Нет, в основном в его офисе. Вечером, после занятий. Я думала… короче, мне это льстило. А сколько же у него книг! И знаешь, некоторые названия на корешках, я сама видела, по-немецки. Или по-русски?.. И еще снимок мистера Перлмана с самим Юджином О'Нилом! И еще - фото всех этих замечательных актеров: Марлона Брандо, Рода Стайгера… а потом я увидела книгу на немецком, но смогла прочитать по-английски - я имею в виду смогла прочитать имя автора, Шопенгауэр. Взяла ее и притворилась, что читаю. А потом и говорю: "Знаете, я просто уверена, что Шопенгауэра лучше читать, когда он пишет по - английски, как здесь".
И что же сказал на это Перлман?
Поправил мое произношение. Сказал, что говорить надо "Шопенгауэр", а не "Шопенгауир". И еще, мне кажется, не поверил, что я читала эту книжку. На любом из языков. Но я правда ее читала. Один знакомый фотограф давал почитать. "Мир как воля и представление". Я читала ее, читала, а потом мне стало так грустно!..
Перлман всегда говорил, как ты его поражала. И еще, что никак не может понять, что ты собой на самом деле представляешь.
И правда, что?.. Что я собой представляю?
Просто себя и все.
Но ведь этого не достаточно, верно?
Почему же? Вполне достаточно.
Нет. Никогда не достаточно.
Ты это о чем?
Ну, вот ты писатель. Только потому, что быть просто собой недостаточно. Я хочу стать настоящей актрисой - тоже потому, что быть просто собой недостаточно. Но только, смотри, никому об этом ни слова!
Я никогда не говорю о тебе, дорогая. Это равносильно тому, что сдирать с себя кожу.
И еще ты никогда не напишешь обо мне… верно, Папочка?
Конечно, нет!
А это… ну, то, что было с мистером Перлманом… произошло как-то само собой. Нечто вроде подарка ему, в знак благодарности. Не желаете ли… "Мэрилин Монро"? На несколько минут?..
Так ты позволила Перлману заняться любовью с "Мэрилин Монро"?
Может, он так это называл… Знаешь, ему бы совсем не понравилось! Ну, что я рассказываю тебе все эти вещи.
А что и как именно он делал?
О, ну, в основном только… целовал меня. В разные местечки.
И ты была одета или раздета?
В основном одета. О, точно не помню!..
А он? Одет или раздет?
Папочка, я не знаю. Я не смотрела.
Ну а ты при этом что-то испытывала? Я имею в виду в сексуальном плане?
Кажется, нет. По большей части нет… Я могу испытывать это только с тем, кого люблю. Вот как тебя.
Нет уж, спасибо! Не желаю знать об этом! То касается только тебя и этой свиньи!
Никакая он не свинья! Просто мужчина.
Мужчина из мужчин, так, что ли?
Еще один мужчина среди мужчин "Мэрилин".
Послушай, прости меня! Не сердись. Просто я стараюсь как-то… справиться со всем этим.
Ой, Папочка, вспомнила! Знаешь, о чем я тогда думала? О Магде. Ну, о Магде из твоей пьесы. Бот подарок, который подарил мне мистер Перлман. Прочесть новую пьесу, написанную тобой… вместе с настоящими театральными актерами. Это твой подарок мне.
Он ввел тебя в труппу, даже не посоветовавшись со мной. Я ничего не знал. Обычно он набирает актерский состав, если собирается ставить сам.
Знаю, он тебя даже не предупредил! Не сказал ни слова. Я была так напугана… я боялась тебя.
Он сказал: "Верь мне. Я нашел твою Магду".
И ты ему поверил? Да.
Знаешь, почему я так плохо помню разные вещи? Просто все мои мысли заняты ролью, и я… я словно нахожусь сразу в двух местах. С другими людьми и… вместе с тем совсем не с ними. Вот, наверное, почему мне так нравится играть. Даже когда я одна, я на самом деле не одна.
Твой талант от природы, ты не "играешь". И никакая техника тебе не нужна. Да, прямо как спичка - чиркнул, и загорелась. И сразу вспыхивает яркое пламя…
И еще мне очень нравится читать, Папочка! И в школе у меня были хорошие отметки. Мне нравилось… думать. Это все равно что говорить с кем-то. Знаешь, в Голливуде, на съемках и репетициях мне даже приходилось прятать книгу, чтобы не видели, что я читаю. Людям это казалось странным.
Тебе вообще легко заморочить голову. Ты поддаешься влиянию.
О, влиять на меня могут только те люди, которым я доверяю.
