- Радик, тебе не кажется… - испуганно призналась Лорка. - Не кажется, что он у нас косит? Вот смотри, левый глазик, нет?
- Нет, ну, что ты, у него просто взгляд еще не сфокусировался.
- А-а, а Максим Иркин вроде нормально смотрит.
По утрам, если это был четный день, Радик ходил за "Агушей" - бесплатной молочной кухней. Стоял в очереди, среди таких же родителей, как и он. И всякий раз его удивляло что-то. Удивляло то, что они все - нормальные люди, любящие, добрые, а ему все время до этого казалось, что таких людей уже не осталось, только бандиты, проститутки, наркоманы.
Относил питание домой. Весь подъезд, лифт наполнялись разнообразными ароматами дешевого парфюма. Все эти люди, спешащие на работу, занимались пустотой, как и он, Радик, но каждый день они волевым усилием поднимали себя и заставляли идти, разве они виноваты, что им не предложили другого фронта работ, что так все сложилось - деньги можно получить, только если ты занимаешься не своим делом.
Пока Лорка и Герман спали, он кормил Найду куриными шейками, потом листал "Антенну", которую заносила бабушка, читал о жизни звезд, изучал программу, смотрел, кто есть кто по гороскопу, радовался, если какой-то известный человек был одного с ним знака.
Потом застывал перед телевизором. Смущаясь перед самими собой, смотрел "Дом-2", презирал, плевался и смотрел. Если появлялась Лорка, он переключался на другой канал.
Тихо хохотал над приколами "Камеди клаб" и думал: "Ну и дурак же я!"
Цепенел за просмотром сериалов о семейной жизни. Было видно, что актеры, обычные умные люди, вынуждены корежить и отуплять свои лица, что мышцы лица от этого устают и порой сквозь маску дебилизма прорывается грустный лик реального человека, а в глазах долю секунды предательски дрожит ум и грусть униженного существа.
И весь день, пока Лорка готовила или возилась с Германом, Радик подбегал к телевизору, включал, щелкал каналы и впадал в странное забытье, словно бы в организме срабатывала химическая реакция, когда цепенеют мышцы, и морозятся мысли, и в голове образуется много пустого пыльного места.
Если ночью Герман орал, Радик, давая Лорке выспаться, уходил с ним в большую комнату и смотрел эротические каналы, одной рукой придерживал сына, а другой пытался онанировать.
Герману нравилось МТV. И он поворачивался на руках Радика, чтобы увидеть яркий экран. Радик рассмеялся даже, когда открыл в малыше этот интерес.
Раз в неделю ходил в Интернет на почте: "Здравствуйте, Радий Соколкин! У Вас нет новых сообщений". Заходил на сайт знакомств mail.ru и просматривал анкеты тех, кто знакомился как пара, мужчина+женщина, рассматривал фотографии семейного секса, сравнивал размеры членов.
Лишь иногда, отбросив газету, выключив телевизор, отрешившись от всего на краткую минуту, Радик с предельной диспетчерской ясностью видел, как хаотически разбрелись и потускнели точки самолетов на его внутреннем мониторе. Радик словно бы жил на вокзале, когда вот-вот подадут поезд - и все изменится.
Торговый центр открывался в десять, но продавцы приходили в 9.30. Радик протирал пыль, поправлял одежду, раздвигал плечики на одинаковое расстояние, довешивал проданные вещи, проверял, что нужно отнести портным. "Движение вызывает движение, - повторял он себе. - Движение вызывает притяжение. Я согласен, это очень верное замечание. Сегодня я продам костюм. Я ненавязчив, но доступен. Да - ненавязчив, но доступен! Сегодня я продам total look - костюм, сорочку, галстук, ремень, туфли".
Потом, переминаясь с ноги на ногу, изучал клиентскую базу - Адбериев… Киркоров… Цискаридзе… Канделаки… Минаев… Сафин… Высоцкая… Джабраилов… Жуков… Задорнов… Зоненфельд… ЗОНЕНФЕЛЬД К.П., неужели тот самый Константин Петрович, который преподавал у них, а впоследствии стал одним из начальников неприступного Центра! "Предпочтения, - с радостью и удивлением читал Радик. - Костюмы Корнелиани, обувь Сантони, сорочки Зили".
