Микки Тоби с умилением оглядывался вокруг. У него горели глаза, язык свешивался из улыбающейся пасти. Когда‑то этот парк был полон детей и собак – пока законы о безопасности быта не запретили собакам входить на территорию, а детям – влезать на деревья и пользоваться аттракционами. Ребенка можно было пустить в парк, лишь оценив риск и получив официальное разрешение. Постепенно парк все больше безлюдел, пока его и вовсе не закрыли.
Между породистыми и дворнягами объявили перемирие, и в толпе смешались представители обоих классов. Гаррис с телохранителями Спайком и Рокки по бокам вспрыгнул на трухлявое бревно для гимнастических упражнений и гавкнул, призывая к вниманию. Золотистый ретривер Нельсон, задремавший в первом ряду, очнулся и поднял уши. Остальные собаки прервали болтовню и ждали, пока Гаррис заговорит; нескольких щенят матери утихомирили затрещинами.
– Камараден, собаки! – залаял Гаррис. – Мы все здесь псовые, каких бы разных пород и воспитания ни были.
За – За, собачка принцессы Кентской, сказала:
– Но мы, породьистые сьобаки, – тье, кого старатьельно и грамьотно выводьили, – никак не можьем объединиться с дворньягами. Мы, пардон, говорьим на разных языках.
– Законы против собак распространяются на всех, вне зависимости от длины родословной.
– Но, – не унималась За – За, – дворньяги ни разу не побьеждали на выставке Крафта.
– Только из‑за того, – гавкнул Микки, – что нас туда не допускают.
Рокки зарычал, требуя тишины, и Гаррис продолжил:
– Многие из вас, те, кто из пород поумнее, слышали о той угрозе, которую несет всему собачьему миру нынешнее правительство собаконенавистников. При этом псы поглупее – думаю, вы понимаете, что это я о вас, Dummkopf… (Раздался грубый смех, несколько голов обернулось в сторону заморышей и последышей.) И те, кто не интересуется делами людей, могут не знать, что означают эти драконовские законы. Я коротко объясню все положения. Первое: с наших хозяев предлагается брать пятьсот фунтов ежегодно за лицензию на каждого из нас.
Бритни завыла:
– Тогда меня выкинут. У мой пассатижницы таких денег не водится.
– Помолчи, шлюха! – тявкнула Сьюзен.
Олторп и Карлинг принялись в шутку мутузить друг друга; их растащил Фредди, назначивший себя главным распорядителем.
– Второе: в доме разрешат держать только одну собаку.
Лео заскулил:
– Я самый младший из троих. Что, если первым будут отбрасывать того, кто добавлен последним?
– Третье: живущим в квартирах вообще запрещается держать собак. При этом, – с горечью добавил Гаррис, – кошки разрешаются.
Новость вызвала бурю злобного лая. Когда шум стих, Гаррис продолжил:
– Четвертое: очищаться нам позволено только в специальных местах, расположенных вдали от человечьего жилья. Пятое: всех собак, что воспользуются своим правом лаять после десяти часов, заберут в государственный пункт и убьют!
Какой‑то рассерженный доберман рыкнул:
– Я сторожевая собака. Как я могу нести службу, если ночью мне нельзя лаять?
После этого продолжительный гневный лай не утихал до тех пор, пока собрание не утихомирили Рокки и Спайк.
Гаррис продолжил:
– Наши враги – Кромвелианская партия и ее сторонники. Пока мы не станем ничего предпринимать, будем смотреть и слушать. У нас есть шпионы в верхних эшелонах, которые обещали держать нас в курсе всех изменений. Какие вопросы?
– У менья ньет вопрьосов! – тявкнула За – За. – Я хочьу, чтобы вы знали, что я здесь по принуждению. Ужасные собаки пьереулка Ад угрозами заставили менья прийти. Я не общественное животное, менья не касаются все эти вещьи, от которых вы тут заводитесь. Я единственная собака, я почти не хожу со двора и не лаю после десяти.
