После того как Петен в 1940-м подписал капитуляцию Франции, в стране установился профашистский режим Виши. Великобритания осталась один на один с Германией. Англия была в тот момент несоизмеримо слабее Германии, которая обладала людскими и промышленными резервами всех покоренных ею европейских стран. Казалось, Великобритании не на кого было рассчитывать, она была бессильна перед военной авиацией Германии. Бомбардировщики со свастикой наносили безответные удары по городам и военным объектам днем и ночью. Черчилль сумел объединить нацию. В тяжелейших условиях англичанам удалось увеличить производство самолетов. Их ученые создали присадку, которая при добавлении в бензин увеличивала скорость самолетов, и теперь английские истребители летали на пятьдесят километров в час быстрее немецких. Воодушевленные успехами Советской армии английские бомбардировщики начали совершать рейды в Германию. К 1943 году с господством Германии в воздухе было покончено.
Благодаря титаническим усилиям Черчилля разрозненные боевые отряды французских патриотов начали объединяться в общенациональное движение Сопротивления "маки". На руководство Сопротивлением претендовали известные военные деятели, но выбор Уинстона Черчилля пал на генерала Шарля де Голля. В июне 1940 года британское правительство признает бригадного генерала де Голля в качестве главы Свободной Франции. Первые два года он руководит движением Сопротивления из Лондона по радио по одному из каналов Би-би-си.
Одним из самых лучших помощников де Голля во Франции стал Клод Вернье. Он, как и де Голль, считал Францию униженной, ненавидел Петена и мечтал отомстить немцам. У них было много общего, и главное - властный характер, мгновенная реакция, позволяющая быстро и безошибочно принимать решения. Клод, как де Голль, окончил военное училище Сен-Сир, на 14 лет позже его, в 1936 году. На территории Франции было создано несколько организованных центров Сопротивления, и одним из них руководил полковник Клод Вернье.
Об отряде Клода Вернье ходили легенды. Сам Клод лично принимал участие в самых дерзких операциях против немецкой армии. За голову Клода Вернье германское командование назначило награду в 20 тысяч марок. И рядом с ним неизменно принимали участие в боях Сеймур и Виктор. Бесстрашие этих людей вызывало уважение товарищей. Сам Клод скромно объяснял безрассудную отвагу ненавистью, которую он и его друзья испытывают к немцам. Он утверждал, что при равной силе противников выигрывает тот, кто одержим ненавистью и отвращеньем к врагу. В рядах "Сражающейся Франции" были люди разных взглядов, от католиков и эмигрантов до коммунистов, но все они доверяли командору Клоду и беспрекословно выполняли его приказы.
В коротких перерывах между вылазками против немецких гарнизонов Сеймур и Виктор учили французский язык. Их учитель Самуэль Курбе, преподаватель школы в Альби, был приглашен для них Клодом Вернье. Самуэль оказался добросовестным педагогом и очень сердился, когда его ученики пропускали занятия. Виктору рвение Самуэля перестало казаться чрезмерным, когда Микаил показал им бухгалтерский отчет, из которого явствовало, что за обучение двух великовозрастных учеников из бюджета отряда ему ежемесячно выплачивается жалованье, в два раза превышающее зарплату школьного преподавателя.
Наступил день, который с нетерпеньем ждала Франция. Немецкие войска были разгромлены, а многочисленные поименно названные коллаборационисты были публично заклеймены позором и в соответствии с действующими законами подвергнуты наказаниям, тяжесть которых определялась судом присяжных. Маршал Петен был приговорен за предательство к смертной казни, но Шарль де Голль, избранный президентом Франции, в 1945 году помиловал его. Позже он помиловал и уравнял в правах с порядочными людьми всех коллаборационистов, заявив, что дает им шанс на новую жизнь ради интересов страны, так как Франция не должна быть впредь разделенной изнутри.
Праздник победы Сеймур и Виктор встречали в Париже. Это был грандиозный праздник, казалось, что вся Франция опьянела от счастья, люди на улицах пели и обнимались, бросались цветы под ноги солдатам де Голля.
