Скоро он с удивлением стал замечать, что здоровье Рири с каждым днем ухудшается. Она стала бледной, вялой и слабой, на лице появилось неприятное выражение. Что же случилось? Казалось, она должна быть довольна жизнью: имела крышу над головой, была сыта и, пожалуй, имела то, о чем никогда и не мечтала. Может быть, простудилась? Но у нее не было никаких явных симптомов простуды. С упорством, которое его самого удивляло, он допытывался:
- Что с тобой? У тебя и раньше так бывало?
Она не отвечала, избегая его пристальных взглядов. Часто не в силах стоять на ногах, она ложилась в постель. Иса не сводил с нее беспокойных, полных тревоги и усталости глаз:
- Надо вызвать врача…
Рири отрицательно замахала руками:
- Нет, что ты, не нужно. Скоро пройдет. Маленькое недомогание… из-за сырости.
Но при этом на ее глаза навертывались слезы и она казалась совсем маленькой неискушенной девочкой. Ису охватывал непонятный страх.
- Да, да, ты права, у тебя, наверное, действительно недомогание от плохой погоды…
Однажды Рири в отчаянии закрыла глаза и показала на свой живот, не произнося ни слова.
Сердце Исы бешено заколотилось. Такое с ним случалось только в моменты приближения серьезной опасности. О! Теперь ему стала понятна ее коварная игра!
- Ах ты, змея! Хороша же твоя награда за то, что я приютил тебя?! Нечего сказать!
- Но откуда я могла знать раньше?! - всхлипывала Рири.
- Прикидываешься наивной, дьявольское отродье!
- Все случилось, несмотря на предосторожности.
- Врешь, врешь, лгунья… и даже если это так, то почему ты сразу не сказала мне?
- Боялась! Боялась я…
- Боялась? Да ты сама кого угодно запугаешь! Чего же ты ждешь?! Когда будешь что-нибудь делать?!
Она разрыдалась, и сквозь всхлипывания Иса услышал:
- Я не могу забыть одной своей подруги. Она умерла, когда сделала это…
- Так что же? - Иса задыхался от гнева. - Так что же? Ну, говори, что ты там еще задумала. - Угрожающе размахивая руками, он закричал: - Я не хочу, ты слышишь, не хочу тебя больше видеть… Убирайся сейчас же… и не вздумай возвращаться!..
- Не гони меня, прошу, ты же не такой плохой, - умоляла она.
Но Иса вне себя от гнева, с каким-то отчаянным упрямством повторял:
- Да, да… я понял тебя и не хочу больше видеть… уходи… уходи прочь!
17
Теперь Иса возвращался домой под самое утро. Мучительный страх точил душу: сделает ли Рири тот шаг, вслед за которым публичный скандал окажется неминуем?.. Неужели ему придется пережить позор и унижение, представ перед прокурором? А как ославит его пресса. Какой это будет подходящий случай, чтобы лишний раз развенчать, очернить всех его друзей по партии.
