Обжалованию не подлежит - Ибрагимбеков Максуд Мамедович 7 стр.


Дорога шла вдоль берега. Впервые после возвращения в Баку Сеймур увидел Каспий. Дул северный ветер, и так же, как в прежние времена, пронзительно и тревожно кричали чайки. Весь песчаный берег вдоль дороги был в черных пятнах нефти. Этого раньше не было. Сеймур сразу перестал думать о загрязненном береге, когда увидел в открытом море, почти на линии горизонта, две нефтяные вышки. У него было острое зрение, и, приглядевшись, он понял, что не ошибся, это были не мачты кораблей, а обычные нефтяные вышки, которые стояли, по всей видимости, на искусственных основаниях - островах. Назимов перехватил его удивленный взгляд.

- Это вышки морской нефтедобычи, - объяснил он Сеймуру.

- Раньше такого не было…

- За четырнадцать лет вашего отсутствия здесь многое изменилось. Теперь нефть добывают и в открытом море.

Сеймуру хотелось узнать, насколько давно это началось, но, вспомнив, как Назимов разговаривал с словоохотливым Самандаром, рисковать не стал.

Охранник военизированной охраны открыл ворота, как только подъехал Назимов, после чего обе машины въехали на территорию совхоза. Приземистое одноэтажное здание кочегарки с двумя окнами и черной чугунной трубой находилось в полусотне метров от въезда. Справа у здания росло раскидистое тутовое дерево, нижние ветви которого лежали на плоской крыше кочегарки. Ближе к дороге на двухметровом металлическом "табурете" стояла цистерна с темными потеками мазута. Судя по трубе, которая шла от нее в здание, назначением ее было снабжение котельной топливом.

Внутри стены кочегарки, как и снаружи, были оштукатурены и покрашены в белый цвет. На стене рядом с огромным котлом висели портреты Сталина и Багирова. Портрет Багирова был поменьше и висел ниже сталинского. В дополнение к двум цветным портретам белое однообразие стен приятно разбавлялось благодаря красному манометру и черному круглому радиорепродуктору.

Назимов заглянул в шкафы, осмотрел маленькую смежную комнату, заглянул в душевую и там проверил, идет ли вода. Все это он делал молча, после чего обратился к Самандару:

- Пока я здесь, сходи в правление совхоза и получи для кочегара три комплекта постельного белья - простыню, пододеяльник и три наволочки.

- Три?!

- Еще три полотенца и мыло. И предупреди, что с завтрашнего дня он будет приходить обедать в совхозную столовую. Скажи, что кормить его следует отдельно от коллектива в подсобном помещении. И попроси, чтобы в кочегарке восстановили радиотрансляцию.

Оставшись наедине с Сеймуром, Назимов доброжелательным тоном объяснил ему, в чем главным образом состоят его обязанности. Он сказал также, что органы безопасности сурово карают преступников, посягающих на безопасность родины, но они же протягивают руку людям, оступившимся по недомыслию или случайно, в тех случаях, когда эти люди своим поведением доказывают, что они хотят встать на путь исправления. Назимов сказал, что, по его личному мнению, для Сеймура еще не все потеряно. Если, сказал Назимов, Сеймур приложит усилия и убедит органы безопасности своим дальнейшим поведением, что он может быть законопослушным и полезным членом общества, то эти усилия не останутся незамеченными и будут оценены по достоинству. Сеймур вежливо слушал Назимова и в паузах кивал головой, но для него единственным существенным и самым важным из всего услышанного в этот день было распоряжение Назимова включить в кочегарке радио.

Назимов сказал, что Сеймуру запрещается покидать территорию совхоза и вступать в разговоры с работниками, так как это - нарушение правил, которое неотвратимо влечет за собой наказание.

- Здесь, в совхозе, работает общественный представитель органов. Если вам захочется нам что-то сообщить, обращайтесь к нему, его зовут Ахлиман Фаталиев, это проверенный человек. Все, что вы ему сообщите, он немедленно передаст нам.