Сеймур и Виктор впервые в жизни надели смокинги и украсили их боевыми наградами. Награды у них были равного высокого достоинства - Военный крест, Крест добровольца и две боевые медали. В этом парадном виде Клод представил их вернувшейся вместе с отцом своей жене Марион, красивой высокой женщине. Сам Клод, казалось, помолодел лет на десять и выглядел так, как должен выглядеть очень счастливый человек. Своим друзьям он приготовил сюрприз, сообщил им, что они приглашены на прием, который вечером в ознаменование победы дает Шарль де Голль. Это был незабываемый вечер. Шампанское лилось рекой, присутствующие пели "Марсельезу", обнимались и плакали от радости. Клод и Марион весь вечер были рядом с де Голлем, и многие в зале отдали бы все за то, чтобы оказаться вместе с ними.
Прошли праздники, и Сеймур счел возможным в который раз напомнить Клоду о его обещании помочь им вернуться на родину.
- Я дал обещание и надеюсь в скором времени выполнить его, но сейчас это невозможно. Я это сделаю, как только во Франции откроется советское посольство, консульство, или любая другая дипломатическая миссия. Ты пойми, для Советского Союза война не закончилась, Германия еще не капитулировала. Потерпи.
Терпение давно было на исходе, но они ждали. Поэтому, когда Михаил Астахов сказал им, что Клод собирается что-то им сообщить по поводу их возвращения, они, не дослушав его до конца, помчались к Клоду.
Клод и Марион были не одни. В гостиной сидели все знакомые им люди - двое уже бывших маки - оба коммунисты. Сеймур заметил, что у всех присутствующих озабоченные лица, и у него в предчувствии неведомой беды тревожно сжалось сердце.
Клод сказал, что месяц назад в правительство Франции поступило письмо от советского руководства с настоятельной просьбой вернуть всех военнопленных и других лиц, эмигрировавших в период войны с территории СССР. Отказать одному из главных победителей фашизма, союзнику Франции, правительство не сочло возможным.
Коммунист Мартин Ксавье был возмущен и не старался это скрыть:
- Я не понимаю наших советских коллег, которых всегда уважал. Не понимаю, почему это происходит, но экстрадиция военнопленных из стран союзников продолжается. Из наших источников нам известно, что насильственно перемещенных людей по прибытии в Советский Союз судят, а затем отправляют в ссылку, - сказал французский коммунист, когда наступил его черед высказаться. - Наши друзья сообщили, что близкие родственники офицеров, попавших в плен, также подвергаются репрессиям, а родственники рядовых военнопленных лишаются пособия.
- Наверное, это все-таки ошибка, - обдумав услышанное, сказал Сеймур. - Потому что во всем этом нет смысла. Мартин, а ты сам веришь, что людей, попавших в плен во время войны, сегодня насильственно вывозят из США, Англии и Франции, для того, чтобы отправить их в ссылку. Ты можешь сказать - за что?
Ответом ему было красноречивое молчание французского коммуниста.
- Очень странно, - сказал Витек. - Если в это поверить, то придется пойти дальше и предположить, что все происходит с согласия товарища Сталина или по его приказу. Может быть такое?
Марион с надеждой посмотрела на мужа.
- Клод, что думаешь ты?
- "Если человек долго сражается с чудовищами, то он и сам может превратиться в чудовище". Когда в училище я впервые услышал это изречение Ницше, оно показалось мне лишенным смысла. Я и в эту чудовищную историю с военнопленными не поверил, если бы сегодня не поговорил с помощником президента Франции. Все подтвердилось - по требованию советской стороны высылка военнопленных началась. Из Франции в СССР уже выслано сто шестьдесят тысяч бывших военнопленных. Об их судьбе ничего не известно. Я думаю, скоро волна выселений докатится и до юга Франции. Ситуация непреодолимая. Судите сами: Советский Союз потребовал у своих союзников по антигитлеровской коалиции выдачи своих граждан, и те согласились. Все происходит в соответствии с законами этих стран.
