Оставив позади огромные белые здания и статуи всадников, он шел прямо к Сити-роуд. Внезапно стала почти осязаемой нищета, витающая среди блоков муниципальных квартир, полуразвалившихся коробок, - плода воображения какого-то туповатого архитектора десяти- или пятнадцатилетней давности.
Мрак разбивало колоссальное строение. Оно возвышалось посреди Сити-роуд, пронзая темноту огнями, наполняя ночной воздух специфическим запахом. Завод по производству джина.
Почему он вернулся сюда? К месту, которое так стремился покинуть навсегда? Наверное, это было как-то связано с тем фактом, что жизнь оказалась гораздо сложнее, чем он представлял себе в самом начале.
Постоянная девушка надоедала, а сумасшедшая заставляла страдать. В обществе одной ты чувствовал себя заключенным, в обществе другой - ничтожеством. Одна из них мечтала выйти за тебя замуж, иметь от тебя детей и посадить под замок навсегда. А другая мечтала потрахаться с незнакомцем.
Он хотел вернуть прежнюю жизнь. Со всей ее простотой и скромными утехами. Девушку, которая любила его и была рядом. Даже если ценой, которую пришлось бы заплатить за это, стали бы узы брака.
Терри думал, что новая жизнь освободит его, но каждый новый день диктовал новые правила. Не напрягай! Не будь таким мачо! Не бери в голову!
Терри подошел к фонарю, спящему в гигантской тени завода, и изо всех сил ударил по нему кулаком. Затем запрыгал на месте как ужаленный, скрипя зубами от боли.
Пора заканчивать с этим.
9
Это был клуб совсем иного типа.
- Только члены, - заявил охранник.
Он был одним из дуболомных кокни старого образца. Расплывшиеся наколки военно-морского флота торчали из-под коротких рукавов его немнущейся нейлоновой рубашки, а то, что осталось от волос, было зачесано назад.
В нем определенно что-то есть от Генри Купера, подумал Рэй. Но этого он не мог представить улыбающимся с рекламных плакатов вместе с Кевином Киганом. Этот был анти-Генри. Он выглядел так, словно одним взглядом мог оторвать вам голову.
Рэй заглянул через плечо охранника и увидел барную стойку из бамбука. В облаке сигаретного дыма, шумя и смеясь во весь голос, передвигались люди - мужчины в костюмах, женщины в джинсах клеш. Где-то в отдалении пел Мэтт Монро.
- Я как-то приходил сюда с Пэдди Клэром, - попробовал объяснить Рэй. - Ну, с Пэдди, который ведет колонку о попсе в "Дейли диспэтч".
Охранник был явно раздражен.
- Слушай, сынок, мне фиолетово, с кем ты сюда приходил. Хоть с самой принцессой Маргарет, мать ее, и всей шайкой ее проклятых корги. Вход только членам. Усек?
Рэй кивнул, но ему не хотелось уходить. Он взволнованно пощупал запястье. Черт, у него же не было часов. Вплоть до сегодняшнего вечера он в них не нуждался, просто не видел в них смысла. Для Рэя часы были чем-то, что принадлежало к миру его отца - наравне с галстуками, начищенными ботинками и речами Уинстона Черчилля. Часы подразумевали график. Занятость. Работу. А что ему было об этом известно? "Газета" не была работой в полном смысле слова. Рэй представил своего отца, ежедневно сверяющего часы с крохотным транзистором, из которого доносился бой Биг-Бена. Но сейчас Рэй остро нуждался в часах. Сколько оставалось времени до того, как Джон сядет на самолет и улетит в Токио? Сколько времени было у него в запасе?
Инстинктивно прикоснувшись к запястью, Рэй снова заглянул через плечо охранника. Это явно было не его место - все от сорока и старше, в дешевых костюмах, заляпанных едой и пивом. Но он не знал, куда еще пойти. А "Импайр румз" не закрывались круглые сутки.
Рэй однажды пил здесь днем. В качестве одного из первых заданий в "Газете" его отправили на пресс-конференцию Арта Гарфункеля. Тогда он совершенно случайно сел рядом с обливающимся потом человеком в помятом костюме-тройке. Это был Пэдди Клэр, автор раздела о попсе в "Дейли диспэтч".
