Я уже вышел из дома и быстро пошел по улице, когда вдруг осознал, что меня душит стыд. "Маленькая дрянь", - думал я. - Но вообще-то, - говорил я себе, - я всегда знал, какая она, с самого начала. Нет, неправда. Не знал. Я обольщался - почему не быть честным перед собой, - будто она привязана ко мне. По-видимому, я ошибался, но она-то тут при чем? Все же я винил ее, я был в ярости, в ту минуту я бы, кажется, был счастлив, если бы ее хорошенько выпороли у меня на глазах. И надо же, до того глупо расстроился, что даже засомневался, а не был ли я все это время по-своему влюблен в Салли?
Хотя какая там влюбленность! Дело обстояло гораздо хуже. Дешевая гордость, ребяческая обида. И не то чтобы меня волновало ее мнение о статье - ну, может, совсем чуть-чуть. Пока речь шла о литературе, уверенность в себе защищала меня от любых ее выпадов. Нет, гораздо больше меня задело, что она стала критиковать меня как личность. Умеют же эти чертовы бабы вынуть всю душу из мужчины! Бессмысленно утешать себя тем, что у Салли лексикон и психология двенадцатилетней школьницы, что она, наконец, смешна, - я все равно знал, что из меня сделали шарлатана. И разве не был я шарлатаном в некотором роде, - разумеется, ее смехотворные доводы не имели к этому никакого отношения, но все мои претенциозные беседы с ученицами и недавно усвоенный кабинетный социализм? Конечно, был. Но она этого не знала. И мне бы ничего не стоило произвести на нее впечатление. До чего же это унизительно. Я с самого начала взял с ней неправильный тон. Краснел и пререкался, вместо того чтобы говорить снисходительно, убежденно, одним словом, быть на высоте. Я позволил мерить себя одной меркой с этим ее чертовым хлыщом Куртом. А Салли только того и ждала. После долгих месяцев я сделал одну поистине роковую ошибку: не только позволил ей судить о своем профессионализме, но еще и оказался в ее глазах ревнивцем. Да, я ревновал самым вульгарным образом. Я проклинал себя на чем свет стоит. Я сгорал от стыда от одной мысли о происшедшем.
Теперь поздно, сказанного не воротишь. Выход только один: забыть эту историю. Но, само собой, видеться с Салли стало для меня невозможным.
Прошло, наверное, дней десять, когда однажды утром ко мне заявился молодой человек небольшого роста, бледный и темноволосый, он бегло говорил на американском английском с легким акцентом. Представился он Джорджем П. Сандерзом. Он увидел мое объявление об уроках английского в "B. Z. am Mittag".
- Когда бы вы хотели начать? - спросил я его. Но молодой человек поспешно покачал головой. Нет, нет, уроки его не интересуют. Слегка разочарованный, я вежливо ждал, пока он объяснит причину своего визита. Но он, казалось, не спешил. Взял сигарету, уселся и завел непринужденный разговор о Соединенных Штатах. Бывал ли я в Чикаго? Нет? Не слышал ли я о Джеймсе Л. Шраубе? Не слышал? Молодой человек слегка вздохнул. Он был на редкость терпелив, видимо, не только со мной, но и вообще. Похоже, я не был первым, с кем он затевал подобные разговоры. Джеймс Л. Шраубе, - объяснял он, - большой человек в Чикаго: владеет сетью ресторанов и кинотеатров. У него две огромные виллы, яхта на озере Мичиган и не меньше четырех машин. Тут я начал барабанить пальцами по столу. Выражение боли скользнуло по лицу молодого человека. Он извинился, что отнимает у меня драгоценное время. О мистере Шраубе он решил рассказать мне потому, что подумал: а вдруг меня это заинтересует? - в голосе его послышался легкий упрек. И еще мистер Шраубе, если б я знал его, безусловно, поручился бы за своего друга Сандерза. Но… раз ничего не поделаешь… Впрочем, не одолжу ли я ему двести марок? Ему нужны деньги, чтобы открыть дело, это уникальный шанс, который он может упустить, если не раздобудет денег до завтрашнего утра. Долг он вернет в течение трех дней. Если я дам ему деньги, он сегодня же вечером вернется с бумагами, подтверждающими абсолютную законность этого предприятия.
