Особые успокаивающие капли, которыми снабдила меня Гутя, сделали свое дело. А может, все дело в ловушке снов, которую она сплела для меня, только мой московский кошмар перестал преследовать меня. Но однажды ночью во сне я снова брела по пустому городу, оклеенному, словно афишами, страницами из деловой газеты с моим портретом. Мгновенно проснувшись, я села в постели и от резкого движения почувствовала легкую дурноту. Я потрясла головой, чтобы прийти в себя, и заморгала, вглядываясь во тьму. Сердце бешено колотилось, во рту пересохло. В доме царила тишина, но она не могла обмануть меня. Что-то случилось до того, как я проснулась. Я ощупью нашла на столике будильник и, повернув его к окну, попыталась разобрать, который час, – на циферблате значилось половина четвертого. Мне так и не удалось уснуть.
А в десять мне позвонила Гутя. От ее голоса мне стало сразу тревожно.
Мое письмо произвело впечатление на Вартаняна, сообщила мне Августа. Он вызывал к себе всех участников событий, и теперь Толяша и Аркаша рвут и мечут, а Горский (тот самый постнолицый тип) явно объявил мне вендетту.
– Ну что же, – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно более беззаботно, – посмотрим, что они придумают в этот раз. По крайней мере, Вартанян знает правду. И еще не всю правду.
– Думаешь, он ее не знал? Наивная! – воскликнула Гутя. – Ну, я побежала, меня могут хватиться. – И она отключилась.
Мой кошмар никуда не делся. Что предпримет теперь этот Горский? И правда ли, что Вартанян в курсе всех махинаций вокруг "Сити-вью"?
Этот вопрос так занимал меня, что я была невнимательна в управлении порта и сделала пару ошибок в переводе. Мою рассеянность заметили и в театре. Я напряженно думала, какой контрудар предпримут мои недоброжелатели с молчаливого одобрения Вартаняна.
Вечером я отказалась от предложения Влада прогуляться и вместе поужинать. К моему большому облегчению, к тете Рае нагрянули мои бывшие знакомцы, каникулярные приятели, решившие, наконец, проведать меня. Я с любопытством рассматривала возмужавших сверстников и слушала их истории. Тетя была рада повидать всех, она охала и ахала, вздыхала и цокала языком, словно не видела друзей моего детства столько же, сколько и я. Мы сидели, пили вино, болтали, смеялись. Тетя посидела с нами, а потом деликатно удалилась.
Раздался звонок в дверь – на пороге стоял стройный красавец-атлет.
– Можно войти? – низким красивым голосом осведомился он.
Я с трудом узнала Ванечку-Плюшку.
– Ваня, как тебе удалось добиться таких результатов? Ты же был колобок– колобком! – воскликнула я, увидев это чудо.
– Влюбился, – беспечно ответил он, откупоривая очередную бутылку вина, – и решил похудеть, потому что без нее жизнь мне была не мила.
– И как ты худел?
– Я вставал утром, выходил из студенческого общежития и… бежал.
– Куда?
– Вокруг общежития… Сначала мне удавалось пробежать до второго подъезда, а потом я понимал, что сейчас упаду и умру. Конечно, я боялся, что и правда умру, но без той девушки все равно жить не хотелось. А к концу учебного года легко делал по десять километров в день. И стал вот таким, – развел он руками.
– А потом?
– А потом я пришел к ней и сказал: "Вот я, худой, давай вместе пойдем в загс, потому что я люблю тебя и хочу на тебе жениться". А она … Она очень одобрительно на меня посмотрела, но не пошла. Потому что пока я там бегал, она вышла замуж.
– И как ты после этой новости?
– Я вышел и побежал, пока не упал на песок на пляже. Потом отдохнул чуть и еще побежал. Километров сорок пробежал, наверное. Чтобы обратно вернуться, пришлось автобус ловить. С горя я так бегал, что потом на марафонской дистанции второе место занял. И тут меня позвали в областную сборную, так что теперь мне о любви горевать некогда. Тем более у меня теперь есть Катюша. Она скалолазанием занимается.