От него слегка попахивало пивом "Гиннесс", жареной картошкой и потом трудоголиков с Флит-стрит. Он очень дружелюбно отнесся к Рэю, этому пятнадцатилетнему мальчугану в джинсовой куртке, школьной рубашке и брюках, и вежливо попросил просветить его в том, что касалось недавних карьерных достижений знаменитости.
- Ну и чем же занимался этот курчавый пидор с тех пор, как распался дуэт Саймон-энд-Гарфункель? - Вот так Пэдди это сформулировал.
Рэй набрал побольше воздуха в грудь и принялся рассказывать. Он знал всю подноготную. Тем более что карьера кого-то вроде Арта Гарфункеля буквально сама просилась, чтобы о ней рассказали. Итак, он поведал Пэдди о двух сольных альбомах, двух исполинских хитах - изысканном "Все я знаю" и неубедительном "Я смотрю лишь на тебя" - плюс об очень интересном периоде съемок звезды в фильмах "Уловка-22" и "Плотская любовь".
- Итак, он само совершенство. - По ходу своего рассказа Рэй все более воодушевлялся. - А еще у него есть степень в математических науках, и говорят, что он собирается записать саундтрек к мультику о кроликах - как же он называется?
Пэдди Клэр задумался.
- "Багз Банни"?
- Нет, "Уплывший корабль"!
Пэдди Клэр расплылся в довольной улыбке, сверкнув желтыми зубами.
- Да я твой должник, парнишка. - С виду Пэдди был искрение благодарен. Но за исключением надписи вверху - "Арт Гарфункель" - страница в его блокноте оставалась чиста. Рэй не мог не заметить, что ничего из его рассказа Пэдди не счел нужным записать. Возможно, у него была просто феноменальная память.
Затем появился Арт Гарфункель, высокий, горбоносый, с ученым видом, в типичном для звезды окружении лакеев и управленцев из звукозаписывающей компании. Вот тогда Пэдди Клэр взял в руки свою обгрызенную шариковую ручку, которая блестела от слюны.
- Арт, - спросил он, - правда ли, что вы с Полом ненавидите друг друга?
На лице звезды отразилось огорчение. Подхалимы из звукозаписывающей компании нахмурились и засуетились.
- В таком случае есть ли возможность воссоединения? - допытывался Пэдди.
- Были ли у вас романтические отношения, - Пэдди обнажил свои желтые клыки, и эта фраза прозвучала так пошло, словно речь шла об анальном сексе с рогатым скотом, - с кем-нибудь из ваших партнерш по съемочной площадке? И действительно ли вы работаете над ремейком мультфильма про Багза Банни?
Это была журналистика высшего пилотажа.
Но Пэдди Клэру пришелся по душе мальчишка, сидевший рядом с ним, и после вынужденного окончания жаркой пресс-конференции старый писака пригласил Рэя "пропустить по одной".
"Импайр румз" афишировали в качестве частного клуба, и прежде Рэй думал, что это какое-то шикарное место. А в реальности оно оказалось убогим подвалом с барной стойкой в одном из заваленных мусором дворов по Брювер-стрит, в восточной части Сохо. Потрепанные занавески были всегда задернуты, пластиковые пепельницы фирмы "Период" переполнены окурками, а растения в горшках увядали во мраке. И вокруг - все эти нетвердо стоящие на ногах и немолодые люди.
По словам Пэдди, в районе Сохо были десятки таких мест, в которых увиливали от законов о торговле спиртными напитками, ограничивая число посетителей только членами клуба. Интересно, что это были за члены? Все, кого впишет в разряд таковых деспот у дверей, сказал Пэдди.
Они просидели за столиком шесть часов.
Когда у них все закончилось и, что самое удивительное, вечер в Сохо только начинался, Пэдди - все еще трезвый, но потеющий больше обычного - отправился на Флит-стрит писать свою колонку. Рэй долго ковылял по улице Брювер-стрит, а на всем протяжении последующей Олд-Комптон-стрит его рвало. От Уордор-стрит до Чэринг-Кросс-роуд его продолжали мучить рвотные позывы.