Нет? Ну что ж. Он, кажется, не слишком удивился. Встал, чтобы тотчас уйти, но как истинный коммивояжер, истративший драгоценные двадцать минут на возможного покупателя, вежливо дал мне понять, что я напрасно не принял его предложения. Уже в дверях он на минуту задержался. Не знаю ли я какую-нибудь киноактрису? Он подрабатывает продажей нового крема для лица, специально против пересыхания кожи от студийных юпитеров. Им пользуются все голливудские звезды, но в Европе крем пока совершенно неизвестен. Если бы нашлось пять-шесть местных актрис, которым можно порекомендовать его, они бы получили бесплатные образцы, а в будущем поставки за пол цены.
После минутного колебания я дал ему адрес Салли. Сам толком не знаю, зачем я это сделал. Отчасти, конечно, чтобы избавиться от юнца, который, кажется, готов был снова усесться и продолжить беседу. А может, и со злости: от Салли не убудет, если она поболтает с ним часок-другой - ей же нравятся предприимчивые мужчины. А может, ей даже перепадет баночка крема, если он вообще существует. А если парень выклянчит у нее двести марок, то тоже не велика беда. Хотя вряд ли она поддастся на его уговоры.
- Как бы то ни было, - предупредил я его, - не говорите, что это я вас послал.
Он усмехнулся и сразу согласился. Наверное, он как-нибудь объяснил себе мою просьбу, поскольку ничем не выдал своего недоумения. Он вежливо приподнял шляпу и удалился. К следующему утру я совершенно забыл о его визите.
Через несколько дней Салли позвонила мне. Звонок отвлек меня от урока, и я был не очень-то любезен.
- Это ты, дорогой Кристофер?
- Я.
- Послушай, ты не можешь сейчас же прийти ко мне?
- Нет.
- О! - От моего отказа Салли, видимо, оторопела. Последовала короткая пауза, потом она предположила тоном непривычного смирения:
- Наверное, ты ужасно занят.
- Да, занят.
- В таком случае, ты не очень рассердишься, если я сама загляну?
- Зачем?
- Дорогой, - голос Салли звучал совсем обескураженно, - я не могу объяснять по телефону… Дело правда серьезное.
- А, понимаю, - я попытался вложить в свой ответ как можно больше издевки, - еще одна статья в журнал.
И все же, как только я произнес это, мы оба расхохотались.
- Крис, ты паскудник. - Голос Салли зазвенел колокольчиком, но она тут же осеклась: - Нет, дорогой мой, поверь мне, на этот раз все очень серьезно, поверь мне, правда. - После паузы она остановилась, потом с чувством добавила: - Ты единственный, кто может мне помочь.
- Ладно, ладно, - я почти оттаял. - Приходи через час.
