Сам того не сознавая, я стал воспитывать Рама согласно принципам ислама. Он рос более сильным и быстрым, чем его сверстники. Благодаря заботе и хорошему питанию Рам становился таким, какими должны были быть дети Машрика, если бы не гнет и рабство. Передавая ему учение ислама, я старался искупить мое вынужденное пренебрежение собственной верой из уважения к стране, приютившей меня. Однако Аруса не скрывала своего возмущения:
- Ты растишь его в безбожии и готовишь ему ужасное существование в собственной стране.
- Я спасаю его душу, - мягко ответил я. - В один прекрасный день мечтаю спасти и твою.
Она была неумолима:
- Я тебе этого никогда не позволю.
Аруса оказалась настолько непреклонной и упрямой, что я начал опасаться за нашу любовь. Она поделилась с отцом своими переживаниями, когда мы были у него в гостях. Это напугало его, и он закричал на меня:
- Держись подальше от нашего ребенка, чужак!
Как мы ни старались все скрыть, мне показалось, что новость все-таки просочилась сквозь стены дома. Когда я появлялся на улице, на меня устремлялись злобные взгляды. Беспокойство преследовало меня, и я признался себе, что дом трещит по швам.
Интуиция не подвела. Как-то раз ко мне в комнату зашел Фам и отвел в свою, где ждал пришедший за мной офицер полиции.
- Ты Кандиль Мухаммед аль-Инаби? - спросил он меня.
Я ответил, сглотнув:
- Да.
Он сухо произнес:
- Установлено, что ты пытаешься воспитать старшего сына безбожником.
- Как это было установлено? - поинтересовался я.
- Мы уж знаем как. Слушай и не препирайся. Господин подписал указ разлучить тебя с твоей подругой и ее детьми и с первым караваном выслать тебя из Машрика.
Его слова привели меня в ужас, а он грубо продолжал:
- Я пришел не для того, чтобы спорить. Ты будешь задержан до тех пор, пока женщина со своими детьми не отправится к отцу. Будешь заключен под стражу, пока не уйдешь с караваном.
Я обратился с мольбой:
- Разреши мне проститься с ними.
- Ты еще должен быть благодарен, что отделался мягким наказанием, - отрезал он.
Час спустя я вернулся к себе в комнату, ставшую мне тюрьмой, в которой уже не было ни жены с детьми, ни любви с надеждой. Горе поселилось в моей душе, и жизнь сорвала пелену мечты и иллюзий. Фам подошел, сочувственно взглянул на меня и сказал:
- Терпи, как подобает путешественнику!
- Мое горе слишком велико, Фам! - ответил я дрожащим голосом.
Он всмотрелся мне в лицо и потом сказал:
- Дай волю слезам. И мужчины, бывает, плачут.
Едва сдерживая слезы, я ответил:
- Из жизни ушла радость.
- Жизнь идет вперед, она принесет утешение.
Он похлопал меня по плечу.
- Теперь ты будешь знать, что путешественнику не стоит искать постоянных отношений.
Земля Хира
Караван шел в предрассветной мгле, предвещавшей хороший день. Сердце звало меня назад, и от горя я захлебывался слезами. Над нами толпились звезды, они смотрели на нас, а мы - на них, и печаль отступала. Я подумал, что эти звезды ближе ко мне, чем Аруса с сыновьями. Почти пять лет прошло с тех пор, как я покинул Родину, разочарованный изменой матери, предательством любимой и вероломством Султана. И вот я снова стал путешественником, увлеченным новыми странами и своими дневниками. Но что же сердце, рассудок? Караван продолжал свой путь, груженный деньгами и надеждами. А кто же будет нести груз печали? Тьма рассеивается, становится светлее, и появляется безграничная, как космос, пустыня. Интересно, что обо мне говорят дома, и почему мне не довелось встретить еще раз аль-Кани бен Хамдиса? Я решил: самое лучшее, чем может заняться путешествующий, - наблюдать, слушать, записывать и не попадать в неприятные ситуации. Чтобы в мечтах была только страна Габаль. И чтобы добыть эликсир, который залечит раны Родины.
За месяц мы прошли расстояние от Машрика до Хиры и разбили лагерь вблизи оазиса Зимам, чтобы под покровом ночи войти в Хиру. С наступлением темноты мы продолжили путь, пока перед нами в свете звезд не выросли стены государства Хира. Мы подошли вплотную к огромным воротам.
Перед входом в свете факелов стоял начальник таможни. Он был похож на военного - в шлеме, кольчуге, с мечом и в короткой набедренной повязке. Он громко произнес, чтобы в караване услышали все:
- Приветствую вас в Хире, столице земли Хира! Повсюду вы встретите полицейских и сможете спросить их о том, что вам нужно. Строго следуйте их указаниям, и от поездки у вас останутся добрые, ничем не омраченные воспоминания.