Я видел этот офис тысячи раз. Этот диван… Омерзительный, грязный, вонючий!.. От него так и несет бальзамом для волос, сигарным дымом, несвежей бастурмой. Вполне вписывается в общую атмосферу, в которой существует Перлман. Это его образ. На этом вульгарном бродвейском торжище он "бескомпромиссен". Он один, видите ли, "неподкупен".
О!.. Но ведь это правда, разве нет? И потом я думала, ты его д-друг.
Когда нас обоих вызвали в 1953-м на допрос в Комитет по расследованию антиамериканской деятельности, он нанял себе безумно дорогого адвоката из Гарварда. Не еврея, заметь. А я, я нанял парня прямо отсюда, с Манхэттена, одного приятеля. Его прозвали "адвокатом комми"… Я был идеалистом. Перлман же прирожденный прагматик. И мне, надо сказать, чертовски повезло, что не угодил за решетку.
О, Папочка!.. Не бойся, больше этого никогда не случится\ Во всяком случае, сейчас, в 1956-м. Мы в этом смысле стали более прогрессивными.
И он тоже получал сексуальное удовлетворение?
Почему бы тебе не спросить его самого? Ведь он твой давний друг.
Перлман мне не друг! Он с самого начала меня ревновал.
А я думала, это Перлман дал тебе путевку в жизнь. Если б не помог с самого начала…
Можно подумать, я не смог бы сделать карьеру без него! Так, значит, вот что он говорит? Дерьмо собачье!
Я не знаю, что он там говорит. Вообще я по-настоящему так и не знаю мистера Перлмана. В Нью-Йорке у него сотни друзей и… Ну, во всяком случае, ты знаешь его лучше, чем я.
А сейчас ты с ним видишься?
Что? О, Папочка!..
Ты и он… Ведь вы очень часто вместе. И он смотрит на тебя, я сам это видел. И ты тоже смотришь на него.
Разве?
Ну, так особенно. Как умеешь смотреть только ты.
Как это особенно?
Ну, как "Мэрилин".
О, возможно… это просто от нервов.
Тебе вовсе не обязательно говорить мне об этом, милая. Если это для тебя так болезненно и…
Говорить что?
Сколько раз вы с ним…
Папочка, я не знаю!.. Честно, не знаю. У меня голова, а не арифмометр.
Тебе же надо выказывать ему благодарность.
Так ты считаешь, все дело в этом?
Во всяком случае, так было до того, как мы с тобой встретились.
О, Папочка!.. Да, да, да!
И сколько же раз, я спрашиваю? Пять, шесть? Двадцать? Пятьдесят?
Что?
Ты знаешь, что.
Ну, раза… четыре или пять. Точно не помню. Я была Магдой. Меня самой там просто не было.
Кстати, он женат.
Догадываюсь.
Но, черт возьми, я ведь тоже женат! Верно?
Ты хоть раз кончила? Что?
У тебя был оргазм? С ним?
Был ли у меня с ним… О Господи, Папочка, но я же не знала тебя тогда! Я имею в виду лично, как человека. Я знала только твои работы. Я тебя просто боготворила.
Так был у тебя оргазм с Перлманом или нет? Когда он тебя "целовал"?
О, Папочка, был ли у меня когда-нибудь… Это же делалось только ради сцены, ну, ты понимаешь. А потом сцена кончилась.
Ну вот, ты на меня рассердился, да? Ты меня совсем не любишь?
Я люблю тебя.
Нет, не любишь! Не меня.
Конечно, люблю! И хотел бы защитить тебя от себя. И мне не нравится, как низко ты себя ставишь.
О, но ведь я уже спасена! И с тобой моя жизнь началась сначала!.. О, Папочка, ты ведь не будешь писать обо мне, нет? О чем мы с тобой говорили и все такое?.. После того, как я сказала… Ты, наверное, уже меня не любишь, нет?
Милая, перестань, не надо об этом. Уже пора бы наконец понять, что я люблю и всегда буду любить тебя.
12
Эта пьеса была его жизнью. И Блондинка Актриса, читавшая роль Магды слабеньким бездыханным и бесстрастным голоском, входила одновременно и в пьесу, и в его жизнь. Блондинка Актриса сумела передать все свои страхи Магде, и Магда ожила.
Вот Магда говорит с родителями Исаака и запинается, заикается, и ее тонкий голосок еле слышен, и ты испытываешь смущение, видя, что Блондинка Актриса не соответствует ситуации и вот-вот сдастся. Но затем, в следующей сцене, когда Магда говорит уже более уверенно, ты начинаешь понимать, что Блондинка Актриса играла и играет и что это очень "одаренная" игра - столь интенсивное перевоплощение на сцене, что все, там происходящее, ты начинаешь воспринимать как жизнь. В сценах с Исааком Блондинка Актриса необыкновенно оживлялась, что уже само собой было редкостью в этом сером невыразительном сценическом пространстве и вообще не слишком принято в здешних постановках. Мало того, Блондинка Актриса излучала невиданной силы сексуальную энергию, которая поражала и завораживала и актеров, и зрителей. И уж само собой разумеется, что наибольшее впечатление это производило на Исаака.
