В правительстве имелись две противоборствующие фракции. Та, что стремилась предоставить Раджаду автономию, и та, что была полна решимости "спасти единство страны".
Ту же ситуацию Руссо наблюдал в Ираке тремя годами раньше, до того как Багдад предоставил автономию курдам полковника Барзани.
Был радикальный способ избежать автономии и раз и навсегда покончить с "шахирским вопросом": сначала спровоцировать мятеж, а затем истребить бунтовщиков: их вожаков, элиту и часть населения… Геноцид.
Если эта последняя гипотеза была верна, то защита со стороны хадданской полиции успокаивала примерно так же, как винтовка, нацеленная в спину.
Он был напряжен и взвинчен, даже растерян; такая ответственность не лежала на нем даже в самые трудные моменты его карьеры. А тут еще приходилось играть комедию, сохранять самый что ни на есть благородный вид и вести Стефани по городу, о котором он ничего не знал.
Никогда еще он не чувствовал себя таким уязвимым: очень уж она была хороша. Ее почти по-детски нежное и живое личико под копной рыжих волос трогало его до глубины души. Никогда еще он не испытывал столь сильного желания оберегать, защищать… Он попытался вернуть себе самообладание. Идиот несчастный, такое впечатление она производит на всех. За это ей и платят такие деньги. Это ее ремесло.
Он плыл по улице в своих развевающихся одеяниях, мрачно глядя прямо перед собой.
Стефани до этого часами бродила по медине, но никогда прежде старый город не казался ей таким прекрасным. За каждым поворотом внезапно возникал зеленый изумруд мечети. Фасады домов были изукрашены мозаикой из охровых и белых камней: зодчество, восходившее ко временам царицы Савской. Медресе, окруженная четырьмястами колоннами, казалась дворцом. В квартале каменщиков раздавались крики шадди, голоса которых должны были заставлять носильщиков шагать в ногу. Даже нищие были великолепны. Держась прямо и сохраняя отсутствующий вид, они никогда не благодарили, когда им подавали милостыню, и их взоры продолжали шествовать дорогами рая. Казалось, что ты возлагаешь свое скромное приношение перед статуей святого. Они явно были аристократами своего мира.
Она старалась не смотреть на своего спутника, чтобы он не вообразил себе бог знает чего. Он был соблазнителен, да, но она вовсе не собиралась напрашиваться на романтическое приключение из разряда "путешествие-на-двоих-по-программе-все-включено". Однако она была вынуждена признать, что никогда прежде не встречала человека, который составлял бы столь единое целое с местом, культурой, который выглядел бы так естественно в еще живой древности…
Он молчал, сумрачно глядя прямо перед собой.
- У вас сердитый вид. Почему?
Руссо чувствовал, что необходимо принять некоторые меры предосторожности. У него возникло желание - совершенно неуместное в данных обстоятельствах - пригласить мисс Хедрикс полюбоваться его коллекцией японских эстампов или каких-нибудь хадданских произведений искусства. В принципе, он бы не погнушался пойти на такую уловку, но сейчас - в самом центре осиного гнезда, при том, что эта девушка рискует своей жизнью, - это желание отдавало гнусностью. Ему даже почудилось, что он стал меньше. Он испытывал сложные угрызения совести и при этом понимал, что сейчас для них совершенно не время. Он-то думал, что у него не осталось иллюзий в отношении самого себя.
Нужно было с этим кончать.
- Я всегда сержусь, когда думаю о своих женах.
Лицо Стефани под рыжей копной волос как будто уменьшилось.
- Женах? А сколько их у вас?
- Точно не знаю. В последний раз, когда я их пересчитывал, их было двадцать семь, но я слышал, что в мое отсутствие друзья подарили мне новых.
Он в ярости прервал свою речь.
- Вы что, не видите, что я шучу? Да за кого вы нас принимаете? У меня нет жены. Вернее, я никогда не был женат. Время от времени я с кем-нибудь трахаюсь, как и все.
