Осенние перепела - Нагиб Махфуз 6 стр.


12

Прошло еще несколько месяцев, прежде чем Иса поборол последние колебания. И вот наконец однажды он объявил матери:

- Я окончательно решил уехать в Александрию.

Старушка уже давно перестала удивляться странностям в поведении сына.

- Но ведь лето уже кончилось, - нерешительно промолвила она.

- Я намерен совсем переехать туда, а не только на лето.

Веки ее глаз начали нервно подергиваться.

- Поживу пока там… - продолжал Иса.

- Но почему же?

- Там я никому не известен и сам никого не знаю. Так для меня будет лучше.

- Ты мне не нравишься, - недовольно сказала мать. - Мужчина должен по-другому вести себя, когда сталкивается с трудностями. Тебе еще не поздно воспользоваться предложением Хасана…

Но Иса был непоколебим. И мать решила призвать на помощь дочерей. На следующий день все трое пожаловали к ним в дом. Сестры давно были замужем и удивительно походили друг на друга: у всех троих треугольные, суживающиеся к подбородку лица и круглые глаза. Они искренне любили Ису, гордились блестящими способностями брата, сознавали его превосходство над своими мужьями и видели доказательство этого в его быстром продвижении по службе и высоком положении в прежние времена.

Сестры сразу воспротивились его переезду в Александрию, в один голос настаивали на том, чтобы Иса принял предложение, сделанное Хасаном.

- Какой смысл жить в чужом городе, где тебя никто не знает? - воскликнула одна из них.

- Разве недостаточно, что там я смогу отдохнуть после всех этих неприятностей? - ответил Иса.

- А твое будущее?

- У меня нет будущего, только прошлое, - язвительно парировал он.

- Но у тебя ведь есть возможность наверстать потерянное.

Иса с раздражением махнул рукой, требуя, чтобы они замолчали. Затем спокойно сказал:

- Все ваши уговоры бесполезны, я решил переехать из этого дома, и все…

И перехватив печальный взгляд матери, как бы извиняясь, добавил:

- Ведь его содержание требует больших денег. Было бы глупо нести сейчас такие расходы.

- Но какое это имеет отношение к твоему отъезду в Александрию?

Иса нахмурился:

- Никакого. Просто я считаю, что мне необходимо уехать, чтобы хоть немного прийти в себя.

Мать подняла на него умоляющие глаза:

- Ты только дашь повод своим врагам для злорадства. Я нисколько не сомневаюсь, что ты смог бы содержать эту прекрасную квартиру и вести прежний образ жизни, если бы согласился на предложение двоюродного брата.

Иса ничего не ответил; и устало прикрыл глаза, давая понять, что не желает продолжать бесплодный опор.

- Ты мой сын, и я хорошо знаю тебя. Уж очень ты упрям, - с горечью сказала старая женщина. - Ты всегда был упрямым и никогда не хотел поступиться своей гордостью, даже если тебе это дорого обходилось. Конечно, упрямство не вредило тебе дома, где ты всегда был окружен любовью. Но ведь мир не состоит только из матери и сестер?

Иса пренебрежительно пожал плечами.

- Будем считать, что я ничего не слышал, все тем же вызывающим тоном произнес он.

Мать продолжала с мольбой в голосе:

- Подчинись же воле аллаха - твоя судьба в его руках! Ведь ты можешь быть счастливым и не занимая должности заместителя министра или министра…

Отвернувшись от старухи, Иса обратился к сестрам:

- Где лучше поселиться матери до моего возвращения?

Всем было ясно: вопрос об отъезде решен. И теперь каждая из сестер настаивала, чтобы мать поселилась у нее.

Наконец она сама вмешалась в их спор:

- Я перееду в наш старый дом на окраине Каира.

Сестры стали наперебой возражать: - Ни за что.

- Ты не должна оставаться одна!