- Дорогой мой, начну с самого начала, хорошо? Вчера утром позвонил один человек и спросил, нельзя ли зайти ко мне. Объяснил, что он по очень важному делу, и, поскольку он знал мое имя и все прочее, я, конечно, сказала: "Пожалуйста, приходите сейчас же…" И он пришел. Представился Раковским - Павлом Раковским, европейским агентом "Метро Голдвин-Мейер", и сразу заявил, что у него ко мне деловое предложение. Сказал, что они ищут актрису-англичанку, говорящую по-немецки, на роль в комедийном фильме. Снимать будут на итальянской Ривьере. Расписал все жутко убедительно: назвал режиссера, сценариста, даже оператора и постановщика не забыл. Я, конечно, ни о ком из них слыхом не слыхивала, но решила, что удивляться тут нечему. Наоборот, так даже правдоподобнее, ведь для того чтобы наврать, большинство выбрало бы знаменитостей, на которых то и дело натыкаешься в газетах. В общем, он сказал, что теперь, после встречи со мной, убежден - лучшей претендентки на роль не найти, и он практически обещает мне ее, если пробы окажутся успешными… Сам понимаешь, я ужасно загорелась и спрашиваю: а когда начнутся пробы? Он говорит, это долгое дело, поскольку ему предстоит вести переговоры со студией…
Потом мы стали разговаривать о Голливуде, он рассказывал всякие байки, вычитал небось в разных киношных журналах, хотя я почему-то уверена, что он знает их не понаслышке. Потом стал объяснять мне, как делаются звуковые эффекты и прочие киношные трюки, мне было действительно ужасно интересно, видно было, что он поработал не на одной студии. В общем, когда мы покончили с Голливудом, он пустился рассказывать мне об Америке, о своих знакомых, о гангстерах, о Нью-Йорке. Оказывается, он только что оттуда, и весь его багаж на таможне в Гамбурге. Я еще раньше удивилась, что он так бедно одет, но раз он прямо с самолета, это вполне естественно, так я решила…
А теперь обещай, что не будешь смеяться, Крис, иначе я просто не смогу рассказывать дальше. Он вдруг набросился на меня, и мы начали заниматься любовью. Поначалу я ужасно разозлилась, что за манера - смешивать дело с удовольствием, но потом сдалась: он был очень привлекательный, в русском стиле… В конце концов он пригласил меня пообедать, мы отправились к Хорчеру и съели там потрясающий обед - лучшего я в жизни не едала, хоть одно утешение. Но когда принесли счет, он сказал: "Кстати, дорогая, не можешь ли ты мне одолжить триста марок до завтра? У меня с собой одни доллары, мне надо зайти в банк поменять". Я, конечно, одолжила ему, как назло, в тот вечер у меня было много денег… А потом он сказал: "Давай закажем шампанского, отметим твой контракт". Я была не против, видно, к тому времени изрядно захмелела, и когда он предложил мне провести с ним ночь, не раздумывая согласилась. Мы пошли в один из небольших отелей на Аугсбургерштрассе - названия я не помню, но я его найду легко. Дыра еще та… В общем, я смутно помню, как закончился вечер.
Только наутро, пока он спал, я смогла спокойно все взвесить и сообразить что к чему и подумала: тут дело нечисто… Вечером я не заметила, какое у него белье, а тут буквально пришла в ужас. Важный киношник ведь должен носить шелковое, правда? Ну, а это было из чего-то невообразимого, типа верблюжей шерсти или вроде того, словно он призанял его у Иоанна Крестителя. А галстук у него был заколот самой обыкновенной металлической булавкой, какие продаются на каждом углу. Не в том дело, что вещи были потрепанные, видно было, что это просто барахло…
Я только решила выскочить из постели и пошарить у него в карманах, как он проснулся. Ну, заказали мы завтрак… Не знаю, может, он думал, что я безумно влюблена и ничего не замечу или просто не желал больше притворяться, но наутро это был совершенно другой человек - самый обыкновенный уличный бродяга. Джем он ел с ножа и, конечно, обляпал всю кровать. И еще с ужасным хлюпающим звуком высасывал желток из яйца. Я не могла удержаться от смеха, а он нахмурился и начал хамить… Потом сказал: "Я хочу пива!" На что я ответила: "Ну и что, позвони и закажи". По правде говоря, я стала его побаиваться. Он злобно сверкал глазами - прямо дикарь какой-то. Я решила, что он просто сумасшедший и лучше ему во всем потакать. А он, видно, подумал, что я дала прекрасный совет, позвонил в ресторан и долго разговаривал, потом совсем рассвирепел, потому что они, видите ли, отказались принести пиво в номер.
