Могилу, зияющую черным провалом на фоне заснеженных дорожек и памятников, вырыли рядом с бабкиной. Мать дальше, портрет на памятнике залеплен снегом. Места еще предостаточно, на всю семью. Пока служители опускали гроб, Максим под влиянием какого-то странного порыва подошел смахнуть сырые хлопья с лица матери. Впрочем, через минуту снег налип снова.
Смертию смерть поправ…
Марьяна снова беззвучно плакала, и отец первый бросил горсть земли, подавая знак могильщикам.
Усопшаго раба твоего упокой, презирая его вся согрешения…
Потом отец передал зонт над Марьяной Маркову и направился к Максиму, отряхивая глину с перчаток.
– Выяснилось, что на производстве всё же организовали поминки. Я тебя попрошу – съезди туда, поблагодари, извинись за нас. Это важно. Там многие работают по двадцать, по тридцать лет. Нужно сказать теплые слова.
Максим не стал спорить, хотя сейчас ему меньше всего хотелось ехать на завод, чтобы там снова прикасались к его рукам и плечам посторонние люди, безнадежно застывшие в прошлом, словно в лаве давно потухшего вулкана.
– Возьми моего водителя и машину, – предложил отец. – А я поеду с Марьяной. Хорошо?
Отец зачем-то обнял его. Присыпанные снегом, они двинулись обратно, а дед остался лежать под комьями глины и ворохом венков.
Мероприятие на заводе не произвело на Максима особо тягостного впечатления, но он все же решил не возвращаться в Озерное, где отец и Марьяна устраивали поминки "для своих". Он думал встретиться с Таней, где-нибудь поужинать и остаться у нее на ночь, но около шести ему позвонили Кот и Добрыня. Приятели собирались в клуб с манекенщицами из агентства, и Максим вдруг захотел присоединиться, вспомнив, что у него в кабинете лежат ключи от представительской квартиры, где можно устроить вечеринку.
Максим не хотел признаваться себе, что тронут и подавлен смертью деда больше, чем следует благоразумному наследнику. Но все эти дни его не покидало тревожное, мрачное чувство, будто глава семьи наблюдает за каждым его шагом и не одобряет происходящего, как не одобрил бы при жизни. Чтобы подразнить мистического наблюдателя, Максим попросил шофера подвезти его к "Альмагесту", а по дороге остановиться у торгового центра. Там он купил и тут же надел футболку с хулиганской надписью, зеленую куртку-кенгуру, джинсы и кроссовки, решив разделаться с похоронным настроением так же просто, как с траурным костюмом. Затем он поднялся в офис, заперся в своем кабинете и вынул припрятанный в одном из ящиков пакетик с порошком.
Котов и Добрыня подъехали к восьми, и Максим спустился к ним на стоянку, чтобы дождаться Радика, который обещал прибыть на купленном недавно "Ягуаре XF". Минут через десять Кочетков лихо затормозил перед лестницей.
– Жепь ебрило! Как мы можем, с прокрутами, на нашем-то ведреце! – заулюлюкал Добрынин. – Смотри, курдюк отвалится.
– Смотри, чтоб у самого не отвалилось, – выходя из машины, Радик сплюнул на снег.
Котов первым соскучился осматривать и обсуждать характеристики машины, которую Радик любовно пинал по колесам и поглаживал по крыше.
– Ну, так чего решили, сначала в клуб, потом к Максу? Или сразу затаримся и к Максу? И где вешалки?
– Давайте сразу, – предложил Максим. – Это гостевая квартира, там четыре комнаты, в каждой кровать, телевизор. Возьмем стафф и нормально отдохнем.
– Тогда я варщику позвоню, чтобы прямо туда подвез, – согласился Добрынин. – Проведем вечер в домашней обстановке.
– Девки только ломаться будут, – поморщился Радик. – Хотели же в клуб.
– Эти-то? – хохотнул Добрыня. – Вешалки не гнутся, не ломаются, а только кувыркаются.
Девушки ждали в стекляшке, дешевом кафе через дорогу от бизнес-центра. Китти первая заметила Максима и помахала рукой через окно. С ней была Вика-Румпель, рыжая Лиза и какая-то новенькая, тонкая и звонкая блондинка лет шестнадцати на вид. Добрыня с Котом мгновенно оживились.
