Тут я замолчал, дёрнул рычаг тормоза, качели остановились, и я сошёл с них. Дело в том, что на соседние качели залез какой-то малыш, рядом стояла его мама, и я не хотел, чтобы нас услышали.
- Нам не разрешается болтать об этом, - сказал я, - потому что люди не поймут. Они заберут Брю, навтыкают в него иголок и превратят в ходячее оружие против террористов и всё такое.
- Ну что ты! Никто его никуда не заберёт! - Она засмеялась, но я-то говорил серьёзно!
- Могут забрать, - возразил я. - Если кто-нибудь узнает - точно заберут. Но ты же никому не скажешь, да?
- Нет, - сказала она, - но мой брат знает. Обещаю - никто из нас ничего никому не скажет.
***
Когда мы с Брю в тот день добрались домой, уже почти стемнело. Дядя Хойт, конечно, уже встал и собирается на работу. Наверно, готовит нам обед, а себе завтрак. У него, кстати, здорово получается - он клёво делает жаркое, спагетти, там, разные, иногда даже соус сам придумывает. Хотя чаще всего мы вместо обеда получаем завтрак - знаете, трудновато человеку, который только что продрал глаза, готовить и то, и другое одновременно.
Мы зашли в дом, но там тоже было совсем темно, и на кухне никто не возился.
- Дядя Хойт? - позвал Брю.
- Я здесь. - Мы повернулись на голос, но я увидел дядю не сразу - он сидел в гостиной в полной темноте. - Ну наконец-то, заявились!
Через секунду я разглядел его чуть получше. Дядино колено ходило ходуном - это с ним случается. Говорит - это из-за кофе и стресса, но я втайне убеждён, что это из-за нас.
Мы с Брю стояли и не двигались. Дядя сидит в тёмноте. Не к добру.
- Может, мне разморозить курицу на обед? - спросил Брю.
- Размораживай.
Брю включил на кухне свет, и я успел заглянуть дяде Хойту в глаза, прежде чем тот успел спрятать их. Нет, его сегодня не накрыло. Он просто выглядел как-то странно, словно его что-то заботило. Слава Богу.
Я напился из-под крана, а Брю вытащил из морозилки курицу. Дядя выбрался из кресла и стал в дверном проёме.
- Я получил А за контрольную по правописанию, - похвастался я.
- Молодец, Коди, - отозвался он, но я чувствовал, что на самом деле он меня не слушает, поэтому положил раскрытую тетрадь на морозилку - может, он взглянет, когда ему придёт такая охота.
Он не сводил глаз с Брю, который заткнул дырку в раковине и пустил в неё горячую воду.
- Я вот тут подумал... - сказал дядя, - и решил, что ни к чему тебе все эти дополнительные занятия.
Брю застыл. Я присел за стол - поспешил убраться с линии огня.
- Без них у меня не получается, - ответил Брю. - Математика - не мой предмет.
- Я мог бы тебе помочь, - сказал дядя.
- Вы знаете алгебру?
Дядя Хойт оскорбился.
- Я же не дурак! Помню. А чего не помню - могу подучить.
Интересно, зачем дяде Хойту напрягаться, если брат может получить помощь в школе, к тому же бесплатно? И тут до меня дошло, что Брю ведь вовсе не ходил ни на какие дополнительные уроки. Он встречался с Бронте.
- Да и зачем тебе таскаться на эти занятия? - продолжал дядя. - Тебе же стоит только раз глянуть в учебник - и ты всё запоминаешь наизусть!
- Слова - да, но не числа, - возразил Брю. - С числами всё иначе.
Он бросил куски замороженной курицы в горячую воду и замолчал. Ну и правильно. С нашим дядей лучше помолчать, пока не узнаешь, к чему он клонит.
- Они не имеют права задерживать тебя в школе так надолго, - сказал дядя. - Это неправильно. Ты должен быть со своей семьёй!
- Вы хотите, чтобы мы учились дома, не в школе? - спросил Брю.
- Я этого не говорил.
Вот теперь у Брю нога задёргалась, как недавно у дяди Хойта.