Беспокойство и тревога не оставляли его ни на минуту. Но дни шли за днями, и ни одно из его опасений не оправдывалось. Рири даже не давала о себе знать. Казалось, ему ничто уже не угрожает. Но он так и не мог окончательно успокоиться. К тому же одиночество начинало угнетать его, с каждым днем становясь все более невыносимым. Иногда неудержимо хотелось убежать куда-нибудь далеко-далеко, подальше от людей, в горы, покрытые зелеными пастбищами, где можно жить, не ведая мирских забот. Иса был убежден, что по многим причинам ему следует вернуться в Каир, однако что-то удерживало его в Александрии. Ему нравилась ее центральная площадь, заполненная народом, где женщины словно состязаются в красоте и изяществе, стараясь перещеголять друг друга модными нарядами. Каждый трамвай привозит буквально толпы красавиц. Постукивание их каблучков гармонично вливается в поток звуков, наполняющих улицы этого города. Вот какой-то полицейский офицер замер на месте, пожирая глазами идущих мимо обольстительниц. Иса встретился с ним глазами, офицер улыбнулся, а Иса поспешил ретироваться: беды не оберешься от этих полицейских чинов. За окном кафе "Чего изволите", выходящим на площадь, он нашел себе местечко. Наблюдая людской поток, непрерывно текущий мимо, Иса как бы сливался с ним, вновь чувствуя, что жизнь продолжается. Но мысли о прошлом, наполненном честолюбивыми надеждами, не давали покоя. Сидя за столиком кафе, он казался сам себе одним из тех обломков, которые ежедневно выбрасываются на берег морем и затем убираются, как ненужный хлам, мусорщиками муниципалитета. В прежние времена он редко позволял себе развлечение, а если и развлекался иногда, то без вкуса и настоящего удовольствия. И вот когда, казалось бы, для этого открылись все возможности, вдруг поднялся смерч и все смел. Теперь его жизнь наполнена мраком, над головой сгущаются тучи и люди кажутся призраками…
О, зимняя Александрия, переменчивая, как женщина! Снова разбушевалась непогода, нагрянула, как предвестник беды. Прохожие плотнее запахивают пальто, продавцы газет прикрывают свои киоски и лотки, а он, укрывшись за окном "Чего изволите", пьет чай - единственную усладу жизни.
С каждым раскатом грома сжималось сердце. Снова тучи обрушили на землю мириады струй. Площадь опустела, люди укрылись под козырьками подъездов. Иса видел, как они стояли, тесно прижимаясь друг к другу.
Услышав вблизи легкое покашливание, Иса оглянулся и заметил Рири, расположившуюся в кресле - всего лишь через столик от него! Мгновенно отвернувшись, Иса стал смотреть в окно на площадь. Но он ничего не видел: перед глазами стояла Рири в своем поношенном апельсинового цвета пальто. Тысячи мыслей теснились в голове. На какой-то миг встретившись с ней глазами, он увидел в них страдание. Неужели она умышленно преследует его, или их свел слепой случай?! Кончится ли все благополучно, и они мирно расстанутся или вспыхнет ссора?.. Сделала ли она аборт?
Иса решил подняться и уйти… Снова посмотрел на площадь: ветер и дождь. Придется остаться в кафе, несмотря ни на что. Что делать? Надо как можно скорее оставить Александрию; если удастся, то завтра же.
Вдруг ему стало страшно. Не подослана ли Рири полицией? Может быть, его собираются арестовать и бросить в одну из тюрем, за стенами которых уже исчезло столько видных деятелей партии? А вдруг им стало известно о его вкладе в банке?.. Занятый своими мыслями, Иса не заметил, как Рири подсела к его столику.
- Ты что ж, не желаешь меня узнавать? - спросила она.
Иса растерянно смотрел на нее, не произнося ни слова.
- Не сердись, посидим немного вместе, как старые знакомые, - продолжала Рири.
Иса, по-прежнему уверенный, что полиция наблюдает за ними, громко, так, чтобы все вокруг могли слышать, сказал:
- О чем вы это? Я что-то не понимаю!
- И это говоришь ты! - растерянно пробормотала она, пораженная тем, что он не узнает ее. - Разве ты не знаешь меня?!
Его лицо выражало полнейшее недоумение:
- Очень сожалею! Вы, возможно, ошиблись и путаете меня с кем-то.
Рири гневно сжала губы. Лицо ее стало злым. Иса уже ожидал, что вот-вот разразится скандал. Но Рири лишь с презрением посмотрела на него.
- Подумать только, что бог может создавать людей, так похожих друг на друга, - язвительно проговорила она. Затем встала из-за столика и удалилась.
У Исы от волнения кружилась голова. Неужели все кончилось?! Так просто?! Он еще долго сидел на своем месте в состоянии полнейшего замешательства. Наконец заметил, что дождь кончился и на чистом небе вновь засверкало солнце, обильно поливающее своими лучами умытую землю. Иса решительно встал, взял пальто и, не оглядываясь, вышел из кафе.