Странные порядки в здешнем совхозе. В Тайшете имена сексотов вслух не произносились, мельком подумал Сеймур.

- Какие же сведения я могу ему передать? - искренне удивился он.

- Все, что заслуживает внимания органов. Скажу вам откровенно, инициатива и активность всегда нами поддерживаются, - сказал Назимов. - Как говорил товарищ Сталин, каждый человек кузнец своего счастья.

Назимов говорил предельно любезным тоном, и Сеймур ради приличия решил разговор поддержать.

- А как я его узнаю?

- Ахлиман Фаталиев работает здесь в совхозной лаборатории. Он доцент, специалист по шафрану. Он сам вас найдет.

На вопрос, сколько времени ему предстоит здесь пробыть, Назимов уже сухим официальным тоном ответил, что Сеймур будет здесь жить и работать вплоть до особых распоряжений. Когда поступят эти особые распоряжения, от кого и что произойдет после них, Назимов не сказал. И Сеймур понял, что старшему лейтенанту Назимову ничего на этот счет неизвестно.

Самандара Назимов дожидаться не стал. На прощание он тоном заботливого старшего брата еще раз посоветовал Сеймуру быть законопослушным и благоразумным.

Самандар появился в сопровождении водителя, который принес постельное белье и брошюру по технике безопасности. Так в кочегарке появилась первая книга.

После отъезда Назимова поведение Самандара заметно изменилось, взгляд его теперь был высокомерным, а в голосе появились начальственные нотки.

Прежде чем войти, он, расставив ноги, остановился в дверях и окинул взглядом помещение.

- Ты понял, как тебе повезло? Курорт! Просто курорт.

Сеймур оглядел потолок и стены, потом перевел взгляд на Самандара. Со стороны было видно, что человек размышляет.

- Где курорт? - после паузы спросил он.

- Как где? Здесь. Ты не согласен, что для тебя это курорт?

- А мне сказали, что это кочегарка, - глядя в глаза Самандара, искренним тоном объяснил Сеймур. Еще по тайшетскому опыту ему было известно, что искусное придуривание зэка в отдельных случаях выручает его в разговоре с начальством.

Самандар испытующе посмотрел на собеседника.

- Я-то знаю, откуда тебя привезли! Разве в лагере были такие условия? Поэтому я и говорю, что здесь курорт. Ты согласен?

Самое страшное в Тайшете был холод, вспомнил Сеймур, холодно было всегда и везде. Не было ни одного места, где можно было согреться. Даже постоянное чувство голода - пустяки по сравнению с холодом. Спустя два месяца после прибытия в тайшетлаг он отморозил на лесоповале ноги. В лагерном госпитале врачи их ему сохранили, но большой палец левой ноги все-таки пришлось ампутировать. С тех пор он стал слегка прихрамывать на левую ногу.

- Там были двухэтажные нары, а здесь кровать. Удобство все-таки.

- Ты везучий. Таких, как ты, отбывших срок, еще недавно мы отправляли на поселение куда подальше, чаще всего в мингечаурскую степь, там начиналось строительство гидроэлектростанции. Из каждых десяти в живых оставались двое. А тебя, нате вам, прямиком в Амбуран, чуть ли не в Баку. Тебе в скольких городах СССР запрещено жить?

- Не помню, - хмуро сказал Сеймур.

- Должен помнить. В тридцати двух городах не то что жить, таким, как ты, появляться запрещено, особенно в Баку. А тебя в Амбуран прислали, курортное место рядом с Баку. Недаром же дача твоих покойных родителей здесь была… На всю страну известные люди были. А их сын предатель родины. Такого отца опозорил.

Сеймур посмотрел на Самандара оценивающим взглядом. Конечно, самое правильное, это дать ему правой в челюсть, и тут же, а это уже ради чистого удовольствия, с размаху ногой пах, - подумал он и сразу постарался отогнать эту мысль.

Тугодумие Сеймура начало раздражать Самандара.

