Проснулся он в полной темноте. Рядом с ним смутно белело что-то большое. Луна вышла из-за тучи, и Данн увидел, что это опять одно из крупных животных, покрытых белой шерстью. Оно лежало с открытыми глазами и смотрело на Данна. Он перестал судорожно сжимать нож. Это не враг. Луна скрылась. В темноте стал ощутим запах мокрой шерсти. Снова показалось ночное светило. Что это за зверь? Данн никогда не видел ничего похожего. Под обилием шерсти трудно разглядеть, что за тело у животного, но морда симпатичная: глаза широко расставлены, в области носа и пасти шерсть короткая, с редкими кустиками белой поросли. Природа создавала этот вид для существования в холоде, других мнений быть не могло. В пустыне или в местах, где погода жаркая, такой зверь не выживет. Откуда он пришел? Зачем лег рядом, да еще так близко?
Почему? По лицу Данна струилась влага. Тумана этой ночью не было. Слезы. Данн почти никогда не плакал, а теперь вот расплакался - от одиночества, от невыносимого одиночества, которое с особой силой ощутил только сейчас, благодаря присутствию этой приветливой твари, ее почти дружеской близости. Данн задремывал, но просыпался, будил себя, чтобы подольше чувствовать сладость совместной ночевки в обществе доверчивого зверя. На рассвете он открыл глаза: зверь был рядом, он лежал, устроив голову на широких мохнатых лапах, и смотрел на Данна умными зелеными глазами. Как у Гриота. Это не дикое животное, оно привычно к людям. И оно не голодно, поскольку не выказывает никакого интереса к припасам Данна.
Он медленно протянул руку к лапам животного, на которых лежала белая морда. Зверь закрыл глаза, признавая его, и снова Данн заплакал как дитя и подумал: "Все в порядке, никто моих слез не увидит". Они тихо лежали рядышком, пока утро набирало силу, а потом уши животного встали торчком, оно прислушалось. Наверху, где шла дорога, послышались голоса. Животное тотчас подскочило и спустилось по щебенке ниже по склону, где трясся на ветру высохший куст. Там зверь спрятался.
Данн смотрел, как он уходит, его ночной друг уходит. Затем юноша подтянулся наверх, к краю обрыва, чтобы увидеть людей, шедших по дороге, чтобы увидеть то, что его ожидает.
Его голова едва торчала над поверхностью. Он смотрел, как мимо бредет группа людей, слишком измученных, чтобы заметить его. Данн подождал. Кажется, больше пока никто не идет. Он вылез из-под обрыва и увидел, что впереди будет подъем. Дорога взбиралась на низкий сухой холм, на котором росли деревья. Надо будет наполнить флягу водой, раз болота заканчиваются. Он сошел с дороги на подсыхающую перемычку между двумя промоинами и встал там, лицом к солнцу, греясь в его лучах. Пока Данн спал рядом с белым зверем, ему приснился сон. Удивительно яркий сон. Маара. Конечно, ему приснилась Маара, из-за теплого дружеского чувства, вызванного звериной компанией. До чего же это все-таки странно.
