Повесть о генерале Данне, дочери Маары, Гриоте и снежном псе - Дорис Лессинг 4 стр.


Данн не хотел расставаться со снежным псом. Не хотел он расставаться и с Касс, но разве это возможно? У нее есть муж. А вот к щенку он привязался всем сердцем. Вспыльчивая и суровая душа его таяла от любви и покоя, когда снежный песик лежал возле него, или лизал его лицо, или сосал пальцы. И все же Данн должен был двигаться вперед. Поначалу он хотел было взять щенка с собой, но потом решил, что это невозможно. Раффа нужно хорошо кормить. Он сейчас ел жидкий суп, кусочки рыбы и молоко, только теперь уже не грудное, а козье. Коза жила в загоне и часто блеяла, видимо ей было скучно.

Рафф не мог отправиться в путь с Данном, а Данн должен идти.

Когда он вышел из хижины, щенок завыл и засеменил вслед за ним по тропе. Касс пришлось побежать за щенком следом и подхватить его на руки, чтобы отнести обратно в дом. Женщина плакала. Снежный песик жалобно скулил. И Данн тоже плакал.

Юноша прикинул, что за то время, что провел в доме Касс, он плакал больше, чем за всю свою жизнь. "Но я не из тех, кто распускает сопли, нет", - повторял он себе.

- Я не плачу, - произнес он вслух, прибавляя шагу, чтобы поскорее уйти от собачьего воя. - Я никогда раньше не плакал, и нужно прекращать это.

Потом Данн вдруг понял, что обрел долгожданный ритм ходьбы. Он почти бежал длинными шагами по тропе и даже заставил себя чуть сбавить скорость, чтобы не устать раньше времени. Для него это было радостным откровением, и слезы наконец высохли. Он все шел и шел, без остановок; по одну сторону - болота, по другую - скалы. Навстречу ему больше не попадались беженцы. Не значит ли это, что войны закончились? Настал конец сражениям?

Наступила темнота, и Данн привычно скользнул вниз с обрыва, ища куст, в котором можно было бы спрятаться на ночь, или расщелину в камнях. Ночью ему снились приветливая постель Касс, сама женщина и снежный пес, но проснулся он с сухими глазами, перекусил припасенной Касс провизией и вернулся на тропу, когда солнце уже в полную силу светило ему в лицо. Юноша заметил, что болота отступают. К вечеру по правую руку он уже видел не топи, а вересковые пустоши, и ночлег нашел не на крутой стене обрыва, а на сухом камне под сладко пахнущим кустом. Наконец-то он избавился от гнилой вони болот… Данн глубоко дышал, впуская в легкие как можно больше чистого здорового воздуха, и так продолжалось еще день, и еще, и еще. Потом Данн напомнил себе о том, что нужно быть осторожнее, чтобы в один прекрасный момент не очутиться вдруг в гуще сражения. А такое весьма вероятно, если он и дальше будет идти по дороге. Хотя все это время ему не встречались беженцы. Но вот впереди показались двое. Вроде не мужчины, не женщины… Дети? Они подошли ближе - спотыкаясь, на подгибающихся ногах, и Данн увидел: да, это подростки, костлявые, с огромными запавшими глазами, с неживым от жестокого голода взглядом. Их кожа… какого же цвета была их кожа? Серого? Нет, пепельного, их кожа приобрела пепельный оттенок, а губы совсем обесцветились и потрескались. И оба как будто не видели Данна: они брели, не сворачивая и не останавливаясь.

