Греков и Татьяна заняли двухместный столик. Встреча была слишком неожиданна и непонятна. Давно они не оставались наедине. В редких случаях, когда Татьяна приходила в кабинет главного инженера решать производственные вопросы, заменяя Всесвятского или Аню Глизарову, они говорили только о делах. Татьяна старалась поскорей уйти. Теперь трудно установить, с чего началось это отчуждение. Несомненно, определенную роль в их отношениях сыграл Павел. Возможно, все и началось много лет назад, когда Греков был назначен главным конструктором завода, а Павел так и остался механиком. Греков не хотел думать, что основной причиной разлада была Татьяна.
- Что же мы будем заказывать?
- Мне чашечку кофе, - заторопилась Татьяна.
- У вас есть сухое вино? - Греков повернулся к официанту.
- Да, мукузани.
- Так вот, сухое вино… Остальное на ваше усмотрение.
Официант не стал вдаваться в подробности, поправив и без того аккуратно разложенные приборы, он удалился.
Татьяна улыбнулась и спрятала зеркальце.
- Не трогает тебя время, Танюша, - произнес Греков.
- Трогает, Геннадий, трогает… Любопытно, какие дела у вас в гостинице, товарищ главный инженер?
- Битый час я беседовал о делах. Смилуйся надо мной, - шутливо ответил Греков. - Как живешь, Танюша?
Татьяна скользнула по лицу Грекова быстрым взглядом серых глаз.
- Ничего живу. Спокойно. Особых событий нет. Ну а ты, Гена?
- Я? По-разному… А здесь неплохо.
- Да. Уютно.
С эстрады доносились звуки пианино, им вторили настраиваемые скрипки. Официант принес вино. Греков приподнял бутылку и посмотрел на Татьяну.
- Только кофе, - Татьяна улыбнулась.
- Как хочешь. - Он налил себе вина.
- В прошлом году я была в Польше, по путевке, - вдруг сказала Татьяна.
- Знаю. Характеристику тебе подписывал вместо директора.
- В костел заходила, видела, как каются в грехах. Сидит ксендз. Перед ним стенка с дыркой. Он ухо к дыре приставил, а грешница с той стороны ему что-то нашептывает. Ксендз головой покачивает, понимает, мол… - Татьяна смолкла, казалось, она и сама удивлена, что вдруг вспомнила об этом.
- И тебе захотелось исповедаться?
- Мне не в чем, - быстро ответила Татьяна.
- С твоей-то внешностью? - шутливо произнес Греков.
Татьяна не улыбнулась. Она внимательно оглядела черные с проседью волосы Грекова.
- Постарел ты, Генка, - проговорила она.
- Время идет… - Греков почему-то смутился. Ему на мгновение показалось, что самое значительное, что могло произойти в его жизни, так и не произошло. Все, что было, представлялось неустойчивым и иллюзорным и, главное, пустым. Это чувство не было для него новым. Все годы он тянулся к Татьяне. Но сейчас, впервые за много лет оказавшись наедине с ней в непривычной обстановке, он ощутил прилив какой-то оглушающей, непонятной тоски.
Греков накрыл ладонью руку Татьяны. Она осторожно высвободила ее и поправила прическу.
Подошел официант. Ловко и бесшумно он принялся заставлять стол тарелками с закуской. Нежно розовели ломтики семги, обложенные глянцевыми камешками маслин. Тускнела мелкими пузырьками икра. Какая-то растрепанная зелень свисала через край тарелки.
- Вижу, вы постарались, - произнесла Татьяна.
Официант молча кивнул.
- Разве тут устоишь? - Татьяна вздохнула. - Но, видит бог, я просила только кофе.
Официант кивнул еще раз и объявил, что индейка в соусе "пикан" будет готова минут через десять.
- Давай все-таки выпьем, Танюша. За то, что мне так хорошо здесь сидеть с тобой, - проговорил Греков, наливая ей вина.
- И мне хорошо, Гена. Ты это здорово придумал: дела в гостинице. - Татьяна приняла бокал. - Ладно, будь здоров, Греков.
- Будь здорова, Танюша.
Словно вспугнутый бешеным топотом барабана, охнул саксофон, и звуки как бы заметались по ярко освещенному пустующему залу.