– А это что за новые ресурсы?
– По запаху чувствую – девственница, – потянул ноздрями Добрынин. – Ну чего, накурим ее и – по кругу?
– А потом изжарим и съедим, – предложил Максим, но друзья не оценили шутки, только глянули с недоумением.
– Чего опаздываем-то, Андрей? – капризно попеняла Вика, которая считала себя девушкой Добрыни. – Мы сорок минут сидим, договаривались же в восемь.
– Можно было позвонить, – не слишком уверенно поддержала Лиза.
Только Китти, как всегда улыбчиво-нежная, привстала, чтобы обнять Максима.
– Макс, прими мои соболезнования… Это ужасно, я так тебе сочувствую! У меня самой в прошлом году дедушка умер, я так плакала! А это Наташа, она новенькая, неделю назад приехала из Лысьвы. Представляете? Местная королева красоты.
Кот склонился, поцеловал тощую ручку новенькой.
– Как говорит мой профессор философии, бросить бы все и махнуть в эту Лысьву.
– Наташа, а ваша фамилия, случайно, не Ростова? – без обиняков спросил Добрынин.
Девушка смущенно покачала хорошенькой головкой.
– Впрочем, это нам не помешает устроить вам первый бал.
– Иль детский праздник, – подсказал Кот. – По случаю изменения социального статуса нашего друга и товарища Максима Измайлова, чей финансовый максимум продолжается двигаться к абсолюту…
Вика-Румпель серьезно кивнула.
– Круто! Ты же единственный внук, да, Макс? Будешь теперь самый богатый? Скоро с нами здороваться перестанешь?
– Нет, он не такой, – проворковала нежно Китти. – Ты его не знаешь. Макс очень умный и добрый. Он просто ранимый, вот и все.
Кот нашел в памяти подходящую к случаю цитату.
– Абсолютный максимум есть то единое, которое есть все; в нем всё, поскольку он максимум; а поскольку ему ничто не противоположно, с ним совпадает и минимум…
Уже когда они вышли из кафе и повернули к стоянке, Вика спросила:
– Так, ребята, а мы все-таки куда?
– Приглашаю всех в гости, – сказал Максим.
– Но сперва в супермаркет, возьмем бухла и пожрать, – добавил Радик.
– Макс хочет провести вечер в спокойной домашней обстановке, – развернул тему Котов, без прелюдий присвоивший новенькую, обняв ее за тощие ребра.
– А девочки сказали, мы поедем в клуб, – пробормотала Наташа, оглядываясь.
– Согласись, у Максима такое горе, – урезонил ее Кот. – Сегодня состоялись похороны его дедушки. Было бы странно, если бы в такой день он пошел в клуб плясать и развлекаться.
– Да ну, хотели же в клубешник, – раскапризничалась Вика. – Чего дома-то делать? И что-то не похоже, что Макс так уж расстроен. Особенно в зеленой куртке и в майке "Fuck them all".
Китти снова защитила Максима, взяв под руку.
– Он просто не хочет показывать свою слабость – скажи, Макс. Я лично не против поехать, я у тебя в гостях никогда не была.
– Ой, девочки, а я, наверное, пойду, у меня важная встреча, – спохватилась невзрачная, но неглупая Лиза. – Я и в клуб не собиралась – так, посидела за компанию. Кстати, Макс, Таня Смирнова – моя подруга, если ты не в курсе. Я ей, конечно, ничего не собираюсь говорить…
– Вообще не понимаю, о чем тут говорить, – с улыбкой перебила Катя. – Какая-то Таня, как будто ее кто-то помнит!
– Ну ладно, всем пока! – Лиза помахала руками в лиловых перчатках, в цвет шарфа и сумочки.
Добрынин выбил перед ней чечетку.
– Меня девки с собой звали, а я с ними не пошел, пиджачишко на мне рваный и хуишко небольшой!
– Я тоже, наверное, пойду, – пролепетала робко новенькая, но Котов удержал ее.
– Вы хотите разбить наши сердца, прелестная мадемуазель? Без вас этот праздник и вправду превратится в поминки. Не бойтесь нас. Скажите, девушки, подруге вашей, что мы – самые нежные и безобидные парни в нашей местности!