- В общем, я ухожу… И еще. Это, конечно, твое дело, но бежать отсюда я тебе не советую.

- Куда?.. Может быть, ты знаешь, куда я могу бежать?

- Ты со мной на "ты" разговариваешь?! - изумился Самандар. - Как ты посмел?! Тьфу! - он вышел, не закрывая за собой дверь. - Лишенец неблагодарный!

Считается, что радио - одно из полезнейших изобретений в истории разумного человечества. Сеймур об этом вспомнил, когда через полчаса после ухода Самандара неожиданно громко заговорил репродуктор. Он сидел на скамье и, облокотившись на покрытый облезлой клеенкой стол, с наслаждением слушал все подряд, что в этот день передавалось по всесоюзному и республиканскому радио, слушал, не выключая репродуктор, вплоть до окончания всех передач в двенадцать часов ночи. На следующее утро, проснувшись, он вначале полностью выслушал гимн Советского Союза, а затем с перерывом в один час - гимн Азербайджана, музыкальную физзарядку, новости, утреннюю пионерскую зорьку, а также без исключения все другие передачи. И так изо дня в день. Все, что звучало по радио, было жизнерадостным по содержанию и укрепляло в человеке оптимизм и веру в будущее.

Однажды вечером передали репортаж из Тайшета. Зрители и строители выступали на открытии нового широкоэкранного кинотеатра. И в голосах их звучали искренняя радость и гордость за свой прекрасный город, привольно раскинувшийся на берегу Бирюсы. Сеймур вспомнил, как бывший майор гвардии зэк Анатолий Борисович Гуслинский сказал ему, что кочевые тюрки, первыми прибывшие сюда, назвали это место - Тайшет, что по-тюркски означает Ужас. Сеймур во время пребывания в Тайшетлаге понял, что древние тюрки были людьми неглупыми и дальновидными. О бывшем майоре в лагере ходили легенды. Рассказывали, что новый начальник лагеря узнал из личного дела, что он на гражданке руководил эстрадным оркестром, вызвал к себе вместе с пятью другими зэками, тоже бывшими представителями искусства и литературы, и по неопытности обратился к ним с предложением о сотрудничестве.

- Вы, наверное, все помните, что через десять дней мы будем праздновать день рождения великого чекиста, любимого народом Лаврентия Павловича Берия. Я вас зачем вызвал? Хочу, чтобы в порыве вдохновения вы создали художественное произведение и в день праздника исполнили бы его. Даю вам десять дней, на это время освободим вас от работ вплоть до дня праздника! Ну как?

Зэки угрюмо молчали. Но на предложение начальника любезно отозвался бывший майор Гуслинский.

- А как же! Мы понимаем. Дело полезное, - с воодушевлением сказал Гуслинский. - Только дожидаться вдохновения, гражданин начальник, это последнее дело. Можно и не дождаться. Стихи уже есть, как раз сегодня утром я их сам сочинил, за день-два сварганим на них музыку, вот вам будет новая песня на праздник. Стихи могу вам прочитать прямо сейчас. Пока придумал только начало, если вам понравится, сочиню до конца. Читать или как?

- Читай, послушаем, - сказал начальник. Майор встал и прокашлялся.

Цветок душистых прерий
Лаврентий Палыч Берий.

- Ну, как вам стихи, гражданин начальник? По-моему, вроде бы складно.

В молодости, до того как стать чекистом, начальник лагеря был полотером и навыки прежней профессии закрепились в нем навсегда. Как всегда, в момент наивысшего нервного напряжения, он начал автоматически делать перед собой круговые движения, какими привык, стоя на коленях, натирать мастикой паркет.

- Все! Замолчали! - с трудом уняв разгулявшиеся руки, обратился он к группе бывшей творческой интеллигенции. - Вы мне ничего здесь не читали, а я ничего не слышал! Мне говорили, что вы закоренелые преступники и мошенники, теперь верю. Всех на десять дней в карцер!

Эту историю Сеймур слышал в разных вариантах, но автором неизменно назывался Гуслинский.