- А что, Танюша, потанцуем? - Греков встал.
Они танцевали одни. Саксофонист раскачивался, прикрыв глаза, поворачиваясь вслед за ними, словно локатор. Он был рад, что играет не просто так, а для кого-то.
- Ты чудесно танцуешь, Гена.
- Как всегда. А твой сын очень похож на тебя.
- Пожалуй. Но фигурой он весь в Павла, - ответила Татьяна и повторила - Вылитый Паша.
Они вернулись к столику. Греков ковырял вилкой в индейке и не мог сообразить, как ее едят: вилкой или руками? Что-то едят руками. Курицу, это он помнил наверняка, а вот индейку… И соус "пикан" напоминал жирный, перестоявшийся бульон.
- Кстати, и твоя дочка похожа на тебя. - Татьяна ловко расправлялась с индейкой. - Очень похожа.
- А фигурой в Шурочку. - Греков решительно ухватился за какую-то горелую косточку, и неудачно: капли соуса брызнули на пиджак. Татьяна подала ему салфетку.
К ним подошел молодой человек.
- Вы пришли? Очень хорошо. - Он положил на край стола коричневые замшевые перчатки.
- О, большое спасибо! - обрадовалась Татьяна. - Большое спасибо. - Она спрятала перчатки в сумку и еще раз оглядела себя в зеркальце.
- Ты меня, Гена, не провожай. Все было великолепно. Просто чудесно! - Она наклонилась и поцеловала Грекова в щеку.
- А кофе? - пробормотал Греков.
- Вот кофе тут неважнецкий. - Татьяна подхватила сумочку и направилась к выходу.
Глава пятая
1
Расширенное заседание парткома проводилось в директорском кабинете. Рафаэль Поликарпович перекочевал на диван, а за широкий стол уселся Старостин, секретарь заводской парторганизации, молодой человек лет тридцати с небольшим. То и дело приглаживая вьющиеся волосы, он оглядывал присутствующих, следя за тем, чтобы где-нибудь между рядами внесенных в кабинет стульев не возник зыбкий табачный дымок. Старостин строго соблюдал регламент, держа наготове ключ. Если выступающий не укладывался в регламент, Старостин звякал ключом о графин и обращался к присутствующим с вопросом: "Ну как? Пусть продолжает или хватит?" И присутствующие в кабинете обычно отвечали: "Хватит! Чего там? И так все ясно…"
Старостин занял должность парторга "автоматически" - после внезапного ухода Киселева, как его заместитель. Киселева горком послал в Высшую партийную школу.
Сегодня на повестке был один вопрос: перспектива выполнения месячного задания.
Сквозь полусомкнутые веки Греков смотрел на очередного докладчика, начальника отдела сбыта Гмырю. Если веки медленно разомкнуть, фигура разделится на две части, словно уплывая вверх и вниз. Этот оптический фокус забавлял Грекова.
- Вы переутомились? - Лепин наклонился к нему.
Греков удивленно повернул голову.
- У вас глаза слезятся, - пояснил Лепин. Он что-то малевал в блокноте.
- Все-то вы замечаете, - недовольно произнес Греков и вытащил из кармана платок.
- Как вам сказать, вероятно, все. А чего не замечаю, о том догадываюсь.
- Любопытно. - Греков коснулся платком уголков глаз.
- Например, я убежден, что вы встречались с профессором Тищенко и вели с ним конструктивные переговоры. Конечно, это чистая догадка. Или я ошибаюсь.
- Семен, ты мне надоел, - прервал Греков.
- Тише, товарищи! - В голосе Старостина слышались строгие нотки. - Вы мешаете докладчику.
- Миль пардон! - ответил Лепин и негромко добавил - Этому докладчику помешать весьма трудно.
Однако всем была слышна реплика Лепина. Гмыря прервал свое выступление и обидчиво вздохнул.
- Это почему же мне трудно помешать? - спросил он.
- Как вам сказать, Василий Сергеевич… Очень вы хороший человек.
- Хороший человек? Это как понимать? - повысил голос Гмыря.
- Так и понимайте, - ответил Лепин и вновь уткнулся в свой блокнот.
Гмыря немного переждал, застегнул пуговицы и одернул полы своего просторного пиджака.
