным стоном подтвердили его сообщение.
- Ах, проклятые! - догадался Антон. - Малины обожрались?
Горестные стенания подтвердили, что порок чревоугодия действительно наказан. Каждый страдал по-своему. С обреченным видом, кротко глядя в потолок и изредка хватаясь за живот, лежал на спине Кирилл. Рыча, катался по нарам Женька. Валька и Сергей свернулись в клубок и стонали наперебой.
- А, будьте вы трижды счастливы! - возмутился Антон. - Как же мы сможем вечером выступать?
Жалобные стоны были ответом.
- Что же делать? - думал вслух Антон. - Английской соли у нас нет, клизмы тоже…
Мысль его напряженно работала. Он не верил в безвыходные положения. И действительно, где-то в лабиринтах мобилизованной по тревоге памяти возникли известные ему из книг ситуации подобного рода.
- Ага! Есть! - воскликнул Антон и бросился к своему чемоданчику. Вытряхнув его нехитрое содержимое на одеяло, он разыскал таблетки от кашля. Сорвав обертку и бросив ее под нары, он торжественно сказал:
- Вот. Страшно дорогое лекарство. Из Чехословакии. Гептилуровалидол, - придумал он название на ходу. - Велела мне мать беречь его для самого крайнего случая, - он изобразил на лице раздумье, а затем махнул рукой. - Ну, да уж если товарищи заболели, ничего не жалко! Пропадай все!
У страдальцев огнем надежды зажглись глаза. Антон со скорбной серьезностью роздал им по таблетке.
- Теперь смотрите, - сказал он, - через десять минут должно полегчать, а через четверть часа боль как рукой снимет. - И, поглядывая на часы, стал ходить около ребят.
Действительно, стоны стали раздаваться все реже. Женька перестал метаться и затих в своем углу.
- Десять минут прошло, должно полегчать, - категорически сообщил Антон.
И в самом деле, Кирилл с кряхтением сумел подняться. Через минуту разлохмаченную голову приподнял Женька. И вскоре все, кроме Сергея, уже сидели.
- Мать предупреждала, что на некоторых особо нервных это лекарство действует замедленно, - авторитетно разъяснил Антон. - Редкий случай.
На восемнадцатой минуте тяжелый вздох, с каким иногда пробуждаются от долгого сна, засвидетельствовал, что и Сергея отпустило.
- Вот то-то, - сказал Антон. - Впредь не излишествуйте. Теперь выползайте на воздух, а я пойду пообедаю.
Назавтра они до колик смеялись над прекрасным чехословацким лекарством "гептилуровалидолом", а сегодня цель была достигнута, болящие стали работоспособными и принялись распределять роли для вечернего выступления. У Антона болел локоть, у Жени - плечо, у Валентина были повреждены поясница и колено, Сергей и Кирилл вообще чувствовали себя неважно: ведь им впервые в жизни пришлось так много проплыть. Долго соображали, кто какие броски может делать и кто как может падать. От шуток над своей инвалидностью настроение поднялось, и самбисты даже решили разыграть сценку, как честный человек, владеющий приемами самозащиты, расправляется с четырьмя хулиганами. Честным человеком назначили Сергея. Сценку несколько раз отрепетировали, пока она не пошла как по маслу.
Солнце стало клониться к лесу. Надо было бриться да и собираться на вечер. Уже начинало темнеть, когда они, распространяя вокруг благоухание все той же неистребимой "Красной гвоздики", зашли за художественной гимнастикой. Шумная веселая компания направилась к пловцам. На большом лугу перед домом было много народу: приехала молодежь из Ряйселе, из мельниковской сельскохозяйственной школы, прибыло начальство из самого Приозерска, почти в полном составе пришли по-праздничному одетые доярки. Глеба не было.
- Что же вы делаете? - закричал Подвысоцкий, увидав самбистов. - Да есть у вас совесть или нет? Разве не ясно, что сейчас сухого сучка в лесу не найти? В общем, так: за срыв костра вы будете отвечать! Хватит!
- Мальчики! - величественно провозгласил Сергей, к которому прежде всего почему-то обращался Подвысоцкий. - Але-хоп! - И щелкнул пальцами, как знаменитый факир.
В ту же минуту Кирилл и Валька расступились, между ними, как ассистенты великого мага, подобострастно согнувшись, проскочили Антон и Женька и поставили к ногам Василия Ефремовича бидон с керосином.
- Это еще что? - Подвысоцкий задвигал ноздрями.
- Как видите, Василий Ефремович, калорий здесь больше, чем во всех мокрых кучах, собранных вашими подданными, - объяснил Сергей. - Мальчики, але-хоп! - И по его великолепному жесту ассистенты, по-прежнему согбенные, отбежали назад.