- И ты останешься спокойным, когда за Сеймуром и Виктором придет полицейский в сопровождении советских конвоиров?
- Будем спокойно отстреливаться! - усмехнулся Клод. - Успокойся, Марион. За Сеймуром и Виктором не придут. Оба они награждены орденами и медалями Франции, у них есть вид на жительство. Очень скоро они получат французское гражданство и с того дня будут подчиняться только законам французской республики.
- Сучий потрох! - вдруг вырвалось у Виктора.
При всеобщем молчании Клод вопросительно посмотрел на Виктора:
- Первый раз слышу. Что эти слова означают?
- Ну как тебе сказать, чтобы было понятно, - смутился Витек. - Видишь ли, Клод, с точки зрения, например, кулинара, стоматолога или военного летчика эти слова абсолютно бессмысленны. Употребляются они только в тех случаях, когда надо объединить в одно целое честь, достоинство и заслуги какого-нибудь человека. Тогда они становятся незаменимыми. Вот послушай: товарищ Сталин, несомненно, освободитель Европы, генералиссимус, отец народов, Герой Советского Союза и уже в довершение, исключительно ради справедливости, - объединяющий смысл: сучий потрох, чтоб он сдох, ублюдок! Ну, как?
- Я не думаю, что гражданину Франции следует так резко отзываться о руководителе союзного государства, - рассудительно сказал командор Клод Вернье. - Но, в конце концов, если очень хочется, это твое право.
- Да, - сказал Виктор Самарсков. - Очень хочется! И право это я заслужил.
Виктор довез Сеймура домой. Всю дорогу они молчали.
- Не пойму, отчего это ты такой мрачный? Чем ты расстроен? - спросил Виктор, когда Сеймур выходил из машины. - Все ведь устроилось лучшим образом.
- Ты понял, нас хотят вернуть домой как преступников?! Стыдно…
- Зря тебе стыдно. Ты не предал свою страну, это она тебя предала, пусть ей и будет стыдно.
- Страна не может предать, предают люди.
- Вот именно, люди, а еще точнее один человек: сучий потрох, сдох бы поскорее, усатый ублюдок!
Еще через две недели Клод пригласил их к себе домой. Не скрывая радости, за празднично накрытым столом Марион и Клод объявили им, что наконец-то преодолена бюрократическая волокита и с сегодняшнего дня они официально признаны гражданами Франции. И отныне, куда бы они ни поехали с французским паспортом, им везде гарантирована безопасность. Марион рассказала, что, будучи с отцом в США, они как французские граждане никогда не испытывали ни малейшей дискриминации и всегда ощущали себя полноправными членами тамошнего общества. Обычно немногословный Сеймур от имени Виктора и своего сказал искреннюю благодарственную речь, потому что действительно был на седьмом небе от радости.
Дальше оказалось не все так просто. Когда были оформлены все документы, Виктор отказался уезжать из Франции. Он сказал, что ему некуда ехать, дома его никто не ждет и сам он никого не жаждет там видеть. А без этого, - сказал Виктор, - слово родина для нормального человека пустое сотрясение воздуха.
Сеймур знал, что родственников у Виктора в Перми нет, мама умерла, когда ему было четырнадцать лет, а с отцом, после того, как тот женился второй раз, их отношения разладились окончательно. Он уговаривал Виктора поехать с ним, привел множество заманчивых доводов, способных убедить его переехать на постоянное жительство в Баку и окончить там медицинский институт.
- Ты подумай и скажи мне, где человеку лучше быть чужим - в Париже или в Баку? - в ответ на это спросил Витек.
- Подумал и говорю, в Баку чужим ты себя ощущать не будешь.
- Виктор Самарсков везде чужой, - серьезно сказал Витек.
- Спорить с Чайльд Гарольдом в двадцатом веке труднее, чем я думал, - усмехнулся Сеймур.