– А как насчет тех, что живут по несколько в доме? – зарычала Тоска. – Подумай о нашем положении.
В задних рядах заскулил какой‑то беспородный барбос:
– Мы умрем, умрем.
Некоторые особо чувствительные собаки завыли.
Гаррис залаял:
– Держите себя в лапах, надо бороться и повергнуть врагов.
Дворняжка по кличке Скарлет, среди ближайших предков которой была новогвинейская поющая собака, грациозно вспрыгнула на бревно и встала рядом с Гаррисом. Подняв кверху клинообразную морду, она запела, и собаки затихли, околдованные ее голосом. Скарлет пела:
Свора Англии, воспрянь,
Стройся к битве, брось диван.
Слишком долго спали мы
Все принять готовыми.
Время зубы показать,
Славься Гаррис, наш вожак.
Люди слышат грозный вой,
Не сдадимся на убой.
Люди слышат грозный вой,
Не сдадимся на убой.
Песня кончилась, и поднялся дикий лай. Скарлет скромно склонила голову.
Спайк зарычал:
– Еще, спой еще раз!
Маленькая собака снова подняла голову и запела, на этот раз громче и увереннее.
Скоро благодаря выразительной мелодии и простым словам песню выучили назубок даже самые тупые псы. Таинственный вой из‑за стен заброшенного парка встревожил обитателей поселка Цветов. Чарльз и Камилла прикрутили радио и, выйдя к дверям, прислушивались к разноголосым завываниям.
– Дорогая, а где собаки? – забеспокоился Чарльз.
– Они не пришли к чаю. Не случилось ли чего?
Когда вой прекратился, Чарльз поднял палец:
– Слушай.
– Ничего не слышу, – призналась Камилла.
– Именно, – подтвердил Чарльз. – Ни одна собака не лает.
Они напряженно прислушивались, но собаки в парке договорились вернуться по домам в молчании и под покровом темноты.
Впустив в дом скребшихся под дверью Лео, Тоску и Фредди, Камилла попеняла им:
– Вы опоздали к чаю, сладкие.
– И что? – буркнул Лео.
– Чем вы занимались? – спросила Камилла.
– Ничем, – рыкнул Фредди.
– 1де вы были?
– Нигде, – огрызнулась Тоска.
Все трое, не здороваясь, прошли мимо Чарльза прямиком на кухню.
Чарльз и Камилла с тревогой переглянулись: отчего это собаки выказывают такую неприязнь? Чем они заслужили подобное отношение? Весь остаток вечера собаки провели в своей компании, лежа вместе под кухонным столом. Когда Чарльз, отправляясь в постель, выпустил их сделать свои дела, они с лаем устремились к дальней изгороди. Там их ждали две лисы, и впятером они спели хором "Свору Англии".
В другом конце тупика королева убавила звук телевизора: Гаррис и Сьюзен завыли в спальне, откуда не казали носа с тех пор, как с опозданием явились к чаю.
– Что такое, детки? Вам плохо? – перепугалась королева.
Собаки, не обращая на нее внимания, допели песню до конца. Когда же хозяйка поднялась в спальню, чтобы лечь спать, собаки вышли за дверь, не удостоив ее и взглядом. Без их уютного сопения в изножье кровати королева никак не могла уснуть. Она лежала без сна, гадая, что такого сделала и чем навлекла на себя осуждение Гарриса и Сьюзен.
51
Сынок Инглиш сидел с помощниками в своем кабинете в штаб – квартире новых консерваторов и смотрел рекламный ролик партии, который через несколько дней должен был запускаться в эфир на всех телеканалах одновременно. Главным персонажем ролика был, конечно же. Билли, пес Сынка. По ходу просмотра один советник сказал:
– А можно на компьютере перегнать собаку в кота?
– Лабрадора в мурзика ты не превратишь, это тебе не хрен моржовый, – ответил ему парень в рубашке с коротким рукавом.
– Почему вы не заступитесь за собачников, Сынок, не врежете правительству?
