Следующий эпизод помню отчетливей. Велосипед! Мне купили новенький велосипед – почти такой же, как у папы, только немного меньше и легче. Вышли во двор, как два настоящих мужчины. Пока папа ходил за сигаретами, я хвастался великом перед соседской девочкой. Тоже ничего себе: шустрая, как мышка, а глаза, как у куклы, – большие и бархатные, в обрамлении длинных черных ресниц. Я разрешил ей подержаться за руль, она смеялась. Противно так, будто велосипедный звонок заклинило. Папа вернулся, погладил девочку по головке, дал конфетку. И мы поехали. По кругу объехали двор. Девочка бежит вслед за мной, звенит своим смехом-звоночком. Папа ее нахваливает, тоже смеется. А потом шепчет мне: "Ну-ка, поддай газку!" Я сильнее налег на педали – девочка не отстает, смеется, даже в ушах звенит. "Ишь, какая веселая, – морщится папа и мне так тихонечко: – Еще поддай!" А сам оборачивается к девочке, улыбается, подбадривает. А та бежит. Но уже не смеется, щеки красные, как помидор, пыхтит, старается не отставать – игра все-таки! "Быстрее!" – приказывает сквозь зубы отец. Выехали на шоссе. Упрямая девчонка бежит! Дышит, как паровоз. В глазах, опять-таки, – вода. Наконец отстала, плюхнулась прямо в пылищу, колени поразбивала. Я еще разок оглянулся: бредет назад, хромает, спина согнута, платье в пыли… Папа мне подмигивает, я в ответ, конечно же, улыбаюсь. А сам чувствую, будто внутри меня кошачья лапка: мягкая, но с коготками и – царапает. Неприятное чувство…
Таких случаев было много, пока я не понял то, что должен был понять, то, к чему меня готовили: женщины не для этого мира. Он создан для мужчин. Сильных и бессмертных.
В школе я всегда сидел за партой один. Меня считали "злым". Но я не был злым. Я просто не знал, как нужно себя вести, особенно в старших классах. И поэтому всегда держал оборону. Ни друзей, ни девушки у меня не было. Что за невезение, почему?
– Почему, – спросил как-то у матери, – вы считаете, что все зло – от женщин? Ведь ты – тоже женщина. И папа тебя не презирает.
– Понимаешь, сынок… – забегали глаза у матери, – времена изменились. Сейчас порядочных женщин нет – каждая если не наркоманка, то шлюха или охотница за чужим добром. Мы просто хотим уберечь тебя. Не хотим, чтобы ты страдал, когда женишься, если вдруг…
Она замолчала и отвернулась к плите – там что-то шипело. Мама засуетилась и не закончила фразу.
Тогда я впервые задумался о серьезности этого взрослого мира. Стыдливо и тайно, будто вор или разбойник, стал перебирать в голове женские имена. Каждое было будто кусочек сахара, который таял во рту. Анна… У нее рыжий завиток на затылке и сережка-капелька поблескивает в розовом ухе. Когда она стоит у доски – вызывающе выставляет вперед ногу в ажурном чулке. Как она их надевает – через голову? Марина… Все время ест сладости, и от этого ее губы всегда блестят, как леденец. Она, наверное, глупенькая. Но как об этом узнать? Анастасия… Просит списать. За поцелуй. И смеется. Вера… Нет, хватит! Я ненавижу их всех. Но почему мне так больно?.. Не могу уснуть, включаю ночник.
Родители еще не спят, сидят на кухне, чаевничают. Им хорошо вдвоем. Я прислушиваюсь: оказывается, у нас гости – слышатся голоса дядьев, теток…
– Что будем делать? – тихо говорит папа. – Он подрастает… У него появляются вопросы…
– Да-да, сегодня он спрашивал… – подтверждает мама.
– Это вполне естественно… – басит дядя Петя.
– И что ты ответила? – перебивает его жена, тетя Люся.
