Охранник вернулся с бутылкой пива в огромной лапе. Б. П. посмотрел на наклейку. "Сент-Паули гёрл", из страны Германии. Разве нельзя было привезти "геббеля" или "штроха" из Детройта? - подумал он. Наверное, можно. Он поблагодарил охранника, а тот проследил за его взглядом, устремленным на костюмерш со скакалкой.
- С этими дамами поосторожней. Они не сестры, но здесь известны как Страшные сестрички. Нет на свете змей, опасней этой парочки, даже копьеголовая гадюка моей родины против них - ничто.
Из последующего разговора выяснилось, что охранник Гарольд - уроженец Белиза, и красочностью речи он обязан тому, что не был жертвой нашей системы образования. Гарольд дал Б. П. свою визитную карточку на случай, если понадобится дополнительная "охрана" в нерабочие часы. Тут подошел Боб, промокая платком лицо, и охранник с легким поклоном удалился. Когда они пожимали руки, Б. П. пришло в голову, что Гарольд такой же большой, как федеральный полицейский, приехавший в Гранд-Маре, чтобы арестовать троих браконьеров, переправлявших выдровые шкурки за границу штата. Полицейский, тоже черный, "вылезал и вылезал" из машины, как сказал один старый финн, - в нем было два метра росту и килограммов сто сорок. У него была ковбойская шляпа и в набедренной кобуре никелированный длинноствольный пистолет калибра одиннадцать миллиметров. Трапперы не оказали сопротивления.
Боб помахал рукой перед лицом Б. П., чтобы привлечь его внимание, и в это же время к ним подошли костюмерши, Страшные сестрички, с вопросом, не нуждаются ли они в женском обществе после работы. Боб сказал, что он и Б. П. (который получил еще одну визитную карточку) ангажированы до конца жизни. Девицы показали ему средний палец и отошли.
- Ух ты, симпатичные, Боб.
Вдобавок к тому, что он был голоден, сестрички возбудили его просто своим приближением. На одной были мягкие хлопчатые брюки, врезавшиеся в ее природную деталь.
- Немая скорбь нам сердце разрывает, - сказал Боб. - Во мне, наверное, много изъянов, но я не мазохист и от пальчиков ног не торчу.
По дороге к клубу на бульваре Санта-Моника речь Боба приобрела маниакальный характер, и Б. П. отключился. Голодные позывы сделались так сильны, что он стал перебирать в уме все прошлые случаи голода в своей жизни, как, например, ту охоту на оленя, когда, проплутав в лесу весь пасмурный день от рассвета до темноты, он наконец добрался до своего помятого старого фургончика, где в ящике с инструментами лежала аварийная банка ветчины. Открывая ее застывшими дрожащими руками, он порезал палец и выронил содержимое на землю. Потом торопливо и безуспешно соскребал с мяса сосновые иголки, кусочки листьев и собственную кровь, прежде чем запихнуть его в рот. Хватило на три укуса, и запить было нечем, кроме остатков бананового шнапса из пыльной бутылки, подаренной ему потому, что самого покупателя воротило от напитка. Последовавшее несварение привело его к мысли, что изобретателю бананового шнапса надо всыпать горячих. Сама же ветчина была надежным и главным продуктом питания для белой швали северных лесов, как именовала этот усталый народ Шелли.
- Ты замечал, как часто наши часы показывают одиннадцать одиннадцать? - громко спросил Боб, чтобы привлечь его внимание.
По правде, Б. П. никогда этого не замечал, но быстро сообразил, что такое бывает два раза в день, о чем и сказал Бобу.
- Важна не реальность, а наше восприятие реальности, - пояснил Боб, приканчивая шестидесятиграммовую бутылочку самолетного виски. - Когда летишь первым классом за лишнюю тысячу долларов, эти даются бесплатно. Может быть, дело в том, что в одиннадцать одиннадцать я встаю и в одиннадцать одиннадцать ужинаю.