Роль его исполнял молодой актер. Он очень нравился Драматургу - живой, одаренный, красивый молодой человек с оливково-смуглой кожей и в маленьких круглых очках, типа тех, что носят ученые евреи. Он совершенно терялся в такие моменты, не зная, как играть дальше с Блондинкой Актрисой, она же Магда; но вскоре начал реагировать, вначале робко, как и подобает Исааку, застенчивому еврейскому юноше, затем все более страстно и пылко, как подобает юноше, попавшему в подобные обстоятельства. И ты так и чувствовал, как между ними словно проскакивает электрическая искра - между приземленной венгерской девушкой, необразованной и выросшей на ферме, и этим молодым городским еврейским пареньком, которому вскоре предстояло отправиться учиться в колледж.
И публика в зале расслабилась и начала смеяться - очень уж комичной и одновременно трогательной получилась сцена. Что в целом было не слишком характерно для Драматурга, известного своей серьезностью и сдержанностью. А закончилась сцена "золотистым смехом Магды".
13
Драматург и сам смеялся, немного удивленно и с оттенком узнавания. И перестал записывать замечания на полях рукописи. Ему показалось, что пьесу, его пьесу, вдруг отняли у него, вырвали из рук. Ощущение было такое, что Магда, она же Блондинка Актриса в роли Магды, теперь сама руководит всем и всеми на сцене. Или это всего лишь иллюзия?..
Чтение продолжалось, были прочитаны все три акта пьесы. И Магда с Исааком в ходе драматических перипетий быстро повзрослели, а затем разошлись и стали жить отдельными жизнями. Какая, однако, ирония, думал Драматург. И как все сошлось! Рослую и крепкую венгерскую девушку с льняными волосами, что жила в его памяти, сменила эмоциональная и хрупкая Магда с платиновыми волосами, заплетенными в косичку, и пронзительно синими глазами. Новая Магда, такая уязвимая, такая открытая, что ты тут же начинал бояться за нее. Ты боялся, что ее будут использовать Исаак и его родители, евреи с окраины Нью-Джерси. Богатые, благополучные во всех отношениях, в отличие от нищего семейства Магды, они уже не вызывали у зрителей сочувствия, как было задумано Драматургом. И сюжет волшебной сказки, с помощью которого Драматург рассчитывал отразить всю глубину пропасти между мирами Исаака и Магды - кстати, Магда беременна от Исаака, но скрывает это и от него, и от его родителей; Исаак уезжает учиться в колледж, его ждет блестящая карьера; Магда выходит замуж за фермера, рожает ребенка от Исаака, а потом и других детей - уже от мужа; Исаак становится писателем и сразу получает признание, несмотря на то что ему нет и тридцати; время от времени Исаак с Магдой встречаются, и происходит это последний раз на похоронах отца Исаака; Исаак, несмотря на то что наделен блестящим умом, и не догадывается о том, о чем уже знают зрители, о том, что Магда от него скрывает, - словом, вопреки всему этому сюжет начинает казаться Драматургу слабоватым и незавершенным.
Финальные слова в пьесе принадлежат Исааку. Он стоит на кладбище, у могилы отца, напротив, по другую сторону от могилы, - Магда. "Я всегда буду помнить тебя, Магда". Фигуры актеров застывают, свет меркнет, затем гаснет вовсе. Финал, казавшийся таким правильным, логичным, единственно возможным, уже не кажется таковым, страдает явной незавершенностью. Да и какое нам дело, будет ли помнить Магду Исаак или нет? А что же Магда? Где ее последние слова?..
Читка закончилась. Все были потрясены. В нарушение правил, принятых на подобных неофициальных мероприятиях, многие зрители зааплодировали. А несколько человек даже поднялись со своих мест. Драматурга поздравляли. Что за глупость! Он снял очки и вытирал глаза рукавом, опустошенный, ослепленный, смущенно улыбающийся, необычайно растроганный. Но в сердце его гнездился страх. Это провал. Почему они хлопают? В насмешку, что ли? Без очков репетиционный зал представлялся сплошным расплывчатым пятном, беглым чередованием света и тени. Лиц он не видел, он никого не узнавал.