– Думаю, ему пора знать правду, – говорит папа, и зависает недолгое молчание. – Он уже достаточно взрослый. Мы сделали все, что могли. Пора получить дивиденды.
– И я так думаю! – поддерживает разговор второй брат отца, дядя Володя. – Сколько нам еще тянуть кота за хвост, горбатиться с утра до ночи? Мне еще дочерей замуж выдавать! За какие шиши?
– Да, а у меня шуба давно потерлась, – капризным голоском попискивает его жена тетя Света. – И нигде я не была-а-а, ничего не видела-а-а…
– Хватит! – обрывает ее папа. – В конце концов, он – наш. А вы так – с боку припеку!
– Не ссорьтесь, – говорит мама. – Ведь все давно решено.
– А если он завтра женится? И вам не сообщит? Молодые сейчас шустрые, с родителями не очень считаются! – Это они уже хором говорят, как в театре.
– Хорошо, – подводит черту папа, – через месяц он заканчивает школу. А после поступления в институт я ему все объясню.
– А я, – с гордостью добавляет мама, – подыщу подходящую кандидатуру. Не сомневайтесь, работа ведется…
Я понимаю, что все это – обо мне. О ком же еще? Они постоянно говорили обо мне. Как на воду дули…
А потом, примерно через полгода, состоялся тот разговор.
Мне трудно пересказать его подробно. И если уж рассказывать – то с самого начала…
С того начала, о котором я не знал. То есть – с деда.
Раньше я считал, что мой дед давно умер. О нем никогда не говорили. Сохранилась одна фотография, на которой он совсем молодой. "Ты – вылитый дед!" – как-то сказал папа, и в его голосе не было ни грусти, ни умиления. Я не понял, хорошо это или плохо. Рассматривал себя в зеркале, приложив к его поверхности фотографию деда, переводил глаза с фотографии – на свое отражение. И мне не верилось, что я похож на этого красивого парня в военной форме, с правильными чертами чуть продолговатого лица, с красиво очерченными губами и прямым взглядом больших, с опущенными вниз уголками, глаз. Здорово, если бы это на самом деле было так! Жаль, что я его никогда не увижу! Мне казалось, что мы поняли бы друг друга.
И вот выясняется, что этот "старикан-проходимец" (так высказался папа) жив-здоров. И не в какой-то глухомани живет, а в замечательной стране. И не неудачник в приюте для одиноких, а миллионер!
У меня даже дух захватило от такой новости. А отец продолжает рассказывать очень любопытную историю…
Оказывается, много лет тому назад бросил дед нашу дорогую бабушку (царство ей небесное!) и сбежал на заработки в Канаду. И заработал так хорошо, что стал магнатом в отрасли бытовой техники. ("Он, – заметил папа, – после войны из обычных чайников делал электрические для всего города!") И все бы ничего, но почему-то возненавидел дед весь свой род, а сыновей практически проклял. Поэтому сейчас от него ни слуху, ни духу, ни копейки… Разве можно любить такого подлого человека?!
– Сейчас старому хрену, – сказал папа, – пошел девятый десяток. А лет семнадцать тому назад приехал от него гонец и привез странное письмо, над которым мы только потешались…
– А что было в том письме? – навострил уши я.
– Сначала показалось, что полная чушь! – усмехнулся отец. – Тогда же какие были времена: не дай Бог иметь родственников за границей. Да еще таких, как твой дед!
– И все же, что? – Я чувствовал, что сейчас все прояснится, окажется, что я – королевский наследник. И учиться мне не нужно, и работать тоже. Только чемодан собрать в сказочную страну!
– Короче говоря, написал твой сумасшедший дедушка что-то вроде завещания. Правда, не на случай своей смерти, а на случай твоей женитьбы, то есть на случай женитьбы его внука. А смысл завещания заключается в том, что получит все наше семейство пять миллионнов долларов только в том случае, если…
Папа замолчал, закурил, закашлялся, загасил почти целую сигарету в пепельнице и устало взглянул на меня. Мне очень хотелось поторопить его, но слова прилипли к зубам, как жевательная резинка, и как я ни старался произнести хотя бы что-нибудь – лишь выдувал невидимые пузыри.