Данн посмотрел в окно прозрачной воды; на поверхности плавало лишь несколько сухих стеблей. В воде виднелись не очень глубоко три фигуры - что за фигуры? Какие-то массы беловатой субстанции. Две большие и одна поменьше… и от маленького шара исходили пузырьки воздуха. Ага, да это нос, вытянутый нос… значит, это животные, такие же, как его ночной гость. Они утонули. Но погодите-ка, пузыри означают жизнь - меньшее из трех животных еще живо. Данн опустился на колени на самом краю промоины, с риском, что топкий берег провалится под ним, и, ухватившись за шкуру животного, подтянул его к себе и вытащил на воздух резким рывком, так что чуть сам не свалился в воду. Он держал отяжелевшее от воды неподвижное тело за задние лапы и смотрел, как с морды зверька стекают потоки воды. Вода текла отовсюду. Не может быть, чтобы звереныш был жив. Он абсолютно не сопротивлялся, в нем не было ни единого признака жизни. А вода всё текла и текла из его пасти, через мелкие белые зубы. Под слипшейся шерстью виднелись полузакрытые глаза. Это было совсем молодое животное, должно быть детеныш тех двух больших белых зверей, очертания которых Данн видел под водой. Может, и они тоже выжили? Но что мог поделать Данн, ведь его руки были заняты щенком. А тот вдруг чихнул, издав фонтан брызг. Данн обхватил рукой тяжелое напрягшееся мокрое туловище и держал его головой вниз, чтобы вытекла вода. Было очень холодно, утренний воздух такой стылый, а звереныш висел мокрым холодным грузом. Данн холода не ощущал, потому что привык находиться на воздухе в любую погоду, но он понимал, что зверь умрет, если его не согреть. Он уложил щенка на примятый тростник между промоинами и вытащил из мешка сменную одежду, которую всегда носил с собой. Промокнув ею комки шерсти и видневшуюся между ними посиневшую кожу зверя, он завернул его как мог. Здесь требовались одеяла, толстые теплые одеяла, которых у него не было. Интересно, почему зверек не дрожит? Данн не мог понять, дышит он хотя бы или нет. Он распахнул свою стеганую куртку, достаточно теплую для него самого, прижал зверя к животу так, чтобы его голова оказалась у него на плече, и застегнул куртку на все пуговицы. Лапы животного висели на уровне колен Данна. Тяжелый холодный груз заставил юношу содрогнуться. И что теперь делать? Это еще маленький зверек, ему нужно молоко. Данн стоял, удерживая щенка, чтобы тот не выскользнул из-под куртки, и смотрел на две призрачно-белые фигуры в ледяной воде. Они пролежат так еще не один день, прежде чем начнут гнить. Если только их не съест кто-нибудь.
Болотные птицы, например? А еще на болоте обитало множество мелких животных. Данн не мог позволить себе беспокоиться об утонувших родителях щенка. Даже если в них еще теплится жизнь, он все равно не в силах их спасти. Честно говоря, Данн сомневался, что выживет хотя бы этот малыш. Он осторожно шагал по травянистым кочкам к тропе, боясь потерять равновесие из-за живого груза под курткой, и прикидывал: не вернуться ли в Центр? Ему пришлось бы тогда два дня шагать обратно на запад. Быстро шагать. А если бегом? Нет, бежать он не может, с таким-то грузом. Впереди лежала дорога, она по-прежнему вела вдоль обрыва, но как же он забыл - ведь впереди подъем и деревья, а там, где растут деревья, обязательно будут люди. Несмотря на тяжелую ношу, Данн попробовал бежать, но быстро замедлил шаги. Сквозь одежду, почувствовал он, стало пробиваться слабое, но непрерывное постукивание. В то же время зверь начал сосать плечо Данна. Он хотел жить, а что Данн мог дать малышу? Он снова заплакал. Да что же с ним такое? Плакать из-за такого пустяка. Это всего лишь животное, которому не повезло, а он видел столько смертей за свою жизнь - и ничего, наблюдал за ними без единой слезинки. Но этого Данну было не вынести - того, как сильно хотело жить это юное существо и как беспомощно оно было. От тяжести у него сводило судорогой ноги, но, несмотря на это, Данн снова перешел на бег, вернее - подобие бега. И как раз когда впереди показались темный край леса и тропинка, уводящая под сень деревьев, и когда он подумал с облегчением: "Люди", - животное перестало сосать и заскулило. Данн бежал по дорожке, бежал отчаянно, будто спасая собственную жизнь. Ему пришлось подхватить зверька на руки, чтобы того не растрясло от торопливых и неровных шагов. Наконец показался дом - скорее, хижина, с крышей и стенами из тростника.
В дверях хижины показалась женщина, и в руке она держала нож.
- Нет, мы не причиним вам зла! - крикнул Данн. - Помогите, нам нужна помощь.