- Я и не буду одна, - успокоила их старая женщина. - Надеюсь, Умм-Шалаби меня не оставит…

Иса невольно вспомнил старый дом, стены которого были немыми свидетелями появления на свет каждого из них. Особенно отчетливо он представил себе большой пустынный двор.

Он не находил слов для того, чтобы выразить внезапно охватившее его отчаяние. И лишь спросил, обращаясь к матери:

- А не лучше ли в самом деле поселиться у одной из сестер?

- Нет! - решительно возразила она. - Я тоже упрямая. Для всех будет лучше, если я буду жить отдельно в нашем старом доме…

Исе вдруг стало невыносимо жаль бросать свою прекрасную квартиру. Он с тоской посмотрел на деревья, величаво покачивавшиеся при порывах осеннего ветра: "Какое-то проклятие аллаха лежит на всей этой жизни".

Снова одна из сестер воскликнула:

- Ехать в старый дом после того, как ты привыкла жить в такой квартире!

Иса заметил, как у матери задрожали губы. Ему показалось, что она вот-вот расплачется. Но она лишь с грустью сказала:

- Ничего, он вполне хорош. Ведь я вас там родила…

13

От всего вокруг исходил какой-то мертвящий покой. Но его исстрадавшаяся душа была рада смене обстановки, какую бы горечь она в себе ни таила. В конце концов, эта маленькая меблированная квартира не так уж плоха и даже могла служить свидетельством тому, что и в нашем цивилизованном обществе иногда встречаются приятные уголки.

В эти первые дни октября даже море, простиравшееся в своем первозданном величии до самого горизонта, казалось необычно кротким и мудрым.

Стены комнат были увешаны многочисленными фотографиями хозяйской семьи. Это были греки. Весь этот квартал Александрии был заселен греками. Куда ни глянь - в окнах и на балконах соседних домов, на улице - всюду виднелись греческие лица, в которых было что-то библейское. Первоначально все это казалось довольно странным - словно оказался на чужбине. А чего стоит кофейня неподалеку, укрывшаяся за деревьями, высаженными прямо на тротуаре. А рынок зелени, ласкающий глаз яркими и свежими красками, с его старенькими лавчонками, где тоже мелькали лица греков и слышна была незнакомая речь. Исе в самом деле иногда казалось, что он очутился где-то далеко от Египта. Это ощущение доставляло ему какое-то странное удовлетворение. А ведь когда-то он относился к этим чужакам с неприязнью… Сейчас же стал симпатизировать им больше, чем своим соотечественникам, и даже искал успокоения в общении с ними.

Его жилье помещалось на восьмом этаже. Отсюда, возвышаясь над крышами маленьких домиков, теснившихся до самого берега, он мог всегда видеть величественную панораму моря.

Море и чарующий октябрь… Часто в бессонные ночи Иса предавался своим думам, глядя в окно. Иногда в небе медленно проплывали стаи перепелов. Воображение рисовало ему фантастические опасности и многочисленные трудности, которые должны были преодолеть эти перелетные птицы на своем долгом пути навстречу неизбежной судьбе. Нередко вспоминал он о родном Каире. Печальные воспоминания… Конечно, одиночество - тяжелое испытание. Но оно иногда просто необходимо для того, чтобы уйти от всяких неприятных встреч, несущих с собой беспокойство и бессонницу, забыть о былых надеждах и стремлениях.

Минуты идут одна за другой, проходят часы, незаметно теряешь счет времени и даже не знаешь, какой сегодня день. И вдруг с удивлением замечаешь, что солнечный диск, такой спокойный на фоне бледных осенних облаков, медленно опускается за горизонт. И кажется, что жизнь вновь улыбается тебе и ты снова будто впервые видишь мир и людей вокруг себя. Долгая борьба, страдания - все это позади. В такие мгновения познаешь наконец, что истинная ценность жизни в радости, которую дает творчество, созидание…