Точно! Я сохраню свой талмуд на флэшку и передам ему, когда он придет, лично в руки. Просто позвоню ему по поводу поставки новой коллекции, он должен вспомнить меня… так же любой другой продавец позвонил бы на моем месте, положено поддерживать связь с клиентом.
Радик спрятался в примерочной и сплясал танец радости.
В обед пришли кавказские женщины - мать и две дочери, старшая и младшая. У младшей, девчонки лет шести, рука в гипсе. Они выглядели просто и смущались, что их будет обслуживать мужчина, Радику было приятно это, он проникся к ним.
- Добрый день, от указанных на ценнике сумм отнимайте половину, то есть делите все пополам.
- Папалам, - рассеянно повторила девчонка.
- Мы бы костюмы хотели посмотреть, молодой человек, - попросила мать и посмотрела на бейджик, разбирая имя.
Радик примерно представлял, что их устроит, и предложил на выбор костюмы, галстук, сорочку.
- А вы знаете, Радик, - радостным, родственным шепотом сказала мать. - Мы ведь на свадьбу костюм выбираем.
Старшая дочь кивнула и покраснела.
- О-о, отлично! - обрадовался Радик. - А вы с ним кто по гороскопу?
- Я - Рыба, - сказала девушка. - А Заур… когда у него день рождения… он - Лев.
- О, так у вас очень хороший союз! - искренне обрадовался Радик. - Как у Нелидова и Лены из передачи "Дом-2", а ведь они уже поженились.
- Да-да, знаем, - хором подтвердили мать и дочери. - Точно вы говорите!
Они купили два костюма Корнелиани - один на деньги жениха, какой он хотел, а другой решили подарить ему от себя. И долго благодарили Радика.
К вечеру, за сорок четыре минуты до закрытия, появился юркий, ухоженный молодой человек неопределенной национальности. Радик хотел спрятаться от него, но Ирина пересчитывала кассу, а Татьяна красилась в примерочной, пришлось подойти: "Я ненавязчив, но доступен. Да - ненавязчив, но доступен!"
- Добрый вечер, вот на этих вешалках у нас вещи со скидками.
- Привет… Ра… Ра-дик. Радик, я одеваю дагестанских фээсбэшников, надо комплекты подобрать. Давай, не в службу, а в дружбу.
Радик возился с ним до закрытия. Бегая в поисках подходящих размеров из подсобки в корнер, он обратил внимание на женщину лет тридцати пяти, может быть, ровесницу, одетую неброско, но очень дорого, с продуманной небрежностью, в стиле арт. Она говорила по телефону и рассеянно поглядывала на него.
Подавая клиенту сорочки Барба, Радик автоматически отметил, что у менеджера, мелькнувшего меж рядами костюмов Пал Зилери, испуганное лицо - он метнулся к кассе и побрызгал дезодорантом под пиджаком, помахал полами и подлетел к стильной женщине, подобострастно поздоровался.
- Вот, Максим, как должен выглядеть настоящий продавец! - показывая глазами на Радика, сказала она. - Вот как он должен, по-моему, работать.
- Да-да, Вера Сергеевна, это новый мальчик из "Корнелиани". У него неплохие продажи.
- Представишь его потом мне, окэ?
- Окэ, Вера Сергеевна. Я запишу.
- У тебя что, склероз?
Юркий молодой человек купил семь костюмов, весь размерный ряд - от 48-го до 60-го и отложил 14 пар обуви (классику и кэжуал), сорочки, ремни, галстуки. Продавцы всех корнеров вышли в коридор посмотреть на это чудо.
В неописуемой радости он возвращался домой, ждал автобуса и, казалось, испускал сияние на грязные урны возле остановки, на бомжа, спящего на лавке. В автобус прошел бесплатно по пенсионной карточке социального страхования москвича, которую Лорка выпросила у своей робкой матери, и тут же к нему подступились два мужика, караулившие таких, как он. У Радика пересохло во рту, в спокойном отчаянии он протянул им карточку, будто за это время фотография Надежды Александровны перемоделировалась в его изображение. Один из них оказался милиционером. Обреченно отдал им паспорт. Вывели, хотели сдать в милицию. Прижали к перилам у светящейся стеклянной стены вестибюля метро, надавили угрозами с двух сторон. Радик отдал им свой мобильник и последние двести рублей.