– …если, – продолжал папа, – твоя жена умрет на следующее утро после свадьбы…
– Ха… – весело выдохнул я, – так не видать нам этого наследства никогда! Во-первых, я пока не собираюсь жениться, во-вторых, вероятность один к миллиону, что моя невеста умрет после первой брачной ночи. А в-третьих…
– А в-третьих – ты законченный идиот, – заорал отец, – если считаешь, что наша семья может упустить из рук такой шанс!!!
…Я понял, что он не шутит. И никто не шутил. Шутки закончились. Родные действительно смотрели на меня, как на бога. Но сейчас я улавливал в их взглядах вполне конкретную, предназначенную мне миссию. И растерялся. Но меня не оставили в беде! Дядья и тетки наведывались каждый день. Показывали чертежи своих будущих загородных владений, зачитывали списки самых необходимых покупок, напоминали, сколько хорошего они сделали для меня, лишая своих дочерей всего самого лучшего. Говорили, что настало время послужить на благо всей семьи.
Конечно же, я был не против. Нерешенным оставался вопрос: как выполнить условия завещания? Это немного меня беспокоило.
– Не волнуйся, – успокоила мама, – мы думали об этом семнадцать лет! Все будет замечательно!
И на семейном совете она огласила план, который тщательно разрабатывался на протяжении всей моей беззаботной жизни. Оказывается, все давно уже было решено: хороший сын из добропорядочной семьи влюбляется в девушку-наркоманку и женится на ней. В первую же ночь горемычная жена гибнет от передозировки.
– Сейчас таким никого не удивишь, – мягко говорила мама, – тебе будут сочувствовать. А потом мы уедем отсюда или откроем свой бизнес. Купим тебе автомобиль, дом, яхту… В общем, все, что захочешь! Жизнь будет прекрасной.
– А где я возьму эту наркоманку?
– Пусть это тебя не волнует, – улыбнулась мама, – скоро ты ее увидишь!
И она с гордостью рассказала о том, что месяц тому назад в очереди познакомилась с замечательной кандидатурой.
– Девушка из многодетной семьи, лишний рот, – доложила мама, – отца нет, мать постоянно болеет, живет на уколах – это то, что нам нужно. Друзей нет – девушка все время занята на нескольких работах. Короче говоря, неудачница. Отработанный человеческий материал без перспектив на будущее. Завтра она придет к нам на ужин.
– А если она мне не понравится? – начал было я, не понимая нелогичности своего вопроса.
– Вот и хорошо! – рассмеялся папа. – Разве я тебя не учил, что все они…
Да, этих ангелоподобных букашек в кружевах и ленточках меня учили ненавидеть с детства. Мои милые, заботливые родители! Они не хотели, чтобы я страдал…
"Замечательная кандидатура" оказалась неприметной и стеснительной. За столом она не знала, куда девать руки, какой вилкой есть салат, а какой – рыбу, говорить не умела, все время запиналась. Мама всячески ее нахваливала, отец даже поцеловал руку. Вообще, они вели себя так, будто нас посетила принцесса.
– Видишь, как все хорошо? – шепотом сказал мне отец. – Разве это женщина? Недоразумение какое-то…
– "Брось в нее камешек!" – так же шепотом пошутил я, но папа меня не понял. Он хвалил кружевной воротничок "недоразумения", который она сделала своими руками.
Короче говоря, девушка оказалась такой простой и наивной, что в тот же вечер я сделал ей предложение. Мать с отцом мастерски изобразили неподдельное изумление, дуреха расплакалась и согласилась. Дело было сделано. Отец тут же собрал родню. Это был настоящий праздник, которого они ждали много лет! Дядья похлопывали меня по плечу, подмигивали, тетки чуть не задушили в объятиях, перезревшие кузины смотрели с обожанием. Отец и мать даже благословили нас маленькой открыткой с изображением Божьей Матери. Дуреха растерянно улыбалась, не веря своему нежданному счастью, и поглядывала на меня круглыми влюбленными глазами. Она не понимала, что ей выпала редкостная возможность – присутствовать на собственных похоронах.