Остальные же убеждали Сынка уклониться от любой поддержки собак.
– Вот если бы эти сучьи дети могли голосовать… – сказала молодая женщина с модным беспорядком в прическе.
Чтобы выиграть время. Сынок перевел разговор на планируемое посещение королевской семьи в изгнании.
– Разрешение запросили, – доложил один из молодых членов команды. – Но сомневаюсь, что "Вулкан" его выпишет.
– Тогда я сыграю на гражданских свободах, – сказал Сынок.
Команда засмеялась: они все знали, что гражданские свободы – это нонсенс.
Определиться наконец с отношением к антисобачьим законам Сынку помог его шофер Данкан.
Он беседовал с Сынком, глядя на него в зеркало заднего вида.
– Как вы понимаете всю эту байду про собак, мистер Инглиш? Как это так, пару месяцев назад иметь собаку было нормально, а теперь – нет? И че за фигня все эти плакаты?
Данкан мотнул головой, указывая за окно. Вдоль Юстон – роуд мелькали щиты, на которых два карликовых пуделя рвали на части плюшевого мишку.
– Я купил мамочке, ей восемьдесят семь, джек – рассел – терьера, чтобы не скучала. Она назвала собачку Глория, в честь Глории Ганни– форд. Так это такая польза маме, от собачки‑то. Она души в ней не чает, два раза в день гуляет, да подолгу, кормит ирисками. Это что, за это вот мой дед воевал?
– Ваш дед вернулся с войны? – спросил Сынок.
– Да, – ответил Данкан, – но без руки.
– Храбрый человек, – пробормотал Сынок.
– Нет, – не согласился водитель, который был зануда каких поискать. – Храбряком его не назовешь. Он каждый, блин, день ныл про свою руку и жаловался, что не может открывать консервы. Он нас, блин, с ума сводил.
Сынок поинтересовался, что шофер думает о королевской семье.
– Королеву хоть завтра вертайте. А остальных бы я заставил самих, блин, зарабатывать на жизнь.
Приехав на радио. Сынок Инглиш перевел мнение Данкана на более – менее литературный английский. Добрые отзывы слушателей, которым стало легче от того, что за собак кто‑то заступился, воодушевили Сынка. Телефонная линия не справлялась со звонками собачников, которые обещали новым консерваторам свои голоса.
"Вулкан" таки выдал Сынку и съемочной группе пропуск в зону Цветов, но Сынок не знал, что распоряжение подписал его клятый соперник – Джек Баркер.
По мнению Сынка, теперь, похоже, можно было обойтись и без Грэма. У него даже возникло искушение отменить последнее занятие у Рипа. Из бара в "Савое" приходили астрономические счета, к тому же Рип непрерывно болтал с Америкой из номера, еще больше увеличивая расходы.
Рип Шпиценбергер находился в телестудии в Сохо, записывая тренировочное интервью с Грэмом, дабы познакомить его с агрессивностью массмедиа. Ведь стоит только предъявить Грэма обществу, как журналюги накинутся на него всей сворой.
– Итак, – говорил Рип, – я спрашиваю – ты отвечаешь. Хорошо. Значит, первым делом проверяем внешний вид: ширинка застегнута, прическа в порядке, шпинат в зубах не застрял. И улыбайся, даже если у тебя, мать твою, сердце ноет, улыбайся, даже если оно, мать твою, разрывается… И помни, Грэмми, главное – заболтать интервьюера. Тренди как можно больше. И прежде чем отвечать, всегда говори: "Это очень интересный вопрос" или "Я рад, что вы меня об этом спросили, мистер Рип". Понял?
Грэм опустился в кресло напротив Рипа и ждал, когда начнется учебное интервью. Никогда в жизни ему не было так неуютно. Рот у него был полон новехоньких коронок, одет он был как гомики из телевизора, а голова аллергически зудела от перекиси водорода. Едва зажглись софиты, Грэм тут же завязался узлом, закатил глаза и машинально проверил ширинку.