Она остановилась и смерила его взглядом.
- Вот это да! Вы разговариваете как американский капрал. Где, черт побери, вы научились так выражаться?
Руссо повысил голос.
- Мы не такие уж варвары. Мы в состоянии запомнить несколько иностранных выражений. Могу вас заверить, что в Америке я не терял времени даром…
- Я не это имела в виду… Просто я никогда не встречала человека, менее похожего на американца, так что американский солдатский жаргон в ваших устах…
- От предрассудков нужно избавляться, - посоветовал Руссо.
Он остановился перед ювелирной лавкой, где была выставлена сверкающая бижутерия, привезенная из Германии. Но Стефани заметила восхитительное произведение местных ремесленников, скромно помещенное позади иностранного барахла. Это была черная роза, вырезанная из куска лавы. Интерес Стефани к розе не укрылся от глаз торговца. Он внезапно возник из недр лавки, на лице у него расцвела широкая улыбка, и он принялся по-арабски восхвалять свой товар. Он держал черный цветок за стебель прямо перед глазами Стефани.
- Что он говорит?
Руссо не знал ни слова по-арабски. Для орла пустыни ситуация была не очень удобная. Теперь торговец обращался к нему, явно перейдя на поэтичный литературный арабский, и Руссо, покрываясь от ужаса потом, начал лгать с энергией отчаяния:
- Это роза хасад, у нас это амулет на счастье… Этот парень говорит, что у нее длинная история. Традиция черной розы восходит к Фатиме - вам же известно, это была любимая жена Магомета…
Он поспешно достал деньги из кармана и стал совать банкноты торговцу, но тот продолжал свои элегические речи.
- Он утверждает, что эта роза украшала гарем Марбака, величайшего из всех завоевателей…
Вторая порция банкнот наконец-то заставила ювелира умолкнуть, и Руссо вручил розу Стефани.
- Печально, - прокомментировал Руссо. - Наш народ теряет свою культуру. Арабский этого человека невероятно груб. Я с трудом его понимаю…
Затем ему пришлось пройти через новое испытание, когда на площади Раиса Стефани решила попробовать молока верблюдицы - этот напиток черпался прямо из источника. Руссо невнятно произнес несколько гортанных слов, которые привели торговца в некоторое замешательство, а остальное сделали несколько выразительных жестов.
- Вы живете в Тевзе? - спросила Стефани.
Руссо смотрел на нее, попивая сладковатую, совершенно отвратительную жидкость. Власти поселили его в медине, в доме, найти дорогу к которому без помощи водителя он был не в состоянии. Если бы он ориентировался в этих бредовых улицах, то подхватил бы этот мяч на лету - если она действительно кинула ему мяч: он бы пригласил Стефани к себе домой и получил бы еще одну нашивку за верность профессии, красоту которой он никогда не оценивал выше. Вдобавок ко всему, он чувствовал, что плохо играет свою роль, а это было крайне обидно для человека, считавшего, что он понаторел в искусстве жить в чужой шкуре за счет американских налогоплательщиков.
Он поставил кувшин обратно под вымя верблюдицы.
- Нет. Я поставил шатер в пустыне. Я приехал в Тевзу с двумястами верблюдами, которых рассчитываю продать армии…
Стефани обладала практическим складом ума.
- А сколько стоит верблюд?
Руссо закрыл глаза.
- Смотря какой. Это зависит от породы, возраста и… разумеется, роста…
Он остановил такси, и они поехали вдоль нескончаемой стены старого города. Руссо начал длинный восторженный рассказ о Соединенных Штатах, не давая Стефани возможности сменить тему. Он включил в него всякого рода убедительные подробности о Нью-Йорке и Новом Орлеане.
- Вы и вправду хорошо знаете мою страну, - сказала она.