В его памяти навсегда остался пасмурный декабрьский день 1953 года. На лесоповале Сеймур работал рядом с Гуслинским. К ним подошел бригадир, выключил пилу и в наступившей тишине сообщил, что в Москве расстрелян агент империализма Лаврентий Павлович Берия.

- Умер Лаврушка, ну и хрен с ним! - Гуслинский обратился ко всем, кто был рядом. - Вы хоть поняли, что это означает?! С этой минуты всем нам свобода, равенство, братство!

Все слушали его молча с неподвижными лицами. Отозвался только бригадир.

- Помолчал бы, Борисыч, - сказал он. - Хоть бы людей пожалел. Работаем, ребята!

Но возбужденный Гуслинский не унимался.

- С горем вас! - обратился он к подошедшему офицеру конвоя. - Со всенародным горем вас, начальник!

В Тайшетлаге Гуслинский давно ходил в отпетых, поэтому выходок его начальство старалось не замечать, но сегодня что-то в словах конвойного его задело.

- Человека похоронить не успели, а шпана радуется, - презрительно сказал тот.

- Какая же радость? Горюю и скорблю в ожидании перемен.

- У брехливой собаки век недолог, весной тебя похороним, вот тебе и будет перемена. Других перемен не жди.

- Ошибочка ваша, начальник! Не о себе я. Перемены у вас ожидаются. Скоро погонят вас в Симферополь, американскому слону яйца качать. Слона жалко, вы и его покалечите.

- Слона будешь в карцере жалеть. Посидишь неделю, дальше видно будет, - распорядился конвойный, и как только заключенные вернулись в лагерь, Гуслинского без ужина отправили в карцер.

Из карцера бывшего гвардии майора вынесли на руках, сам он передвигаться не мог. Первое, что спросили у него вечером сокамерники, почему в Симферополь, где слоны не водятся?

Тот же Гуслинский поделился с Сеймуром своим опытом общения с тайными осведомителями.

- С виду его не раскусишь, - объяснял он. - С виду он нормальный зэк. Сексот животное опасное, причем очень хитрое. Но определить, что он сексот, все-таки можно - по глазам. У самого хитрого сексота глаза сразу же начинают бегать, стоит внезапно заглянуть в них. Вот так, - бывший майор показал, как следует внезапно заглядывать в глаза стукачу. - А у некоторых при разговоре начинает подрагивать средний палец правой руки. Ты присматривайся.

Судя по тому, как часто Гуслинский из-за доносов попадал в карцер, то знание повадок сексотов если ему самому и помогало, то очень редко. Но его описание сексотов Сеймур невольно вспомнил перед тем, как встретиться с общественным уполномоченным НКВД Ахлиманом Фаталиевым. Тот ждал его в совхозной лаборатории на втором этаже. Фаталиеву на вид можно было дать лет под шестьдесят. Глаза его по сторонам не бегали, взгляд был прямой и открытый, и смотрел он на Сеймура вполне доброжелательно. Своими манерами и умением излагать мысли он произвел на Сеймура впечатление умного интеллигентного человека. При дальнейшем общении это впечатление подтвердилось. В просторной светлой лаборатории кроме них двоих находилось еще несколько лаборанток в белых халатах, которые время от времени украдкой с любопытством поглядывали на Сеймура. Фаталиев сказал, что все они выпускницы биофака Бакинского университета, и он возлагает на них большие надежды, связанные с распространением в республике культуры шафрана. Его очень удивило, когда Фаталиев при них представился ему как общественный представитель НКВД. Так и объявил, не понижая голос, что он общественный уполномоченный, и Сеймур, если ему захочется сообщить что-то представляющее интерес для органов, может к нему обращаться. После получасовой беседы он вышел в коридор и здесь столкнулся с одной из лаборанток, которую несколько минут назад впервые увидел в кабинете. Стройной фигурой в белом накрахмаленном халате, слегка курносым носом над свежими розовыми губами она привлекала внимание. Окинув его долгим выразительным взглядом, она прошла мимо, а перед тем как войти в кабинет, обернулась и улыбнулась. Сеймуру показалось, что эта встреча была не случайной, подумал он об этом мельком, и, спустившись по лестнице, постарался эту мысль, несомненно, бесполезного свойства выкинуть из памяти.