Сейчас было как раз одиннадцать, и Б. П. удивлялся, почему на улице такое движение. В большинстве мест ночь и день не сильно разнятся по эмоциональному содержанию и ход вещей установлен довольно твердо. Перед клубами и кинотеатром, показывавшим что-то вроде "Трухлявые толстяки должны умереть", стояли очереди довольно молодых людей. Б. П. не знал, что сегодня вечер пятницы, - дни недели не играли никакой роли в его жизни. Мысли его вернулись к голодным ситуациям и дедушкиному изречению, что голодному и соленый крекер лакомство. Не так уж много лет ему потребовалось, чтобы понять, что дед часто несет околесицу, поедая у печки вонючий сыр лидеркранц и копченую колбасу со своими солеными крекерами и разглагольствуя о том, сколько конопли они выкуривали в лагерях Гражданского корпуса охраны природных ресурсов во время Великой депрессии, чтобы приберечь свою жалкую зарплату до пивных выходных. Теперь с этой коноплей ты загремел бы надолго, думал Б. П.
Остановив машину перед клубом, Б. П. спросил Боба, нельзя ли прислать ему сюда сандвич - к примеру, с ливерной колбасой, острым чеддером и толстым ломтем сырого лука, а если можно, и "будвайзер" в придачу.
- Я либеральный демократ с популистскими корнями. Ты идешь в клуб. Твое меню я уже продумал. Надеюсь, ты любишь шпинат?
- С мясными продуктами употребить могу, - пошутил Б. П., передавая ключи от грязной машины недовольному парковщику, который, однако, улыбнулся, получив от Боба двадцатку.
В клубе висел густой табачный дым - он был главной причиной существования клуба. По дороге к столу Боб быстро, хотя и громко, объяснил, что, поскольку политкорректные фашисты Калифорнии запретили курить даже в барах, некоторые мыслящие радикалы объединились и организовали клубы во имя защиты свободы. Б. П. подумал, что этот пижонский клуб мало чем напоминает вспышку радикализма в Чикаго, - впрочем, в таких вопросах он не склонен был мыслить критически. Курил он только выпив, но потому лишь, что сигареты стали слишком дороги. За всеми столиками пускали дым с большим понтом. Такой франтоватой компании, как это мятежное курящее товарищество, Б. П. еще не приходилось видеть.
Когда они подошли к своему отсеку, кровь бросилась ему в лицо. Девушка Шарон, о которой Боб упомянул днем, оказалась восьмиклассницей - по крайней мере, так он решил. Шарон раскинулась на красном кожаном диванчике в коротком розовом платьице, белых носочках и черных лакированных туфельках с перепонкой - ей можно было дать самое большее тринадцать лет. Она читала роман Шермана Алекси и, когда Боб подсел к ней и взял ее за зад, хлопнула его книгой. Голова у Б. П. пошла кругом: странно, Калифорния запрещает курение и позволяет такие дела. Он смущенно занял место на сцене еще одного преступления и, приглядевшись, решил, что ей, может быть, все восемнадцать, а одевается как девочка по каким-то личным причинам. Боб посмеялся над его растерянностью и сказан, что Шарон недавно окончила Рэдклифф, колледж на Атлантическом побережье, и Б. П. вообразил здание на скале над штормовой Атлантикой.
- Вам посчастливилось переехать от одного океана к другому, - сказал Б. П., с легким трепетом пожимая ее мягкую ручку.
- Мне это как-то не приходило в голову. - Шарон не могла понять, в самом деле он такой балбес или разыгрывает ее. - Боб рассказал мне о вас по телефону. Я очень сочувствую вам и невзгодам вашего народа.
- Путь и длинен и короток. В моем сердце живет надежда.
Б. П. немного смущала женщина, сидевшая за спиной у Боба и Шарон: ее чудовищные сиськи буквально вываливались из блузки. Она одарила его ослепительной улыбкой.