- Я хочу воспользоваться тем, что у нас сейчас партком… Я хочу знать, что имел в виду главный конструктор нашего завода Лепин Семен Александрович? Или он сводит со мной какие-то счеты? Я не знаю, но очень хочу это знать. А как же, товарищи? Мы работаем на одном заводе, можно сказать, едим из одной тарелки, а тут на тебе! Шпыньки, хаханьки. И даже прямые насмешки. Позвольте спросить - с чего? - Гмыря повернул покрасневшее лицо к директору. - Я больной человек. К тому же я намного старше. И детей, как говорится, с Лепиным не крестил…
Гмыря был очень расстроен. Его лицо покрылось бурыми пятнами.
- Позвольте, позвольте, Василий Сергеевич. - Директор, качнувшись большим телом, подался вперед. - Мне кажется, Лепин ничего дурного о вас не сказал. Наоборот… Вы же знаете, как уважают и ценят вас на заводе.
Обида Гмыри ни на кого не произвела впечатления. Все это выглядело несерьезно и забавно.
- А вы напрасно на тормозах спустить хотите. Тут дело поглубже. Я-то понимаю, с чего он на меня взъелся! - распалялся начальник отдела сбыта. - Его бы на мое место. Покрутился бы, умница!
Лепин продолжал что-то рисовать в своем блокноте, словно разговор шел вовсе не о нем, а о ком-то постороннем.
Павел Алехин швырнул журнал на соседний стул и, перекрывая общий гомон, произнес, обращаясь к Гмыре:
- Правильно, Василий Сергеевич! Некоторые у нас только штаны протирают, по сто раз чертежи переделывают, а другие работают с утра до ночи. Завод выручают. А над ними еще и насмехаются. Тут без руки, как говорится, без поддержки не обходится!
В кабинете стало тихо. Многие с любопытством взглянули на главного инженера.
- Вы ничего не хотите сказать, Геннадий Захарович? - пророкотал Смердов. - Что это все на вас смотрят?
Греков встал, но затем передумал и вновь сел на место.
- Выступать мне пока не с чем. А замечание сделать могу. Павел Алехин вступился за Гмырю. Прекрасно. Гмыря - работник толковый, ничего не скажешь. Но и Лепин на заводе вроде бы ни лишний. Не слишком ли опрометчиво выступил Алехин? Судить о работе конструкторского отдела надо профессионально. Иначе это звучит легкомысленно и раздраженно.
Алехин расправил плечи, отчего его громоздкая фигура показалась еще более прочной.
- А я, Геннадий Захарович, извините, по-простому, в институтах не обучался. Иной раз вызываешь к верстаку конструктора. Придет, соплюха этакая, кудельками покрутит. На пальчиках маникюр. Пофорсит разными мудреными словами и сматывается. Ей бы в парикмахерской работать. А сколько таких в отделе? Против самого Лепи-на я ничего не скажу - он парень дельный, а вот девчонок у него в отделе, простите, развелось многовато. - Алехин вдруг подумал, что он говорит не то, но сдержать себя не мог, словно попал в сильное течение. Давно он не выступал подобным образом. - Мне вилять нечего. Я человек простой. Что думаю, то говорю, - закончил Алехин, чувствуя томящую неловкость.
Лепин продолжал молча чертить в блокноте.
- Не желаете выступить? - предложил Старостин. - Я к вам обращаюсь, товарищ Лепин!
- Пожалуй, пожалуй, - неожиданно торопливо произнес Лепин и захлопнул блокнот. - Знаете, Павел Егорович, у меня с детства страшная тяга к женскому полу. Просто ничего не могу с собой поделать.
- Серьезней, Семен Александрович, - прервал его Старостин.
- Я вполне серьезен. К тому же конструктор-женщина - это очень хорошо. Порой конструкциям как раз и необходим женский глаз. Это я так, к слову. Субъективные заметки специалиста, я бы сказал. Впрочем, Павел Егорович Алехин - человек простой, с ним вилять нечего, в институтах он не обучался, как следует из его устного заявления…
- Да, простой. И насмешки тут строить нечего! - выкрикнул Алехин.