На выходные дни закуток запирали, и Сеймура усадили за отведенным ему отдельным столиком в общем зале. В эти дни немногочисленные посетители, в основном это были механизаторы, могли за отдельную плату заказать порционные блюда и напитки. Сегодня меню предлагало посетителям долму из виноградных листьев с начинкой из говядины. В первое же посещенье воскресной столовой между Сеймуром и посетителями встала невидимая стена, она возникала, где бы он ни появился, и он уже к ней привык. Поэтому он не сразу понял, что один из посетителей обращается к нему.

- Извините, - сказал тот, - я хочу у вас спросить. Мне сказали, что вы Сеймур Рафибейли, внук Шахлар-бека. Это правда? - человек держал в руках бокал, широко улыбался и по всему было видно, что пребывает он в приподнятом настроении.

- Да, - сказал Сеймур. - Покойный Шахлар-бек был моим дедом.

- Я вот сейчас сижу здесь и думаю, как интересно все получается. Ему одному принадлежал весь Амбуран, вся эта земля и этот дом… Все принадлежало ему. И еще рассказывают, что он любил шампанское. Каждый вечер бек сидел здесь на первом этаже и пил шампанское. - Сеймур ничего не знал об этой привычке деда, поэтому решил с незнакомцем не спорить. - Это же удивительно! А сегодня сижу здесь и пью шампанское я, Идрис Мамед оглы Мамедов. А мой дед вообще не знал, что это такое - шампанское. Разве это не удивительно?

- Чего же удивительного, - добросовестно подумав, прежде чем ответить, сказал Сеймур. - Пьете и пейте на здоровье.

- Нет, все-таки это удивительно! - не унимался тот. - В то время шампанское пил ваш дед, богач и знатный дворянин, а теперь благодаря советской власти его пью я, простой техник-механизатор. Вы чувствуете разницу? - спросил он, и у него на глазах выступили слезы умиления.

За соседними столами все замолчали. Окружающие прислушивались к их разговору с каменными, равнодушными лицами. Сеймур понял, что любитель шампанского не отстанет, поэтому с целью мирного завершения разговора решил пойти на компромисс.

- Отчасти вы, конечно, правы, - сказал он. - Но мой дед никогда не пил шампанское с долмой из говядины, а вы пьете и, по-моему, с удовольствием. Я подумал и понял, что разница в этом.

- А при чем здесь долма? - удивился Идрис.

- Из говядины…

- Не понял… - в некотором замешательстве возразил Идрис Мамедов. - А почему это он не пил шампанское с долмой из говядины?

- Такой уж характер был у деда, ни за что не соглашался пить шампанское с долмой из говядины, - глядя в глаза Идриса, проникновенно сказал Сеймур. - Вы же сами сказали - дворянин, землевладелец, что с покойника взять? Во всяком случае, шампанское с долмой из говядины он никогда не пил. А вы, я вижу, пьете. Вся разница в этом, вы согласны? - он подождал ответа, но сбитый с толку Идрис лишь обиженно покачал головой, всем своим видом показывая, что он не согласен ни с Сеймуром, ни с его привередливым дедом.

Итоги воскресной беседы подвел в понедельник заведующий столовой. Он сказал, что произошло недоразумение и, начиная с этой недели, Сеймур будет по-прежнему столоваться в подсобном помещении и поэтому ходить в общий зал по выходным дням ему уже не придется. Кроме того, перед тем как уйти, заведующий вызвал уборщицу и подавальщицу и строго-настрого приказал им убрать из закутка веники и ведро и впредь поддерживать здесь чистоту и порядок. Разговорчивого Идриса Мамедова на территории совхоза Сеймур больше не встречал.

Назад Дальше