Всю дорогу Руссо был неистощим в рассказах на эту тему, при этом он удивлялся, как он не додумался до этого раньше. Теперь ему дышалось свободнее. Стефани ни разу не заговорила о деле. Она выглядела беспечной, довольной тем, что она здесь, с ним, вдали от кошмара…
У него было чувство, что он с блеском провел трудную операцию.
Они взобрались на холм, и оттуда он показал ей город, опоясанный широкой охровой стеной и ощетинившийся минаретами.
- Эта стена видела воинов Мохали, властителя, противостоявшего Магомету…
- Да, я читала об этом в гостиничной брошюре, - сказала Стефани. - Мне пора возвращаться. Я попытаюсь связаться с зарубежными агентствами печати. Я знаю, что у "Ассошиэйтед пресс", "Рейтера" и "Франс-пресс" здесь есть свои корреспонденты. Они приходили брать у меня интервью на следующий день после нашего приезда. С тех пор ничего… Власти угрожают им, я в этом уверена. Но я сумею на них выйти.
- Я не уверен, что это будет правильным ходом, - сказал Руссо. - Просто забудьте про эту историю. Я уверен, что правительство делает все, что может, чтобы найти виновных… Власти должны понимать, что отмалчиваться уже невозможно… Нужно дать им время.
Стефани почувствовала, как у нее остановилось сердце. Ей пришлось сделать усилие, чтобы не отпрянуть от своего спутника. И тут она и вспомнила одну деталь, оставленную без внимания в момент их первой встречи. Он не выказал ни малейшего удивления, когда она дала ему прочесть свое письмо в "Нью-Йорк таймс". Он уже был в курсе. Может даже, он один из убийц…
Она покрутила головой, делая вид, что любуется пейзажем. Шофер вышел из такси и отошел метров на пятьдесят. Он сел на землю, повернувшись к ним спиной.
Вокруг не было ни души. Никого.
Место было совершенно пустынным. Одни только камни.
Они ее сейчас убьют.
Она бросила быстрый взгляд на своего спутника. У него было очень суровое лицо. Дикие, кошачьи черты, безжалостные глаза… Почему она раньше этого не замечала? Это убийца. Как могла она поверить, что хасанит, так прекрасно говорящий по-английски, случайно оказался с ней рядом на террасе кафе?
Она попыталась взять себя в руки и справиться с нахлынувшей паникой, но ее голову уже наполняли бессвязным шумом обрывки лихорадочных мыслей.
Этот человек ее сейчас убьет.
Руссо продолжал приводить довод за доводом. Малышка, похоже, слушает. Может, ему удастся ее убедить.
Она выдавила из себя:
- Вы так думаете?
Она услышала свой голос из далекого-далекого прошлого: это был ее детский голос…
До такси сто метров… Водитель отошел подальше и сидит к ним спиной… Если ей немного повезет… Главное, не вызвать у него подозрений…
- Может, вы и правы, не знаю… Мне нужно спокойно надо всем этим подумать…
Руссо решил, что все-таки добился результата.
- Лично я думаю, что вам следовало бы остаться в Хаддане еще на несколько дней и помочь полиции раскрыть это преступление. Что даст мне возможность, я надеюсь, увидеться с вами снова… Должен также сказать, что я достаточно прожил в Соединенных Штатах, чтобы знать, насколько они могут быть циничными и жестокими там у себя… Там могут подумать, что вы стремитесь сделать себе рекламу и…
Она развернулась и побежала к такси.
Руссо остался стоять с разинутым ртом.
- Мисс Хедрикс!
Она прыгала с камня на камень, как газель, и когда он вышел из оцепенения и помчался следом, было уже слишком поздно. Она сидела за рулем.
- Эй! Что я сделал?
Такси рванулось с места, и все, что он смог сделать, пока ошалевший шофер, размахивая руками, с криками несся за машиной в облаке пыли, это остановиться, сорвать травинку и, смеясь, зажать ее между зубами: он был из тех, кто умеет находить повод для смеха в самых отчаянных ситуациях.