- Простой, простой! - Голос Лепина звучал жестко. - Простота, Павел Егорович, это верный козырь. Простота - это иногда политика. Материальная сила. Люди на простоте иногда такие дела проворачивают, любезный Павел Егорович! По себе небось знаете… - Лепин вытащил из кармана очки и принялся вертеть в руках. - Все началось с хорошего человека, с Гмыри Василия Сергеевича. Я и вернусь к этому. И думаю, что лучше всего сделать это сейчас, на парткоме. - Лепин поднялся, зашел за стул и уперся руками в мягкую, ворсистую спинку. - Пожалуй, трудно найти человека более преданного заводу, чем Василий Сергеевич. Итак, Гмыря знает свое дело? Профессор! Энергичный? Несомненно!
- Нельзя ли по существу? - Старостин постучал ключом о графин. - Мы обсуждаем предстоящий месяц.
- Не стучите. Вы собьете меня с мысли, - сказал Лепин, не оборачиваясь к столу президиума. - И вместе с тем никакой враг не может нанести более серьезного ущерба заводу, чем наш многоуважаемый Василий Сергеевич. Парадокс? К сожалению, да. Кому приходилось наблюдать, как Василий Сергеевич обхаживает потребителя? Цирк. Гипноз. Иллюзион. И нежность, и доверительный кашель, и научные термины. Порой мне самому хотелось купить какой-нибудь анализатор горных пород и поставить у себя дома. Измученные гостиницами командировочные попадают к Василию Сергеевичу, как к доброму дедушке. И я не помню случая отказа от нашей продукции. А тех, кто отдален от завода географически, Василий Сергеевич связывает гарантийными письмами, заверениями, системой всяческих обстоятельств. Если не помогает - угрозами отлучения от поставок. Дефицитные приборы он спаривает с залежалым товаром. Что стоит потребителю выплатить несколько лишних тысяч? Зато Василий Сергеевич - хороший человек! Это потом на завод приходят рекламации. Потом! Когда потребитель разберется, что к чему. Но к тому времени уже выплачены премиальные и в завкоме вывешены почетные грамоты…
- Что же в этом страшного? - воскликнул Алехин.
Лепин в недоумении посмотрел в его сторону.
- Это вы серьезно? - спросил он и протер очки.
В кабинете засмеялись.
- Регламент, товарищи! - напомнил Старостин и постучал ключом о графин. - Достаточно или пусть продолжает?
По возбужденным лицам было ясно, что придется продлить время выступления главного конструктора, и Старостин молча сел на свой стул.
- Товарищ Алехин задал простецкий вопрос: что, мол, в этом страшного? - Лепин стоял, крепко вцепившись в спинку стула. - Попробуем разобраться.
- Меньше бы острил, лучше было бы, - буркнул Алехин. - И выступайте на тему повестки дня. Привыкли болтать.
- Вас обидело слово "простецкий"? - спросил Лепин. Казалось, сарказм и ехидство захлестывают его.
- Перестаньте, Семен Александрович, - одернул директор. - Знайте же меру.
Смердов не улыбался при выступлении Лепина, но тот не смотрел на директора.
- Итак, что в этом страшного? Все! Ибо весь наш коллектив работает на одного, правда, хорошего человека, на Гмырю Василия Сергеевича. Знают, что хороший человек не подведет. Стоит ли бороться за качество, портить нервы, здоровье, если при заводе есть Гмыря? Даже отдел технического контроля и тот свыкся с мыслью: Василий Сергеевич даже сданный и опломбированный прибор вернет со склада в цех на доработку, пока нет потребителя. Подумаешь, не успели до конца месяца что-то отладить! Свои ведь люди. Отдел технического контроля на это смотрит сквозь пальцы - прогрессивку все любим получать, не воздухом питаемся. И все шито-крыто… А это уже граничит с нарушением законности.
- Хватит, Семен Александрович! - прервал Лепина директор. - Вы закусили удила. Я думаю, что…
Лепин поднял резко руку. Это было столь неожиданно и непривычно, что Смердов умолк.