- Ну, что, все забрали? А я говорил - поехали! - опершись на дверь машины, укорял пожилой таксист.
Домой шел пешком, под холодным, бесконечным дождем, как в дурном, чернушном фильме. Вода струйками прыскала из ботинок.
Рассказал Лорке об этом со смехом, но получилось так жалко и растерянно, что она ушла в ванную и, наверное, плакала там, потом отдала ему свой телефон.
"Сегодня меня снимали для ОРТ. К интервью готовила красивая журналистка. Я переживал, что не могу сосредоточиться, что плохо выгляжу, что не уложил феном волосы на косой пробор. Досадовал, что не предупредили хотя бы за день. Журналистка сказала, что будут меня снимать с горы, потом покажут иллюминаторы самолета, будто я с ним прощаюсь. Она была в беретке, короткой кожаной куртке "милитари", юбке и сапогах. Безумно волновало сочетание грубого сапога и нежного блеска ее икры, и особой мягкости кожи на внутренней стороне коленки. Я просунул руку под юбку и обнял холодную и гладкую полноту ноги.
- Что говорить перед камерой, я вообще запутался? - недоумевал я. - Ведь это ответственный момент!
- Вот, возьмите и почитайте, может быть, поможет? - она всунула мне письма от людей, которых спасла моя теория падений.
- Неужели бывают такие, которым не лень писать?
"Вы спасли мне жизнь, - читал я письмо от девушки. - Мы падали в море, я молила бога, а потом нам сказали, что Ваша теория сработала на практике".
Проснулся с лицом, мокрым от слез".
Грустный сидит он на кухне. Утро. В тесноте двора ворочается махина мусоровоза, и большой треугольный солнечный зайчик отскочил от нее в комнату, скользнул по лицу, и ему показалось, что он улыбается, что ему стало лучше.
В автобусе специально не садился, чтобы заранее не мять брюк. Раннее утро, но уже жарко. Женщина с мученическим лицом сняла туфлю и наклеивает пластырь на пятку.
В электричке мужчина сминал пальцами уголок воротника рубашки, чтобы он загибался внутрь. На выходе у метро "Смоленская", как всегда, стоит молодежь - юноши и девушки - крупье из игорных заведений на Новом Арбате. Курят, пьют пиво, не могут так просто разойтись, выговариваются после тяжелой ночной смены, выплескивают зажатые эмоции и обиды, запоздало мстят за унижения, едко отвечают на оскорбления.
От скверика, где стоит Пушкин, мимо монгольского посольства, как правило, поодиночке идут девушки с необыкновенно красивыми фигурами, лица холодные, отрешенные - это стриптизерши, у них тоже закончилась смена. Кажется, что их ноги составлены из трех частей, и девушкам трудно на них передвигаться. Радик достает мобильный телефон, будто пришло сообщение, а сам исподлобья смотрит им вслед.
Воскресенье. Бьет колокол на церкви. Все торжественно и значимо - взлет голубей, тихие окна, чириканье птички и то, как узбеки везут торговые ящики на Арбат. Облака. Ветерок. Шелест листьев.
Три таджика что-то крепят на стене одного из зданий в Трубниковском переулке. "В этом доме в 1906 году жил И.А.Бунин, - прочитал Радик. - А про меня, наверное, напишут: здесь в 2005 году этот мудила ходил на работу в магазин "Весна", а мог бы реально спасать жизни авиапассажиров".
И всякий раз, когда Радик подходил к магазину, видел продавцов, курящих и греющихся на солнце, у него сжималось сердце от глупости и бессмысленности его занятий.
- В феврале нас перекупает Боско ди Чильеджи, - говорил у кассы Максим и, увидев Радика, намеренно громко добавил: - Будут сокращения, уволят в первую очередь тех, кто не отработал полгода.
"До февраля время есть. Перебьемся как-нибудь с Лоркой, - думал Радик. - Долги верну. Зоненфельду флэшку передам".