В этот вечер мне рассказали еще немало веселых и печальных историй. Про тех, кто не выдержал испытание деньгами и спился, про тех, кто бросил любовь ради карьеры и наоборот А я сидела и думала о нас тогдашних – о тех детях, которые беззаботно играли на море и не знали, что ждет каждого впереди…
Следующим днем была суббота, но поспать, а уж тем более полежать, у меня не получилось – в семь утра позвонила Гутя. Они шипела в трубку, боясь разбудить детей, и от этого ее слова приобретали еще более зловещий смысл:
– Меня в отпуск отправили, бессрочный, представляешь? Аркаша с Толя– шей побывали у Вартаняна, вернулись чернее тучи. Некто Басаргин тоже написал письмо с разоблачением махинаций вокруг "Сити-вью", ты его знаешь?
"Только не это! – мысленно простонала я. "Это запутывает все неимоверно, ну зачем он это сделал!"
– Так вот, ты меня слышишь? – продолжила Августа. – Наши собрались, поехали в приволжский город, куда уже перевели на счет луна-парка энную сумму, чтобы возместить ущерб. А заодно представили все дело так, словно именно ты невнимательно прочитала контракт, где нет пункта о возмещении убытков.
Это была почти что катастрофа. Провернуть такое дело накануне выставки парков развлечений – все равно, что еще раз прописать в "Ведомостях" подробности этой истории. Если кто еще не слышал, то будьте уверены, что на выставке пойдет слух об Александре Чайкиной, после чего моя репутация будет утоплена окончательно.
– Хорошо, спасибо, Гутя, – бесцветным голосом ответила я и нажала отбой.
Несмотря на ранний утренний зной, меня зазнобило.
Телефон коротко тренькнул еще раз.
– Да, – уже в полный голос провозгласила Гутя, – Горский просил тебе передать, что счет два-один. Ты понимаешь, о чем он?
Конечно, я понимала. Мне объявили войну, и, пожалуй, я ее проигрываю.
– Не дают тебе спать московские проблемы, – проворчала тетя, входя в кухню.
Я трясущимися руками насыпала зерна кофе в кофемолку и виновато промолчала. Вот и тетку разбудили…
– Ты лучше прокатись на пляж, давно же на море не была, – предложила тетя Рая. – Отвлекись наконец от своих черных мыслей. Мама твоя почти каждый день звонит, спрашивает, как ты там, не похудела, не заболела ли… Мне перед ней ответ держать! А ты вон нервная какая, кофе просыпала и мне сахар в чашку положила, хотя знаешь, что я пью черный…
Тетя ворчала, но в ее воркотне я слышала нотки заботы и сочувствия. Следуя ее совету, я бросила в сумку полотенце, косынку, солнцезащитный крем, надела старенький купальник и отправилась на море.
Никто из жителей Веденска не станет купаться в теплой, словно суп, луже городского залива. Они отправляются на песчаную косу, отделяющую город от открытого моря. Туда собралась и я. На середине косы было почти что малолюдно. Я расстелила полотенце в тени диких оливковых деревьев. Надо думать, что делать дальше. А что там думать?
Давно перевалило за полдень. Отчего шум моря заставляет дрожать какую– то внутреннюю струну, которой на самом деле вовсе и не существует, да и шум моря – это всего лишь движение воды? Но море плескалось, лопотало что-то свое, в стороне гулко шлепал волейбольный мяч, слышались голоса и смех…
Незаметно я уснула. Звонкий детский смех вывел меня из забытья. Я лежала на животе, подставив спину жарким солнечным лучам и ощущая под пальцами босых ног мягкий нагретый песок. Приподнявшись на локте, я заслонила глаза от солнца. У воды играла девочка лет семи или восьми. Несколько мгновений я как зачарованная смотрела на нее, не в силах отвести взгляда, потом закрыла глаза. Перед мысленным взором предстала другая девочка, ровесница этой. Как давно это было!