- Ив заключение. Вы меня извините, Василий Сергеевич, если я сказал что-то и грубовато. Я не хочу обидеть вас лично. Признаться, вы мне по-своему симпатичны. Но оглянитесь, пожалуйста. Нельзя быть таким хорошим человеком. Нельзя! Это вредно. И заводу, и вам в первую очередь. Добродетель в добросовестности, а не в доброте. Я в этом убежден. Благодарю за внимание! - Лепин обошел стул и сел.
Теперь все смотрели на Гмырю.
Тяжело протискивая между рядами стульев свое рыхлое тело, начальник отдела сбыта подошел к столу, потянулся за телефоном и набрал внутризаводской номер.
- Леня… Тут вот что. Должен подъехать человек из Казахстана за люминографами. Так ты ему скажи, что прибор - дерьмо собачье. Пусть глядит в оба при получении со склада. Все!
Гмыря положил трубку на рычаг. Тишину кабинета расколол хохот. Напрасно Старостин бренчал ключом о графин. Никто не обращал на него внимания.
- Зачем же вы так, Василий Сергеевич? - Директор прижал палец к переносице, стараясь подавить смех. - Зачем же так, голубчик? Как раз люминограф - отличный прибор. Получил серебряную медаль на выставке.
- Береженого и бог бережет. - Гмыря поглаживал телефонную трубку, потом вытащил из кармана плоскую металлическую коробочку, выудил оттуда таблетку и заложил за щеку. - Пропесочил, значит. Спасибо.
- Не стоит, - великодушно ответил Лепин.
- Почему же? Стоит. Так мне, старому дураку, и надо… Другим все, как говорится, до лампочки. Сидят себе вечерком, чаи гоняют из рюмочек. Ладно. Погляжу, какой в этом месяце карнавал получится.
- А вы не грозите нам! - вдруг вспылил Старостин.
- Я не грожу, - растерянно ответил Гмыря. - Посмотрим, сколько в этом месяце "Радуг" выпустите.
- Есть тут кто-нибудь из сборочного? - Директор оглядел кабинет.
- Стародуб! Иван Кузьмич! - подхватил Старостин. - Вами директор интересуется.
У дальней стены возникло движение, и над рядами, словно светлый буек, всплыла белобрысая голова начальника сборочного цеха.
- Я! - откликнулся Иван Кузьмич, прижимая исписанные листки.
Он не терял времени и составлял завтрашнюю сводку по дефициту. Все, что происходило на парткоме, Иван Кузьмич улавливал вполуха, не проявляя особого интереса. Даже намек Лепина на "подпольные бригады", доводящие до уровня уже сданные приборы, не затронул Ивана Кузьмича. Каждый день подкидывал Стародубу новые заботы, и если он будет обо всем помнить, то и свихнуться недолго. Сейчас его первейшей заботой был дефицит. Надо так подбить, чтобы к концу месяца дефицит не висел на балансе, это может ударить по прогрессивке.
- Что происходит с "Радугой"? - Смердов поднялся с дивана и встал рядом с Гмырей.
- Пока неизвестно. - Иван Кузьмич замялся. С главным инженером он чувствовал себя уверенней, должно быть, оттого, что виделся с ним чаще, привык.
- Почему?
- Говорят, в этом месяце с "Радугой" будут проводить полный цикл контрольных испытаний.
- Ну и что? - произнес Смердов. - Пусть проводят.
- Датчики могут подвести при полном цикле. Как их подбирали? Из браковочного хлама. Обычные испытания еще туда-сюда. А полный цикл могут не выдержать. - Иван Кузьмич все больше удивлялся: неужели директор ничего не знает? Может, он отменит испытания?
- Раз в год проводим типовые испытания, и обязательно когда запарка! - выкрикнул кто-то. - Выпендриваются там, в ОТК! Как прогрессивку получать, так они первые!
- При чем тут ОТК? - возмутился Иван Кузьмич. - Приказ был произвести типовые испытания именно с этой партией приборов.
- Чей приказ? - спросил директор, хотя он отлично знал, что такой приказ мог исходить лишь от главного инженера.
- Геннадия Захаровича приказ, - пробормотал Стародуб и решительно сел на свое место. Конец квартала - не шутки. Как это главный инженер рискнул затеять подобное? Конечно, в этом есть какой-то умысел, не дурак ведь Греков.
- Товарищ Греков, вы будете выступать? - Старостин поглядел поверх голов в сторону главного инженера.