Вика насмешливо хмыкнула, Китти продолжала мило улыбаться, но обе молчали. Наташа заморгала растерянно и испуганно, готовая, кажется, бежать и звать на помощь, но в дело неожиданно вмешался Радик.
– Ну, чего встала? Пошли. Не ссы. Пусть хоть попробуют тебя обидеть. Получат разборки со мной.
До ближайшего супермаркета было десять минут езды. Девушки остались ждать в машинах на стоянке, а мужская часть компании отправилась за выпивкой и едой. Между холодильниками с мясом Котов преградил путь Радику.
– В пьесе Островского "Бесприданница", которую ты, Жирный, конечно, не читал и никогда не прочтешь… рассматривается случай, аналогичный нашему. Чтобы не быть помехой друг другу, два соперника бросают жребий.
– Не загружай меня своей хуйней, – отмахнулся Радик. – Ты мне не соперник. Забирай носатую у Добрыни и не маячь.
– Ни хуя, – возразил Котов. – Девушке нравятся умные и стройные парни. С жирными и тупыми ей некомфортно. Она мне сказала об этом сама.
Радик показал Коту короткий волосатый средний палец.
– Слышь, ты, ботаник… Новенькая моя, ты понял? Андерстенд?
– А вы ее вдвоем оприходуйте, – посоветовал Максим, выбирая колбасу.
Котов вздохнул.
– Иногда, Жирдяй, при виде тебя мне хочется включить неиллюзорные топки Холокоста… Но я полон благородства. Я сам предлагаю тебе классическое решение спора. То есть я уступлю тебе очередь, если так захочет судьба.
Кот сунул руку в карман и достал монету. Радик хлопнул его по руке. Монета упала и покатилась между витринами, прямо к ногам Максима. Он пристукнул ее подошвой.
– Орел? Решка?
– Ну решка, – лениво ответил Радик. – Только ебать я хотел…
Максим убрал ногу. Котов взглянул на монету и сделал равнодушное лицо.
– Ну что ж… Еби, раз хочется. Ты – первый. Но я на очереди.
У кассы они наткнулись на Добрыню с полной корзиной мелкой снеди.
– Девки еще бананов просили, – напомнил он.
– Наших мало? – хмыкнул Радик. – Слышь, главное не забудь! То, что доктор прописал.
Добрынин прищурился на кассиршу, выкладывая на ленту презервативы.
– Девушка, можно узнать, а почему повсеместно исчезли из продажи резиновые изделия типа "голубая луна"?
– Быстро разбирают, – равнодушно ответила та.
– Скажите-ка! И куда катится этот мир?
– Так вы у себя и спрашивайте. Вам же "голубая луна" понадобилась, не мне, – резонно возразила кассирша.
Ветер нес по обледенелому асфальту снежную пыль, закручивал воронками. Когда Максим сел в машину, Китти мягко, с придыханием упрекнула его:
– Вы долго. Мы уже соскучились. – После пары перекрестков тем же тоном, еще нежнее, она шепнула ему на ухо, имея в виду новый автомобиль Радика: – Между прочим, машина как машина. Твоя мне больше нравится. И водишь ты здорово, Макс. Быстро и уверенно… То что надо. То, что я люблю.
Знакомый барыга ждал их на бульваре неподалеку от дома. Добрынин сбегал за товаром, и Вика, все еще недовольная решением не ехать в клуб, сразу успокоилась и оживилась. Охранник не хотел открывать ворота во двор, но, получив свой медный обол, пропустил обе машины.
– Все-таки деньги – ключ от всех дверей, – заметила по этому поводу Китти. – Хотя, конечно, за деньги не купишь счастье и настоящую любовь.
Пока Максим отключал сигнализацию, Добрынин прошелся по квартире.
– А тут приспособлено! – сообщил он, вернувшись в кухню. – Две спальни, два сортира. В гостиной плазма и колонки приличные.
– Это представительская квартира, – пояснил Максим. – Дед ее держал для приема гостей.
– Здесь мы и примем, – одобрил Котов. – И погостим.
Бодро похлопав себя ладонями по груди и по ляжкам, Добрыня изобразил перед новенькой очередной фольклорный танец.
– Слышу радостную весть – подъезжаем к Киеву. Неужели я и здесь никого не выебу?
Оглядываясь вокруг, Наташа тревожно улыбалась.