В этой квартире Иса чувствовал себя по-настоящему одиноким, не слыша ничего, кроме биения своего сердца. И все же воспоминания о последнем вечере в милой сердцу каирской кофейне не переставали волновать его. Ведь как он любил своих друзей - Аббаса и Ибрагима. А сейчас оба они были ему ненавистны. Он любил их такими, какими они были до революции, но презирал за то, какими они стали в настоящее время. Наконец-то он получил возможность порвать с ними, разрубить этот гордиев узел… Давящий груз тяжелых мыслей не давал покоя, дурманил голову. Но ведь путь к утешению легок только для глупцов и преступников да еще, пожалуй, в сновидениях, когда все препятствия кажутся легко преодолимыми и стоит лишь кинуть взгляд с высоты на открывающийся за окном беспредельный простор, как душа наполняется спокойствием и равнодушным презрением ко всему земному.

"Почему всевышний не посвящает нас хоть немного в смысл этого трудного и окрашенного кровью пути, который мы зовем жизнью? Почему молчит море, столько видевшее с момента своего возникновения? Почему мать-земля пожирает своих сыновей? Почему у всего сущего, будь то камень, насекомое или каторжник, - у всех есть свое место в жизни, а у меня нет?" Вопросы эти не переставали донимать его.

В то утро Иса направился в казино "Фирдаус", где должен был встретиться с Самиром, от которого незадолго до этого получил письмо. Они ни разу не встречались с тех пор, как Иса в середине сентября переехал в Александрию.

Последний раз он посетил это казино летом 1951 года. Приморский пляж пустовал, да и в казино народу было немного: все-таки конец октября!

В былые времена, когда Иса занимал высокое положение, он входил в "Фирдаус" с гордо поднятой головой и направлялся к своему столику, сопровождаемый почтительными взглядами друзей и недругов. Он никогда не забудет банкет, организованный здесь два года назад. Сколько тогда было пьянящего душу веселья! Как его чествовали! Всю ночь гремела музыка, а сколько вина было выпито! Перед ним - самые радужные перспективы, казалось, все надежды и желания обязательно должны осуществиться…

Сейчас он сидел на своем старом месте, справа от входа. В зале было еще несколько завсегдатаев - престарелых пашей, оставшихся на курорте до самого последнего дня сезона. За одним из столиков сидели две женщины - старая и средних лет. Стояла какая-то удручающая, щемящая тишина.

Иса украдкой взглянул на старуху. Мелькнула мысль о том, что и Сальва когда-нибудь станет такой же. Время никого и ничто не щадит. За окном - спокойное, сверкающее голубизной море. В небе медленно проплывали розовато-белые облака.

Самир явился в назначенное время. Они обнялись. Самир заметно похудел и окреп. Глаза светились безмятежным покоем.

- Я приехал с женой, мы провожали тещу. Завтра уезжаем обратно.

Иса спросил, что нового в Каире, бывает ли Самир в их старой, излюбленной кофейне.

- Никаких особых новостей, - ответил Самир. - Можно считать, что я устроился: помогаю своему дяде - торговцу мебелью. Стал его младшим компаньоном, а фактически заправляю всем делом.

Иса поздравил друга. Сказал, что сам не имеет никакого желания работать в такое смутное время.

Самир о удивлением огляделся вокруг:

- Посмотри, как пусто в Александрии.

- Что Александрия? Весь мир пуст. Что это у тебя? Покажи.

Самир передал ему книгу. Иса удивленно уставился на Самира.

- Ты разве ничего не слышал о суфизме? - спросил тот.

Иса усмехнулся:

- Прежде я не замечал, чтобы ты этим интересовался!

- Все это так… Но, понимаешь, однажды мне довелось услышать проповедника, который произвел на меня большое впечатление глубиной своих мыслей. Он подарил мне несколько книг о суфизме, которые я вот и изучаю в последнее время.

С лица Исы не сходила усмешка.

- И ты всерьез этим занимаешься или только так, для развлечения?