Домой он возвратился после полуночи. Здесь его ждала телеграмма от родных, извещавшая о кончине матери.
18
Похороны были назначены на следующий день, и Иса едва успел к началу церемонии. Среди родственников, пришедших почтить память матери, был и Хасан. Он прибыл на роскошном "мерседесе", что особенно поразило Ису. По всему было видно, что судьба явно благоволила Хасану: он заметно возмужал и даже, казалось, стал выше ростом, взгляд его светился уверенностью, держался он спокойно и независимо. Братья обменялись рукопожатиями. Внимательно посмотрев на Ису, Хасан сказал:
- Я ожидал, что ты выглядишь лучше.
- Наверное, климат Александрии мне не подходит, - ответил Иса. А перед его мысленным взором с кинематографической быстротой проносились картины жизни в этом городе, где он пережил столько горя.
- Твоя поездка в Александрию с самого начала не имела смысла, - категорически заявил Хасан, - да ведь ты упрямый.
Вскоре пришли Самир, Ибрагим, Аббас, несколько шейхов и бывших депутатов. Народу становилось все больше, и скоро яблоку негде было упасть. Иса пережил несколько неприятных минут, когда приехал Али-бек Сулейман, к которому тут же подошел Хасан.
Выразив свое соболезнование, Али-бек сразу ушел, не обменявшись с Исой даже словом. Между тем традиционные обряды следовали один за другим. Все это время Иса сдерживал себя и лишь в момент погребения дал волю своим чувствам. Глаза его наполнились слезами, он подошел к краю могилы и долго смотрел вниз. Вспомнил последнее свидание с матерью, когда она поцеловала его в лоб и сказала: "Поступай как знаешь. Да хранит тебя господь, где бы ты ни был. А я уйму свои слезы, покуда ты не вернешься". Иса не помнил выражения ее лица - он почти не смотрел на нее тогда, - но он до сих пор ощущал, как дрожала ее холодная, старческая рука.
Когда началось хоровое чтение поминальных сур, Иса отошел в сторону. Несколько раз обменялся понимающим взглядом с друзьями. "Ничего не поделаешь, такова участь каждого из нас - и бедного, и богатого. Да, да, каждого!"
Наступил вечер. Самир, Аббас, Ибрагим, Хасан и Иса сидели в одной из комнат. Беседа сначала не клеилась - друзья старались не заводить разговоров о политике в присутствии Хасана. Но затем вспомнились события последних лет - падение королевского режима, ликвидация феодальных порядков, эвакуация английских войск. О выводе войск - этой извечной мечте всех египтян - говорили особенно долго. Иса почти не принимал участия в разговоре, пытаясь слушать чтение Корана, доносившееся из зала. Но скоро он поймал себя на том, что думает совсем о другом - о конце английской оккупации. С каким волнением слушал он в те дни сообщения об этом событии! Наконец-то, наконец сбылось его самое сокровенное желание. Но в то же время его не покидало чувство глубокой досады, вызванное тем, что великая победа одержана без участия его партии и его самого. Не в силах более сдерживаться, он воскликнул:
- Как хотите, а все-таки изгнание англичан было бы невозможно без всей нашей борьбы в прошлом!
На мгновение воцарилось молчание. Что-то попытался возразить Хасан, но его перебил Ибрагим:
- Чего стоит вся эта прошлая борьба? Ведь она была абсолютно безрезультатной. Только последняя революция смогла решить одним ударом все задачи…
Беседа продолжалась еще долго. Наконец все стали расходиться. Собрался уходить и Хасан. Иса пошел проводить его. У самых дверей Хасан вдруг остановился и с дружеской улыбкой сказал:
- Твой переезд в Александрию - пустая затея. Тебе надо изменить свои взгляды.
Иса лишь усмехнулся.
- Скажи мне, - невозмутимо продолжал Хасан, - разве не осуществилось сейчас все то, о чем ты так долго мечтал? Присоединяйся же к нам!