Услышал, что Перлман произносит его имя. Резко отпрянул. Он должен бежать! Пробормотал несколько слов то ли благодарности, то ли извинения. Он просто не в силах говорить сейчас с кем бы то ни было. Даже поблагодарить актеров не в силах. Даже ее поблагодарить.
И он убежал. Вылетел из зала, помчался вниз по металлической лестнице. Распахнул дверь, и в лицо волной ударил пронизывающий холод, от которого сразу застучало в висках. Побежал по Одиннадцатой авеню в поисках входа в метро. Бежать, бежать! Скорее домой! Куда угодно, спрятаться, забиться в укромный уголок, где никто не знает его по имени.
- Но я действительно любил ее. Память о ней. Моя Магда!
Ты убежал от меня! А ведь я тебя уже любила. Пришла издалека, только ради тебя.
И моя жизнь уже стала твоей жизнью. Бери, если она тебе нужна.
Как могла я тогда довериться тебе?.. Но все равно любила. И уже тогда начала ненавидеть.
14
На следующий день они договорились встретиться. Вечером, в ресторане на углу 70-й Западной и Бродвея. Началось преследование Блондинки Актрисы.
Он знал! Женатый мужчина. Не слишком счастлив в браке, особенно последние годы. И уже (сколь ни постыдно это признать, но это так, так!), уже начал влюбляться в нее. В свою Магду.
Он немного оправился от потрясения, вызванного событиями вчерашнего вечера. И прохладным отстраненным тоном говорил следующее:
- Эта пьеса. Она почему-то очень важна для меня. Она стала всей моей жизнью. А для художника это, знаете ли, фатально.
Блондинка Актриса внимательно слушала. С довольно мрачным выражением на лице. Держит свою ослепительную улыбку про запас?.. Она пришла утешать безутешного Драматурга. Сколько обещания вечного комфорта и счастья в этой светлой белокурой красоте! Но он женат, он стареющий женатый мужчина. Он развалина! Редеющие волосы, мешки под близорукими глазами, эти безобразные, глубокие, будто прорезанные ножом морщины на щеках. У него был свой секрет - Магда никогда не гладила его по щекам. Магда никогда его не целовала. Магда вообще никогда не прикасалась к нему. И уж тем более не пыталась соблазнить. Тогда ему было всего двенадцать, а Магде - семнадцать, и ее так и переполняли живость и здоровье. Она приехала из деревни, работать у его родителей, а ко времени, когда сам он уехал учиться в колледж, Магды уже не было в доме. Она вышла замуж и уехала. И все что между ними происходило, было лишь юношескими фантазиями Драматурга, мечтавшего соблазнить эту девушку с льняными волосами, столь не похожую на него и его народ, словно она принадлежала к какому-то другому виду.
Теперь же, тридцать лет спустя, Магда, она же Блондинка Актриса, с мрачным видом сидела напротив него в маленькой кабинке ресторана на Манхэтгене и говорила со всей искренностью:
- Знаете, вы не должны говорить такие вещи! О вашей прекрасной пьесе. Неужели вы не видели? Ведь люди плакали! В этом и есть вся ваша жизнь, иначе бы вы ее так не любили! Даже если она вас убивает… - Блондинка Актриса умолкла. Она и так слишком много сказала. Драматург почти физически чувствовал, как быстро работает ее мысль. И про себя удивился: как это могут многие мужчины испытывать неприязнь к женщинам, говорящим умные вещи? Вообще много говорящим?..
И он сказал:
- Дело тут не только в том, что я считаю ее незаконченной. Многие из этих сцен были написаны чуть ли не четверть века назад. Пожалуй, еще до того, как вы появились на свет. - Произнес он эти слова почти весело, и, уж определенно, в них не слышалось и намека на упрек. Но Блондинка Актриса выглядела так возмутительно молодо! Да и все ее манеры, жесты, поведение, даже самоощущение были едва ли не детскими. Стало быть, жизнь отнеслась к ней не так уж и сурово, как могла бы. Драматург быстро прикинул в уме, сколько на самом деле этой женщине, и пришел к выводу, что выглядит она лет на двадцать моложе.
- Магда - живой для меня образ, но не уверен, что это ощущение разделяют зрители. И разумеется, Исаак тоже очень много для меня значит. Однако он - лишь частичка меня. И вообще весь этот материал слишком автобиографичен. А родители… - Тут Драматург потер глаза, они болели. Этой ночью он почти не спал. Мешало ощущение напрасности всех этих долгих усилий и, что воспринималось еще более болезненно, - вчерашнего громкого успеха.
У меня нет таланта, нет Божьего дара. Я старая выдохшаяся рабочая лошадка. Даже самая выносливая рабочая лошадь в конце концов выдыхается.