- Сказать по правде, это больше, чем развлечение - настоящий отдых для души, - ответил Самир, наливая из бутылки кока-колу. Опорожнив наполовину бокал, он продолжал: - Мы обычно начинаем исследовать состояние своего здоровья лишь под давлением обстоятельств и когда уже заболеваем, то едем лечиться в Асуан даже зимой. А ведь можно было побывать там раньше и предупредить болезнь…

Иса с иронией заметил:

- Но все же несомненно есть разница между обращением к суфийскому учению в период политического кризиса и принятием суфизма по доброй воле, когда все нам благоприятствует.

Самир терпеливо слушал. В его зеленоватых глазах светилась улыбка:

- Конечно, разница есть. Но важен результат. Иногда бывает и так, что беда помогает нам встать на правильный путь.

- Но допустим, что…

Иса замолк на полуслове, неожиданно встретившись глазами с дамой средних лет, сидевшей за соседним столиком. Они обменялись долгим взглядом. "Если бы все шло, как было задумано, то Сальва уже бы год была моей женой, - подумал он. - Если бы…"

Иса вновь обратился к Самиру:

- Как трактуют суфии выражение "если бы"?

Самир, видимо, не понял, чего от него хочет Иса. Тогда Иса сам ответил на свой вопрос:

- Оно отражает муки сомнений и глупо предполагает возможность изменения хода событий, заранее предначертанных судьбой.

Самир, все так же приветливо улыбаясь, пытался что-то возразить, но Иса не слушал. Мысль о Сальве не оставляла его. Он вновь перебирал в уме ее недостатки и даже презирал ее за них. Конечно, она не отвечала полностью его идеалу женщины. Но, что и говорить, любовь глуха к голосу рассудка так же, как и смерть, судьба, счастье, природа. И до чего же Сальва была похожа в своем поведении на стихийные силы природы! "Рано или поздно, мне нужна будет женщина, - говорил он себе. - Кто лучше ее сможет разделить со мной все горести и надежды… И уж во всяком случае это не суфизм!"

Ему опять пришла в голову мысль, которую он не досказал несколько минут назад. Извиняющимся тоном спросил:

- Но допустим все же, что нас снова вызовут и предоставят возможность работать в министерстве. Что бы ты тогда стал делать со своим суфизмом?

Самир рассмеялся, блеснув двумя рядами белых зубов:

- Не так уж трудно совмещать и то и другое. Вот сейчас я ведь совмещаю торговлю и увлечение суфизмом. И мне это нисколько не мешает, скорее наоборот, суфизм помогает освободиться от некоторых вредных пороков…

- Ну что ж, по крайней мере это лучше самоубийства, - со вздохом сказал Иса.

Некоторое время они молчали. Солнце медленно догорало, опускаясь за горизонт. Самир поинтересовался, что Иса намерен делать дальше.

- Как ты думаешь, действительно ли все для нас кончено? - не отвечая, спросил Иса.

Самир растерянно пожал плечами:

- Кажется, что так. То, что произошло, не похоже на прошлые перевороты…

Иса промолчал. Казалось, он прислушивается к чему-то. Вид у него был удрученный. Затем сказал:

- До чего же мы сами похожи на этот опустевший осенний пляж…

- Поэтому я и говорю тебе, что необходимо начать работать.

- А что толку? Все равно для нас нет больше места в жизни. Мы всегда будем теперь чувствовать себя лишними, чем-то вроде аппендикса…

Неожиданно улыбнувшись, Иса продолжал:

- Не скрою от тебя, что у меня тоже есть своя идея фикс, подобная твоему суфизму. Она всерьез занимает меня в моем одиночестве.

Самир с любопытством посмотрел на него.

Спокойно, почти равнодушно Иса сказал:

- Подумываю о том, как бы совершить какое-нибудь преступление.

Самир усмехнулся:

- Нечего сказать, действительно блестящая идея!

- Что ж, зато я буду убивать не самого себя, как ты своим суфизмом, а других.