И здесь, в торговом доме "Весна", Радик стал встречать клиентов, с которыми семь лет назад работал в "Труссарди". Все осталось неизменным с тех пор, будто работала некая мощная программа - эти люди созданы, чтобы покупать, а ты, чтобы их обслуживать.
- А мы вас где-то видели… Напомните, где мы вас видели?
- Я с вами работал в "Труссарди" на Тверской, - сияя подобострастной улыбкой, отвечал Радик и с удивлением чувствовал в себе постороннего - вечный тип полового, который бахвалится перед сослуживцами дружбой с богатыми клиентами.
- О-о, ну как вы? Вы теперь здесь, на повышение пошли, да?
Однажды вечером, за полчаса до закрытия, пришел Слава Арак. Так же в отдалении болтались телохранители, будто не имея к нему никакого отношения.
- Здравствуйте, Слава! - Радик с агрессией узнавания перешел ему дорогу, в Радике улыбалось все - лицо, руки, тело, даже блестящий бейджик. - А где ваш антикварный автомобиль, на котором вы приезжали в "Труссарди"?
- В сервисе… Радик, это вы? Я вижу - лицо знакомое.
- Приятно, что вы помните мое имя.
- Я запоминаю необычные имена. А вы, значит, здесь теперь?
- Да, Слава, на повышение пошел, так сказать.
- А я был у Новикова и сюда решил зайти. Вспомнил, как в начале девяностых покупал здесь у толстой тетки индийский кардиган.
- Это корнер Франческо Смальто, но это на субтильные фигуры. Там Корнелиани и Сартория. Вот пальто Исайя - роскошные, как из фильмов Бертолуччи.
- Я бы пиджаки хотел посмотреть.
- Исайя неплохие пиджаки. Вот, попробуйте.
В это время подошла Вера Сергеевна с подругами.
- О, Славик, рада тебя видеть! - она поцеловала его в щеку.
- Привет, Вера, - смущенно ежась в тесноватом пиджаке, улыбнулся Слава. - Как тебе, что скажешь?
- Жених!
- А вам как, Радик?
- Тесновато как будто, нет?
- Да, и мне кажется, вы правы.
- А Слава, Вера Сергеевна, был моим постоянным клиентом в "Труссарди", - радостно сказал Радик.
- Мир тесен, мир тесен… Ну, работай, работай, - шепнула она. - Он хорошо берет - олигарх, в натуре.
Магазин работал до полпервого, пришлось остаться охране и администраторам. Слава купил вещей на двадцать пять тысяч долларов. Охранники уносили пакеты, чехлы и длинные кофры через ресторан Аркадия Новикова.
- Он расплатился черной картой америкэн экспресс! - сказала Радику Ира-кассир.
- Крутая карта?
- От миллиона баксов.
- Ого.
- Фамилия у него странная, я на карточке прочла.
- Арак - обычная эстонская фамилия. Я с ним знаком с девяностых годов, он к нам приезжал на антикварном автомобиле, прикинь?! - Радик пытался говорить с насмешливым удивлением, словно бы иронично. - У него сбоку какие-то средневековые фонари и чуть ли не форейторы на запятках, а на окнах бархатные занавески с кистями! - у Радика прерывался голос, слезились глаза, и в душе потеплело.
- И он не женат! Видел, как Вера вокруг него увивалась? А он весь из себя вежливый такой, противно.
- Эта вежливость у них как стена.
Шли к метро "Арбатская". Постелив картонку на асфальт и развалившись на ней, бомж с бутылкой пива в руке сквозь стеклянную стену пивбара "Жигули" смотрит футбольный матч на широкоэкранном телевизоре.
- Любимый позвонил, - сказала Ира. - Не может. Я сегодня вся готова, а он не может. Так всегда!
Радик получил первую зарплату и на удивление большие проценты. В первый его выходной поехали всей семьей в "Ашан". В автобусе Герман заснул. Радику было очень приятно, что все люди кругом проявляют внимание и заботу. Вокруг супермаркета стыло и сияло на солнце море машинных крыш. "Да, когда появляется семья, сразу понимаешь, что нужна машина, как это удобно", - с грустью и завистью думал Радик.