Я подумал об этом и расхохотался…
Дуреху звали Ася. Имя мне нравилось. Все же остальное в ней для меня было уже тленом. Имя, в конце концов, останется хотя бы на могильной плите.
Свадьба была назначена через месяц. До этого я должен был встречаться с невестой, входить в роль несчастного спасителя "заблудшей в наркотических дебрях души". Родители, в свою очередь, энергично распускали слухи о моем неудачном выборе среди всех, кого считали нужным пригласить на торжество.
Я так же энергично взялся за дело. Прежде всего нужно было посетить дом невесты.
Он меня поразил. В доме было бедно, но чисто. Голодно, но весело. Две девочки и два мальчика-близнеца повисли на мне, как гроздья винограда. Я раздал им конфеты и игрушки. Матери подарил духи. Она разрыдалась и трижды меня поцеловала.
Потом мы ели печеную картошку с селедкой. Это было для меня непривычно и очень вкусно!
Я водил Асю в театр, в кафе, в цирк. Ее глаза почти всегда были полны слез. Я даже не представлял себе, что такое маленькое лицо может вместить столько воды! Она вышила для меня платочек с нашими именами.
Потом повел ее в музей. Час два она неподвижно стояла перед полотном Нестерова, а потом еще столько же перед иконой Божьей Матери XII века. А потом в знак благодарности поцеловала меня в щеку. До этого мы ни разу не прикасались друг к другу. Так велел отец. Он знал толк в делах, которые могли бы помешать достижению нашей общей цели. Я ему доверял. Поэтому пытался замечать только "нужные" детали, чтобы "не размякнуть": как она ест (не умеет пользоваться вилкой и ножом одновременно!), как говорит (произношение простолюдинки!), как ходит (походка постоянно уставшего человека!), как смотрит (животный преданный взгляд!)…
– Правда, противно? – подмигивал мне отец.
– Конечно, папа! – соглашался я.
– Вот и молодец! – говорила мама. – Потерпи еще немножко, уже скоро…
Когда Ася бывала у нас, ее окружали заботой и любовью. Поили чаем, угощали пирогами.
– Ты такая худенькая, – вздыхала мать, – ну ничего, – вот поженитесь, поедем на море, откормим тебя…
– Да, – подхватывал отец, – и, пожалуйста, брось ты свою работу! Жена моего сына должна жить достойно!
– А осенью поживете у нас на даче! – вступал в разговор дядя Петя (хотя дачи у него пока еще не было).
– А потом к нам, на Мальдивы! – приглашали дядя Володя и тетя Света (видимо, решили эмигрировать и уже выбрали то, что хотели).
И все весело смеялись своим шуткам. Ася смеялась вместе со всеми. И ее смех звенел, как тот велосипедный звонок из моего детства…
За две недели до свадьбы я начал плохо спать…
А потом написал письмо…
…День был солнечный, весенний. Я надел новый серый костюм-тройку в тонкую белую полоску. Как сказала мама, такой на все случаи жизни! Когда я стоял у зеркала и старательно причесывал волосы, засовывал в петлицу маленькую белую розочку, мама торжественно вошла в мою комнату и плотно прикрыла за собой дверь. Вынула из кармана две коробочки – одну плоскую, другую – круглую.
– Тут кольца, – сказала, протягивая мне круглую. – Для нее – с фианитом, но ты скажи, что это бриллиант. Она же не разбирается в драгоценностях! А потом будет уже все равно. А тут, – мама протянула плоскую коробочку, – то, что тебе понадобится утром: шприц и доза. И не забудь надеть перчатки! Потом шприц вложишь ей в ладонь. Все, как договаривались. Ты знаешь. И помни: мы гордимся тобой, сынок!
