Придет время - всадник явится в Европу и научит знатных не угождать народу, а управлять им; и научит народ платить налоги, а не требовать подачек; и научит, что лучше повиноваться первому среди равных, чем последнему среди башмачников. И в Европе поймут, что честь и собственное "я" значат больше, чем польза государства! И что помимо автономии полиса есть кое-что повыше: автономия личности! Настанет век Всадника на золотогривом коне; настанет и продлится вечно, ибо как устроено войско, так устроено и общество.
Тирибаз замолчал и поднял голову, чтоб отыскать звезду, одноименную себе, звезду Всадника-Тиштрьи, яркий Сириус. Звезды, однако, не было - ее заслонил обожженный угол осадной башни, сделанной финикийскими инженерами.
Что, однако, финикийцы? Финикийцы не воюют - строят себе корабли и хитроумные машины.
* * *
Клеарх осадил городок Амафунт и стал рыть подкоп; почва, однако, была скалистая, ничего не выходило.
Тогда-то Клеарх велел днем шуметь, словно и в самом деле роют, а ночью сносили из других мест землю и насыпали так, чтоб осажденные ее видели; амафунтцы рассудили по количеству вынутой земли, что подкоп уже обведен кругом, испугались и сдались.
Неподалеку от городка был храм Онесила, кипрского тирана, виновника восстания против персов; амафунтцы после его гибели прибили его голову на городских воротах, но потом, увидев, что в ней поселился пчелиный рой, похоронили и стали приносить ежегодные жертвы; а в семи стадиях от него храм местной Афродиты, в котором жрицы отдаются за деньги. Финикийский храм Тирибаз скрепя сердце решил не трогать, видя, как он нравится наемникам, а греческий велел разорить. Клеарх прибежал к нему.
Клеарх. Зачем? Станут смеяться, что ты мстишь покойнику.
Тирибаз. Знаешь, Клеарх, я бы и живого Онесила помиловал, и покойнику не мщу. Со многим, Клеарх, я примирился в эллинах, но что вы смертных людей почитаете богами - это ложь.
А в углу палатки стоял змееногий Веретрагна: царь в это время разрешил Веретрагну, Митру и Анахиту и даже храм Анахите построил в Экбатанах. Клеарх кивнул на Веретрагну и сказал:
- А это - бог или нет?
- Камень.
- Он был камнем, но поклонения и жертвы сделали его богом. Так и с человеком - был кровью и слизью, а поклонение войска или народа сделает богом. Знаешь ли ты, что кто-то в лагере молится за тебя, а кто-то и тебе?
Тирибаз. Не сбивай меня с толку, спорщик! Слишком вы, греки, ищете земного и желаете отождествить себя с богом телесным. Оттого-то в вас так силен гражданский дух, ведь личная душа рождается из души общей только тогда, когда отождествляет себя с неведомым. Оттого-то вы, когда в толпе, еще бываете бескорыстны, вернее, безумны; в одиночку же грек бескорыстным не бывает, но преследует лишь собственную выгоду. Оттого-то у вас тиран становится не царем, а сразу богом.
Так-то говорил Тирибаз, однако подумал и оставил храм в покое.
В середине осени в Амафунт, где теперь была ставка Тирибаза, явились послы Эвадора с просьбой о пощаде, а через неделю прибыл Оронт, царский зять.
Тирибаз проверил печать на царском письме, убедился в его подлинности; Тирибаз и Оронт расцеловались на глазах у греческих командиров, и Тирибаз сказал:
- Друг мой Оронт! Ты, увы, опоздал: Эвагор готов признать себя рабом своего господина Артхакшатры.
Оронт. Еще бы! Ты для этого разорил весь остров! Уничтожать то-то достояние, ради которого ведется война, что это - безумие или измена?
Тирибаз. Друг мой Оронт! Это города Ионии не бунтуют, а капризничают, добиваясь снижения налогов. Они как домашние голуби и думают лишь о том, чтоб поплотнее набить зоб. Недаром Кир покорил острова самым диковинным образом: запретил торговать с Азией. А таким человеком, как Эвагор, владеет страсть совсем иного рода: греки называют ее плеонексией, и Эвагор отложится, едва мы уйдем отсюда.
И Оронт, и Тирибаз говорили очень вежливо; греки глядели на них, не все понимая; только армянин был статен и прям, как Уран, которого персы называют Зерваном. Царский зять издали-то был не так хорош, а чем ближе, тем гаже, криворотый да жидкобородый.
- От кого это ты, однако, выучился варварским словам! - воскликнул Оронт и вышел из залы.
После этого стало непонятно, кто командует, Тирибаз или Оронт, но стало понятно, что царь Тирибазу не доверяет: греки из уважения к закону велят начальникам в таких случаях сменяться через день, а царь предоставляет им править одновременно, подобно Ахура-Мазде и Ариману, чья борьба наполняет каждый миг бытия.