Иса как-то неопределенно покачал головой, а Хасан, пожимая ему на прощание руку, сказал:
- Когда твои взгляды изменятся, разыщешь меня, дай только знак…
Иса поблагодарил. Благожелательность, проявленная Хасаном, произвела на него глубокое впечатление. И все же их по-прежнему разделяла незримая стена. Как всегда, он отдавал должное логике Хасана и даже втайне сознавал, что потерпел поражение в соперничестве с ним. Однако от сознания этого старая неприязнь с новой силой вспыхнула в душе.
Проводив Хасана, он поспешил к Умм-Шалаби. Старая женщина встретила его рыданиями. Когда она успокоилась, Иса спросил:
- Мать долго мучилась?
- Нет. Конец наступил очень быстро. Я все время была при ней.
- Ее кто-нибудь навещал?
- Каждый день у нее бывала одна из ваших сестер.
- А Сусанна-ханум?
- И она приходила.
- А Сальва? - спросил он после некоторого колебания.
- Нет, не приходила. - Она часто заморгала глазами и продолжала: - Сальва вышла замуж за Хасана, вашего брата.
Веки у Исы вздрогнули, потускневший взгляд остановился.
- Сальва и Хасан?
- Да, господин.
- И когда же?
- В прошлом месяце…
Откинувшись на спинку стула, Иса уставился в грязный, давно не беленный потолок, на котором зияла большая трещина.
19
В этот теплый июньский вечер друзья вновь после долгого перерыва собрались вместе в кофейне. На веранде дул приятный ветерок.
Беседа шла вяло, то и дело прерываясь. Разговоры о политике уже не удовлетворяли их как прежде. Все они были недовольны своим положением, хотя, например, Аббас занимал ответственный пост в правительстве, а Ибрагим пользовался известностью как адвокат и автор книги о революции.
- Что-то я не пойму, - сказал Иса, обращаясь к Ибрагиму и Аббасу, - ты - крупный писатель, а ты - видный чиновник, чего же вам нужно?
Аббас возразил своим трескучим голосом, поблескивая белками вытаращенных глаз:
- Собственно, мое положение, я бы сказал, весьма благополучно, все это так, но в целом обстановка неустойчивая…
- Видите ли, - поддержал его Ибрагим, - в наше время человек не имеет никакой ценности, сколь бы высокий пост он ни занимал…
Затем, повернувшись к Исе, спросил, похлопывая его по плечу:
- А ты почему ничего не расскажешь о себе? Разве у тебя все по-старому?
- Ты же знаешь, - ответил Иса, - умерла мать, и несколько дней тому назад я повесил на двери ее дома объявление - "продается".
- Ну а как ты жил все это время?
- Какое это имеет значение… Главное, что сердцем я весь в прошлом, хотя разум иногда готов согласиться с происшедшими переменами. Как примирить разум и сердце?
Самир с сочувствием сказал:
- Люди порой переживают большие трудности… Найди работу, женись, а там видно будет…
- Конечно, - согласился с ним Иса, - в конце концов я, наверно, найду работу и женюсь. Но это, наверно, произойдет тогда, когда я окончательно примирюсь с поражением и благополучно выберусь из всей этой истории.
20
Как-то вечером к Исе пришел маклер - высокий мужчина, лет сорока пяти в белой галабии.
- Есть покупатели, хотят посмотреть дом.
Вошли две женщины. Одна из них - старуха лет семидесяти, сухопарая и бледнолицая, с тяжелым взглядом серых глаз и спокойными уверенными манерами. Другая - ее дочь, женщина лет сорока, среднего роста, с пышными формами и флегматичными глазами.
Иса водил их но комнатам, отвечая на вопросы.
После осмотра двора он пригласил женщин в гостиную и предложил традиционную чашечку кофе. Здесь же был и маклер. Его узенькие глазки так и бегали.