Как же они были похожи на Данна и Маару в юности - от голода худых как привидения, но упорно идущих вперед! Когда подростки поравнялись с Данном, девочка - кажется, это все-таки была девочка - пошатнулась, и парнишка протянул руку, чтобы поддержать ее, но как-то механически, бессильно. Девочка упала. Данн поднял ее - словно охапку жердей. Он усадил ее у обочины, там, где начинались заросли вереска. Парнишка остановился с непонимающим видом. Данн обнял его одной рукой, подвел к траве, посадил рядом с девочкой, которая сидела, неподвижно глядя в одну точку. Она с трудом дышала. Данн опустился перед ними на колени, развязал мешок, вынул ломоть хлеба, полил его водой, чтобы легче было жевать. Сначала он положил кусочек в рот девочки. Она не съела его, потому что дошла до той стадии истощения, когда желудок уже практически перестал функционировать. Данн попытался накормить парнишку - то же самое. От подростков исходил тяжелый запах. Дыхание было зловонным. Потом Данн попробовал заговорить с ними на всех известных ему языках. Они не ответили ему ни на один вопрос: то ли не знали этих языков, то ли были слишком больны, чтобы слышать или говорить.

Оба сидели в тех же позах, в которых Данн посадил их, уставясь в никуда. Данн подумал, что они с Маарой никогда не доходили до такого состояния, когда уже не реагируешь на опасность, когда утрачена воля к жизни. Он не сомневался, что эти двое умирают. До Центра было далеко, много дней ходьбы. Они могли бы добраться до Касс, ее хижина всего в нескольких днях пути, но она выйдет навстречу незваным гостям с острым ножом. Где-то за вересковыми пустошами растянулась Тундра с ее городами, однако это совсем уж далеко. И если даже эти двое подростков смогут подняться и пойти дальше, если они добредут до болот, то скорее всего оступятся между кочками и утонут в промоине. Или свалятся с откоса в море.

Данн присел рядом с ними. Хлебные крошки, которые он положил им в рот, выпали одна за другой, и вскоре подростки медленно завалились набок, упали на землю, едва дыша. Они умрут здесь. Данн еще посидел с ними, а потом пошел своей дорогой. Но ритм сбился. Легкость шага пропала, потому что ему мешали мысли. Данн думал о том, как часто они с Маарой оказывались в опасности, но всегда выходили из трудных ситуаций благодаря своей сообразительности и ловкости. Их спасали или собственные решительные действия, или доброта людей. И удача… А этим двум подросткам не повезло.

Впереди на дороге замаячила небольшая фигура. Навстречу ему медленно, но упрямо брел человек. Данну было хорошо знакомо это упрямство: когда у человека уже нету сил, но он все равно идет, движимый единственно силой воли. Тут уж не до ритма, который, если его нащупать, понесет тебя до самого горизонта как на крыльях. Человек этот был худ и костляв, но все-таки пребывал в гораздо лучшем состоянии, чем те двое, которых Данн оставил лежать на обочине. Данн окликнул путника на махонди и тут же получил ответ. Он видел, что незнакомец не хочет останавливаться, и поэтому вынул кусок хлеба, сухую корку, и помахал ею. И мужчина остановился. Он был невысоким и жилистым, с кожей желтоватого цвета (причем от природы, а не вследствие болезней или голода), с темными серьезными глазами и темными же волосами, падающими на лоб кудрявыми прядями. Да, это определенно был не вор и не бродяга.

Пока мужчина ел, Данн начал свои расспросы, на этот раз неторопливые и осторожные. Откуда он? Издалека, с востока. Но там же война?

Да, и даже целых две жестоких войны. Та, что поближе, уже вроде стихла, потому что не осталось почти никого, кроме солдат; они готовились к решительному сражению. Та, что бушевала подальше, была в самом разгаре. Его родную страну захватили; там началась гражданская война. Он покинул дом, сделал крюк и обошел более ожесточенную войну, потому что знал, где она идет, по пути работал на фермах за еду и кров. А что он найдет впереди, если будет двигаться по этой дороге?

Данн рассказал ему подробно, следя за тем, чтобы путнику все было понятно, дожидаясь от собеседника утвердительных кивков. Главное - не провалиться в промоины на болотах и не свалиться с обрыва. Если он не собьется с пути, то в конце концов дойдет до грандиозного строения, которое называется Центр. Там нужно найти человека по имени Гриот, и он поможет.