Он говорил на махонди, но какой смысл вообще что-то говорить? Женщина не сдвинулась с места, когда Данн подбежал к ней, запыхавшийся, плачущий. Он распахнул куртку и показал ей промокший сверток. Она отошла от двери, положила нож на земляную приступку у внутренней стены и взяла у Данна животное. Зверек оказался слишком тяжелым для женщины, и она едва доковыляла до лежанки, покрытой одеялами и шкурами. Ничего не сказав Данну, она ловко размотала мокрую одежду и бросила ее на земляной пол. Потом завернула животное в сухие одеяла.
Данн наблюдал за ней. Незнакомка действовала стремительно, как и он, понимая, насколько близко животное к гибели. Он оглядел внутреннее убранство хижины. Это было довольно примитивное жилище, хотя опытный глаз Данна отметил, что все необходимое здесь имеется: кувшин с водой, хлеб, большая тростниковая свеча, стол из тростника, стулья.
Потом женщина заговорила, на языке торов:
- Оставайся с ним. Я принесу молока. - Она и выглядела как тор: невысокая, коренастая, энергичная женщина с густыми черными волосами.
Данн ответил, тоже на языке торов:
- Хорошо.
Совершенно не удивившись, что незнакомец говорит на ее языке, женщина вышла. Данн приложил ладонь к груди животного. Сердце его едва заметно билось: "Хочу жить, хочу жить". Зверек уже не был таким холодным.
Женщина вернулась с чашкой молока и ложкой в руках. Она сказала:
- Подними ему голову.
Данн сделал, как она велела. Женщина влила несколько капель молока в пасть между острыми мелкими зубами и стала ждать. Животное не глотало. Тогда она влила еще пол-ложки. Щенок захлебнулся. Но потом сразу начал отчаянно сосать, шевеля влажной грязной мордочкой. Так они и сидели вдвоем по обе стороны от животного, которое могло выжить, а могло и погибнуть, и вливали ему в пасть молоко, надеясь, что оно придаст зверьку достаточно жизненных сил. Но почему все-таки щенок не дрожит? Женщина сняла одеяло, тоже намокшее, и сменила его на сухое. Животное стало кашлять и чихать.
Как делал это раньше Данн, женщина подняла щенка за задние лапы и держала его так, завернутого в одеяло, чтобы проверить, не осталось ли в его легких воды. Полилась смесь из воды и молока. Довольно много жидкости.
- Похоже, он как следует нахлебался воды, - прошептала женщина.
Они переговаривались вполголоса, хотя были одни. Вокруг хижины Данн не видел других домов или построек.
Оба они думали, что животное умрет. Зверек был таким вялым, холодным, несмотря на сухие одеяла. Каждый из них знал, что другой уже утратил надежду, но продолжал ухаживать за щенком. И оба плакали.
- Ты, наверное, недавно потеряла ребенка? - предположил Данн.
- Да, да, так и было. Мой малыш заболел болотной лихорадкой и умер.
Данн догадался, что хозяйка выходила из комнаты, чтобы сцедить молоко для щенка из груди. Почему бы просто не приложить его к груди, подумал он, но потом увидел острые зубы и вспомнил, как больно ему было, когда животное пыталось сосать его плечо.
Данн и женщина так сблизились за эти несколько часов, что он положил ладонь на ее полную, крепкую грудь и подумал, что если бы Маара уже родила, то у нее тоже были бы такие же полные груди.
Данн спросил:
- У тебя столько молока, не больно?
- Больно, - ответила женщина и заплакала сильнее, потому что он понимал ее.
Их бдение продолжалось целый день. Наступил вечер. Все это время все их помыслы были только о щенке и его борьбе за жизнь, однако в краткие паузы они все-таки успели кое-что узнать друг о друге.
Женщину звали Касс. Она была замужем. Ее муж ушел в города Тундры в поисках заработка. Он был гражданином Тундры, но, поскольку кого-то пырнул ножом в драке, теперь вынужден был скрываться от полиции. Супруги жили тем, что ловили на болотах рыбу да иногда покупали зерно и овощи у бродячих торговцев. Данн услышал от Касс историю, которую сам знал как никто другой. Она была солдатом в войсках Тундры и сбежала оттуда, так же как и он с Маарой, когда Южная армия Агре вторглась в Шари. Тогда в войсках царил страшный хаос, и Касс надеялась, что ее побега никто не заметил. Но теперь армии Хеннеса не хватало людей, и они принялись разыскивать дезертиров.