– Ой, успокойся уже со своими шуточками! – потребовала от Добрынина Вика. – Лучше давайте уже чего-нибудь жахнем для оптимизма. И тыц-тыц можно включить, скучно без музыки.
Котов разлил виски, Добрыня вынул из кармана брикет таблеток и преломил, разделяя меж пирующими, как насущный хлеб. Радик подсоединил к музыкальному центру свой коммуникатор и врубил "тыц-тыц" на полную громкость.
Взглянув на таблетки, Китти сморщила носик.
– А кокса нету?
– Кокс у Максимена.
– Обожаю Макса, он всегда на чистом коксе, – промурлыкала она.
– Да ну, – сплюнул Радик. – На те же деньги можно спидами затариться на неделю. И приход нормальный. А с кокосом – двадцать минут, и снова загружайся.
Радик налил в стакан кока-колы, съел таблетку, а вторую протянул Наташе. Новенькая испуганно наблюдала за его действиями.
– Да не бойся, глотай, – улыбнулась ей Вика. – Это бодрилки, party pills. Просто весело будет…
Максим тем временем размял по две дорожки кокаина – для себя и для Китти.
– Вот как полезно иметь много кредитных карт, – похвалила та. Шмыгнув, прибавила: – А порошочек забойняк. Еще вискариком догнаться… Балтийский коктейль.
– Мальчики, мы вас любим! – заявила Вика, изобразив посреди кухни что-то вроде женского выхода лезгинки. Добрынин поддержал ее порыв, демонстрируя навыки, когда-то освоенные в кружке народных танцев.
– Хоп-хоп-хоп! – закричал он свирепо, а затем даже схватил со стола кухонный нож и зажал в зубах.
Новенькая вдруг засмеялась, звонко и весело, не как обычно смеются женщины, а совсем по-детски.
– Торкнуло, – отметил Радик и с грубоватой нежностью потрепал ее по затылку, скользнул ладонью по тощим лопаткам вниз. Котов, никогда почти не принимавший стимуляторов, глянул на него зло и налил себе единоличную порцию виски.
Наташа казалась удивленной. Было заметно, что она огорчена внезапным равнодушием Котова, который явно нравился ей больше, чем Кочетков.
– Ой, а куда вы столько хавчика набрали? Тут на неделю хватит! – воскликнула Китти, разбирая сумки.
– А это Жирный припас, его по накурке на жор прет.
– А что, и покурить есть? – обрадовалась Вика.
– Ты же знаешь нас, беби. Мы такие парни, что у нас всегда два варианта, – подмигнул ей Добрыня. – И по жизни, и в личном, и в конкретном случае.
– А какие? – робко улыбаясь, спросила Наташа.
– Первый – это вариант номер один, – охотно пояснил Андрей. – А второй – это без вариантов.
Разложив закуску на тарелки, они перебрались в большую гостиную. Чтобы окончательно отделаться от мыслей о кладбище, Максим все же съел половину волшебной таблетки, поделившись с Китти, хотя вначале собирался обойтись кокаином.
Катя так и прилепилась к нему, нашептывая нежности на ухо, заботливо поправляя его волосы, изображая живой интерес к его переживаниям.
– Это был твой дедушка по маме или по папе, Макс? Ужасно, конечно, что он умер. Теперь твоя тетя будет всем управлять? Представляю, что начнется!
– Да что начнется-то? – возразила Вика. – Ну, может, Василия подвинут. А может, и нет. Администраторов сократят, это могут. А в остальном – что для нас-то изменится? Как получали копейки, так и будем. Куда уже меньше?
– Ну, не знаю. Василий с Дорошевским неспроста на ушах стоят…
– На нас это не отразится, – заверила Вика твердо. – Разве что Измайлов скажет "бай-бай" своему сладкому Игорьку. Но это их проблемы. Мальчику давно пора понять, что вечно у него сосать никто не будет.
– А может, будет? – улыбнулась Китти.
– Слышь, Максимен, – спросил вдруг Радик, – а твой папон тебя в детстве не трогал за пи-пи? Ну и все такое… Колись давай, мы никому не скажем.
– О-о, опасный поворот! – замерла на месте Вика.
– Похоже, Макс тебя щас сам потрогает за пи-пи, – засмеялась Катя. – Да так, что ты уже не станешь папой, дорогой.