- Я беспокоюсь за тебя, Брюски. Вот и всё. Тебя почти никогда нет дома. Как мы можем жить одной семьёй, если тебя постоянно где-то носит?
Брю закрутил кран. На дядю он не смотрел.
- Похоже, что вам надо бы завести собаку, - пробурчал он. - Чтобы она дожидалась, когда вы возвращаетесь с работы, и приносила тапки, когда вы встаёте.
Мне идея ужасно понравилась.
- Собаку?! - воскликнул я. - Это было бы клёво! Я буду заботиться о ней лучше, чем о бедном Филее. Обещаю!
Дядя Хойт улыбнулся, но только так как-то... неприятно.
- У вас с Брю была собака, - сказал он. - Тогда ваша мама ещё была жива. Ты, Коди, конечно, не помнишь, а вот твой брат - бьюсь об заклад, помнит. Брю, ты не расскажешь, что сталось с этой собакой?
Но Брюстер, казалось, с головой ушёл в разглядывание кусков курицы, плавающих в раковине, и не ответил. Тогда дядя очень громко расхохотался. Он изменился с того времени, как мы вошли в дом. Тогда он был какой-то нервный и суетливый, зато теперь весь напыжился, довольный такой, даже вроде как стал выше ростом. Таким он мне больше нравился.
- Вам теперь лучше, дядя Хойт? - спросил я.
- Коди, - сказал он, - я чувствую себя на миллион баксов! - Думаю, это означало "да". - Брось ты возиться с этой курицей, Брю. Я сам пожарю. А тебе оставлю самый большой кусок.
После этого дядя вышел на веранду покурить, а брат ломанулся в нашу комнату, чуть ли не сметя меня с дороги. Я пошёл следом - надо было оставить там школьный рюкзак - и увидел, что он сидит на своей кровати, прислонившись к стене, как будто подпирает её.
- Брю, ты как?
- Он никогда не отпустит меня, Коди. - Он потёр руки, словно ему было холодно, а потом плечи - как будто они болели. - Он будет держать меня здесь, чтобы я избавлял его от воспалений, язв и всех прочих болячек. Чтобы забирал себе все его муки, все до одной, Коди!
- Он только пытается тебя защитить, - напомнил я ему.
- От чего? От мира? От Бронте?
Я не знал, что ему сказать, но мысль о том, что Брюстер может куда-нибудь от нас уйти, испугала меня.
- Но зачем тебе уходить от нас?!
- Ладно, забудь, - сказал он. - Иди, посмотри телевизор.
Но я не пошёл смотреть телевизор. Я вышел на веранду, к дяде Хойту. А что, когда он в хорошем настроении, с ним клёво.
- Вот теперь всё как положено, - сказал он. - Вечер на веранде, обед в духовке...
- Он пока ещё не в духовке.
Он засмеялся, потом затих и глубоко затянулся.
- Твой брат на самом деле ведь не ходит ни на какие занятия по математике, э?
Вот теперь мне надо было придумать собственную полуправду.
- Я сижу в библиотеке, - сказал я наконец. - Понятия не имею, с кем он проводит это время.
- А! Так он, значит, с кем-то!
- Нет! - Я попытался исправить то, что сболтнул, но иногда слова - как зыбучий песок, увязаешь и не можешь выбраться. - Я сказал, что не знаю! Я даже как её зовут не знаю!
Он опять заулыбался - точно так же, как и тогда, когда мы говорили про собаку. Поскольку я не знал, что означает эта улыбка, то немножко отодвинулся от него - он, конечно, понял, что я вру. А ну как врежет по ушам?
- Ах вот оно что, - сказал дядя. - Брюски завёл себе подружку. - На этот раз я вообще промолчал, потому что уже с головой ушёл в зыбучий песок. - Ну что ж, рано или поздно так и должно было случиться. Но это ничего - пока она не знает, на что он способен. Ведь твой брат не такой дурень, чтобы рассказать ей об этом, э?
Он вынул сигарету изо рта, пару секунд полюбовался на неё... а затем медленно опустил горящий кончик к собственной руке, чуть пониже локтя и прижал огонёк к коже. Скривился, выругался и отбросил бычок в сторону. На его руке появилось красное пятно, но через мгновение его не стало.