- Та война, - произнесла Касс. - Это было так ужасно.
- Знаю, - кивнул Данн. - Я был там.
- Тебе не понять, какой это был кошмар, настоящий кошмар.
- Я понимаю. Я был там.
И в ответ Данн рассказал свою историю, но в сокращенном виде. Он не хотел говорить о том, что был генералом в армии Агре, той самой, которая завоевала Шари - и от которой бежала Касс.
- Страшная война. Мою мать убили, и двух моих братьев. И ради чего? Ни за что ни про что.
- Да, я с тобой абсолютно согласен.
- А теперь повсюду шныряют офицеры Хеннеса, набирающие рекрутов, записывают всех подряд, кого только могут уговорить пойти с ними. И еще они ищут дезертиров вроде меня. Хорошо, что болота служат защитой. Сюда заходить боятся.
И во все время их разговора животное дышало редко и слабо и не открывало глаз.
В хижине сгустились сумерки. Касс зажгла толстую напольную свечу из тростника. Свет дрожал на тростниковом потолке, на тростниковых стенах. Стылая сырость болот вползла в дом. Касс захлопнула дверь и закрыла ее на засов, заявив:
- Кое-кто из тех несчастных, что бегут от войны, пытается пробраться в дом, но со мной такие шутки не проходят.
И Данн поверил ей: это была сильная, мускулистая женщина. И вдобавок она раньше была солдатом.
Хозяйка хижины разожгла небольшой огонь. Данн понимал, почему Касс так экономит дрова: очевидно, этот холм посреди болот с его небольшой рощицей был единственным источником топлива в округе. Она угостила Данна супом из болотной рыбы. Щенок лежал очень тихо, только его бока едва заметно поднимались и опускались.
И вдруг зверек заплакал. Он скулил и выл и тыкался мордочкой в складки одеяла, ища соски матери, утонувшей в болоте.
- Он ищет мать, - сказала Касс и, подняв щенка на руки, обняла его как младенца, хотя он был великоват для этого.
Данн смотрел и не понимал, почему он никак не может перестать плакать. Касс даже выдала гостю какую-то тряпку, чтобы вытирать слезы, и спросила:
- Ну, а ты кого потерял?
- Сестру, - сказал Данн. - Я потерял сестру. - Но он не стал объяснять, что Маара не умерла, а вышла замуж: это прозвучало бы по-детски, и он знал это.
Данн доел суп и предположил:
- Может, щенок тоже захочет супа?
- Завтра попробую дать ему суп.
И это означало, что Касс верила: для щенка еще может наступить завтра.
Ближе к ночи щенок стал засыпать, но часто просыпался и снова принимался скулить и звать мать.
Касс улеглась на постели, обнимая животное, и Данн тоже прилег, с другой стороны от щенка. Он заснул, но вскоре проснулся и увидел, что звереныш сосет пальцы Касс. Она мазала их грудным молоком. Данн закрыл глаза, чтобы не смутить ее. Когда он проснулся в следующий раз, то и женщина, и щенок спали.
Утром Касс дала щенку еще молока, и он выглядел уже гораздо лучше, хотя все еще был очень слаб.
День прошел как предыдущий, они оба лежали на постели вместе со щенком, кормили его молоком с ложки, потом супом.
Попутно Касс рассказала Данну, что из-за таяния снегов в Йеррапе на юг мигрировали самые разные животные и что чаще всего местные жители видели вот таких белых мохнатых зверей и называли их снежными псами.
Разве возможно, чтобы животные жили среди снега и льда?
Этого никто не знал наверняка.
- А еще говорят, что снежные псы приходят с востока, просто маршрут их лежит через Йеррап, потому что южнее, вдоль побережья, идут нескончаемые войны.
- "Говорят, говорят"… - горько повторил Данн. - Почему мы не знаем этого?