Мы отправились домой к невесте. Пока она собиралась, я ждал во дворе у машины, а ее братья-сестры снова повисли на мне и тыкались в лицо своими мокрыми носиками, как веселые щенки. Такие забавные!
Она выплыла из темного подъезда, как белая ладья. И ноги у нее были очень красивые. И открытое платье подчеркивало неожиданно длинную шею. А что произошло с глазами? Наверное, постоянные слезы их промыли, как промывают зимние окна, и засияли, как окна весенние… Я улыбнулся ей.
Мы торжественно расписались. Наши матери, как и все матери на белом свете в таких случаях, плакали. Дядья с тетками излучали радость и, поздравляя меня, шептали на ухо: "Мы в тебя верим! Ты наша надежда!"
"Помни о перчатках!" – наставлял отец.
Для брачной ночи нам заказали номер в лучшем отеле города. У порога Дома Счастья нас ждал белый лимузин, чтобы с шиком промчать нас по улицам города. Города, который она увидит в последний раз…
Перед тем, как сесть в автомобиль, Ася бросила букет флердоранжа через плечо, и его поймала моя кузина. И покраснела от удовольствия. Ведь скоро, очень скоро – уже утром! – она станет богатой невестой!
Лимузин тронулся с места, мы весело замахали руками гостям и родственникам…
…За углом я велел водителю остановиться. Мы быстро вышли и пересели в вишневый "фиат", стоявший на обочине.
– Ну как все прошло? – спросил нас мужчина, сидевший за рулем.
– Замечательно! – ответил я и посмотрел на свою жену. Она улыбалась. Теперь она всегда будет улыбаться! Потому что… Потому что я любил ее. С того самого первого дня, когда она так смешно запиналась за столом. Просто тогда я еще об этом не догадывался…
– Все хорошо, – повторил я и добавил: – Ну-ка, поддай газку, дедушка!.."
Он замолчал. Я не знала, верить всему этому или нет. Наверное, они просто подшучивают надо мной. Сговорились и подшучивают в свое удовольствие!
– Почему же вы тут? – спросила я. – И почему ваш дед так поступил со своей семьей?
– Можно начать с последнего вопроса? – вежливо спросил мужчина. Я кивнула и снова включила запись.
"В том письме, которое я написал перед свадьбой, я тоже проклял его. Он казался мне монстром или безумцем, которому захотелось стать богом для отдельно взятой семьи. И получил ответ. Почти сразу. Я помню его дословно…
Дед писал, что женился он очень рано, ему едва исполнилось восемнадцать. Или точнее – его женили, как это было принято в аристократических семьях. Правда, уже тогда родовые корни тщательно скрывались. Он не хотел жениться, но отец невесты занимал высокий пост – и это могло уберечь членов его семьи от гибели. Ему пришлось покориться. Жена была старше него, и у нее было двое маленьких сыновей от первого брака. Вскоре, перед войной, появился третий – общий. "Что я могу сказать о той жизни, – писал дед, – наверное, это звучит ужасно, но я был рад, что иду на фронт…"
Вернулся он совсем другим человеком. Родной дом, на удивление, выглядел довольно благополучным (видимо, благодаря положению тестя) – жена в шелковом кимоно с драконами, в папильотках, с трофейной сигаретой в зубах, упитанные мальчики, которые отвыкли от отца и поэтому всегда насторожены. Клетка захлопнулась навсегда. Он не знал, что делать, как жить дальше. Он видел смерть, знал мир, был свидетелем настоящих человеческих страстей. И начал задыхаться. Пока не появилась ОНА. Та, что стала ему настоящей женой, радостью и смыслом его жизни. Они встречались тайком. Иначе и быть не могло! И они не ждали лучших времен – для них они уж наступили.
Для семьи он старался делать все, что мог. Но, наверное, что-то чувствуя, жена делала все возможное, чтобы отдалить от него детей. Он не знал, как развязать этот узел. Пока он не развязался сам…