- Если уж вставать на этот путь, то я посоветовал бы тебе выбрать что-нибудь из разряда, так сказать, половых преступлений…

Оба рассмеялись.

- Хвала аллаху! Мы еще не потеряли способности смеяться, - заметил Самир.

- Смейся, паяц!.. Мы еще не так будем смеяться, когда окончательно убедимся, что вышвырнуты историей за борт и что она не желает иметь с нами ничего общего.

Вечерело. С моря дул приятный ветерок. Казалось, что редкие посетители казино, разместившиеся за соседними столиками, погрузились в сладкую дремоту. Исе вдруг пришла на память его первая речь, произнесенная им, когда он был еще студентом университета.

- Наше дело конченое, - сказал он с горечью.

- Необходимо быть терпеливым. Подождем, когда наши противники перегрызутся между собой.

К ним подошел хозяин заведения - грек, улыбнулся Исе, спросил о здоровье и делах. Иса сразу же усмотрел в его вопросе скрытый смысл, улыбнулся в ответ и сказал:

- Сами видите, каковы мои дела…

Грустно было на душе у Исы, когда он, расставшись с Самиром, сошел на трамвайной остановке возле своего высоченного дома.

Пробираясь в темноте большого вестибюля к лифту, он снова вспомнил Сальву: "Это она довела меня до такого положения!.."

14

Один со своей рюмкой, он сидел за столиком ресторана в полуосвещенном проходе, соединявшем буфет с верандой для танцев. Играла музыка. Несколько пар легко передвигались под звуки танца, стараясь немного забыться после дневных забот.

"Вряд ли этих хорошеньких женщин привели сюда прямо с улицы, как это бывало во время войны. У каждой из них есть, видимо, свой дом", - подумал Иса. Ему вспомнились дни ранней молодости. "Женщины тогда были гораздо доступнее, - думал он. - Кажется, сейчас они стали разборчивее, разбогатели, что ли? Во всяком случае, им нужны более выгодные поклонники, чем человек, потерпевший поражение в политической борьбе".

Музыка действовала на него возбуждающе. Хотелось танцевать, но где найти партнершу… Выпил пару рюмок коньяку и сразу почувствовал себя лучше, точно спрятался в надежном убежище, скрытом от посторонних глаз. Вспомнил: ведь у него достаточно денег - спасибо старостам. Можно позволить себе немного развлечься. Эх, если бы не это противное, острое ощущение безысходности, он бы показал всем этим, на что способен!..

Однако Иса недолго наслаждался одиночеством. Послышался чей-то незнакомый голос:

- О чем задумался?

Иса огляделся вокруг. Никого. Но ведь он ясно слышал чей-то пьяный голос.

- Хочешь узнать, где я, - снова заговорил незнакомец. - Присмотрись… Я здесь.

Недалеко от Исы в полутемном углу виднелось небольшое деревце, росшее в деревянной кадке, за которым ничего нельзя было разглядеть. Неизвестный по каким-то причинам предпочитал, видимо, скрываться там, не выходя на свет. Проклиная в душе своего тайного собеседника, Иса сделал вид, что не обращает внимания на его глупые шутки. Однако тот продолжал из темноты:

- Любишь выпивать в одиночестве?

Иса промолчал, надеясь, что незнакомец умолкнет. Но тот вновь заговорил:

- Знаю, тебе так лучше думается. Тогда ответь мне: разве мир и в самом деле идет к гибели?

Иса не отвечал. Он смотрел в сторону танцплощадки, наблюдая за танцующими парами и не переставая удивляться, чему радуются эти люди, отчего так веселы их порозовевшие лица…

Незнакомец, видимо, изрядно подвыпивший, не оставлял его в покое:

- Этот вопрос и в самом деле беспокоит меня. Если мир идет к гибели, тогда я буду пить коньяк, если же есть хоть какая-то надежда на спасение, то я предпочту виски. В конце концов все равно, отчего погибать - болезней у меня хватает: и давление, и печень, и даже геморрой…

Назад Дальше