Ветер утих, море бесшумно облизывало песок. Тени зонтов и отдыхающих вытянулись. В воде плескались последние купальщики. Я лежала и снова и снова прокручивала в голове события прошедших дней. "Один в поле не воин" – говорится в пословице. Хотя я и не одна, но в своей беде все же одинока.
Солнце уже садилось, когда я возвращалась домой, так ничего и не придумав. В голове было пусто, как в котле.
Были уже сумерки, когда я стояла у дверей "Копченого дома". Это стало традицией – почти каждый вечер, если я не была в компании Влада, то приходила к Григу, забиралась с ногами на пухлый диван и читала книгу. А Григ возился со своими механизмами, платами, что-то паял, подвинчивал. Порой он заводил патефон – и мы слушали старые пластинки, с которых звучали голоса Шаляпина, Собинова, Карузо, Неждановой, Максаковой. Или виниловые – и мы упивались ариями в исполнении Лисициана, Образцовой и, конечно, Каллас. Иногда мы яростно спорили. Я старательно избегала двух тем – моей работы и Влада.
Той ночью луна, словно бдительный страж, оберегала нас от прочего мира. Серебристый туман завораживал, источал почти осязаемую прохладу, которая все равно не могла погасить жар объятий и поцелуев Грига.
– Моя, только моя, – шептал, словно в исступлении, Григ. – Ни одну женщину я не желал так сильно. Не уходи, умоляю, останься со мной. – Его голос упал до шепота.
Воздух вокруг нас вдруг словно раскалился, дышать стало нечем. Я была готова, но все никак не могла привыкнуть к такой пылкой, почти юношеской страсти Грига.
И почему-то в этот момент я вспомнила о Владе. Может, оттого, что он был абсолютной противоположностью Грига? Григ – пылающая магма, Влад – прохладный ручей. К чему эти сравнения? Ведь я пообещала Григу остаться с ним, а Влад должен уйти из моих мыслей, иначе получится обман, предательство. А что такое предательство, я знаю по себе. Как пел Городницкий? – Предательство "души незаживающий ожог…" Не хочу никого обманывать.
Потом мы уснули. Но вскоре я проснулась. Я словно явственно услышала слова: "Два-один".
– Ты что? – сон Грига был чуток, Григ наклонился ко мне.
– Странный звук, – почему-то шепотом ответила я.
Он прислушался:
– Так ведь это часы внизу в каминной комнате! – воскликнул он. – Они же лет пять как не идут!
– Сколько они пробили? – спросила я.
Григ взглянул на часы в мобильнике:
– Сейчас два часа десять минут. Опаздывают часы-то. Это ты пробудила их к жизни, как и меня.
Я вздохнула и крепко прижалась к Григу. Не сама ли судьба подает мне знак и напоминает о моем незакрытом счете?
Я старательно занималась с оперной труппой и выучила наизусть весь текст либретто "Волшебной флейты". Через четыре недели занятий мои подопечные делали явные успехи, и я чувствовала, что действительно хорошо справляюсь с работой. Мне было интересно сидеть на репетициях и видеть результаты наших усилий – немецкая речь зазвучала в ариях так, как ей и положено: торжественно и романтично. Я привыкла к особенностям моих "учеников" и нашла ключик к каждому. Они все искренне любили свою работу, и мы с наслаждением слушали Моцарта в исполнении великих голосов – Кристофа Штреля, Доротеи Рёшман, Эрики Миклоши. Дважды в неделю мы смотрели записи с немецкими исполнителями "Волшебной флейты" и старательно повторяли артикуляцию, утрируя движения губ.
При встречах в театре Григ недовольно молчал. Он никогда не соглашался оставаться на спектакли, хотя Аеня забронировал для меня хорошие места в ложе. Зато ко мне часто присоединялся Влад. "Хочу напитаться искусством", – шутил он и подмигивал мне. Глядя на то, как виртуозно справляются мои подопечные с итальянскими ариями в "Травиате", я была уже почти спокойна. Мы непременно поразим всех отличным немецким языком. Актеры – профессионалы, они прекрасно учатся, и, значит, к премьере все будет отлично.