А из комнаты донёсся жуткий крик Брю.
Дядя смахнул пепел с руки - на ней не было ни следа ожога.
- Видишь, Коди? - сказал он. - Это о нас Брю заботится, Господь его благослови. Девчонка не значит ничего, совсем ничего. А теперь будь пай-мальчиком и пойди поухаживай за своим братом.
Я ушёл в дом - поискать пластырь. Хорошо, что дядя Хойт был в хорошем настроении и не съехал с катушек.
ТЕННИСОН
31) Нешуточное
Если он к ней только пальцем прикоснётся, клянусь - так огрею клюшкой по кумполу, что мозги из ушей вылезут, а я потом сгребу их в крохотную серую кучку и отошлю в музей, в отдел, рассказывающий про доисторических людей!
О чём только моя мать думает?! Что это за дела - шнырять повсюду с подобным типом? Этот нелепый коротышка не имеет никакого права жрать в общественном месте, сидя за одним столом с моей матерью! Да еще в открытом кафе, где её дети могут их увидеть! Единственное, чего у этого гада в достатке - так это растительность; ну, да и что с того? Бабуины тоже косматые. Под этой дурацкой бородой даже морды не видать. Да и чёрт с ней, на кой мне его морда! И чего он без конца ковыряется в своей сальной бородище? Не иначе, вшей ловит!
Ну, скажите - как я могу сосредоточиться на сегодняшней игре, если у меня перед глазами так и стоит картинка, где они вместе кушают крем-брюле? Вот впечаталась мне в сетчатку, словно клеймо в корову. Голову даю на отсечение - мать меня видела. А когда я вечером приду домой - ведь ничего же не скажет, как будто так и надо!
Единственный проблеск надежды - это то, что чемоданы так пока и валяются в подвале пустые. Папуля, само собой, перебрался в комнату для гостей - как и в прошлом году, когда он сам ел десерт со всякими посторонними личностями. "Ничего, всё перемелется", - внушаю я себе. Эх, как бы заставить самого себя в это поверить!
Так, хватит, выбрось из головы. Игра - вот о чём надо думать прежде всего.
До сих пор мы всё время выигрывали. Вот пусть так и остаётся.
Когда я выхожу на поле, то вижу Катрину - пришла поболеть за меня. Рядом с ней - Оззи О'Делл с его идиотским налысо обритым телом и полдюжины других наших одноклассников. Что-то не припомню, чтобы Оззи раньше интересовался лакроссом; с чего бы это он?
Не хочется мне ни с кем разговаривать, но Катрина подваливает ко мне.
- … ну вот, мистер Мартинес ему: ""¿Donde esta su tarea?", а Оззи зазубрил наизусть десяток разных причин, почему он не сделал домашнее задание - и всё на великолепном испанском, так что больше никто в классе не понял, что он сказал; а мистер Мартинес как засмеётся: "Да это ещё лучше!" - и не только засчитал Оззи домашнее задание, но ещё и extra credito добавил - по-испански это значит "дополнительное очко", и... Теннисон, ты вообще меня слушаешь?
- Да, да. Точно, что очко. Очень смешно.
В моём состоянии духа мне только ещё не хватало игры против "Аллигаторов". Эти парни такие амбалы, что, кажется, им бы не в лакросс играть, а вольной борьбой пополам с боксом заниматься. В тяжёлом весе. Чуть ли не после каждой их игры кого-нибудь из соперников увозят в больницу. Но последние несколько матчей я чувствую себя на высоте - столько силы, собранности и упорства у меня ещё никогда не было. Не могу позволить, чтобы история с мамулей выбила меня из колеи.
Бронте тоже пришла, думаю, потому, что в эти дни уж лучше быть здесь, а не дома. Чуть не выложил ей про то, что видел нашу мамулю с какой-то коротконогой волосатой обезьяной, но решил, что не стоит, незачем причинять ей лишнюю боль.
- Ну-ка дай взглянуть на твои пальцы, - говорит она.
Я издаю досадливый стон.
- Чего на них смотреть? Зажили. Оставь меня в покое! Я же не бегаю за тобой и не прошу показать твой несуществующий порез! Вот и не лезь ко мне с моими несуществующими волдырями!