- Славно сказано, - подтвердил Боб. - Борьба и сегодня и далеко впереди. - Он схватил за руку проходившего мимо официанта. - Почему вы, засранцы, не несете нам выпить?
- Многие ли индейцы носят такие чудесные шляпы?
Шарон не отреагировала на гневное нетерпение Боба, поскольку не была алкоголичкой, хотя слегка подсела на золофт.
- Кое-кто из братьев носит, - ответил Б. П., удивляясь, зачем он порет эту чушь. Шарон, как Шелли, будто сама на это напрашивалась.
Если бы у него была ручка или карандаш, он мог бы воспользоваться старым приемом - уронил бы на пол, чтобы посмотреть оттуда вдоль ног; впрочем, хоть и хорошенькая, она была тощевата. Боб, который отошел, чтобы проследить за напитками, наверное, пытается вернуть молодость или что-то такое, а может, и в самом деле хочет поддержать Шарон.
- Боб милый человек, - сказала она, посмотрев в сторону бара, где Боб добивался обслуживания. - Только боюсь, он доконает себя алкоголем, как мой папа. Конечно, он хороший писатель, но из тысячи писателей девятьсот девяносто девять забываются через месяц после последней книги.
- А кому надо, чтобы его помнили? - спросил Б. П. - Все мы - харч для червей.
Он почувствовал себя уютнее при виде Боба, сопровождаемого официантом, который держал на одной руке поднос с двумя бутылками вина и одним мартини, а в другой - ведерко со льдом и тремя "будвайзерами".
Вечер получился не очень удачный, кроме как для Б. П. Шарон только поковыряла в своем блюде из двух устриц, двух креветок и двух молоденьких моллюсков на листьях цикория, между тем как Боб заказал себе две порции телячьих отбивных с макаронами. К счастью для Б. П., обещанный шпинат оказался шуткой - гарниром к почти килограммовой вырезке. Б. П. заметил ее в меню, но она стоила тридцать восемь долларов, поэтому он остановился на спагетти с фрикадельками ценой всего восемнадцать, тоже поразительной. В Айрон-Маунтине был ресторан, где это же блюдо стоило четыре доллара, а тефтель был размером с голову младенца и дополнительные полцыпленка обходились всего в два доллара. Но вмешался Боб и настоял на бифштексе, сказав, что в Лос-Анджелесе человеку нужна энергетическая пища. Жалкое блюдо Шарон раздражило Боба до такой степени, что он стал давиться. Б. П. согласился с идеей энергетической пищи и описал ощущение благополучия, овладевшее им после того, как он съел пять оленьих сердец. Шарон невежливо заметила, что головы у них обоих набиты дерьмом.
- Только отчасти. Но и ты от него не свободна, дорогая. От рождения до смерти прямая кишка примата не бывает пуста.
Реплика Боба прозвучала громко, и две пары за столом напротив отнеслись к ней неодобрительно.
Шарон хихикнула, игриво подняла ногу и потыкала Боба в пузо лакированной туфелькой. Б. П., который методически трудился над вырезкой, начав с восхитительного жирка, отметил про себя, что Шарон сообразительная девушка. У нее с Бобом завязался умный спор о том, что средства массовой информации - главное оружие массового уничтожения, поскольку непоправимо уродуют мозги народа. По мнению Шарон, телевидение, кино, газеты и почти все книги - это нервно-паралитический газ, отупляющий весь мир. Боб возражал:
- Зачем же тогда ты стремишься в кинобизнес?
Она, естественно, отвечала:
- Чтобы его улучшить.
- Вы, слабосильная нью-йоркская шушера со своим экспериментальным кинорукоделием, вы, надутые ксенофобы, думаете, что Нью-Йорк - это весь мир. Холод, копоть, все в кожаных куртках дрожат на рассвете. Видишь мост, дома, голубей. Потом опять мосты, дома, голуби. Ну добавь еще пару собак, китайский ресторан, бездомного, ковыряющего в носу. - Боб разгорячился, но не настолько, чтобы забыть про еду.