И почему Данн так старался ради этого незнакомца? Да потому что тот ему понравился. Он кого-то напоминал Данну, какого-то забытого друга, который некогда помог ему, думал Данн, и было что-то притягательное в сухощавом умном лице…

- Как тебя зовут?

- Меня кличут Али. - И он добавил, доверившись Данну, как Данн доверился ему: - Я служил писцом при короле. Мне пришлось бежать - я был слишком известен.

- А как называется твоя страна?

Данн никогда не слышал про такое государство. Находилось оно где-то за Харабом, и Данн даже представить себе не мог, где это.

Он дал Али еще хлеба, испеченного Касс. Бывший писец припрятал подарок в своих лохмотьях, прежде чем тронуться в путь. Сначала он шел неуверенно, потому что усталость брала свое, но потом зашагал энергичнее, ровнее. Через несколько секунд он вдруг обернулся и посмотрел на Данна, потом слегка поклонился, прижав руку к сердцу.

Данн долго глядел ему вслед, думая о нем как о друге (почему ему кажется, будто он уже встречал этого Али?). От размышлений его оторвали сперва крики, а потом топот бегущих людей. То, что он увидел, заставило Данна немедленно нырнуть вбок с дороги, хотя обрыв в этом месте уходил вниз довольно круто. Приближающиеся люди отнюдь не были настроены миролюбиво. Большая шумная толпа из оголодавших, обозленных, одичавших людей. Кое-кто ранен, с окровавленными повязками или едва затянувшимися шрамами. Если они узнают, что у Данна есть еда, то убьют его в один миг. Чтобы понять это, достаточно было одного взгляда на эту банду.

Данн не высовывал головы из своего убежища до тех пор, пока голоса не стихли.

Он не сомневался, что Али достанет ума и ловкости, чтобы тоже спрятаться.

И что, интересно, будет делать Гриот с этой толпой бандитов, когда они появятся под стенами Центра?

Данн больше не вернулся на дорогу. Между камнями он разглядел тропу и двинулся по ней, опускаясь все ниже между отшлифованными водой скалами. Он вспомнил, что предыдущие спуски к Нижнему морю занимали у него по полдня, но здесь Срединное море было глубже: даже когда местность окутали сумерки, до воды было еще очень далеко. Данну пришлось устраиваться на ночлег в жалкой хибарке, сооруженной, очевидно, как привал для путников. Спал он с ножом в руке, но его не потревожили ни стук в дверь, ни шаги, ни запах животного. Когда над горизонтом показался краешек солнца, Данн задержался на пороге хибары, глядя на простирающееся внизу море. В этой части Срединного моря было полно островов: одни возвышались над обрывом, а других не было видно. И острова поросли лесом, с этого расстояния Данн отчетливо видел отдельные деревья. Кое-где на островах горели огоньки, но они гасли один за другим, так как солнце уже набирало силу.

Данн вспомнил о тех двух подростках, которые, вероятно, так и лежат около дороги, вспомнил, как они шли ему навстречу, покачиваясь, будто гонимые ветром листья, а не люди… но почему же они запали ему в душу? Почему он не забыл их, как забыл многих других? Мысль о двух несчастных подростках преследовала его. Вороны или иные хищники вересковых пустошей уже, должно быть, нашли их тела.

Данн разогрел занемевшее тело в теплых лучах солнца и снова встал на тропу. Похоже, по ней часто ходили. Через полдня пути Данну попалась еще одна хижина для путников. За долгое время своего путешествия он так привык к строениям из тростника, что при виде хорошо оструганных досок и надежной деревянной крыши его сердце радостно забилось.