- Достаточно того, что мы знаем: эти животные здесь, верно?
Да. Значит, животные, которых Данн видел, когда ночевал под обрывом, были снежными псами. А это - их щенок, собачка. Трудно было поверить, что это маленькое грязное существо со временем вырастет в одного из тех здоровых зверей, виденных Данном, и тоже покроется пышной белой шерстью. Сейчас щенка белым не назовешь. Его шерсть, покрытая болотными водорослями и глиной, слиплась в плотные грязные комки.
Касс намочила тряпку в теплой воде и попыталась почистить щенка, но ему это не понравилось, и он жалобно заскулил.
Этот беспомощный плач сводил Данна с ума. Он не мог вынести… чего? Боли, пожалуй. Он не мог вынести ее и сидел, зажав голову в ладонях. Касс успокоила было щенка, но он вновь заскулил.
И так прошел еще один день, и еще один вечер, и наконец снежный песик впервые по-настоящему открыл глаза и осмотрелся. На свет он, должно быть, появился совсем недавно, но уже научился ходить, раз шел вместе с родителями по болоту, когда им не повезло и они провалились в промоину.
- Думаю, их загнали в болото, - сказала Касс.
Она припомнила все, что слышала про снежных псов. Люди боятся их. Но собаки не нападают на людей, они ведут себя вполне дружелюбно. Многие говорили: а что, если снежные псы собьются в стаю, вместо того чтобы ходить по одному или по два? Тогда они станут опасными. И все же находились смельчаки, которые приручали снежных псов и использовали их для охраны. Они умные, эти собаки. Их легко приручать.
Касс нагрела воды, погрузила щенка в таз и быстро соскребла с него грязь. Похоже, тепло пришлось ему по нраву. После купания он стал белым и мягким, с большими мохнатыми лапами и густой гривой вокруг шеи. Его маленькая умная мордочка выглядывала из шерсти как из норки.
А потом он впервые тявкнул, словно пробуя голос.
- Слышишь, он говорит: "Рафф, рафф, рафф", - сказала Касс. - Так и назовем его - Рафф.
И вот на следующий вечер они положили щенка, укутанного в одеяло, не между собой, а в сторону, а сами обнялись и занялись любовью. Оба понимали, что являются друг для друга лишь подменой истинной любви. Касс Данн заменял мужа. Что же касается Данна, тут все было не так просто. Его любовницей была Кайра, но думал он только о Мааре.
А что, если вдруг вернется муж Касс?
Она призналась, что тоже думала об этом. И поинтересовалась, а какие вообще у Данна планы на будущее?
Он ответил, что собирается идти дальше, идти до самого края Срединного моря.
Данну было интересно, что скажет на это Касс. И она сразу заявила, что он сумасшедший, что он вообще не понимает, о чем говорит. И что вдоль дороги, которая ведет по берегу моря, сейчас идут по крайней мере две войны. Когда из тех краев приходят люди, они приносят с собой новости, и о, что это за новости!..
И о Нижнем море Касс знала гораздо больше, чем Данн. Оказывается, противоположный северный берег шел не по прямой линии от Скальных ворот до… до того места, где кончается море, то есть где берег поворачивает и становится южным. Нет, он был изломан и искривлен, и, кроме неровного берега, в Нижнем море много островов, больших и малых. Кстати, снежные псы именно таким путем добираются сюда с северного берега. Они переплывают с острова на остров.
Так что же все-таки будет делать Данн дальше?
Он хотел двигаться. Ему просто необходимо было двигаться. А стало быть, придется ему уйти отсюда.
С каждым днем щенок становился все крепче. Он много чихал: в его легких все еще оставалась вода, - так решили Касс и Данн. Песик становился симпатягой, пушистым и игривым, и не сводил зеленых глаз со своих спасителей. Он обожал лежать рядом с Касс на постели, но предпочитал все же быть с Данном. Он прижимался к юноше и клал голову ему на плечо, точно так же, как в то утро, когда Данн нес его из болота в поисках жилья.
- Рафф любит тебя, - говорила Касс. - Он понимает, что ты спас его.