В тот вечер у меня было замечательное настроение. Мы с Владом возвращались из театра. Влад, как обычно, предложил проводить меня домой. Он сразу взял меня за руку, и это было так естественно, будто мы только так и ходили всю жизнь. У моего спутника была потрясающая походка – сильная, свободная, будто идет уверенный в себе дикий зверь. Под легкими брюками прорисовывались мускулы ног, плечи широко развернуты, легкие волосы слегка шевелил вечерний ветерок. Оранжевая луна, похожая на апельсин, висела в темно– бархатном небе. Почему-то именно в этот вечер, который благоухал запахами роз, петуний, душистого табака, вдруг ужасно захотелось в дождливую шумную Москву. Влад уловил перемену в моем настроении и заговорил о каких– то пустяках. Наконец он остановился.
– Ты о чем-то хочешь спросить?
– Зачем ты написал письмо Вартаняну? – глядя ему прямо в глаза, потребовала я ответа.
– Я в каком-то роде тоже пострадавший из-за "Сити-вью", – беспечно рассмеялся Влад.
– И ты решил через меня свести счеты? – ахнула я.
– Не совсем так. Я всегда за справедливость. И еще я хочу, чтобы ты была счастлива.
– Счастлива? – хрипло рассмеялась я. – А что ты имеешь в виду?
– А что для тебя счастье? – Влад заглянул мне в глаза.
– Многое, – подумав, ответила я. – Здоровье и покой близких, мой личный успех, друзья, любовь…
– Все это будет у тебя, поверь мне. – Влад был так убедителен, что я ему поверила.
– Но как? – попыталась узнать я. – Как это возможно?
– Просто поверь, – твердил Влад, улыбаясь. – Ты мне веришь, нет?
Я покорно кивала – да, да, да. Только как возможно реализовать такое на самом деле? И возможно ли? Ведь я уже дала обещание Григу, что останусь в Веденске. Может, это и есть мое счастье?
У Влада я так ничего и не узнала. Кроме… Кроме того, что его губы пахнут ванилью и мятой – он поцеловал меня на прощанье у подъезда тетиного дома. И это было так же естественно, как будто мы давно уже пара и любим друг друга… Я поднималась по лестнице со вкусом его губ на своих губах и вдруг представила, как у окна огромного особняка стоит Григ и наблюдает за нами: ведь "Копченый дом" расположен так недалеко от нашего подъезда… И я почувствовала, как волна стыда обожгла мои щеки…
Мои мысли смешались, мои чувства сплелись. Я испытывала горячую привязанность к Григу, с ним мне было так хорошо, словно я была сама с собой. Но меня увлекал и манил к себе и Влад. Сильный, решительный и нежный. С ним я ощущала себя героиней приключенческого романа. Григ был моим рыцарем, а Влад – кавалером эпохи Людовика XIV. Я любила этих двух мужчин, но разве такое возможно?
Днем в театре я шлифовала мелочи в произношении самых заковыристых словечек, а потом в порту переводила сухие технические термины. Вечера проводила то с Григом, то с Владом. Полтора месяца до премьеры пролетели мгновенно. В город прибыл господин Абендрот, известный немецкий дирижер и музыкант. Он провел несколько репетиций, прослушал певцов и остался доволен результатом. И я гордилась сделанной работой. Господин Абендрот был милым, уже очень пожилым человеком. Я показала ему город, вернее, самые красивые места; руководство порта устроило замечательную утреннюю рыбалку, а мэр города пригласил его на приватный ужин.
Все шло отлично, просто замечательно, но внутри меня точил червячок: работа над оперой закончена, работа в порту тоже будет скоро закончена. С чем я останусь? И время от времени я мысленно возвращалась к этому вопросу.