Бронте поражается тому, что я принимаю способности Брюстера забирать боль как нечто само собой разумеющееся.
- Ведь это же совершенно невозможно! А тебя это, похоже, не колышет?
- Как же невозможно, - возражаю, - если он это проделывает?
От моего ответа она прямо взвивается. Обожаю доводить сестрёнку до бешенства.
Честно признаться, в моей черепушке сейчас попросту нет места всяким бесконечным раздумьям по поводу сверхъестественных талантов Брю. Мне и без того есть о чём думать: школа, лакросс, папа, который спит на раскладушке, и мама, завтракающая с недостающим звеном в человеческой эволюции. Что совсем плохо - так это что мама с родители упорно не желают говорить о том, что происходит. Как по мне - так всё это куда больший сюр, чем все трюки Брюстера, вместе взятые.
Начинается игра, и я сразу включаюсь в неё, живу одним мгновением, выкинув из головы всё остальное. Я центральный нападающий, а "Аллигаторы" - такие соперники, с которыми шутки не проходят. Если я хочу забить им гол, придётся показать всё, на что способен.
Звучит свисток, мяч вброшен. Он достаётся одному из наших полузащитников, который пасует его мне. Подхватив мяч на свою клюшку, мчусь к воротам, уворачиваясь от "Аллигаторов"-защитников. Перебрасываю мяч на правый край, ожидая, что получу его обратно - ведь у меня теперь отличная позиция, но правый нападающий бьёт по воротам сам и мажет на чуть ли не на целую милю.
Вратарь "Аллигаторов" мгновенно подхватывает мяч и бросает его на нашу сторону площадки. Почему-то именно в этот миг до меня доходит, что впервые за все годы, что я играю в лакросс, наших с Бронте родителей нет на решающем матче.
Свисток. Я так углубился в свои мысли, что даже не заметил, когда "Аллигаторы" забили гол. Вот осёл! Ну-ка соберись!
- Не парьтесь! - говорю я товарищам по команде. - Ведь это только первый период. Отыграемся!
Занимаю своё место в первой линии. Не помню себя от злости, но обуздываю её, ставлю на службу своим целям - она придаст мне воли к победе.
Снова мяч у меня; прорываюсь сквозь прореху в обороне "Аллигаторов" и бросаюсь к их воротам. Я уже почти у цели, и тут краем глаза замечаю, что на меня несётся защитник - огромный, просто гора мышц. Он врезается в меня с такой силой, что я лечу и падаю ничком. Внутренности сводит от боли, не могу вздохнуть - словно с планеты вдруг исчезла её воздушная оболочка. Прихожу в ужас: ну всё, я вне игры по крайней мере на полминуты.
Но ничего подобного. Через мгновение всё проходит. Недаром я так извожу себя на тренировках - мышцы брюшного пресса поглотили удар. Все последние матчи я меньше устаю, быстрее прихожу в себя после силовых приёмов. Да, в этом сезоне я отличной форме!
Мяча я, оказывается, не потерял. Вскакиваю на ноги и - бросок! Вратарь прыгает, но куда там!
Гол!
Болельщики ревут от восторга. Ну, всё, меня теперь не остановишь! Эта игра - моя!
Во втором периоде я по-прежнему пылаю и рвусь в бой.
Мы, правда, пропускаем один гол, но я опять забиваю. 2:2. Подгадав момент, когда судьи смотрят в другую сторону, один из полузащитников "Аллигаторов" вламывает мне локтем. Рёбра отзываются резкой болью. Я охаю... но через пару секунд боли уже нет в помине. Я прогнал её! Вот что значит сила воли!
Половина матча сыграна.
Обычно к третьему периоду всё моё тело начинает ныть от усталости, но в последнее время я, кажется, могу носиться по полю часами и даже не запыхаюсь. Тренер, который обычно сажает меня в третьем периоде на скамью запасных, видит, что я в ударе и даёт поиграть. Держитесь, "Аллигаторы"! Теперь это вам надо меня опасаться, я с вами шутки шутить не намерен!
Третий период.