- Черт знает что такое, - проворчал Подвысоцкий, которого они уже отучили удивляться. - Надеюсь, обошлось без уголовщины?
- Палите спокойно, Василий Ефремович! - заверил его Сергей. - Дым от костров, облитых этим керосином, не расстроит чуткого обоняния уважаемой всеми нами мадам Фемиды.
Наконец открылся вечер. Заслоняясь ладонью от едкого дыма, Василий Ефремович произнес речь.
- Не всё, к сожалению, мы можем сейчас вам показать: условия не совсем подходящие. Однако кое-что покажем, - заключил Подвысоцкий.
Выступления начались и пошли с возрастающим успехом. Гимнастки показали упражнения для третьего, второго и первого разрядов. С индивидуальными номерами выступили лучшие спортсменки: танец с обручем, танец с лентами, танец с шарами. На смену им вышел мрачный пловец Петя, который под восторженный ропот зрителей преодолел с разбегу планку на высоте одного метра семидесяти сантиметров. Затем пловцы - девушки и юноши - выполняли упражнения на перекладине. Гимнастки, наряженные кавалером и барышней, лихо сплясали русского, сорвав бурные аплодисменты. И вдруг Василий Ефремович объявил:
- Сейчас вы увидите борьбу самбо.
Самбисты оторопело поглядели друг на друга: уже? А пловцы не мешкая раскладывали между кострами циновки для их выступления.
- Ну, Антон, выручай! - сказал Сергей, судорожно напяливая халатик. - Продержись минутки три, мы мигом переоденемся!
Они исчезли в темноте за кострами. Антон, прямо в брюках и ботинках, вышел вперед.
- Бог ты мой! - ужаснулся из-за костра Подвысоцкий. - Все у них не по-людски…
Антон объяснил публике, что настоящей борьбы они показать не смогут, потому что нужен большой ковер, придется показать только приемы, - и начался фейерверк бросков. Единодушное "ох!" сменялось в публике бурными аплодисментами. Особое впечатление произвели приемы самозащиты от нападения вооруженного противника, и наконец публика разразилась возгласами и овацией, когда они разыграли сценку и Сергей - честный человек - удалился, ведя скрученного здоровенного хулигана Антона и оставив на земле еще трех недвижных хулиганов - Кирилла, Вальку и Женю.
Завершая выступление, Антон предложил любому из публики выйти и побороться с любым из самбистов, если он не верит, что борьба самбо действительно дает преимущества знающему ее, но зрители ответили хохотом, и никто бороться не вышел.
Самбисты стали героями дня. Их окружили парни и наперебой спрашивали, где можно научиться этой борьбе и долго ли они сами учились.
Затем сам собой возник концерт. Гости пели частушки, плясали. Женька отличался вовсю: он и цыганочку станцевал, и на все приглашения плясать "Барыню" выходил и выкидывал такие коленца, что можно было только диву даваться. Танцы стали всеобщими, гости и хозяева перемешались.
И уже далеко за полночь зафыркали-заурчали грузовики, готовясь развезти гостей по домам, доярки с песнями пошли в одну сторону, а самбисты и гимнастки - в другую.
Антон на правом крыле, Маша - на левом.
4
ВЗЯТИЕ ВОДНОГО РУБЕЖА
"САМБИСТЫ В ДОЛГУ НЕ ОСТАЮТСЯ!"
К десяти часам утра Кирилл и Антон с ликующими воплями выскочили из сарая-столовой и принялись маршировать вокруг ковра. В руках у Кирилла была толстая пачка исписанной бумаги.
- Э, друзья, рехнулись? - резонно спросил Женька.
Кирилл вместо ответа только потряс бумагой.
- Кончил?! - догадался Сергей.
Кирилл кивнул головой.
- Урра! - закричали все. - "Букварь" создан! Кирюху качать!
Его подбросили несколько раз, и затем все вместе, трубя марш, под Валькин аккомпанемент прошлись праздничной демонстрацией вокруг поляны.
В этот день самбисты должны были сдавать нормы ГТО по плаванию. Кирилл и Сергей особенно волновались, остальные всячески подбадривали их, напоминая, с какой легкостью они преодолели вчера расстояние до острова имени Валентина Ярыгина. Кирилл молчал. Сергей отшучивался, но довольно нервно: все-таки одно дело плыть рядом с плотом и товарищами, другое - в официальной обстановке, на глазах у девушек.
У заливчика за домом пловцов было оживленно и весело, царила бодрая деловая атмосфера. Василий Ефремович отдавал распоряжения, пловцы готовили на воде дорожку.