Теперь-то я понимаю, что он все время водил меня за нос, просто играл и делал это очень ловко. Но тут я была слишком напугана, чтобы на все обращать внимание. Мне показалось, что он чего доброго убьет меня из-за того, что ему не дали пива… Однако он просто сказал, что придется ему одеться и самому сходить вниз за пивом. Я согласилась. Ну, ждала и ждала, а он все не приходил. Тогда наконец я позвонила и спросила горничную, не видела ли она его. Та говорит: "Видела, господин уплатил и ушел час назад… Он просил, чтобы вас не беспокоили". Я так удивилась, что просто сказала: "Хорошо, спасибо…"
Смешнее всего, что я к тому времени окончательно уверилась в том, что он полоумный, и мне даже в голову не пришло, что он просто мошенник. Может, именно этого он и добивался. Во всяком случае, он оказался не таким уж полоумным. Заглянув в сумку, я обнаружила, что он прикарманил все мои денежки, как, впрочем, и сдачу от трехсот марок, которые я одолжила ему предыдущей ночью… Этот мерзавец видно решил, что я постесняюсь пойти в полицию. Вот что меня больше всего бесит. Ну ладно, я ему докажу, что он ошибается…
- Послушай, Салли, а как этот молодой человек выглядел?
- Примерно твоего роста, темноволосый, бледный. Явно не урожденный американец, говорит с акцентом…
- Ты не помнишь, не упоминал ли он человека по имени Шраубе, проживающего в Чикаго?
- Постой, постой… Ну конечно, он много рассказывал о нем. Но откуда ты знаешь, Крис?
- Понимаешь, тут такое дело… Я должен кое в чем тебе признаться… Не знаю, простишь ли ты мне когда-нибудь?
В тот же вечер мы отправились на Александерплатц. Разговор получился еще более фантастическим, чем я представлял. По крайней мере для меня. Салли если и ощущала неудобство, то никак его не показывала, разве что иногда у нее подергивалось веко. Она описывала все приключение двум полицейским, вооруженным очками, так невозмутимо, с такими подробностями, будто пришла просить, чтобы разыскали ее пропавшую болонку или зонтик, забытый в автобусе. Поначалу полицейские - оба, очевидно, почтенные отцы семейств - казалось, вот-вот лишатся самообладания. Они излишне часто тыкали ручки в фиолетовые чернила, неуверенно возили по столу локтями, прежде чем занести услышанное в протокол, разговаривали сухо и отрывисто.
- Давайте уточним насчет отеля, - сурово сказал тот, что постарше. - Надеюсь, вы с самого начала знали, что это заведение определенного сорта?
- А вы что, хотели бы, чтобы мы направились в "Бристоль"? - Тон у Салли был очень мягкий и убедительный. - Нас бы все равно не пустили туда без багажа.
- А, так у вас не было багажа? - младший полицейский с радостью ухватился за это признание как за решающее. Каллиграфическим полицейским почерком он начал аккуратно заполнять линованные листки бланков. Вдохновленный новым фактом, он не обратил ни малейшего внимания на резкое замечание Салли:
- Не имею обыкновения упаковывать чемодан, когда мужчина приглашает пообедать.
Старший, однако, сразу же за это ухватился.
- Значит, молодой человек пригласил вас… гм… в отель после того, как вы пришли в ресторан?
- Нет, только после того, как мы пообедали.
- Моя милая юная леди, - старший откинулся в кресле и заговорил назидательно-саркастическим тоном, - позвольте спросить, это что - ваше обыкновение принимать подобного рода приглашения от совершенно незнакомых людей?
Салли мило улыбнулась - сама невинность и чистосердечие:
- Но, герр комиссар, это не был совершенно посторонний человек. Это был мой жених.
Они судорожно дернулись. Младший даже сделал небольшую кляксу в центре девственно белой страницы - единственную, наверное, во всех образцово оформленных досье полицейского управления.
- Вы хотите сказать, фрейлейн Боулз, - несмотря на суровый тон, в глазах старшего сверкнул озорной огонек, - вы хотите сказать, что стали невестой этого человека, зная его всего лишь один день?
- Конечно.
- Не кажется ли вам это несколько странным?