Счёт 4:2. Я забил три из четырёх наших голов. "Аллигаторы" психуют, допускают массу ошибок, играют как бог на душу положит. Их вратарь бросает мяч на нашу сторону, я перехватываю его и мчусь к воротам соперников, но на этот раз атака не удаётся: один из их защитников даёт мне подножку, и я взлетаю в воздух, теряю клюшку. Ещё не долетев до земли, слышу свисток судьи. Отлично, пенальти! Вот только... падаю я очень неудачно - головой прямо на торчащий из травы камень. Сотрясение обеспечено. В этих случаях даже шлем не спасает.
Кажется, я даже ощутил, как затарахтели мои мозги. Но что странно - я очень быстро прихожу в себя. Слишком быстро. Да как это вообще может быть - что мне как с гуся вода?! Через секунду я уже на ногах - даже судьи обалдели.
И тут я вижу его.
Брюстер здесь. Вон он - среди зрителей, корчится от боли на траве. Над ним суетится Бронте. Вот теперь мне понятно, почему рёбра у меня ныли только одно мгновение, почему я не задохнулся, когда грохнулся, почему мои мускулы не болят от изнурения после трёх периодов. Потому что Брюстер берёт всё на себя. Моя боль уходит к нему - и не только сегодня, но на всех последних играх. В том, что я провожу свой лучший матч, нет моей заслуги. Это всё Брюстер.
Игра возобновляется. Я получаю право забить пенальти. Снова гол. Но я никак не могу сосредоточиться - всё смотрю за боковую. Брю уже не валяется на земле, он сидит, придя в себя после моего падения. Должно быть, у него моё сотрясение мозга.
В середине четвёртого периода тренер сажает меня на скамеечку, но снова выпускает на поле ближе к концу матча. Однако я уже совсем не тот боец, каким был всего десять минут назад. Я чересчур осторожен, двигаюсь слишком медленно - может быть, потому, что не хочу, чтобы меня снова травмировали. Мне вломят, а болеть опять будет у Брю - нет, совесть мне этого не позволяет. Так что последние пять минут я лишь бегаю трусцой по полю, словно сделанный из яичной скорлупы - только тронь - и разобьюсь.
Ну, вот и финальный свисток. Мы выиграли 5:2. Я герой команды, но что-то меня это не радует. Такое чувство, будто я всех обвёл вокруг пальца. Как будто исход игры был заранее предрешён, и об этом знаю только я. Все кому не лень шлёпают меня по спине и вскидывают раскрытые ладони - дай пять. Похоже, никто не заметил, как я стушевался на последних минутах. Наверно, думают, ну, устал парень, ведь весь матч играл с полной отдачей...
Я улучаю момент, когда могу высвободиться из объятий своих собратьев по команде, и кидаюсь к Брюстеру, на ходу срывая с головы шлем. Он стоит рядом с Бронте и ведёт себя точно так же, как все остальные болельщики, но мне сразу бросаются в глаза его многочисленные ссадины и синяки - безмолвные свидетельства этого беспощадного матча. Наверно, я должен бы испытывать благодарность, но вместо этого во мне всё кипит от злости. Такое чувство, будто меня ограбили. Лучше честный проигрыш, чем такая отвратительная победа! Сегодня Брюстер украл не только мою боль.
- Теннисон, ты был великолепен! - ликует Бронте.
Поначалу я думаю, что она ни о чём не догадывается, но - нет, моя сестра не дурочка. Конечно, она знает! Может, даже с самой первой игры! А может, только начиная с сегодняшнего матча. Она знает, и, похоже, её это не волнует. Но почему, почему она относится к происходящему так легко?!
Подлетаю к Брюстеру, заношу кулак... Нет, я не могу ударить того, кто и так уже измочален до последней степени. Поэтому я только впиваюсь в него лютым взглядом, обвиняюще наставляю палец и рычу:
- Чтоб ноги твоей больше не было ни на одной моей игре!
- Но ты же выиграл, ведь так?
- Нет! Не я! Это ты выиграл! - выкрикиваю я, поворачиваюсь и устремляюсь прочь. Все вокруг стоят с разинутыми ртами.
Катрина пытается перехватить меня:
- Что с тобой, Теннисон? Что-то не так?
Но я не в духе.