– Госспадибожетымой! – заорал Рип. – Оставь свои яйца в покое! Это выглядит, будто ты, черт возьми, ублажаешь себя!
Рип тяжко вздохнул: неделя усиленной подготовки пошла прахом. Затем, переключаясь на роль интервьюера, спросил:
– Принц Грэм, что вы почувствовали, когда узнали, что вы второй наследник английского трона?
– Я был на седьмом небе.
– Что я тебе говорил насчет клише? – заорал Рип. – Не был ты не на каком долбаном небе!
Грэм вскочил и сорвал с лацкана микрофон.
– Я будущий король Англии! – заносчиво сказал он. – Вы не смеете говорить со мной так неуважительно. Мои предки покоряли мир, когда ваши пожирали друг друга.
После того как Грэм удалился из студии, Рип решил, что сам во всем виноват. Дабы помочь Грэму расслабиться, он рассказал ему о своем скромном эстонском происхождении и Великих морозах зимы 1795 года, тогда Шпиценбергерам пришлось до самого прихода Великой оттепели питаться одной лишь жирной тетушкой.
Грэм выбежал из здания на Уордор – стрит и влился в людской поток на тротуарах. Грэм устал следить за тем, как бы не проговориться, кто его настоящие родители. С какой стати его делают пешкой в политической игре? Почему он не взял собственную судьбу в свои руки и не сообщил миру, что однажды станет королем Англии? Эта мысль взволновала Грэма. Он сел в уличном кафе на Олд – Комптон – стрит и заказал "молочный кофе".
– Молочный кофе? О, как очаровательно старомодно, – прокомментировал официант с ухмылкой, но Грэм и ухом не повел.
Прихлебывая кофе, он заметил, что многие из спешивших мимо мужчин явно "по другую сторону баррикад", как это называл его приемный отец. Когда молодой человек с накрашенными ресницами спросил, можно ли подсесть, Грэм пулей вылетел из кафе и, остановив такси, попросил отвезти в редакцию "Дейли телеграф" – газеты, которую читали его приемные родители. Грэм знал, что "Дейли телеграф" можно доверять: газета поддерживала монархию и английский уклад жизни. Грэм не сомневался, что редактор его сочувственно выслушает.
Грэм никогда не бывал в Кэнери – Уорф. Человек масштабом поменьше оробел бы от нависших небоскребов и акров зеркального стекла, но Грэм вступил в здание "Дейли телеграф" как монарх, которым однажды станет. Он сообщил на вахте, что принес историю века, и к нему в лифте спустилась помощник редактора Индия Найтли, апатичная девица с правильной речью. Она и глазом не моргнула, когда Грэм шепотом сообщил ей, что он дитя любовной связи принца Чарльза и Камиллы Паркер – Боулз, лишь без интереса протянула:
– Правда?
Только на прошлой неделе Индии пришлось выслушать женщину, объявившую, что она любовница Папы Римского.
– Да. Правда. У меня есть документы, подтверждающие это.
– Можно на них взглянуть?
Индии наскучило разбираться с чокнутыми, толпами осаждавшими редакции газет. Ей хотелось вести собственную колонку, писать милые забавности о кошках и о том, как бесит, если в супермаркете попадется скрипучая тележка.
Когда Грэм сказал, что бумаги, подтверждающие его статус будущего короля Англии, лежат у него дома в Руислипе, Индия дала знак двум охранникам, привалившимся к стойке вахты, и они, взяв Грэма под руки, повели претендента на трон к дверям. Конечно, ему следовало смириться и съездить на метро домой в Руислип, но, истомленный потребностью заявить о своей истинной личности, он закричал:
– Я ваш будущий король! Руки прочь!
Потасовка закончилась сломанной пальмой в кадке, разбитым стеклянным столиком и огромной лужей крови, вопиющей о вмешательстве полиции.