- Да, все-таки очень удобно с машиной, загрузили все - и домой. - Лорка смотрела на машины и щурилась на солнце.
- Это со стороны так кажется, - сказал Радик. - А бензин? А пробки? А если авария… Ну ничего, у нас будет водитель.
- Когда?
- Со временем.
Герман косился на яркие витрины, ему было все интересно, и все-все вокруг внове. Радик сейчас испытывал чувства, прямо противоположные тем, когда от безденежья и отчаяния украл открытку. Он чувствовал себя самодовольно уставшим, спокойным и счастливым отцом семейства. Все эти мелкие и крупные товары вокруг служили неким подтверждением того, что Радик жив. Они были уютным продолжением его жизни, удивляя и радуя своим удобством, опрятностью, открывая ему что-то новое, заботясь о нем. Они утверждали жизнь. А когда Герману исполнится лет шесть, он обязательно купит ему этот квадроцикл с аккумулятором, ведь это недорого, а тогда станет еще дешевле. Скорее бы он вырастал. И тогда…
И тогда Радик поймал себя на этих мыслях, услышал свои слова, обращенные к продавцу-консультанту, обернулся и словно бы увидел другого Радика, который наблюдал за ним - счастливым и спокойным отцом семейства, как он выбирает продукты, общается с продавцами-консультантами. И этот второй Радик тосковал, ему было жутко среди этих пустоглазых людей, этих товаров, залитых мощным искусственным светом, он чувствовал себя благовоспитанным и прилежным животным, он чувствовал себя фабричным товаром природы. Супермаркеты оправдывают фашизм. Ему захотелось сорвать с себя эту маску, нивелирующую его в толпе, уничтожить в себе это мерзкое и фальшивое животное, уничтожить этот фильтр, не допускавший возможности творчества, страдания и непохожести. И тогда Радику, впервые с такой силой, захотелось выпить пива.
После магазина поехали в лесок, к железной дороге. Сидели на высоком склоне, ели курицу-гриль, пили пиво. Герман заснул, распластавшись усталой чайкой по груди Радика. Лорка радовалась, что появилась надежда расплатиться с кредитом и есть деньги заплатить массажисту, который будет исправлять Герману вальгусность стоп.
Радику приятно было смотреть на поезда, казалось, что жизнь не стоит на месте, что у него тоже есть цель, что он тоже куда-нибудь когда-нибудь уедет.
- Какое-то пиво вкусное, да?
- Да, я тоже удивилась, ведь оно тебе никогда не нравилось. Надо будет покупать Хугарден.
- Когда-нибудь и мы все вместе поедем на отдых, к морю, хотя бы в Крым.
Лорка вздохнула и постучала по древесному корню, а Радик с наслаждением припал к холодной банке. И Лорка достала бутылку.
- Напиться хотите, мама?
- Нет, просто жажда какая-то.
- Ладно, напивайся, повезу тебя с Германом в коляске.
Радик пьянел и замирал в предчувствии счастья выходного дня, как они приедут, поедят, возьмут еще пива, разлягутся все на диване и будут смотреть на дивиди новый фильм, который по дешевке купили в "Ашане", а завтра еще возьмут какой-нибудь фильм в прокате.
- Я остановлю эти поезда! Я запрещу им шуметь! А ну-ка отключить звук, фьють! А хочешь, я задницу покажу поезду, андижанскому или бишкекскому!
Лариска смеется, грудь ее трясется, и скользкий сосок выскакивает изо рта Германа, он недоволен, хмурится и раздражается.
- Не смеши меня, - просит она.
Дома выложили покупки и как всегда удивились, что так много потрачено денег, а куплено всего ничего - что-то в холодильник, что-то на кухню, Лоркины моющие средства в ванную - и все, только пустые пакеты.
Герман не засыпал. Весь - один мощный, неутомимый агрегат для воспроизведения крика. А Лорка, как всегда, невыносимо долго принимала душ. Радику мучительно хотелось выломать дверь в ванную или отшлепать ребенка, мышцы вздрагивали, подвигали руку к орущему существу.