Во второй половине дня Данн подошел к воде. Под ярким небом гнало куда-то мелкие волны синее-синее море. Он опустил руку в воду, и его пальцы тут же онемели от холода. На берегу Данн нашел плоский участок. Из воды гам торчала толстая жердь. Он сразу заметил, что к ней были привязаны рыболовные сети и что на дереве видны были следы от веревки. Значит, сюда причаливают лодки. То есть надо подождать, и рано или поздно сюда кто-нибудь приплывет. Рядом нашлась и скамья. Данн сел и стал разглядывать ближайший остров. Оттуда и следует ждать лодку. Жители острова наверняка уже заметили его. Все было устроено так, чтобы лодочник мог видеть поджидающего его пассажира. Данн задремал: здесь он не опасался нападения и его совершенно не беспокоило то, что за ним наблюдают. Разбудила его лодка, скребущая килем по дну. Она причаливала к жерди, как Данн и рассчитывал. В лодке сидели юноша и снежный пес. Собака тут же выпрыгнула на сушу, принялась бегать по камням.

Данн спросил на махонди:

- Сколько стоит переправа?

Но юноша затряс головой. Данн попробовал обратиться к нему на чарад, а потом на языке жителей Тундры, и тогда наконец услышал в ответ:

- Какие у тебя деньги?

Данн протянул ему горсть разных монет, и юноша кивнул, найдя среди них деньги Тундры. Много он не просил. Данн забрался в лодку, лодочник позвал собаку, и они отчалили.

Данн задал все приличествующие случаю вопросы, начиная с вопроса о том, как называется ближайший остров.

- Вы входите в состав Тундры? - спросил он в какой-то момент, и впервые реакция лодочника оказалась враждебной. Видимо, Данн нечаянно задел гордость островитян.

Острова, как выяснилось, считали себя единым сообществом и отбивались от попыток соседних государств, включая и Тундру, захватить их.

- Теперь уже никто не пытается. Да и Тундра порастеряла свои зубы, - сказал юноша, повторяя то, что Данн уже слышал от Касс. - Она уже не та, что раньше. Поговаривают, что народ Тундры устал от своего правительства.

Они были уже на середине пути к острову. Солнце нещадно жгло кожу, сияя с неба и отражаясь от воды. В лодке было гораздо жарче, чем на берегу, среди скал.

- Да, и я такое слышал, - согласно кивал Данн, желая продолжения беседы.

Однако следующая фраза лодочника оказалась для него неожиданной:

- Еще говорят, что Центр снова набирает силу. Там появился новый хозяин, тех же кровей, что и бывшие правители. Генерал, так его называют, но для меня он принц. В наших краях уважают старину. Побольше бы нам закона и порядка - и жизнь стала бы легче, так у нас считают.

У Данна чуть не сорвалось с языка: "Недавно я был в Центре. И все эти слухи про принца…" - но пока он не хотел рассказывать о себе (лучше вообще оставить это в тайне). Ему нравилось, когда о нем ничего не знали, нравилось быть свободным - самим собой.

Они подплыли к берегу. В прибрежных деревьях мелькали два или три снежных пса.

- Они ждут, чтобы кто-нибудь из нас переправил их на материк. Вообще-то, собаки умеют плавать, но для них это довольно большое расстояние. Шерсть такая длинная и густая, намокнет - станет тяжелой. Кое-кто из лодочников перевозит их, и я сам иногда, а другие нет. Эти собаки безвредные. Мне кажется, что раньше, до прихода сюда, они не встречались с людьми. Им любопытно, что это за звери.

Юный лодочник болтал не переставая - и пока лодка плясала на волнах, и когда они причалили у небольшого городка, уже освещенного перед наступлением ночной темноты. То был приветливый, жизнерадостный пейзаж. И ноги Данна стояли на твердой сухой земле. Пахло дымком. Лодочник - его звали Дёрк - сказал, что неподалеку от пристани есть постоялый двор, называется "Морская птица". Это неплохое заведение, оно принадлежит его родителям.