14
Она вернулась в "Метрополь" в слезах, с чувством униженности и отчаяния, которое, в конечном счете, вылилось в яростную решимость бежать из этой проклятой страны. Теперь она была твердо уверена, что ее обворожительный "орел пустыни" этот дурацкий арабский Рудольф Валентино, просто-напросто вульгарный полицейский, которому поручили соблазнить ее и заткнуть ей рот поцелуями, или, может, он убийца, который вывез ее из города, в пустынное место, чтобы уничтожить, - да и прочие "сыновья шейха" и "эмиры" ничем не лучше. Этот очевидный факт казался ей почти таким же жутким, как и история с самолетом, и все потому, что затея чуть было не удалась, она уже начала в него влюбляться… Идиотка, полная идиотка, вот кто она такая…
У Стефани было лишь одно желание: поскорее вернуться в Нью-Йорк и забыть. Она отправилась прямиком в гостиничное бюро обслуживания, чтобы забронировать себе место на ближайший рейс. В неделю летало только три самолета.
Портье проверил свой список. Ему очень жаль, но все билеты раскуплены еще две недели назад… Он постукивал по списку карандашом и не поднимал глаз. Ложь была такой грубой, что она рассмеялась. Они хотели помешать ей уехать из страны.
Она позвонила в посольство и потребовала, чтобы ее немедленно приняли. Ей предложили зайти вечером, а точнее в семь часов.
В четыре часа, когда она лежала на постели, глядя в потолок, в полной растерянности, усугублявшейся от жары и уже переходившей в панику, зазвонил телефон. Некое "официальное лицо" ожидает ее в холле, это важно. Может ли она спуститься? Она надела на голое тело джинсы и купальный халат, затем босиком спустилась на первый этаж. Ее рыжие волосы были взлохмачены, на лице застыло выражение полной враждебности; должно быть, она выглядела пьяной или накачавшейся наркотиками, потому что два-три туриста, с которыми она столкнулась на лестнице, посмотрели на нее с тревогой.
"Официальное лицо" вынырнуло из глубокого кресла, которое как будто выдохнуло его. Мужчина был одет в черную чесучу и элегантно придерживал локтем трость с набалдашником из слоновой кости, имевшую поразительное сходство с его стройным изысканным силуэтом и оголенным черепом, слегка тронутым по бокам седеющими волосами. Взгляд был задумчивым, а тонкие губы над почти отсутствующим подбородком слегка раздвинулись в застывшей улыбке. Над этой улыбкой был водружен, как будто для того, чтобы проникнуть в ее тайну, нос костлявой, навесной разновидности, с ноздрями, широко распахнутыми для уловления всех запахов, откуда бы ни дул ветер - этот нос с его сводами и арками наводил на мысль о некой мостодорожной конструкции. Стефани почувствовала, как ее враждебность выросла еще на один градус.
- Здравствуйте, мисс Хедрикс, - сказал незнакомец с отменным британским акцентом. - Мы встречались на приеме у сэра Давида Мандахара, но не думаю, чтобы вы запомнили меня… Позвольте…
Он поклонился с чрезмерной вежливостью, которая, наверное, очень полезна для гибкости позвоночника, и протянул ей кусочек картона. Так Стефани узнала, что она имеет дело с начальником полиции Хаддана собственной персоной.
- О чем речь?
- Об одном весьма щекотливом деле. Мисс Хедрикс…
У господина Дараина была раздражающая манера останавливаться посреди фразы, чтобы послать быструю улыбку, частота которой, похоже, выбиралась заранее, как частота морских маяков.
- Мы не хотели докучать вам, пока вы не отошли от такого сильного потрясения…
Новая улыбка-пауза. С такой головой, подумала Стефани, его место не здесь. Ему бы следовало восседать на какой-нибудь гниющей падали посреди пустыни.
- Вам бы не составило труда, сэр, сказать, что вам нужно? Я уже поняла, что вы чрезвычайно тактичный человек, так что давайте ближе к делу.