Клеарх стал избегать встреч с Тирибазом и Тахом наедине; он не знал, что ему делать. Как-то Бион отвел его в сторону и сказал:
- Слушай! Этот Оронт - гнусь какая! А его писец Масхей - не поймешь, человек или репа, только сразу видно, что негодяй. Как ты думаешь, если поймать его ночью и отрезать уши?
Клеарх промолчал. А Масхей действительно был негодяй и перестал платить наемникам.
- Ты подумай, - продолжал Бион, - мы, греки, за Тирибаза, а варвары ведут себя гнусно. Чем это объяснить?
- Очень просто, - сказал Клеарх. - Тирибаз - отменный полководец, а Оронт - бездарен. Тирибаз умен, а Оронт - глуп. И для грека это значит, что победит Тирибаз, а ддя перса - что победит Оронт.
Бион изумился:
- А не стоит ли это передать Тирибазу?
- Передай, пожалуй.
А еще через неделю Тирибаз позвал к себе Клеарха попрощаться: царь отзывал его в Сузы.
- Не стоило б тебе ехать, - сказал Клеарх.
Тирибаз промолчал.
- Может, и не стоило б, - сказал он, - если б этот месяц ты почаще бывал со мной и пореже - с Масхеем. Мне передавали твои слова о греках и персах. Может быть, ты думаешь, что ты вел себя, как перс, но я скажу, что ты вел себя, как негодяй.
- Напротив, - возразил Клеарх, - я всего лишь хотел сказать, что ты победишь, если будешь себя вести, как грек, и проиграешь, если будешь себя вести, как перс.
Тирибаз помолчал и ответил:
- Нет уж, лучше я все-таки поеду в Сузы, чем буду вести себя, как грек.
Так-то Оронт присвоил себе всю честь победы над Эвагором, но честь уже была невелика: в новом соглашении Эвагор назвал себя не царским рабом, а кипрским царем.
* * *
Мир подписали через три месяца. Вскоре зять Тирибаза, флотоводец Глос, собрал командиров на лугу для угощений и подарков. Когда все поели, ополоснули руки и стали пировать, Глос подошел к Клеарху, возлежащему на одном ложе с его сыном, Тахом, поднес золотой ритон в форме бараньей головы и сказал:
- Выпей и прими в дар!
Клеарх посмотрел на него внимательно. Персу было чуть больше сорока, он был очень хорош собой, в пурпурном кандии с бляхами и браслетами, с белым лицом и черными бровями.
- Что ж ты хочешь? - спросил Клеарх.
- Я хочу, - ответил Глос, - чтоб ты достойно помянул моего тестя Тирибаза, месяц назад казненного по приказу царя.
Клеарх поглядел поверх золотого барана и спокойно сказал:
- Мне бы не хотелось за это пить, потому что без Тирибаза ваши поминки непременно кончатся поражением.
Tax сбоку глядел на друга широко раскрытыми глазами, словно видел его впервые в жизни. Отец его расхохотался.
- Накануне битвы при Платеях, - сказал он, - фиванец Аттагин устроил пир, и на нем мой прадед Арианд возлежал с каким-то греком. Арианд сказал греку: "Завтра меня убьют и от всех этих пирующих не останется и десятка… Самая тяжелая мука для человека: все понимать и не иметь сил бороться с судьбой!" А грек изумился и спросил: "Не стоит ли сообщить об этом начальникам?"
Клеарх улыбнулся: перс, как всегда, рассказывал историю противоположную греческой. Греки уверяли, что под Платеями персов было в двадцать раз больше, чем греков, персы же уверяли, что персов было вдесятеро меньше… Клеарх склонялся к точке зрения персов. Отвечая за снабжение отрядов, он понимал: будь армия персов такой, как ее рисует Геродот, то при таких дорогах, когда голова ее дошла бы до реки Асоп, хвост оставался бы еще в Сардах.
Глос отряхнул красивые руки, поднял голову и продолжал:
- Греки - разумные люди. Если кто поднимает у вас восстание - так действительно чтоб захватить власть. Царь осыплет меня милостями - что же, станут говорить, что я принял милости от убийцы родича!
Глос протянул Клеарху кубок.
- Я думаю, - сказал он, - что восставать надлежит не для того, чтобы победить, а ддя того, чтобы умереть, потому что тогда побеждаешь не людей, а богов. Выпей-ка, грек, за мою победу над богами!
Клеарх выпил кубок и покинул луг.