Данн знал, что подобные советы лучше игнорировать, особенно в таком месте, где все предприятия, связанные с путешественниками, сотрудничают с полицией. И все же он не чувствовал себя в опасности. Тем более что шпионы Тундры здесь вряд ли найдут добродушный прием. Он побродил немного по улицам, наслаждаясь свежим морским воздухом и восхищаясь крепкими удобными зданиями из дерева и камня. Камень для строительства здесь имелся в изобилии: тонкий слой почвы лежал на сплошной каменной основе. Дома на острове никогда не утонут в болоте.

На постоялом дворе, куда Данн в конце концов пришел, его уже ждали. Вечер он провел в общей комнате, прислушиваясь к разговорам. Посетители производили впечатление вполне симпатичных людей, которые хорошо знают друг друга. Им было интересно, что за новый человек сидит за угловым столом, но вежливость не позволила им приступить к нему с расспросами. Они просто поглядывали на Данна, пока он ел свой ужин из рыбы и каши, сваренной из какого-то неизвестного ему зерна.

До чего же островитяне не похожи на торов. Хотя ростом они тоже невысоки, на добрую голову ниже Данна. Но торы приземисты, у них тонкие кости и черные прямые полосы, и их кожа… можно ли сказать, что она зеленоватого оттенка? По сравнению со светло-коричневой кожей островитян - да, зеленоватая. Данн припомнил нездоровую бледность на скулах Касс и синеватые тени у нее на шее. Раньше он не задумывался над этим, но теперь, оглядываясь назад, не мог не сравнивать смуглость Касс с теплой смуглостью местных жителей. И их волосы, тоже черные, падали волнами или вились кудрями. Радостное зрелище являли они собой и жили, судя по всему, без страха. В комнате не видно было никакого оружия (свой собственный нож Данн спрятал на теле).

Они с удовольствием откликнулись, когда Данн сам начал задавать вопросы. Ответы посыпались со всех концов комнаты.

На острове живет около тысячи человек. Раньше все острова существовали за счет торговли рыбой - море здесь было богатым и щедрым. Островитяне сушили рыбу, вялили ее всевозможными способами и носили наверх, чтобы продать в поселениях вдоль восточного берега. Но войны положили конец налаженным отношениям, и теперь у них на складах скопились горы рыбы. Островитяне планируют экспедицию через пустоши в большие города Тундры, хотя относятся к этой идее с некоторой опаской: правительство Тундры ослабело, в стране беспорядки.

А еще они торгуют рыболовными сетями, сплетенными из болотного тростника, запасаемого, как они говорили, "наверху".

Одежду они также шьют из различных видов тростника, а еще плетут из него корзины и сумки и даже сосуды для воды. Все острова холмистые, за исключением одного. Тот достаточно плоский, чтобы на нем можно было заниматься земледелием: там засеиваются зерном несколько полей. Почти все хозяйства имеют коз, так что у них водится молоко и мясо, и шкуры. Живут они хорошо, так сказали местные жители Данну. И никого не боятся.

Данн спросил: возможно ли, переплывая с острова на остров, добраться до ледяных полей Йеррапа. Он мечтал увидеть их.

Да, это возможно, был ответ, но довольно рискованно. Ледяные поля стали активно разрушаться в последнее время, и никогда нельзя было предугадать, когда и где отколется следующая глыба льда. Иногда треск и грохот слышно было даже здесь, на самых южных островах.

Данн видел, что островитяне не имели понятия о том, что их образ жизни вскоре изменится, а на некоторых островах, самых низких, и вовсе закончится. Хотя все, кто жил "наверху", отлично понимали это. Обитатели более низких островов переберутся на более высокие, а потом еще повыше…

А знают ли они, что под волнами, омывающими их землю, находятся руины великих городов?

Нет, засмеялись местные жители, когда чужеземец упомянул это, и сказали, что о прошлом ходит множество легенд и сказок.

Эти люди не хотели ничего знать. И Данн понял, что он уже не в первый раз сталкивается с таким явлением: люди, чье существование находится под угрозой, не обращают на это внимания. Не хотят этого видеть. Не могут себя заставить взглянуть правде в глаза.

Назад Дальше