- Ты все еще здесь? - рявкнул анти-Генри, - Уже член?
- Нет, еще нет, - вежливо промямлил Рэй.
Охранник сверкнул глазами.
- Давай, карапуз, вали отсюда, пока я тебе не наподдал.
Рэй нехотя потащился вверх по грязной лестнице. Над Сохо моросил дождь. Сколько было времени? Когда открывался аэропорт Хитроу?
А затем кто-то позвал его.
Внизу, у лестницы, стоял Пэдди Клэр, жестом приглашая Рэя присоединиться к нему. Убийца в дверях все еще злобно сверкал глазами, но Пэдди дал понять, что все нормально. Рэй смущенно улыбнулся и снова спустился по ступенькам. Пэдди покровительственно положил руку ему на плечо, а охранник помахал толстым пальцем у Рэя перед носом.
- Никаких потасовок и марихуаны. А то задницу надеру!
- И чего он такой злой? - удивлялся Рэй по пути к бару.
- Альберт? Ну, "Импайр румз" - это же не клуб в полном смысле слова. Больше похоже на частную коктейльную вечеринку. Или владение феодала. Да, точно - владение. Никто из постоянных гостей не называет это место "Импайр румз". Они называют его "Альберт плейс". И Альберт обычно не пускает сюда таких типов, как ты. - Пэдди сверкнул зубами. - Ну, знаешь, "людей-цветов".
Рэй набрал полные легкие сигаретного дыма. Потер запястье. Он пришел явно не по адресу.
- Я ищу Леннона, - сказал Рэй, убирая волосы с лица. По крайней мере, они начинали высыхать. - Знаешь, о ком я? Джон Леннон из "Битлз"?
Хотя Пэдди Клэр и вел музыкальную колонку, Рэй не был уверен, что тот осведомлен в области современной музыки. Иногда казалось, что интерес Пэдди к поп-музыке ушел вместе с Билли Фери, Джетом Харрисом и "Шэдоуз", а порой складывалось впечатление, что музыка его вообще никогда не интересовала.
- Он в городе на одну ночь.
Пэдди задумчиво кивнул. Механически поднес бокал к губам, но тот был пуст.
- Улетает в Токио с Йоко, - пояснил Рэй. - Шеф хочет, чтобы я взял у него интервью. Это очень важно.
Пэдди посмотрел на Рэя еще немного, а потом хлопнул его по спине:
- Не волнуйся, сынок, я дам тебе работу в нашей газете, когда будешь готов заняться настоящим делом!
Рэй ощутил, как на него накатывает волна отчаяния.
- Спасибо, Пэдди.
Устало улыбаясь и то и дело прикасаясь к запястью, он огляделся. Пэдди провел его к столику. Вокруг переполненной пепельницы с надписью "Перно" валялись окурки. Пэдди сделал сигнал бармену, и тот поставил перед ними два стакана с прозрачной жидкостью. Рэй отпил немного. Такой гадости он еще в жизни не пробовал.
- На вкус похоже на какую-то дрянь, которую мне мама давала от зубной боли, - сказал он. - Гвоздичное масло.
- Да, классно, - отозвался Пэдди, - Что может быть лучше, чем джин с тоником?
Рэй сделал еще один большой глоток, морщась, но не желая показаться неблагодарным.
- Насчет Джона, - вдруг сказал Пэдди, - я слышал, он в "Спикизи".
Рэй оцепенел, джин замер где-то на полпути к нему в рот.
- Я туда несколько бригадиров отправил. На всякий случай, - профыркал Пэдди в свой стакан. - Никогда не знаешь, что эта парочка будет делать дальше, благослови их Господь. Устроят акцию протеста в постели. Вернут королеве его орден из-за того, что их сингл "Cold Turkey" сползает в хит-параде на последние места. Или будут поглощать шоколадные пирожные во благо мира.
Рэй смотрел на него во все глаза. Пэдди был стопроцентным продуктом Флит-стрит. Иногда казалось, что он ровным счетом ничего не знает. А иногда - что ему известно обо всем на свете. Рэй неуклюже вылез из-за стола.