Я подумал: "Это и приветствие, и предупреждение". Мы прошли через ворота и разделились - торговцы свернули в гостиницу при рынке, а меня проводник повел в гостиницу для иностранцев. Мы рассекали черноту, в которой то там, то здесь, словно звезды, плыли огни полицейских, подошли к воротам гостиницы, и в свете факелов я увидел широкий вход. Из некоторых окон струился свет. Это было каменное здание, огромное, но имевшее всего один этаж. Я быстро проследовал за своими вещами в комнату, которая оказалась среднего размера. Кровать, накрытая пурпурным одеялом, подходящим для умеренной осенней погоды, возвышалась от пола на локоть. В комнате стояли платяной шкаф и небольшое кресло. В подсвечнике на окне горела толстая невысокая свеча. Пол был застелен красиво вышитой циновкой. Без сомнений, здесь есть цивилизация, и как разительно она отличается от Машрика! Как только я скинул дорожную одежду и надел ночную рубашку, ко мне вошел невысокий мужчина средних лет, одетый в тонкую накидку, и представился:
- Гам, хозяин гостиницы.
Я пожал ему руку:
- Кандиль Мухаммед аль-Инаби, путешественник.
- Ужинать желаете?
- Я поел в дороге.
Он сказал, улыбаясь:
- За проживание и питание - динар в сутки. Оплата вперед.
Посчитав, что мое пребывание продлится десять дней, я вручил ему десять динаров.
- Вы откуда? - спросил он меня.
- Из страны ислама.
- В Хире разрешен только культ Хиры, - предупредил он.
Это напомнило о моих несчастьях.
- А что за религия в Хире, господин Гам?
- Наш бог - наш король.
Он удалился, услышанное шокировало меня. Я задул свечу, лег в постель, накрылся и подумал: то луна, то король. Какие заблуждения! Но, послушай, разве в твоей стране Султан не ведет себя, будто он Бог?! Наслаждайся покоем после тягот путешествия, насладись сном после всех жизненных испытаний.
К собственному удивлению, я проснулся рано и тотчас осознал, что ото сна меня пробудили громкие крики, доносившиеся с улицы. Я открыл окно и увидел в утреннем свете многочисленную армию конных и пеших, марширующую под барабанную дробь к воротам города. Я смотрел и недоумевал…
Когда дорога опустела, я попросил завтрак, и мне принесли на медном подносе молоко, масло, сыр, хлеб и гроздь винограда. Я хотел было поинтересоваться у слуги, куда отправилась армия, но осторожность не позволила мне это сделать. Я оделся, чтобы выйти, и заметил, что у входа в гостиницу толпятся люди. Народ переговаривался:
- Это война, многие предсказывали…
- Наверняка, против Машрика.
- Чтобы освободить его народ от пятерых тиранов.
- Машрик ожидает новая история под властью справедливого бога.
Мне стало трудно дышать, мысли закружились вокруг Арусы и ее сыновей. Что с ними будет? Ведь к войне Хиру толкнуло не желание освободить народ Машрика, а стремление завладеть пастбищами и сокровищами пяти господ. Людей, поклоняющихся луне, только жестоким принуждением можно заставить поклоняться королю. Души погибнут, девушки будут обесчещены, тысячи превратятся в беженцев. Но разве не то же происходит во время войн, что разгораются между людьми одной веры, призывающей к братскому единению?! Не успел я выйти из гостиницы, как ко мне подошел Гам.
- В преддверии тяжести войны, - сказал он, - плата за гостиницу поднимается на полдинара.
Подчинившись, я заплатил, а он сказал с улыбкой:
- Не так уж и дорого за освобождение рабов!
В душе я проклинал и его, и все лживые лозунги. Охваченный волнением, я направился к гостинице у рынка. Купцы, прибывшие с нашим караваном, собрались в зале. Я присел рядом и прислушался к их разговорам.
- Военное время небезопасно.
- Все наши деньги до последнего дирхама могут пропасть.
- Но в то же время цены поднимаются.
- А дополнительные налоги?
Владелец каравана сказал:
- Войны велись всегда, и выгоды в них для торговцев больше, чем потерь. Не думаю, что эта война продлится долго. Хира несравнимо сильнее Машрика. Меньше чем за неделю все закончится.
Все мои мысли были об утраченной семье, и я решил остаться в Хире, ближе к Машрику. У меня появилась новая надежда, что после того как Машрик войдет в состав Хиры, я смогу поехать туда, и Господь своей милостью и щедростью воссоединит меня с семьей. Возможно, я смогу жениться на Арусе. Тогда мы вместе продолжим путь к новой Родине и новой вере.