* * *
Восстание ионян за свободу необычайно разрослось с тех пор, как к нему примкнули Глос и Tax, а также сатрап Фригии Ариобарзан, перепуганный тем, что сын его стал царским любимцем. Помогали также Египет и Спарта. Через месяц Клеарху принесли мешок, в мешке заяц, в зайце кожаный пузырь, а в пузыре - письмо от Биона: "Переходи к нам. Не ты ли говорил, что наемники должны быть вместе, а выгод искать в общем вожде и общем враге! Вспомни слова Исократа! Я дерусь за свободу греков, а ты поступил, как варвар, а не как грек".
Клеарх отнес зайца Орошу. Оронт расцеловал его и сказал:
- Я знаю, из меня плохой полководец. Возьми пять тысяч греков и тысячу пафлагонцев и отправляйся в Ионию: у тебя не будет другого соперника, кроме как во вражеском лагере.
Клеарх ушел, а в палатку вошел арамей Масхей, и Оронт швырнул зайца прямо в рожу своего писца, дибиру, так что того всего обрызгало кишочками, и закричал:
- Кто сказал, что он не принесет письма?
Арамей Масхей, не поймешь, человек или репа, был очень зол на Клеарха, потому что взбунтовавшиеся наемники так и не получили жалованья, а Клеарх получил. Кроме того, он завидовал его молодости и красоте. Он утерся и сказал:
- Господин мой! Знаешь ли ты, что он говорит за твоей спиной? Он клевещет везде, что ты украл у Тирибаза победу и что царь понес через тебя ущерб.
Оронт побледнел, схватил своего писца за плечи и закричал:
- А ты что думаешь? Отвечай!
Масхей поклонился и ответил:
- Я думаю, что, если бы Тирибаз уже подписал мир, он бы ни за что не отправился к царю. И царь лишился бы не трех строчек в мирном договоре, а всей Малой Азии. Он сам изменился за последний год и царю решил изменить. А подбивал его на это не кто иной, как Клеарх.
Оронт задумался и сказал:
- Что же мне делать?
- А вот что, - ответил Масхей, - пошли Клеарха против ионян, а потом отзови половину войска, так чтобы ему оставалось либо погибнуть, либо изменить.
* * *
Клеарх догнал Биона и Таха в долине Меандра, недалеко от городка Ахиллея; в этих местах, говорят, растет особый благовонный тростник, из которого выжимают масло. Клеарх изумился благоприятному знамению, узнав, что здешние земли принадлежат потомкам Ликона; этот Ликон был когда-то наемником у лидийца Писсуфна, а когда Писсуфн взбунтовался, Ликон перешел на сторону царя и по-царски был вознагражден.
Клеарх расположил войска так же, как Митрадат два года назад; Чавуш, приближенный Оронта и командир конницы, разругался с ним из-за этого и увел свои войска - таков был, впрочем, секретный приказ Оронта; а накануне сражения с неба, распустив хвост, упала звезда - все сочли это неблагоприятным знамением.
Наутро Катан, стоявший во главе пафлагонской конницы, подъехал к Клеарху, ударят в землю копьем с золотым яблоком на конце и сказал:
- Отложи сражение! Рок сулит нам погибель, звезда упала у нас.
Кпеарх возразил:
- Смешно верить, что небесные тела падают на землю - такие вещи происходят от самых естественных причин; и подобные звезды - не что иное, как разрежения эфира, образующиеся внезапно, сквозь них блещет первоначальный огонь и исчезает. Все, как видишь, объясняется самым естественным образом.
Мидянин думал-думал, а потом сказал:
- Может, оно и так, но кто мешает естественной по происхождению причине иметь сверхъестественное значение?
Клеарх засмеялся и сказал:
- Катан! Мир - это путь праведности, а война - путь обмана. И стремящийся к победе не имеет ни товарищей при себе, ни богов над собой и не слушается ни знамений, ни царей!
Тут гоплиты запели пеан, издали клич в честь Энниалия и бросились на врага, а персидские и пафлагонские всадники во главе с Клеархом обрушились на его правое крыло; и началась битва, пир храбрецов, взвились стрелы похитители душ, и копья рыскали по полю, как голодные собаки, и ножнами мечей стали тела врагов. Из конников Клеарха погибли трое, а из войска Биона спаслись человек двадцать.
Tax пытался пробиться к Клеарху, но потом был ранен и ускакал, поняв, что сегодня Клеарха не одолеет; подскакал к реке и увидел лодку, лодку столкнул в воду, чтобы был виден след, оставил коня и залез в дупло огромного дуба рядом, с лентами и алтарем у корней.
Вскоре подъехали всадники с Катаном и Клеархом.
- Он уплыл, - сказал кто-то.
Клеарх показал Катану на дерево. Катан стал тыкать копьем в дупло и попал Таху в плечо. Тот смолчал. Катан вытащил копье и увидел, что кончик окровавлен.
- Там никого нет, - сказал Катан.