- О, участок очень большой, - тараторил он, - здесь можно построить здание, которое будет выходить и на площадь и на улицу. Место на редкость удачное. Простор. Весь этот квартал застраивается новыми домами. Да вы сами видели: пять домов выросли почти одновременно. И цена подходящая…
- Но ведь дом-то очень старый и непригоден для жилья, - тоном знатока сказала та, что помоложе, явно стараясь привлечь к себе внимание хозяина.
- Конечно, - отозвался Иса, - но дело не в этом доме, а в участке. Участок же здесь замечательный и продается по сходной цене. Да вы, госпожа, и сами видели.
- В будущем, - вмешался маклер, - цена участка намного поднимется. Не забывайте, как перспективен этот квартал, сколько здесь живет людей, какой транспорт, какое расположение.
Дочь старухи поинтересовалась размерами участка. Ее гортанный голос звучал немного взволнованно. Иса уже успел составить о ней первое впечатление. "Да, ничего не скажешь, хороша!" - подумал он и ответил:
- Тысяча квадратных метров. Наверное, вы уже знаете о требуемой сумме?
- Десять тысяч фунтов?! - воскликнула старуха. - Кто же согласится выплатить этакую сумму?
- Желающие найдутся, - улыбнулся Иса.
- Подобного случая больше не будет, - сказал маклер, - аллах свидетель…
Иса долго торговался со старухой, не соглашаясь ни на какие уступки.
Время от времени он поглядывал на молодую женщину. И решил, что она не замужем. Подумал: "Должно быть, богата. К тому же довольно мила. Конечно, это не совсем мой идеал…" В какой-то момент ему вдруг показалось, что старуха следит за ним, угадывая ход его мыслей.
Наконец обе женщины ушли, так ни о чем и не договорившись.
21
Прошло несколько дней, а покупатели не появлялись. Иса уже стал беспокоиться, как неожиданно пришел маклер и сообщил приятную весть: старая госпожа согласилась выплатить требуемую сумму. От маклера он узнал, что старуху зовут Инаят-ханум и что она - богатая вдова крупного чиновника. Ее единственная дочь - Кадрия была замужем, но детей не имеет и уже пять лет, как развелась со своим прежним мужем.
Не откладывая, Иса сразу же отправился навестить Инаят-ханум в ее собственном доме. За дружеской беседой обо всем договорились. Заметив портрет покойного главы семьи, Иса, стараясь быть как можно более любезным, сказал:
- О, я знал вашего мужа. В свое время он принимал меня на работу. Его благородство и патриотизм всегда вызывали глубокое уважение.
Замечание Исы произвело на обеих женщин благоприятное впечатление. Инаят-ханум попросила его посидеть еще немного. Слуга принес чай и сладости. Старуха заявила, что ей приятно встретить человека, так хорошо знавшего ее покойного мужа, и что она рада принять его у себя. Кадрия молча сидела в кресле, посматривая на Ису оценивающим взглядом.
- Да… - начала Инаят-ханум, - сам Саад Заглул высоко ценил моего мужа. В двадцать четвертом году - я хорошо это помню - он лично перевел его в министерство внутренних дел… А сколько ему пришлось пережить во время последнего переворота, вам просто трудно представить…
Немного помолчав, она продолжала:
- Он был против брака нашей Кадрии. Но я настояла на этом. Только одна я виновата в несчастной доле моей дочери.
- Как же это случилось? - полюбопытствовал Иса.
- Видите ли, он был из довольно знатной, но обедневшей семьи. Моя дочь - славная девушка и хорошая хозяйка, у нее благородное сердце. А супруг оказался пьяницей, готовым все промотать в карты. Разве могла Кадрия смириться с этим?
- Действительно, нелегко, видимо, ей пришлось, - согласился Иса, а сам в это время думал о своем: был бы он счастлив с такой женщиной, как Кадрия? Смогла бы она сделать его жизнь спокойной? Способна ли помочь ему залечить раны, полученные на крутых поворотах судьбы?
Прощаясь, он чувствовал себя куда увереннее, чем сначала, когда входил в этот дом. Ему казалось, что он смог заинтересовать обеих женщин, во всяком случае, разжечь их любопытство.