С обретенной надеждой жизнь показалась мне лучше. Душа радовалась прогулкам и знакомству с Хирой, столицей государства Хира. Я постоянно ходил, не чувствуя усталости. Смотрел, слушал, запоминал. Город - как один из многих в моей стране. Площади, сады, улицы, кварталы, здания, дома, школы, больницы - все густо заселено. На каждом углу по полицейскому, при этом мест для танцев и пения было в изобилии. На огромном рынке в многочисленных лавках продавались товары и местные, и из других стран. Мягкая осенняя погода располагала к активной деятельности. Каждый день приносил открытия, наблюдения и новые записи. Время от времени я наведывался в рыночную гостиницу, где встречался с купцами или беседовал с хозяином каравана. Однажды тот заметил:
- Климат в Хире довольно умеренный. И лето можно перенести, и зиму пережить.
Когда я заговорил о многочисленных полицейских, он сказал:
- Это ради безопасности, они охраняют государство.
Я бродил по красивым и спокойным кварталам богачей. Дворцы - шедевры, жители перемещаются в паланкинах. Я также побывал и в бедных районах с их полуразвалившимися лачугами и атмосферой печали среди несчастных людей. Я поделился с караванщиком:
- Они возомнили, что война начинается ради освобождения Машрика. Почему бы им сначала не освободить рабов в самой Хире?
- А что ты скажешь о нашей стране, стране божественного Откровения? - спросил он шепотом.
Я печально ответил:
- Все плохое, что мне встречалось во время путешествия, напоминало и о нашей многострадальной Родине.
Уходя, он посоветовал:
- Тебе необходимо посмотреть дворец божественного короля.
И я не преминул сделать это. Передо мной предстало высокое, величественное здание, обособленно стоящее посреди площади, обсаженной пальмами и окруженной стражниками. Дворец напоминал резиденцию нашего Султана или даже был роскошнее. С одной стороны располагались казармы для стражи, а с другой - храм поклонения божественному королю. Всмотревшись, я увидел за железной оградой поле с воткнутыми в землю шестами. Подойдя ближе, я разглядел, что с шестов свешиваются отсеченные человеческие головы. Я вздрогнул от этого страшного зрелища. Не отрицаю, что дома в детстве видел подобное, но не в таком количестве. Головы выставлялись для устрашения и в назидание. Подойдя к стражнику, я задал вопрос:
- Можно ли чужестранцу узнать, за какое преступление казнили этих людей?
- За неподчинение божественному королю! - отчеканил тот.
Поблагодарив, я отошел в сторону, осознавая, что это были невинно убитые во имя справедливости и свободы, подобно мученикам страны Божественного Откровения. Страшный мир, полный безумия. Если в стране Габаль я найду исцеляющее снадобье, то это будет настоящим чудом!
Вечером я спросил у Гама, хозяина гостиницы:
- Какие места за пределами столицы заслуживают того, чтобы их посмотреть?
Мужчина доверительно сообщил:
- За пределами столицы только деревни, там нет ничего, что радовало бы глаз путешествующего.
Я увлеченно занялся описанием увиденного, и это избавило меня от мыслей об Арусе и ее детях. Однажды я провел ночь в увеселительном заведении, где меня шокировали крики пьяных и разврат бесстыжих, о чем рука не поднимается написать в подробностях. Когда я проходил мимо гостиницы у рынка, караванщик сказал мне:
- Мы отправляемся завтра на рассвете. Поедешь с нами?
- Нет, я задержусь на некоторое время, - задумчиво ответил я.
Мысль об Арусе заставляла меня остаться, но предстоящее страшное одиночество причиняло боль. Я проснулся на рассвете и представил, как караван отправляется в путь под крик погонщика. Зов судьбы велел мне остаться, надежда на счастье не желала угасать. Мне не хотелось тратить время впустую, поэтому я старался собрать сведения о том, чего нельзя было увидеть. У владельца гостиницы не было времени на разговоры, вроде тех, что я вел в Машрике, и я попросил его назвать мне мудреца этой страны, если, конечно, мне будет позволено с ним встретиться. Гам ответил:
- Могу устроить тебе встречу, как я не раз это делал для других.
В назначенное время после обеда я направился к дому мудреца Дизинга. Это красивое здание утопало в саду, полном цветов и фруктовых деревьев. Мудрец встретил меня приветливой улыбкой и усадил на диване рядом с собой. Он оказался человеком лет за пятьдесят, крепким, с резкими чертами лица, в белой скуфье, которая гармонировала с белоснежной накидкой. Он попросил меня представиться, и я назвал свое имя, род занятий и страну происхождения.
- Ваша страна тоже великая, - сказал он. - Расскажи, что произвело на тебя впечатление в нашей стране.
Я ответил неискренне:
- Явления, которым нет числа… Цивилизованность и красота, сила и порядок.
- А что ты думаешь о войне, которую мы объявили, жертвуя нашими сыновьями во имя свободы чужого государства? - спросил он с гордостью.