- Сожгите дерево, - приказал Клеарх.
- Нехорошо это, - сказал Катан, косясь на алтарь у корней.
Клеарх стал у дупла и закричал:
- Tax! Если ты не трус, выходи, потому что вряд ли будет у тебя случай померяться со мной.
Tax взялся за край дупла, чтобы выпрыгнуть, тут один из греков ударил его мечом и отрубил левую руку. Tax выпрыгнул, однако посмотрел и увидел свою руку на песке и на ней - золотое запястье, которым он когда-то обменялся с Клеархом.
- Будь ты проклят, ты опять обманул меня, - сказал перс, пошатнулся и упал было, но тут один из пафлагонцев спустил тетиву - юношу пригвоздило к дереву.
Катан отрезал голову и взял с собой: у персов такой обычай представлять головы, а то как иначе убедиться в истинности смерти?
* * *
Не желая давать пищу подозрениям, Клеарх отослал Биона и других пленников Оронту.
Тех отвезли в карийский город Принас, а оттуда в Эфес; город сдался персам, и не было такой брани и насмешки, которой бы не осыпала толпа тех, кого недавно называла спасителями.
Так получилось, что накануне из тайной поездки к Ариобарзану вернулся арамей Масхей, принес Оронту конопляный мешок и сказал:
- Ариобарзан верен царю, вот и доказательство, - и вытряхнул из мешка голову Глоса. Глоса отравили на пиру, и голова его страшно раздулась, a Tax ведь и после смерти был красив.
Оронт ужаснулся и сказал:
- Немного просил Глос - славной смерти. Этого у потомка Артабаза не допросишься!
Помолчал и добавил:
- Я дам Клеарху людей, пусть он владеет своей Гераклеей и сидит у Ариобар-зана, как бельмо в глазу.
Арамей Масхей понял, что царский зять не думает мириться с Ариобарзаном, а между тем Ариобарзан уже дал ему четыре таланта за такое примирение. И Масхей сказал:
- Распри губят персов и служат возвышению наемников! Не лучше ли персам объединиться между собой и искать выгод в общей войне против эллинов? Ведь стоило Тиссаферну и Фарнабазу примириться - они без труда разбили Агесилая!
Оронт помолчал и ответил:
- Стоило Тиссаферну и Фарнабазу помириться - и сторонникам Парисатиды это показалось столь опасным, что Тиссаферн был хитростью казнен, и другой такой услуги оказать эллинам было нельзя.
По приказу Оронта пленников тайно доставили во дворец; старый перс сам вышел Биону навстречу, снял с него цепи, усадил на серебряное ложе за накрытый стол.
- Друг мой Бион, - сказал Оронт, - извини, я осмелился пригласить тебя сюда тайно и против твоей воли. Я, однако, опасался бесчинств эфесской толпы и мечтал удержать тебя от бегства к Ариобарзану, который пощадил бы тебя не больше, чем Глоса и Таха.
Тут внесли отрезанные головы, Бион поглядел на них, плюнул в лицо Оронту и сказал:
- Правду говорил Клеарх: Оронт всех победит, ведь у варваров слабый побеждает сильного, а дурак - умного.
Оронт побледнел так, что лицо его стало как яичная скорлупа, и подумал: "Клянусь Ардвисурой-Анахитой! Клеарх не умен, раз говорит такие слова вслух, и еще более не умен, если не может приложить их к себе".
* * *
Вечером Масхей принес Оронту царское письмо: царь звал Оронта и Клеарха в Экбатаны. Оронт заплакал и сказал:
- Он называет меня бездарным! Но не лучший ли полководец тот, кто разбил замыслы и союзы противника еще до того, как вступил в бой, и сберег тысячи жизней! А теперь этот грек придет к царю и скажет: это я разгромил восставших и добыл тебе победу! Он украл славу, причитающуюся мне, и, получается, обесчестил меня.
Арамей Масхей сказал:
- Господин мой! Отправляйся к царю раньше него и сделай вид, что ты не встречался с Бионом и что тот был убит еще по пути в Эфес. А в Экбатанах пригласи сразу же грека в свой дом на пир и там убей его, а царю скажи: "Я узнал, что этот грек был в числе замысливших восстание и готовился перейти на их сторону, но, узнав о смерти Глоса, раздумал и предал товарищей, и убил их, чтобы скрыть правду. И когда я об этом узнал, я не смог сдержать своего гнева и казнил его".
Оронт послушал этого вишапа - не поймешь, человек или репа - и согласился с ним; а дибиру говорил так потому, что днем получил от людей Ариобарзана еще два таланта и обещал представить дело так, будто Оронт всем обязан не доблести Клеарха, а измене Ариобарзана. И если хотите узнать, что из всего этого вышло, читайте следующую книгу.