- А вы, либеральные романисты, съезжаетесь сюда и думаете сотворить что-то качественное, и что получается? - Шарон говорила так тихо, что нельзя было жевать, иначе твои коренные заглушили бы ее голос. - Вы думаете, что свои вялые чувства можно приложить к чему угодно. И что в результате? Стрельба. Все во всех стреляют. Вы думаете, что основной закон жизни - преступление. Как за спасительную соломинку хватаетесь за свой квелый пенис, и он приобретает форму пистолета. Бах! Кончил. Бах! Кончил. - Шарон чопорно вытерла чистые губы салфеткой и, надувшись, посмотрела на Б. П., который расправился с вырезкой и теперь обожал шпинат, плававший в прованском масле с чесноком. - А вы что думаете, Благородный Дикарь?
- Я думал, что это лучший бифштекс в моей жизни и что хочу получить назад медвежью шкуру. - Он посмотрел на ее несъеденных моллюсков, и она подвинула к нему тарелку. Это был еще один новый опыт в новом мире - он никогда не ел сырых ракушек. - Я знаю, что многого лишен у себя дома, но телевизора у меня нет, кинотеатры далеко, а газет не люблю, потому что картинки в них черно-белые, а мир - цветной. - Он чувствовал себя слабым перед ее натиском.
- Но, дорогой мой, вы получаете нервно-паралитический газ от разговора с любым знакомым. - Она просунула крохотную ножку под стол и легонько пихнула его в причинное место.
В это время зазвонил сотовый Боба, и он величественно вынул его из кобуры на поясе. "Да. Нет. Да. Нет. Отлично", - сказал он и, записав адрес в книжку, выключил телефон. Потом посмотрел на Б. П. и голосом Джо Фрайдея произнес:
- Установлен адрес Лона Мартена. Едем туда.
Боб был явно навеселе и ухмылялся, радуясь обретенной цели. Он взял телячью кость и стал обгрызать упрямый хрящик.
- Лучше поехать на рассвете, - сказал Б. П., решив, что предпочтительнее осторожная тактика.
- Завтра суббота, поэтому рассвет будет в полдень, по крайней мере в Лос-Анджелесе. Будильник у Боба всегда поставлен на одиннадцать одиннадцать.
Шарон повернулась к Бобу, который смотрел мутным взглядом на бар и в это время помахал какой-то паре.
- Это Сандрина со своим шишкой из Эн-би-си. Он полирует ей сапоги языком. Представляю, как это сказывается на вкусовых бугорках. Поверьте мне, вкус - это важная часть вашего будущего. Если он отказал, остальной твой сенсорный аппарат высыхает, как коровья лепешка под полуденным солнцем, где столоваться могут только червяки и личинки.
- Боб, замолчи, ради Христа. - Шарон так сильно толкнула его локтем, что только безупречное чувство равновесия в подобных ситуациях позволило ему спасти свой стакан с вином.
Пара подошла к ним.
- Сандрина де ла Редондо, это твой сосед по "Сиаму" Бурый Пес, - сказал Боб, игнорируя телевизионного начальника, с его сшитым на заказ английским костюмом, тонированными желтыми очками и очень чистыми ушами.
- Êtes-vous célibataire? - спросила Сандрина, развязно положив руку на затылок Б. П.
Он глубоким взглядом уставился в ее голый пупок, наслаждаясь ароматом майской утренней сирени.
- Это значит: "Знаменитость ли ты?" - перевел Боб.
- Это значит: "Ты холостой?" - уточнила Шарон.
- Pouvez-vous venir prendre un verre chez moi ce soir? - спросила Сандрина, проведя мизинцем у него за ухом, отчего он вздрогнул.
- Она спрашивает, не хотите ли вы с ней попозже выпить. - Шарон зевнула.