- Ну, герои, отдыхайте пока, - обратился к самбистам Подвысоцкий. - Вы трое - на ГТО второй пойдете, а этих двоих, - он показал на Кирилла и Сергея, - так и быть, пущу на ГТО первой.
- Э, нет, Василий Ефремович, - возразил Сергей, - нам ГТО первой ни к чему, нам ГТО второй "отличник" подавайте, полные четыреста метров.
- Ладно, ладно, шутить после будем, сейчас некогда, - Подвысоцкий озабоченно прошагал дальше.
Когда поплыла последняя партия гимнасток, Антон подошел к Подвысоцкому и сел с ним рядом.
- Василий Ефремович, Смородинцев не шутил: мы все будем сдавать четыреста метров.
- Смеетесь вы, что ли?
- Василий Ефремович, они тренировались почти каждый день, а вчера на проверку проплыли, наверно, с полкилометра.
- Когда вы только все успеваете: и самбо отлично сдали, и колхозникам, оказывается, два гектара скосили, и картошку у меня из-под носа увели, да еще плавать научились… Ну ладно, пускай плывут.
- Спасибо, Василий Ефремович! - Антон вскочил и побежал к своим. - Согласился!
Сергей и Кирилл кисло выразили удовлетворение: им и хотелось и не хотелось плыть эти четыреста метров.
Наконец Подвысоцкий закричал:
- Самбисты! Сюда! Все на этот камень, прыжок - и вон до того острова, вокруг него и сюда - ровно четыреста метров. Кто не выдержит, пусть вылезает на сопровождающую лодку или отдыхает на острове.
Положение неожиданно осложнилось: Кирилл и Сергей прыгать в воду не учились, они плавали только от берега.
Но деваться некуда. Их появление на камне над водой вызвало сенсацию среди девушек-пловцов. Сергей небрежно помахал им рукой:
- Девочки, учитесь прыгать в воду!
- На старт - внимание - марш!
Раздался всплеск - Женька, Валя и Антон прыгнули головой вперед, вынырнули и поплыли. Сергей и Кирилл, посмотрев на них, оттолкнулись и шлепнулись на воду плашмя, со страшным шумом. Скрывшись под водой, они не слышали, к счастью для себя, ни ругани Подвысоцкого, ни смеха и возгласов ужаса среди зрителей. Появившись на поверхности, поплыли каждый по-своему: Сергей - кролем в собственной интерпретации, Кирилл - неторопливым брассом.
- Нет, прилично плывут, шельмы, - пробормотал Василий Ефремович, присматриваясь к их движениям. - До чего все-таки трудолюбивы, разбойники!
Вслед за ними тронулась лодка и поплыла группа пловцов. Женька, Валя и Антон обогнули островок и поплыли обратно. Сергей и Кирилл плыли им навстречу все в том же ритме, что и сначала.
- Держитесь, ребята! Го-го-го-го! - прокричал Женька.
Кирилл только взглянул на него: они еще не умели разговаривать в воде. Первые трое, почти не растягиваясь и держась рядом (для Женьки уроки марш-броска даром не прошли), подплыли к берегу и сели, отдуваясь, среди успевших высохнуть девушек. Сергей и Кирилл медленно приближались, их темп заметно снизился, каждое движение было тяжелей предыдущего, но берег был уже рядом, и они уверенно двигались к нему. Вот стало совсем мелко, но они упорно плыли, пока не коснулись животом дна, только тогда встали и пошли в обнимку на сушу, покачиваясь на неверных ногах.
- Девочки! Учитесь… выходить из воды! - прерывистым голосом прокричал Сергей и помахал рукой.
Во время заплывов самих пловцов, которые стремительно, как торпеды, или мягко, как тюлени, плавали по дорожкам, Антон неожиданно сказал:
- Министры! Экзамен сдан, "Букварь" написан, плавание - позади, продукты - кончились. Давайте попросим сейчас машину, сматываем манатки и едем в Мельниково - поезд отходит в семнадцать пятнадцать.
- Сегодня? - оторопело спросил Женька. - Ведь все едут завтра.
- У всех есть средства для поддержания жизни, а у нас уже сегодня нет ни продуктов, ни денег.
- А что, давайте! - загорелись все одновременно. - Антон, иди к Подвысоцкому.
Антон подошел к начальнику лагеря.
- Василий Ефремович! - он осторожно потрогал его за плечо.
- А, ты? Ну что ж, молодцы, молодцы! Похвально. Кто их тренировал?
- Ярыгин.
- Отметим особым приказом, наградим грамотой.
- Василий Ефремович, грамота - это хорошо, но я по другому вопросу… Дайте нам сейчас машину, мы поедем семнадцатичасовым поездом.
- Что? С ума сошли. Завтра организованный отъезд, сегодня еще погуляйте.