Господин Дараин склонил голову набок с видом снисходительного упрека и погладил набалдашником трости свой отсутствующий подбородок. Стефани отметила про себя, что его шея, украшенная внушительным адамовым яблоком, отличается тонкостью и длиной, которые, наверное, упростят дело для следующего претендента на его пост. Из его левого рукава слегка выступал ослепительный носовой платок, его там держали наготове для всяческих полезных целей, на английский манер. Вероятно, владелец платка получил основательное образование в Оксфорде.
- Учитывая… деликатную сущность этого дела, - сказал он, - я счел необходимым лично передать вам это сообщение…
Он достал носовой платок из рукава и вытер лоб. Этот сукин сын старался приберегать эффект до самого конца - наверное, единственное, чему он научился по ходу своей полицейской карьеры.
- Как вы уже заметили, мы сумели найти ваши вещи…
Новая пауза, но на сей раз исполненная строгости. Наверное, он держал улыбку в другом рукаве.
- Хорошо, ну и что из этого?
- Мы обнаружили в ваших вещах десять килограммов гашиша.
Стефани пожала плечами.
- Охотно верю. Вы их обнаружили, потому что сами же туда и положили. Полицейские всегда так делают. Старый трюк.
- О нет, мисс Хедрикс, мы тут ни при чем. Да и вы тоже…
Теперь она уже ничего не понимала.
- Нам отлично известно, кто положил гашиш в ваш багаж. Господин Массимо дель Кампо нам все рассказал. В его собственном багаже было пятнадцать килограммов гашиша, и он признался, что в аэропорту подсунул два пакета и в ваш.
Стефани молчала. Тут нечего было сказать. Массимо пришел к ней и попросил, чтобы она спрятала наркотики в своих вещах, она это прекрасно помнила. Что же, это объясняло многое. Теперь она знала, почему Массимо с таким рвением поддерживал официальную версию "аварии".
- Новый закон предусматривает длительное тюремное заключение за хранение гашиша, - сказал господин Дараин. - Но, полагаю, можно будет закрыть глаза на это нарушение закона, если господин дель Кампо подтвердит свои свидетельские показания в вашу пользу. После того, что вы пережили… В данный момент это дело с доброжелательностью изучается компетентными органами…
Стефани процедила сквозь зубы:
- Это называется шантажом и запугиванием. Вы сейчас пытаетесь заключить со мной сделку. Я забываю то, что видела - а вы отпускаете меня из страны, не приговаривая к тюремному сроку. Можете вы мне сказать, что помешает мне заговорить, как только я вернусь в Соединенные Штаты?
Она прервала свою речь.
- Или, может, вы намереваетесь оставить меня здесь… насовсем?
Тут господин Дараин кланяется, выражает надежду на то, что эти "неприятности" скоро закончатся, добавляет, что он находится в полном распоряжении Стефани, и удаляется слегка враскачку, элегантно зажав трость подмышкой. Со спины он был похож на прямоходящего слизняка с гипертрофированными бедрами.
Она спустилась в бар и застала там Массимо в компании зеленоватого Бакири. Массимо как раз показывал своему новому другу кадры из фильма "Сильнее Геракла", где он играл гладиатора.
- Я получил Оскара за эту роль. Итальянского Оскара в Бордигере.
- У нас никогда не показывают хороших фильмов, - пожаловался господин Бакири.
Стефани взяла со стола бокал с гранатовым соком и вылила его содержимое на новый костюм Массимо. Ошарашенный итальянец уставился на нее.
- Жалкий подонок, - заявила она ему. - Спасибо за то, что засунул гашиш в мой чемодан.
- Не сердись… Я сделал глупость. В моем багаже больше не было места… Я больше никогда так не буду.
- Вот это уж точно. Ты больше никогда так не будешь, и по вполне понятной причине. Если ты вообразил, что они выпустят нас отсюда живыми, чтобы мы могли рассказывать кому попало нашу занятную историю, то ты еще больший идиот, чем тебя считают…