- Да. Я не против.
Б. П. подумал, что если эта женщина так сразу им заинтересовалась, с ней, наверное, что-то неладно. Интригующий вопрос - что именно? Если она хочет зеленую карту, он ей на рассвете пообещает. Он вяло помахал Сандрине, удалявшейся со своим вялым другом.
- Она хочет роль. Все хотят какую-нибудь роль. Включая меня. Я отвезу его домой. По дороге мы заедем на важную вечеринку - он познакомит меня с людьми, которые могут дать работу.
Сильными ногами, развитыми благодаря теннису или еще чему, Шарон вытолкнула Боба из их отсека. Боб только подписал счет и кинул сотенную на размякшее масло, в котором увязла одинокая муха.
Ничто пока не может быть иначе, чем есть, думал Б. П. в два часа ночи, растянувшись на своей кровати в "Сиаме". Живот, набитый как барабан, играл. Может, на ночь не стоило есть килограммовый бифштекс? По дороге домой - гулять так гулять - он купил полдюжины "гролша" за десять долларов и осаживал ужин под звуки мексиканской музыки. Ролей и рабочих мест в кино, по-видимому, меньше, чем желающих, а желающих много; впрочем, он вспомнил, что, когда посылочная служба Ю-пи-эс открывала отделение в Эсканобе, наняться хотели больше двухсот человек. Все говорили, там много льгот. Если ищешь физическую работу, этой дурацкой давки нет. Понадобились деньги - приходи с пилой, канистрой бензина, парой литров масла и пили на здоровье. Нужно жилье - на Верхнем полуострове сотни охотничьих домиков, пустят жить за ремонт. Благодаря другу Фрэнку из таверны на него всегда был спрос. Он ставил ловушки на дикобразов и рыжих белок, вредивших хижине, и выпускал их возле другой - например, возле этой парочки йогов, посмотреть, нравится ли зверькам дорогое жилье. В настоящем достаточно своих трудностей, так что с идеей будущего не очень-то и управишься. Он заметил, что оно само помаленьку приходит изо дня в день. Более важная проблема в жизни - борьба между пивом и водой. Слишком много пива, понял он по многолетнему опыту, тяжело сказывается на организме. Чета йогов объяснила ему, что Элвис Пресли мог бы и не умереть, если бы потреблял больше воды. Все его боли и наркотики - результат запоров из-за неправильного питания (чизбургеры и поджаренные сандвичи с арахисовым маслом и бананом), а главное, из-за того, что мало пил воды. Б. П. забеспокоился из-за своей любви к чизбургерам Фрэнка, и йоги прописали ему по шесть стаканов воды на чизбургер. Приходилось часто вставать и писать в холодной хижине, но, к счастью, рядом с его койкой было окно. В общем, он не презирал этих лесных яппи - сейчас, например, они бы лучше его сумели приспособиться к Лос-Анджелесу. Ему трудно было избавиться от нетерпения, хотя он провел здесь всего два дня. Но третий день обещал принести плоды, как говорят библейские люди.
Сандрина постучалась к нему в три часа ночи, сопроводив это тихим французским приветствием. У Б. П. наготове было требование, чтобы она говорила по-американски. Кроме того, он рассредоточил свои четыреста семьдесят долларов по полудюжине мест, включая оба носка с полусотенными. Кто-то сказал, что надо давать понемногу и брать понемногу - одна из смутных заповедей, на которых строится жизнь. Комната у Сандрины была очень приятная, обклеена французскими постерами, на одном - величественное ущелье с рекой на юге, где могла водиться радужная форель. Мне бы сейчас рыбу удить дома, подумал он, потому что в Мичигане было шесть утра, и он вообразил, как стелется утренний туман над его любимым бобровым прудом, где он однажды вытащил полуторакилограммовую форель с мягким желтым брюхом на искусственную муху номер шестнадцать, Адамс.