- У нас нет ни денег, ни продуктов. Как мы до завтра проживем?
- Привет! А где же тридцать рублей, что Пильщиков не так давно получил?
- Да видите ли, такие обстоятельства…
- Ах, у вас обстоятельства? А у меня тоже есть одно обстоятельство: дисциплиной называется…
На обед самбисты съели все, что у них было, выскребли кастрюли, подобрали все крошки на полке и вычистили сахарный песок из швов мешочка. Голая скучная полка в столовой заставила их вернуться к идее Антона.
- Академики, надо ехать, - сказал Сергей. - У меня мысль: послать к Подвысоцкому Женьку. Эта щука после кросса питает к нему вполне нелогичную слабость, авось клюнет на нашего живца?
Женька без долгих разговоров отправился к Подвысоцкому - отмерять очередные три туда да три обратно километра. Такие дистанции у самбистов перестали считаться за расстояние.
Подвысоцкий отдыхал в гамаке, покуривал. Он увидел Женьку и спросил негромко:
- Ну что, неуемные? Что вам еще нужно?
- Василий Ефремович, как хотите, нам нужна машина. Ну никак нам нельзя дожидаться до завтра, сейчас все на обед выскребли, даже ужина нет.
- Вот странные вы парни! Неужели вы думаете, что я не хочу вам помочь или злобу к вам питаю? Наоборот, вы мне, разбойники, нравитесь, ребята дружные, смелые, веселые, сумели без денег впятером прожить. И за картошку не сержусь: теперь даже смешно вспомнить. Трудно вам день перебиться? Возьми у меня хлеба. А машину я не могу дать: бензина мало, на один рейс. Поэтому всей душой к вам, но не могу, дорогой, не могу…
- Ну, что ж, спасибо на добром слове…
- Погоди, я тебе сейчас хлеб и деньги вынесу, - он начал вставать с гамака.
- Нет, Василий Ефремович, сидите, - вздохнув, отвечал Женька. - У нас такой устав: самбисты в долгу не остаются, а где уж теперь вернуть долг? Терпели, терпели, а в последний день сорвемся? До свидания.
- Брось ты, чудак, устав у них…
- До свидания, Василий Ефремович! - крикнул Женька уже из-за забора.
5
СЕРЕБРЯНЫЕ, ЗОЛОТЫЕ ФАНФАРЫ
А между тем касса самбистов была пуста, в ней хранилось лишь девять неприкосновенных рублей - столько, сколько нужно пятерым на проезд до Ленинграда и на трамвай (и то без уплаты за багаж, но там уж как-нибудь…). Оставаться еще сутки было решительно невозможно.
Пятеро лежали на поляне вокруг костра. Где же выход?
- М-да, - протянул Валька. - Может быть, займем? А нет - рыбы наловим, проживем как-нибудь сутки.
Антон покусывал травинку, думал. Не то плохо, что есть нечего. Хуже, что так бесцветно закончится замечательный месяц. Последний, завершающий день будет как мусор, ни то ни се… "Проболтаемся вроде дачников. А что, если…" - неясная, но какая-то необыкновенная мысль вспыхнула в мозгу.
- Министры, - сказал он тихо, но так, что все разом обернулись к нему. - Пойдемте в Мельниково пешком. Сейчас, сразу. Соберемся и выйдем. Сейчас десять вечера, утренний поезд в пять утра, ходу тридцать километров - и завтра в десять утра будем в Ленинграде!
- Вот те на! - растерянно проговорил Валька. - А вещи как же? Аккордеон тащить тридцать километров - и то сдохнуть можно, а тут еще чемоданы…
- Нет, не успеем, - сказал Женька. - Что же, покрышку и штангу ты тут бросишь? Надо отнести, сдать, туда три километра, обратно три, уже час, а то и больше. Пока соберемся с вещами, дойдем - еще опоздаем, так на станции до вечера сидеть. Тут мы хоть рыбы наловим, ягод соберем, а там? Шпалы глодать, что ли?
- Министры, - так же тихо и твердо возразил Антон, - не с того боку подходите. Подумайте сами: так здорово на всю пружинку жили и вдруг на прощание целый день плесневеть. Мы сейчас все можем! Штангу и покрышку возьмем с собой - сдадим их прямо в клуб. А ты, Валька, музыкант - и не понимаешь, что значит заключительный аккорд. Слушайте, завтра за нами заедут: "Так и быть, возьмем самбистов на машину", а здесь никого, только "с пионерским приветом". А?
- А что! - Сергей захохотал. - Хотел бы я видеть Подвысоцкого в эту минуту. Воевать так воевать: пиши в обоз! "На ГТО первой так и быть пущу", - вспомнил он кровное оскорбление.