- Да, пожалуй, - согласилась Салли с абсолютной серьезностью. - Но в наше время, вы знаете, девушка не может позволить себе, чтобы мужчина долго ждал ее. Если он просит ее руки и получает отказ, то следующего раза может и не быть. Женщин ведь кругом в избытке…
Тут старший полицейский не выдержал. Отодвинув кресло от стола, он так расхохотался, что даже побагровел. Прошла, наверное, минута, прежде чем он смог заговорить. Молодой казался значительно более чинным, но и он вытащил огромный носовой платок и притворился, что сморкается. Сморкание превратилось в сдавленное фырканье, потом перешло в гогот, и вскоре он тоже отбросил всякие попытки отнестись к Салли всерьез. Конец беседы проходил в обстановке полной непринужденности, с неуклюжими упражнениями в галантности - прямо сценка из оперы-буфф. Старший полицейский особенно разошелся, и, по-моему, оба они весьма сожалели о моем присутствии. Без меня им было бы интереснее.
- Ну что ж, фрейлейн Боулз, можете не беспокоиться, - сказали они, на прощание потрепав ее по руке. - Мы его найдем, даже если для этого придется перевернуть весь Берлин!
- Потрясающе, Салли! - воскликнул я с восхищением, как только мы отошли достаточно далеко, чтобы нас нельзя было услышать. - Ты умеешь с ними обращаться.
Салли мечтательно улыбнулась, видимо она была собой довольна:
- Ты о чем, дорогой?
- Сама не догадываешься? Надо же так рассмешить полицейских! Сказать им, что парень был твоим женихом! Просто гениально!
Но Салли не засмеялась. Наоборот. Она вдруг чуть покраснела и опустила глаза, уставившись на носки туфель. На ее лице появилось забавное, по-детски виноватое выражение:
- Понимаешь, Крис, я сказала им правду…
- Правду?
- Да, дорогой! - Впервые я видел, что Салли действительно смущена. Она затараторила: - Я просто не успела сказать тебе сегодня утром: после всего, что произошло, я бы выглядела полной идиоткой… Когда мы были в ресторане, он предложил мне выйти за него замуж, и я согласилась… Понимаешь, я подумала, что у себя в кино он, наверное, привык, что такие вещи решаются быстро. Для Голливуда же это обычное дело, и поскольку он американец, я решила, что в случае чего мы сможем легко развестись… Да и для карьеры было бы неплохо - ну то есть, если б он и правда работал в кино, да? Мы должны были пожениться сегодня, если б удалось… Теперь об этом и подумать смешно…
- Но, Салли! - Я стоял как вкопанный и смотрел на нее во все глаза. Потом рассмеялся: а что мне еще оставалось? - Ну знаешь… Ей-богу, в жизни не встречал более удивительного создания!
Салли хихикнула, точно озорной ребенок, которому случайно удалось развлечь взрослых:
- Я же всегда говорила тебе, что я чуть-чуть чокнутая. Теперь ты, может быть, мне поверишь.
Прошло больше недели, прежде чем полиция сообщила нам новости. Однажды утром ко мне заглянули два детектива. Молодой человек, соответствующий нашему описанию, взят на заметку, и за ним установлена слежка. Полиции известен его адрес, но они хотят, чтобы я опознал его до ареста. Согласен ли я пойти с ними в одну закусочную на Клейстштрассе? Его уже не раз видели там примерно в эти часы. Я мог бы опознать его, оставаясь незамеченным в толпе, и тотчас же удалиться без всякого шума и неприятностей.
Не очень-то мне понравилась эта идея, но другого выхода не было, пришлось согласиться. Закусочная была переполнена: мы пришли как раз к ланчу. Я почти сразу же заметил нашего молодого человека, он стоял у стойки, возле титана, с чашкой в руке. Одинокий, потерявший всякую бдительность, он казался довольно жалким: еще более потрепанный и еще более юный - просто молокосос. Я чуть не сказал: "Его тут нет". Но что толку? Они все равно его схватили бы. "Да, это он, - сказал я детективам. - Вон там". Они кивнули. Я повернулся и торопливо пошел вниз по улице, твердя про себя: "Никогда больше не буду помогать полицейским".
Через несколько дней ко мне зашла Салли рассказать, как закончилась эта история: