- Прости меня, Егор Лукич, за вчерашнее! Брякнула сдуру, не подумав, потом всю ночь не спала, стыдно стало. Ведь вот хорошего человека обидела ни за что. Извини, забудь злое,- подошла совсем близко. Она была уверена, что ее простят, а уж там можно снова развернуться и жить спокойно, как и прежде.
- Знаете, Серафима, я и не обижался, мне некогда отвлекаться на мелочи. Встретимся после выводов комиссии. Что она о вас скажет, то я и подумаю...
Серафима как-то сразу поскучнела. С лица сползла улыбка. Баба, глянув на Егора, процедила сквозь зубы:
- А я считала вас мужчиной, решительным человеком, хозяином в общежитии, а вы обычный перестраховщик и трус. Боитесь своей тени. Трудно будет с таким работать. И не только мне. Не справитесь у нас. Здесь народ иной, работяги, не оглядываясь ни на кого, живут. Сами решают все. Вам до них не достать. Что ж, подождем другого коменданта, вы у нас не задержитесь надолго,- пошла к двери, опустив плечи.
Егор просматривал бумаги, лежавшие на столе. Тут были разные заявления, предписания, какие нужно срочно просмотреть, изучить. Он стал читать их и вдруг в дверь постучали.
- Войдите! - оторвался человек от бумаг.
Пожилая женщина неуверенно ступила через порог:
- Вы меня вызывали? - спросила сипло и представилась:
- Я уборщица с третьего этажа. Ниной зовусь.
- Проходите, присядьте, я вас и вправду вызывал. Наверное, понимаете, зачем?
Женщина опустила голову, вздохнула, ответила тихо:
- Конечно, знаю.
- Так что делать будем? Когда работать начнете? На этаже такое творится, что не только жить там, зайти нельзя, грязи по колено, как на свинарнике! - возмущался Титов.
- Я все убрала и привела в порядок. Вот только окна помыть осталось. Но мне для того нужны тряпки и старые газеты, а еще стремянка. И я справлюсь за неделю.
- Если опять не запьете на месяц,- вставил Егор.
- Не надо бить по больному. Сама не рада этой жизни. Ведь вот вчера стала в своей квартире порядок наводить и натолкнулась на плюшевого мишку, любимую игрушку сына. Он его даже в постель с собой брал, засыпал с ним. Вот так-то и осиротели мы без сыночка оба. Я как глянула, а у мишки рот открыт. Тоже плачет, хоть только игрушка. Даже ему без сынкиных рук холодно.
- Нина, когда сына не стало?
- Скоро год как погиб.
- Сами понимаете, что не поднять его из могилы. Не встанет, не вернется. Только в памяти останется. Я тоже был в Чечне. Там и мои друзья погибли, однополчане, сослуживцы. Разве мне их не жаль?
- Они чужие. А мой сын единственный. У меня никого больше нет. Вдвоем с горем бедуем. И во сне вижу своего мальчонку. Все руки ко мне тянет и зовет к себе. А у меня ноги, что связанные, идти не могу. Как жаль, что не я, а он погиб. Не живши, вот так рано ушел,- потекли по щекам слезы.
- Нина, я понимаю, как тяжело тебе. Но водка горю не помощница! Она вырубает мозги. И валит с ног. Убивает в тебе мать и человека. Теперь бы сын стыдился бы тебя, и ругал, обижался бы, что не сумела помнить его достойно. Размазала свою любовь по пьяным соплям, по стаканам и потеряла в себе женщину. А мальчонка за другое любил. Сыновья не любят слабых родителей и стыдятся их.
- Теперь уж не гордиться, не стыдиться некому! - вздохнула женщина.
- Ох, и не говори пустое. Я тоже так считал в свое время и ни во что не верил. А тут, как в насмешку, случай проучил, поумнел мигом. И больше не говорю, что умирая, человек насовсем от нас уходит. И ты знай, сын всегда рядом с тобой. Только не видишь его. А стоит присмотреться, сама увидишь, не оставил он тебя одну. Его душа с тобой. И печалится, и радуется рядом.
Егор Лукич увидел, как вытянулось в изумлении лицо женщины. Она подалась вперед и спросила:
- Как так? Шутите надо мною, Егор Лукич?
- Бог с тобою, Нина, кто решится скалиться над таким? Сам это пережил. И понял, что ничего не знаем о смерти, что она есть и куда девается человек, но знаю точно, бесследно не исчезает никто. Вот так со мной в Афгане случилось. Легли мы после боя в палатке отдохнуть. Всю ночь от душманов отбивались. Они, зверюги, половину батареи выкосили. И мой друг погиб, Алешка Ракитин. Я с ним в одном доме с самого детства жил. Вместе во дворе футбол гоняли. А тут не стало его. Сижу и думаю, как его матери скажу, что погиб ее сын? Самому до невыносимого тяжело,- отвернулся, закашлявшись, и продолжил, быстро вытерев глаза платком:
- Укрыл я Алешу плащ-палаткой, решил его утром похоронить. В Афгане ночи непроглядные, темные, потому вздумал рассвета дождаться. И вот так-то сморило меня, что не стало сил до палатки добраться. Лег я рядом с Ракитиным. Вернее, уснул, сидя рядом, а как упал, не знаю. Все говорил ему, как тяжело мне будет одному без него домой возвращаться. Уж как заснул, не помню. Но вдруг почувствовал, кто-то толкает в бок. А мне так не хочется просыпаться. Оказалось, я укрытым спал. Той самой плащ-палаткой, какой друга мертвого укрыл. Но это ладно, Алешку увидел. Он разбудил и велел ребят поднять, сказал, что душманы на подходе. Я тут же всех на ноги сорвал. И верно, едва в портки успели вскочить. Отбили мы атаку. А ребята спрашивают:
- Откуда узнал про душманов?
- Когда им рассказал, долго удивлялись. А Раки-тин, царствие ему небесное, еще не раз нас спасал. Именно меня предупреждал.
- Вы его похоронили в Афгане?
- Нет! Домой отправили, на родину. Здесь, в своем городе похоронен. Я у него на могиле часто бываю. И не только я. Хочешь, верь или нет, а жизни он многим спас. Вот тебе и мертвый. А нас живых не бросил. И меня уберег от смерти. Я Алешиной матери о том рассказал. Она мне тоже кое-что поведала. И показала на памятник сыну, на тот, какой на могиле стоял. Я сразу ничего не приметил, а мать на портрет указала. Глянул, а мой друг улыбается, и глаза у него живые. Мне аж зябко стало поначалу. А потом и совестно. Выходит, самому себе не поверил. С тех пор частенько бываю у Алеши, говорю с ним, даже советуюсь. Знаю, если улыбается, одобряет меня, ну, а коли хмурится, огорчается, вот так-то! - покраснел человек за свою внезапную откровенность. И добавил:
- Знай, Нина, одно! Ушедшие никогда не приходят к пьяным. Это годами проверено.
- Вона как! Выходит, я сама себя от сынульки бутылкой отгородила? - отвисла челюсть от удивления.
- Я думаю, ты скоро убедишься, что я не вру.
- Да зачем тебе такое! - отмахнулась баба. И с того дня навсегда завязала с пьянством.
А через месяц прибежала счастливая:
- Лукич! Сына видела! Указал девушку, с какой встречался. У нее сын от Алеши! Я как глянула, обомлела, ну, как портрет моего мальца. Теперь внук у меня есть, родная кровинка! А значит, впрямь не помер Алешка, живет в малыше моей радостью! Спасибо тебе, что глаза открыл и в жизнь возвернул!
Егор Лукич радовался тому, что Нина с того времени резко изменилась. Она действительно перестала пить и никогда не брала в рот спиртное даже по праздникам.
Женщина помолодела, стала следить за собой, изменилась до неузнаваемости. Но если с нею хватило одного разговора, с другими приходилось сложнее.
Когда выписали из больницы Лапшину, Лукич постоянно наблюдал за девчонкой, все боялся, чтобы та снова не попыталась наложить на себя руки. Ведь и через месяц ходила как замороженная, от каждого стука в дверь вздрагивала и очень боялась темноты. Едва наступали сумерки, девчонка никуда не выходила одна. С парнями не разговаривала, боялась.
Вернувшись с работы, сидела в комнате, корпела над книгами. Она отвернулась от всех, ни с кем не общалась и не дружила.
Хорошо, что процесс по ее делу прошел в закрытом режиме и в зал заседаний не пустили никого из посторонних. Это было спасением для Лапшиной. Она услышала, как наказаны ее обидчики. Каждый получил по восемь лет лишения свободы. Казалось, можно было успокоить память и начать жизнь заново. Но нет... Девчонка продолжала жить в страхе.
Сколько раз пытался Егор Лукич поговорить с Катей. Она сидела молча, слушала и не слышала человека. Ничего не говорила, не отвечала на вопросы. Девчонка будто заживо умерла.
- Да что же это с тобой, голубушка? Погляди, до чего себя довела. Скоро через тебя газету можно будет читать. Есть разучилась. Все над книжками сохнешь. Они, понятное дело, нужны, но не через меру. Переусердствуешь, свихнешься. А ведь совсем молодая и красивая. Зачем себя гробишь раньше времени? - спрашивал Лукич.
Лапшина молчала. Она лишь робко пожаловалась человеку на свою настольную неоновую лампу. Та окончательно испортилась. Сколько ламп меняли, они не загорались. А Катя имела привычку допоздна засиживаться над книгами. Тут без лампы хоть пропади. Вот и прислал Лукич электрика Сашку. Тот недавно со службы вернулся. Взяли его на завод, дали место в общежитии. Егор Лукич позвал к себе парня после ужина, поговорить решил с ним. Парень, послушав коменданта, разулыбался:
- Вы что предлагаете? Приколоться к ней, зависнуть на девку, чтоб не прокисла над книгами, а лампу, как повод к знакомству, починить ей? Не-е-ет! Я скучных телок не люблю. Такие только и умеют мух хвостом отгонять. Любят, чтоб их обхаживали. Не хочу гнилушек! Я торчу от тех, какие на ушах стоят и на рогах пляшут. Вот это бабы! Не признаю тех кренделей, что из себя недотрог корчат.
- Ты хоть поговори, встряхни ее! Ни о чем больше не прошу. Да и не получится у тебя. Катерина человек серьезный. Она на тебя не глянет, ну хоть лампу отремонтируй, если сумеешь,- попросил Сашку, тот хитро ухмыльнулся:
- Говоришь, не обратит внимания, ничего у меня не получится? А если закадрю, что тогда?
- Не верю!
- Ну, ладно, Лукич! Беру неделю! Если я проспорю, ставлю шампанское, коли ты, выставляешь коньяк! Договорились?
- Нет! Условие не подходит. Я принципиально не спорю на спиртное. А и спорить не хочу. Прошу помочь человеку, если сможешь. А не захочешь, дело твое. Она уже выжила. Теперь бы ожить ей, оттаять сердцем. Но у меня не получается. Времени не хватает, или подход не тот. Старею, разучился понимать девчат, ушло мое время,- пожаловался Лукич.
- Не горюй, Егор Лукич! Не перевелись в твоем "муравейнике" настоящие парни! - взял инструмент и пошел к Лапшиной.
Титов вскоре забыл о нем. В кабинет вошли три девахи. Уселись напротив, всего глазами ощупали и обшарили, на лицах "клееные" улыбки застыли. Едва глянув на них, Егор сразу смекнул, кто такие.
- Что нужно, девчатки? Какое дело имеете ко мне? - спросил, заранее предугадав причину визита.
- Меня Снежаной зовут,- назвалась белокурая, синеглазая красотка, и, собрав губы в жеманный бантик, продолжила:
- Мы все трое без жилья остались. Не поладили с "мамашкой" и решили от нее уйти. Хотим у вас приют попросить. На троих. Платить будем, сколько скажете.
- Мамаша у вас одна на троих? - хохотал в душе человек.
- Ну да, конечно, но уж очень придирчивой и вредной стала. Каждый день скандалит, изводит нас всех своими капризами.
- А чего требует от вас?
- Деньги! Ей сколько ни дай, все мало!
- А где работаете? - оглядел всех троих.
- Я парикмахер, Инга - массажистка, Света - в брачном агентстве.
- Ничем не могу помочь, девчата! У нас в общежитии только заводчанки, чужих, со стороны, не берем,- ответил человек.
- Это уладим! Дадут нам справки с завода! - хохотнула Инга.
- Как так,- не понял Лукич.
- Ну, везде свои люди. Мы же не вчера появились в городе. Со многими знакомы, даже случается, дружим.
- От чего ж к нам решили, коль крутых друзей имеете? Иль иного места не сыскали?
- Не в том дело, Егор Лукич! Мы можем другую "мамашку" найти. Она дорожить нами будет. Но вот мы уживемся ли там, на новом месте?
Егор Лукич давно знал, что мамашками называют городские путаны хозяек притонов. И нередко меняют их, переходя из одного в другой, если бандерша стала забирать большую часть заработка, нарушала условия договоренностей.
- Как понимаю, прежняя "мамашка" обидела вас на расчете. И вы решили уйти от нее. Но почему ко мне? Здесь общежитие.
- Это как раз то, что нам нужно! -сверкнула зеленоглазо рыженькая Светка.
- А что нужно?
- Третью смену! Иль не врубились, Егор Лукич? Вы же мужчина в самом соку! В общаге два этажа холостяков! Все не обласканы, не согреты! Зачем им искать по городу подружек на ночь, если мы вот они! Свои! Тепленькие и всегда наготове! - сверкала улыбкой чернявая Инга.
- Вы что? Решили тут притон открыть? - округлились глаза Титова.
- Лукич! Не будь отморозком! Люди под эти заведения шикарные квартиры сдают! Конечно за хорошие "бабки". А ты жмешься со своей вонючей общагой! Поверь, не она нужна, а клиентура! Ну, сколько тебе отслюнить за комнатуху? Не потей! Мы не станем торговаться! Хочешь, натурой доплатим в дневное время. В накладе не останешься! - обступили со всех сторон.
- Вы уже все просчитали? И даже меня не обошли, дневное время назначили? - рассмеялся человек громко.
- На ночь у тебя жена имеется. Эту старую лягушку только ночью можно поиметь, когда ничего не видно. И даже облезлая коза под одеялом за бабу сойти может. Днем нужно оттягиваться с настоящими бабами, каким не надо прятаться под одеяло. Мы всегда наготове, в любую секунду в форме! Смотри! Не веришь? - расстегнула кофту Инга.
Лукич отвернулся, увидев обнаженную грудь.
- Ну, что ты такой нерешительный? - обняла Светка человека со спины. А Снежанка, едва приподняв юбку-коротышку, уже приготовилась сесть на колени, обхватила за шею мужика. Тот спихнул бабу.
- Пошли вон отсюда! Живо выметайтесь! Ишь, деловые! Возникли людей глумить! - указал бабам на дверь.
- Ты что? Отморозок или лопух? Ну, если сам смылился, дай другим оттянуться! Тебе ж денег дадим, много! Кто от такого отказывается? И мужики спасибо скажут. Сделай доброе всем. Не будь придурком! Потом сам пожалеешь, что упустил такой шанс!-успокаивала, уговаривала Светка.
- Уходите! И подальше от общежития убегайте! Не приведись, хоть одну из вас возле общаги засеку. Неприятностей получите полную пазуху.
- Егор Лукич! Во сколько домой уходишь?
- Случается. Даже ночую в кабинете! Тут уже до вас приходили, такие же, тоже охотницы-озорницы! Их вахтер попер из вестибюля. Вас то же самое ждет, коли вздумаете прорваться внаглую!
- А нам говорили, что ты мужик! И хвалили. Говорили, будто умеешь людей понимать!
- Людей, но не блядей!
- Чем мы хуже тебя, придурка? Не воруем, не убиваем! А ублажаем!
- Мы никого не обидели! И хочешь знать, почище тебя! Нас весь город знает и любит, а ты как дышишь, одни проклятия слышишь в хвост и в гриву, старый мерин! - подошла к двери Снежана, и в это время в кабинет вошел электрик Сашка:
- О-о! Да ты, Лукич, занят?
- Нет-нет, свободен!-обрадовался Титов.
- Какие женщины у тебя! Я тащусь...
- Успокойся! Они не для тебя!
- А почему? Он очень милый! Такой горячий красавчик!- погладила Сашку по щеке Инга, зовуще глянула в глаза:
- Ты свободен?
- Для тебя я вольный ветер! - отозвался парень не задумываясь.
- Тогда я твое облако! - обняла Сашку.
- А с Катей облом? - прищурился Лукич.
- С нею порядок! Лампу починил.
- И все?
- Завтра увидимся. Договорились.
- После этих к ней ни шагу!
- Почему?
- Не морочь мозги девчонке! Она на одном таком уже погорела!
- Лукич! Не отбивай клиента! Этот хахалек как раз по моему вкусу, твои замухрышки обойдутся. А мы повеселимся,- вышли в двери веселой гурьбой и остановились в вестибюле.
Егор Лукич растеряно развел руками. Он понимал, у Катьки нет шансов, ей не выдержать конкуренции с Ингой. Она хороша собой и, главное, доступна. Мужики на таких зависают быстро. А Сашка холостой, после армии, на баб голодный, значит, неразборчивый. Ему нужно сбить оскомину, выпустить пар. А уж потом, через время, придет прозрение.
- Хорошо если без вендиспансера обойдется. От этих пташек чего хочешь жди. Пока молод и неопытен, ничего не боится,- оглядел себя, снял рыжую Светкину волосину с плеча, подумав невольно:
- Жена вмиг приметила бы. Попробуй, докажи ей, что ни сном, ни духом не грешен. Хотя такие цыпы кого хочешь совратят,- вышел из кабинета. И приметил всех троих девок и Сашку в вестибюле.
Закрывая дверь на ключ, услышал:
- Так ты отлови еще двоих. Чтоб всем было клево! Сам понимаешь, тебе троих враз многовато, а нам одного и вовсе жидко. Пусть всем будет кайфово!
- Сашка! Подойди ко мне! - позвал Лукич.
- Ну, что еще? - подскочил парень.
- Линяй от них, пока не подхватил птичью болезнь! Понял?
- А это что? - не понял электрик.
- Триппер! Дошло? Это ж путаны! Не висни, убегай! - предупредил парня. Тот мигом побежал к себе на третий этаж без оглядки на девок. А Егор Лукич глянув на вахтера, сказал строго:
- Освободите вестибюль от посторонних и никогда не пускайте их в общежитие.
- Жеваный катях, штопаный гондон,- услышали оба презрительно брошенное девками.
Егор Лукич глянул вслед путанам. Они неспешно шли мимо общежития, поглядывали на окна, кому-то махали руками призывно, другим улыбались и вовсе не спешили уходить, ждали, что их позовут вернуться. Увидев Титова, свернули за угол. И человек понял, что с наступлением темноты эти "бабочки" сюда вернутся, чтобы начать здесь свой промысел.
- В общежитие их вахтер не пропустит. А на улице не уследишь за всеми. Эти везде своих клиентов найдут,- пошел человек домой.
Он только лег в ванную, жена принесла следом орущий мобильник. Снова звонил вахтер:
- Спасай! - орал испугано.
- Что случилось?
- В общаге драка!
- Где?
- На первом этаже погром!
- Вызови милицию! - посоветовал Лукич.
- Ага! Уже вызвал! Вон участковый стоит, трясется как заяц! Оперативники все на вызовах. А этот пацан что сделает один с нашей сворой. Ты посмотри на них! Слышишь, что творят? Все кверху дном и сами на рогах. Приедь, может тебя послушаются,- просил заикаясь.
Егор Лукич чертыхался, одеваясь, даже поужинать не успел. Жена, узнав о причине звонка и спешных сборов, лишь головой качала:
- Ну и работу навязали, проклятье какое-то...
- Ладно, мать, это начало. Оно никогда не бывает легким,- чмокнул жену в щеку и, накинув куртку, выскочил на улицу.
Титов издалека услышал шум драки. Она гудела на всю улицу. Со звоном вылетали стекла из окон. Вот кого-то выкинули на асфальт, тот дергался, пытаясь вскочить на ноги. Прохожие опасливо перескакивали на другую сторону улицы, ругали общагу и ее обитателей.
- Черт бы их побрал! Как надоело это бандитское гнездо. Никакого покоя от них нет. Ни то внучонка отпустить подышать воздухом, собаку не выгуляешь,- досадовала старуха, косясь на общежитие.
- Ну и улей!
- Какое там! Целый змеюшник! - свернула подальше от общаги семейная пара.
Лукич вскочил в вестибюль, его тут же оглушил шум драки. Угрозы, мат, грохот падений, человек крикнул:
- Прекратите! - но его никто не услышал и не обратил внимания на приход коменданта.