После репетиций или спектаклей Влад провожал меня до дома. Стоит ли удивляться тому, что однажды Влад повторил свою попытку и поцеловал меня снова? Нечему здесь удивляться…
Казалось, что ночь издает тонкий звон, словно тысячи маленьких блестящих колокольчиков покачиваются под порывами ветра. Холодная луна безразлично следила за происходящим в окно. Рассвет я встретила у Влада в квартире. В комнату заглянул утренний морской ветер, раздул занавески и умыл нас запахом соленой воды. А потом было утро, и мы брызгались водой в душе, хохотали и ловили ускользающее мыло… Потом Влад побежал в булочную, из которой доносились аппетитные запахи, они проникали даже на третий этаж, и через некоторое время появился на пороге, нагруженный бумажными пакетами. Чего там только не было! Кексы, печенье, круассаны, пончики Когда я доедала пончик с вареньем и облизывала пальцы, я перехватила такой красноречивый взгляд Влада…
– А как ты думаешь, женщины имеют право на карьеру? – поспешила я озвучить первую пришедшую в голову мысль.
Он наконец-то перестал смотреть на мои губы и вздохнул, словно просыпаясь.
– Безусловно. Женщинам так много дано! Они могут все! И трамвай водить, и управлять заводами, и в космос летать.
– Я же не об этом, – расстроилась я. – Давай рассмотрим конкретный случай, меня, например.
– Давай, – оживился Влад.
– Твоя линия в порту скоро будет установлена, немцы уедут. А что буду делать я? – Я задала вопрос, который действительно страшил меня.
– Ну, можно в порту документы переводить, – медленно начал он, но сам же и оборвал себя, побарабанил пальцами по столу и, глядя мне в глаза, добавил твердо: – Нет, тебе надо ехать в Москву, там работать и там строить карьеру.
– И ты не будешь скучать?
Лицо его приняло лукавое выражение.
– А кто знает, может, я за тобой тоже в Москву отправлюсь…
– Влад!
Но он поднял руку:
– Секрет!
– Да и не секрет это. В Веденске все уже знают, что к тебе присматриваются в министерстве…
– Ох уж эти маленькие городки, – он покачал головой, – ничего не скрыть. Но я сам еще ничего не решил.
В этот день в офисе я старательно смотрела в бумаги, но мой взгляд неизменно ускользал от цифр и графиков и спешил коснуться его лица. Влад был серьезен и внимателен, весь поглощен работой. А я вспоминала, как красивы линии его плеч и груди, скрытые под рубашкой. Когда чудеса случаются наяву, они кажутся нам такими естественными…
"Разве может женщина, – думала я, – которой родители дали хорошее воспитание и приличное образование, которая понимает, что такое мораль, встречаться с двумя мужчинами?" Но мое сердце противилось разуму. Меня притягивал к себе Григ – такой родной, близкий, любящий меня без памяти. И я была влюблена во Влада – мужественного, уверенного в себе, снисходительного к слабым и такого нежного… Разбить этот треугольник мне самой было не под силу. Счастье, что мои любимые мужчины были так далеки друг от друга. А что будет, если они вдруг встретятся? Не как Григ Полторацкий и Влад Басаргин, а как любимые мужчины одной и той же женщины? Мне даже не по себе стало, когда я представила эту картину.
– Санечка, что-то ты часто дома не ночуешь, не нравится мне это, скажу без обиняков, – однажды заметила тетка за утренним кофе.
Я, как в детстве, виновато опустила голову.
– Нет, не думай, что лезу в личную жизнь и что буду читать нотации. Но город-то у нас сама знаешь какой… А фамилия Чайкиных всегда привлекает как хвалу, так и хулу.
– Я поняла, тетя, – прошептала я. – Я постараюсь не притягивать сплетни.
Тетка кивнула, показывая, что тема закрыта. Но у меня оставался вопрос, который очень хотелось задать:
– А ты знаешь Влада Басаргина?
Тетка кивнула и поджала губы.
– Конечно. Приятный молодой человек. Но и только.
– И это все, что ты можешь сказать? С твоей проницательностью?