Вернувшаяся в штаб – квартиру Миранда доложила, что Грэм разгуливает неведомо где, но Сынок равнодушно отмахнулся. Последний опрос общественного мнения показал, что судьба монархии волнует лишь двенадцать процентов голосующих. Зато шестьдесят семь процентов имели четкое мнение по поводу собак.
К концу вечерней программы на Би – би – си-4 Джин начал беспокоиться: Тонику пора было колоть инсулин.
– Бесит, что мы так зависим от людей, – тявкнул Джин, топчась перед холодильником, где хранились ампулы.
– Эх, Джин, если бы только у нас были пальцы, – залаял Тоник. – Представь, как бы мы зажили.
Они с отвращением посмотрели на свои лапы.
Кукушка двенадцать раз прокуковала из своего окошка, а Грэм так и не вернулся. Тоник свернулся клубком в корзине и проскулил:
– Он уже не придет, он сроду не возвращался после полуночи.
Друзья хотели есть и пить, они хотели по нужде. Джин несколько раз отважно попытался запрыгнуть на мойку к капающему крану, но почтенный возраст да малый рост стали помехой, так что оставалось только смотреть, как драгоценные капли одна за другой падают в раковину. Задрав лапу в углу комнаты, он лег рядом с Тоником и забормотал успокаивающе, вспоминая счастливые дни, когда были живы мистер и миссис Крекнелл.
Утром Джин проснулся в гнетущей тишине. Не слышно было ни Грэма, собирающегося на работу, ни прерывистого дыхания Тоника. Только редкий стук капель, падающих в раковину.
52
Джек Баркер читал в постели утренние газеты, за окном еще не рассвело. Он тихонько посмеялся про себя заголовку на первой полосе "Сан". Крупные черные буквы вопили:
БОГ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ СОБАКОЙ, ЗАЯВЛЯЕТ ВЕРХОВНЫЙ ПАСТОР
см. стр. 3
Джек перелистнул и, глянув на фотографию гологрудой малолетки, принялся читать:
Сегодня архиепископ Кентерберийский поразил церковный мир, провозгласив с кафедры: "Бог практически точно не мужчина и даже не женщина, а вот собакой он может быть".
Бородатый праведник в сандалиях, главный босс англиканской церкви, сделал это шокирующее заявление в ходе службы в честь животных, явивших храбрость в обеих мировых войнах.
Восславив голубей, которые доставляли вести с передовой, и лошадей, что тянули тяжелые орудия, он пролил потоки хвалы на собак, которые не только храбро служили в разных родах войск, но играли важнейшую роль в поддержании боевого духа страны и утешали обездоленных и осиротевших.
Пастор шокировал молящихся предположением, что Бог может быть явлен в образе собаки.
Когда он сказал: "В конце концов, Бог – это просто пес, прочитанный с конца", некий прихожанин бросился к кафедре с криком: "Как вы смеете тащить эти старые избитые клише в дом Господень!"
Смутьяна вытолкала соборная охрана, его арестовали и обвинили в "нарушении порядка в общественном месте".
Джек еще немного поизучал надутые груди малолетки и с интересом прочел, что ей нравятся водные виды спорта.
О том, что "Бог может быть собакой", написали все газеты. Колонка Питера – Простака в "Дейли телеграф" выдвигала мнение, что Бог, наверное, сенбернар. В то же время журналистка из "Гардиан" предполагала, что Бог практически точно сука. Карикатура на первой полосе "Таймс" изображала золотистого ретривера, сидящего на облаке и взирающего на Землю.
Джек не смеялся: архиепископ, очевидно, пытался торпедировать законы о собачьем терроре. "Кто бы избавил меня от докучного попа", – подумал Джек. И это его уже рассмешило.
Лоренс Крилл обрадовался, когда в корпус имени Ieopra III доставили незаконнорожденного короля Англии, – так представила его санитарка. Крилл, не тратя времени даром, сообщил Грэму, что владеет потерянной короной Англии.
Грэм сидел на койке, бормоча себе под нос: "Я – будущий король".
Добродушная медсестра принесла ему лекарства, которые он послушно проглотил.