- Спасибо, Пэдди.
Тот был явно доволен собой. Рэй видел, что Пэдди рад помочь. Под заляпанным пиджаком скрывалось доброе сердце.
- Я же говорил, что я твой должник. Да мой босс просто в экстазе - он так любит Джона и Йоко - просто обожает эту сумасбродную парочку! Мать его!
Рэй через не хочу заглотил остатки джина. Взглядом поискал на стенах часы. Но в "Альберт плейс" часов не было.
- Сколько времени, кстати? - спросил он.
Пэдди посмотрел на него с грустью и жалостью во влажных глазах.
- Ох, очень, очень поздно, - выдохнул он, и Рэй нервно прикоснулся к запястью кончиками пальцев.
Чем его так потрясло это лицо?
В нем отражалась вся ее жизнь. Однажды она станет шикарной дамой, а когда-то наверняка была очаровательным ребенком. В ее лице было что-то инопланетное, что-то ангельское, неземное. Лицо самой прекрасной девушки на свете было невообразимо симметрично, словно Господь наваял все именно так, как и задумано. Она выглядела как модернизированная версия героини фильма "Последний киносеанс". Точно. Как вторая попытка Бога создать Сибилл Шепард. Волнистые белокурые волосы, глаза, которые заглядывали прямо тебе в душу. И рот, просто созданный для поцелуев.
Как же все гармонично, думал Леон.
- Моему папе нравился Элвис, - Она пыталась перекричать музыку. - Помню, когда я была маленькой, я смотрела фильмы про него - знаешь, их обычно показывали по воскресеньям, днем! И казалось, он всегда был либо на Гавайях, либо в армии. - Она улыбнулась, и у Леона сжалось сердце.
- Я думала, что он кинозвезда, как Стив Маккуин или вроде того. Клинт Иствуд! Я никогда не думала, что он певец. - Ее очаровательные глаза наполнились скорбью, скорбью по ушедшим воскресным дням, когда они с папой смотрели фильмы Элвиса. - Что он был певцом, я хотела сказать.
Леон с энтузиазмом закивал и наклонился к ней поближе, чтобы она услышала. Его губы оказались в нескольких сантиметрах от ее лица.
- У всех нас странные взаимоотношения с музыкой, которую любят наши родители, - сказал он, а она задумчиво улыбнулась.
Леон мысленно чертыхнулся - ну почему тебе обязательно надо сказать что-нибудь умное? Теперь она считает тебя самонадеянным гусаком!
- О, я понимаю, о чем ты, - вдруг ответила она. - Моей маме нравится Фрэнки Воган, и я сама всегда к нему с симпатией относилась!
А потом, когда они наговорились, Леон совершил немыслимое - он начал танцевать. Леон танцевал, и мир отошел на задний план. Он танцевал, забыв о концерте Лени и "Рифенштальз", забыв о "Красной мгле", брошенной на столике, липком от пролитого спиртного, - и почти забыв о Дэгенхэмских Псах, которые выслеживали его в ночи. Но ведь здесь им никогда его не найти! В "Голдмайн" он был в полной безопасности.
Поэтому Леон забыл почти обо всем, за исключением играющей музыки и самой прекрасной девушки на свете.
Леон танцевал - а в его случае это было скромным покачиванием из стороны в сторону вкупе с задумчивыми киваниями головы под шляпой и поднятым кверху указательным пальцем правой руки, словно он собирался сделать важное замечание, - но никому до этого не было дела! Вот чем поражал его "Голдмайн". Никому не было дела, крут ли ты, повторяешь ли верные движения или же танцевать тебе так же необходимо, как и дышать! Вот чем ему так нравилось - ох как нравилось - это место.
Это было очень своеобразное заведение. Здесь тусовались и танцоры, и крутые парни, и павлины, и у каждой группы были собственные ритуалы. Но, как ни странно, здесь оставалось место и для кого-то вроде Леона. Для замороченного панка вроде него! Просто нужно было собраться с духом и сделать этот гигантский шаг в направлении танцпола. Как оказалось, этот шаг был похож на шаг в пропасть. Сделал это однажды - и отступать уже некуда.