- Это неслыханно!
- Для всех людей наша страна - образец счастливой и благородной родины, - убежденно сказал он.
Я кивал, а он продолжал:
- Наверное, ты хочешь знать, в чем секрет всего этого? Тебе указали на меня как на мудреца этой страны. В действительности я всего лишь ученик. Кто по-настоящему мудр, так это наш король. Он - божество, источник всего разумного и доброго. Он восседает на троне, затем уединяется в своих покоях, где постится до тех пор, пока от него не начнет исходить свечение. Это означает, что на него снизошла божественная благодать, и он стал святым. Тогда он исполняет свое предназначение: обводит все божественным взором. От него мы и получаем вечную мудрость. И за все это от нас не требуется ничего, кроме веры и подчинения.
Я внимательно слушал его, в душе прося у Бога прощения, а он продолжал:
- Это он собрал армию и поставил во главе ее полководцев, приносящих победы. Из членов своей священной семьи он назначает правителей, из элиты выбирает управляющих для работ на полях и производствах. Остальные не имеют святости, не обладают талантами и занимаются физическим трудом, а мы обеспечиваем им пропитание. Ниже их стоят животные, еще ниже растения и неодушевленные предметы. Совершенный режим правления ставит каждого на свое место, и таким образом вершится абсолютная справедливость.
Он помолчал, глядя на меня, затем сказал:
- Поэтому все не ограничивается только философией. Мы обращаемся с элитой так, чтобы они развивались, становились сильнее и выше остальных. Мы предоставляем им обучение и лечение. Что же касается остальных, то мы укрепляем в них способность подчиняться и довольствоваться малым. Мы ведем их к духовному богатству, заложенному в душе каждого, которое дарует им терпение, смирение и успокоение. С помощью этой двойственной философии достигается всеобщее счастье. Каждый получает то, к чему он готов и что ему предназначено. Мы счастливейший народ на земле.
Я задумался над сказанным и над тем, что сказано не было, потом спросил:
- Кому принадлежат земли и мастерские?
- Богу, он - создатель, он - король.
- А какую роль играет элита?
- Они владеют всем от его имени. Доход делится поровну между ними и богом.
Я сделал еще один шаг, спросив:
- Как бог распоряжается казной?
Он впервые рассмеялся:
- Нужно ли богу отвечать за то, что он делает?!
- Кто же содержит школы и лечебницы?
- Элита, ведь эта собственность принадлежит им и их детям.
Он переспросил с гордостью:
- Разве это не само совершенство?
Не показывая своего истинного отношения, я ответил:
- Так говорят о земле Габаль…
- Земля Хира - вот где Габаль! - вскричал он.
- Ты прав, мудрец Дизинг…
- Жить по уставу бога и быть им направляемым - это высшая справедливость и предел счастья, к которому только может стремиться человек, - сказал он с верой и убежденностью.
- Тогда я не понимаю тех бунтарей, чьи вывешенные головы я видел, - слукавил я.
Он сердито воскликнул:
- Человеческой природе присущи и извращение, и зло, но ведь таких меньшинство!
В конце встречи он угостил меня яблоком и стаканом молока. Озабоченный и расстроенный, я вернулся к своему одиночеству в гостинице. Вспоминая своего учителя шейха Магагу аль-Губейли, сквозь расстояние я спросил у него:
- Кто хуже, учитель, тот, кто называется богом по невежеству, или тот, кто искажает Коран в своих корыстных интересах?!
Несколько дней я томился скукой, потом до меня дошли новости, принесенные осенним ветром, о том, что армия Хиры одержала победу и выполнила свою задачу - земля Машрика стала южной провинцией государства Хира. Беднота хлынула на улицы, радуясь победе так, будто кто- то собирался делиться с ними трофеями. С растущим беспокойством я спрашивал:
- Где же ты, Аруса? Что с вами, мои дети?
В день возвращения победоносной армии я проснулся раньше обычного и занял место недалеко от гостиницы на королевской дороге, тянувшейся от въезда в Хиру до дворца. По обеим сторонам дороги тесно толпились люди. Трудно было представить, что кто-то остался сидеть дома или на рабочем месте. Около полудня до нашего слуха донеслась барабанная дробь. Мимо прошествовала процессия всадников, которые на остриях копий несли пять отсеченных голов господ Машрика. Так я впервые увидел господина, к стражнику которого однажды ходил, чтобы выкупить Арусу. За ними меж двух рядов охраны следовала длинная колонна голых пленных со связанными руками. Далее под радостные возгласы двигались конные и пешие отряды. День победы и ликования. Никто, кроме Аллаха, не знал о кровавой драме, оставшейся позади. Как удивительна человеческая жизнь: ее можно заключить в двух словах - кровь и пир.