- Чайльд Гарольд для меня пустой фанфарон, который бесился с жиру. Ты лучше не спорь, а записывай, говорю бесплатно: быть чужим в Париже или в Алби гораздо лучше, чем быть чужим в Баку или Перми. Ну как, нравится тебе афоризм? Эхо до тебя доносится?
- Ничего не понимаю. Ты ведь так надеялся вернуться!
- Я и тебе не советую ехать.
- Не поеду, если объяснишь, почему после стольких лет ожидания мне не надо возвращаться.
- Говорю тебе: не надо! Я в этом уверен. Ты же знаешь, я человек интуитивный и все чувствую. Короче говоря, я не боюсь, но знаю, что еще один концлагерь я не выдержу. И ты тоже не выживешь.
- Странные мысли. Никаких концлагерей больше не будет! Витек! Ты подумай. Прошу тебя. До отхода поезда еще сутки. Подумай.
- Подумаю, - безучастным тоном обещал Виктор Самарсков. - Ты прав. Надо подумать.
Часть вторая
Жизнь большинства людей при внимательном рассмотрении являет собой нескончаемую вереницу упущенных возможностей. В основном успеха добиваются те, кто наделен способностью на перегруженной магистрали Жизни, не пропустив неприметный поворот, успеть в нужный момент свернуть на заветную дорогу с односторонним движением, ведущую к счастливой любви, богатству и славе, и катить по ней вплоть до полного достижения цели.
С этим утверждением, основанным на жизненном опыте людей, склонных к обобщениям, возможно, не согласился бы главный субъект хроник переходного периода Сеймур Рафибейли. Если бы кому-нибудь удалось его разговорить, он попытался бы на примере собственной жизни убедить собеседника в том, что к нему это сомнительное суждение ни с какой стороны не относится. Он рассказал бы, что, начиная с самой юности и кончая текущим днем, не пренебрег ни одной из полезных возможностей, время от времени возникающих на его жизненном пути, но удачи ему это не принесло.
Будучи по природе правдивым человеком, Сеймур признал бы, что если он остался в живых и сейчас, сидя в котельной шафранного совхоза в селенье Амбуран, беседует со своей собакой, то все же произошло это исключительно благодаря стечению необъяснимых обстоятельств. Он рассказал бы, что добирался сюда четырнадцать лет по дороге, которую выбрал сам. Но так как Сеймур в конце пути стал скрытным и неразговорчивым, то он наотрез отказался бы откровенно поговорить даже с очень приятным и доброжелательным человеком.
Ему никогда не приходило в голову жаловаться на судьбу, но и благодарности ни к Богу, ни к людям он не испытывал.
В кочегарке было тепло. Это было единственное место, которое ему предложили после возвращения в Баку. Он просился на любую работу в рыбачью артель, но председатель сельсовета Самандар ему отказал, потому что в сопроводительной бумаге указано, что деятельность поселенца не может быть совместима с пребыванием в трудовом коллективе. Об этом Сеймур узнал в день прибытия в Амбуран. В Амбуране он очутился вследствие одного странного обстоятельства. По первоначальному замыслу, оформленному в виде решения особой комиссии НКВД, он должен был выехать в Дашкесан и работать там разнорабочим на тамошнем железном руднике. Но в день выезда из Баку неизвестный высокопоставленный чиновник этого ведомства собственноручно изменил решение особой комиссии и пунктом временного пребывания Сеймура Рафибейли указал шафранный совхоз в Амбуране, что и нашло свое отражение в сопроводительных документах временно перемещенного зэка. Ходили маловероятные слухи, что сделано это было по личному распоряжению первого секретаря ЦК Багирова. Слухи не подтвердились. Отражения этого факта не нашлось и в архивах НКВД.