Танцы - что всегда казалось Леону таким же неосуществимым, как взлететь, - были совершенно нормальным явлением в "Голдмайн". И он танцевал, танцевал несмотря на тревогу и усталость, которая обычно наваливается после одной дорожки амфетамина. Он танцевал, несмотря на жуткий отходняк. Леон двигался под музыку, которой никогда раньше не слышал, - чудесную музыку! Густой и насыщенный фанк, заливистые и нежные струнные и голоса, экстатические, словно хор ангелов, - эти люди действительно умели петь, эти голоса были поставлены в церковном хоре и натренированы на углах улиц. Он танцевал и был всецело поглощен ее сияющим лицом. Она ослепляла его. Она парализовывала его. Просто находясь в ее обществе, Леон останавливался, колебался в нерешительности, терял дар речи от смущения. Но она постаралась облегчить его муки.
Когда они сделали перерыв в танцах и направились к бару за "отверткой" (для него) и "Бакарди" с колой (для нее), она вела себя настолько непосредственно и непринужденно, что его язык с ногами потихоньку начинали расслабляться.
- "Золотая осень" подчеркивает скулы, - заметила девушка.
Оказалось, что в этом она хорошо разбиралась, этим зарабатывала на жизнь - стригла, завивала и красила волосы в салоне под названием "Волосы сегодня". Она осторожно приподняла край его шляпы, чтобы оценить ущерб, нанесенный "Золотой осенью". Леон отступил на полшага назад.
- Ой, да брось. - Она улыбнулась. Леон не мог понять, заигрывает она с ним или просто старается быть вежливой. - Не стесняйся.
- О’кей, - сказал Леон, скалясь как безумец.
А потом - как же легко ей это удалось! - Леон последовал за самой прекрасной девушкой на свете в ее естественную среду обитания - обратно на танцпол. Время остановилось, время здесь было просто бессмысленно. Лучи света отражались в хрустальном шаре под потолком, который медленно вращался, бросая красочные блики на ее лицо. Леон знал, что это лицо будет помнить и на смертном одре.
Она танцевала, изящно покачиваясь - делая маленькие шажки на своих высоких каблуках. Она почти и не двигалась, но отчего-то Леону казалось, что она великолепно танцует. Волосы падали ей на лицо, она откидывала их назад с загадочной улыбкой - такой улыбкой, словно вдруг вспомнила, где находится, или что-то смешное только что пришло ей в голову. Само совершенство. Гораздо лучше Сибилл Шеферд, решил для себя Леон.
И еще одно немаловажное обстоятельство - она была просто неотделима от музыки. Леон танцевал впервые в жизни, и эти невероятные мелодии - истории о мире, разрушенном и вновь обретенном благодаря любви, - он не сможет слушать их снова, не вспоминая об этом сказочном лице.
"Если я не могу быть с тобой… Я не хочу быть ни с кем, детка… Если я не могу быть с тобой… Оу-оу-оу…"
- Эй, - вдруг обратилась к нему самая прекрасная девушка на свете. - Ты что, болеешь?
Леону не хотелось лгать ей.
- Нет. Нет, я просто принял наркотики.
Она подняла брови. Он испугался, что теперь она развернется и уйдет прочь. Впервые за весь этот вечер его охватил настоящий ужас. Страх, что он никогда больше ее не увидит.
- О, тебе не стоит принимать наркотики, - сказала она. - Человек сам на себя не похож, когда принимает наркотики.
Леон никогда не смотрел на это под таким углом. И внезапно он понял, что ему просто необходимо кое-что выяснить.
- Как тебя зовут? - спросил он, а подразумевал под этим совсем другое: "Позволишь ли любить тебя вечно?"
И она сказала ему.
Терри ощущал себя туристом, путешествующим по лабиринтам собственной жизни.
Завод ничуть не изменился. Из его недр доносилось металлическое урчание, как из огромного корабля, дремлющего в ночи, а вонь ячменя вперемешку с солодом и ягодами можжевельника вызывала тошноту.