Максим привстал было, но первый порыв остыл при взгляде на щекастую, лоснящуюся физиономию Кочеткова.
– Еще раз услышу – дам в ухо, – просто пообещал он Радику. Тот пожал плечами.
– Да ладно, чего я сказал?
В эту минуту Добрыня заорал из дальней спальни:
– Нашел! Бля буду… Мужики, бля буду…
Сгибаясь от смеха, он вынес и бросил на диван стопку дисков с безыскусными картинками. Его хохот вызвал фильм "Первый бал Наташи Ростовой".
– О, давай сюда! – оживился Радик.
Они нашли пульт, включили телевизор. Пропустив сюжетную завязку, перескочили к эпизоду, где Наташа Ростова, худощавая, но с полными ногами, неубедительно стонала под натиском голозадого Андрея Болконского, а Пьер Безухов дрочил ей на лицо.
– Слышь, Жирдяй, а ты копия Безухов! Пиздец, один в один!..
Новенькая с ужасом смотрела на экран. До нее, возможно, впервые дошло, какая перспектива может ожидать ее этим вечером. Максиму показалось, что она готова разреветься. Котов тоже наблюдал за девушкой. Он незаметно подлил в стакан с кока-колой виски и протянул ей.
– На, попей.
– Суперкомпост, – заметил Радик, справедливо оценивая порнуху. – Еще чего там? Есть азиатки?
– Есть анал с большими неграми. Ого, приколись!
– Ой, ладно, Андрей! – возвысила голосок Вика. – Мы сейчас не будем же смотреть эту фигню! Включи телевизор, пускай там крутится как фон. И поставьте уже нормальную музыку! У меня столько энергии! Потанцевать хочу – умираю!
Радик поколдовал над дисплеем айфона и снова врубил какой-то жесткий бит.
Безбожный пир, безбожные безумцы! Вы пиршеством и песнями разврата ругаетесь над мрачной тишиной, повсюду смертию распространенной…
– Андрей, Андрей… Я упаду… Андрей, я каблук сломаю! – визжала Вика.
– Гоп-гоп-гоп! – орал Добрыня.
– А ну, сопли утри! Пошли, чего жмешься! Давай – выпила и пошла! – подбадривал Наташу Радик.
Выйдя из комнаты, Максим заперся в самой дальней спальне и набрал номер отца.
– Да, слушаю, Измайлов, – голос звучал деловито, но с жирными нотками сытости.
– Извини, папа, я поздно… Я не смог приехать. Вернее, я устал.
– У тебя всё в порядке? Как прошло на предприятии? Где ты?
– На предприятии нормально, посидел и уехал. Я в гостях.
– У Тани? – одобрил отец с показным благодушием. – Передавай ей привет. Да, подъезжай завтра в офис к часу. В три у нас совещание, хочу кое-что с тобой обсудить.
– Хорошо. Привет Марьяне. Она тоже завтра будет? Ну пока.
Максим убрал трубку и подумал, что хотел сказать отцу совсем другое – о своем одиночестве, о страхе смерти, который никогда еще не наваливался с такой жуткой силой. Он чувствовал, что только отцу может рассказать об этом и только тот сможет понять его не разумом, а сердцем, теплой человеческой душой. Но вместе с тем Максим знал, что никогда не начнет такой разговор, хотя бы потому, что не захочет вновь натолкнуться на сытое, самодовольное, равнодушное дружелюбие.
Китти зашла в спальню и прикрыла за собой дверь. Обняла Максима и потерлась щекой о щеку.
– Макс… Кому ты звонил?..
– Что ты думаешь о смерти? – спросил он ее, обнимая.
– Ты все из-за дедушки? – она пожала плечиками. – Да ладно. Дедушка пожил, повеселился. Мы все когда-нибудь умрем, зачем об этом думать? У тебя всё есть – красивый, богатый, здоровый… Живи и радуйся. Пользуйся тем, что дают.
Она расстегнула блузку и положила его руки себе на грудь.
– Женись на мне, а, Макс? – предложила с легким смешком. – Я тебе ребеночка рожу. Или, хочешь, просто так рожу? Будет красивый ребеночек.
– Пойдем, – сказал Максим, разворачивая ее за плечи и подталкивая к дверям.