В Амбуран Сеймур приехал на черной "эмке" вместе со старшим лейтенантом НКВД Гудретом Назимовым, очень худым молчаливым молодым человеком в сером выутюженном сером костюме и застегнутой на все пуговицы темно-синей рубашке. Лейтенант ехал впереди рядом с водителем, а конвоир и Сеймур на заднем сиденье. Назимов всю дорогу молчал, и лишь когда подъехали к одноэтажному зданию сельсовета, бросил конвоиру одно лишь слово "введи!". В кабинет председателя сельсовета Самандара Калантарлы старший лейтенант вошел также предельно бесшумно. Он прижал носок ботинка к двери и с силой толкнул ее. Дверь бесшумно распахнулась, и Сеймур в первый раз увидел Самандара Калантарлы. Человек, которого он увидел, не понравился ему сразу и навсегда. Самандар сидел за столом и, сосредоточенно разглядывая в зеркале на своем лбу созревший фурункул, осторожно прикасаясь кончиками пальцев, мазал его кремом. Увидев товарища Назимова в своем кабинете, Самандар мгновенно обтер руки об живот и выскочил из кресла ему навстречу, одновременно изображая улыбкой и телодвижениями радость и удовольствие от неожиданной встречи.
- Прежде вымой руки, - в ответ на попытку рукопожатия хмуро сказал Самандару Назымов. Упитанное тело Самандара с поразительной резвостью прошмыгнуло на всех своих нижних конечностях к умывальнику в противоположном углу кабинета и принялось, как хирург перед операцией, долго и тщательно мыть руки. Лейтенант пальцем показал Сеймуру на стул, а конвоиру на дверь. Конвоир тут же вышел, а Сеймур занял указанное ему место напротив лейтенанта Назимова.
Лейтенант сказал Самандару, что гражданин Рафибейли определяется на работу кочегаром-истопником в котельную шафранного совхоза. Самандар почтительно слушал, его почти квадратное лицо с массивным подбородком и узким лбом над маленькими, узко поставленными колючими глазками выражало готовность выполнить любой приказ, но Сеймуру показалось, что планы Назимова по поводу его трудоустройства хозяину кабинета не понравились.
- Я договорился с проверенным человеком, он член партии, кочегар с большим стажем, - сказал Самандар, но Назимов его не слышал, он внимательно читал какой-то документ, извлеченный из планшета.
- Ты понял, что я тебе сказал, - вдруг перебил его Назимов. - Говори по делу. Если у тебя есть какие-нибудь серьезные соображения, не скрывай, можешь быть откровенным.
Самандар настороженно посмотрел на Назимова. На его лице появилось выражение бывалого подследственного, почуявшего подвох со стороны коварного прокурора.
- Извините, товарищ Назимов, никаких своих соображений у меня нет! Я свое место знаю, - сказал он. - Хочу только сказать, что нужен ночной сторож на новые виноградные плантации. Прошлой зимой сто тридцать лоз кто-то выкопал.
- Ты хочешь сказать, что украли сто тридцать лоз элитного винограда?! Это же саботаж в чистом виде.
- Восемьдесят пять мы уже нашли и посадили на прежнее место.
- Разыщи и остальные. А то люди подумают, что у сельсовета кончился остаток авторитета.
- Найдем, разыщем, сегодня, завтра… В дальнейших целях безопасности хочу взять сторожа.
- При чем здесь сторож? Я сегодня хоть один раз сказал тебе слово "сторож"? Сколько я должен повторять - шафранный совхоз, кочегарка, истопник. Ты все понял? - судя по изменившемуся цвету лица, который приобрел оттенок незрелой фисташки, он начал сердиться.
- Все будет сделано, товарищ Назимов! Прошу вас, не сомневайтесь.
Сеймур заметил, что ботинки одетого с иголочки Назимова слегка испачканы и ему почему-то стало интересно, как поступит Самандар, если товарищ лейтенант изъявит желание их срочно почистить.
- Имей в виду, если ты при мне еще раз скажешь это слово - "сторож", я на тебя очень обижусь. Ты меня понял? - успокаиваясь, сказал старший лейтенант. Он вынул из планшета папку и протянул Самандару. - Это сопроводительные бумаги. Распишись в получении.
После того как Самандар подписал каждый из двенадцати листов содержимого папки и запер ее в сейфе, они поехали в совхоз. Впереди ехала "эмка", за ней полуторка, в кабине которой рядом с водителем возвышался Самандар.